Патриарх Никон- Жизнь и смерть за Святую Русь
1.1. Тайна беззакония как движущая сила и корень старообрядческого раскола.
Все расколы, включая русский раскол XVII века, ереси, смуты, включая Смуту начала того же века - продукт организованной деятельности богоборческих сил, именуемый с библейских времен «тайной беззакония».
После потопа богоборческое каиновское направление получило свое продолжение в проклятом ханаанском роде через Ханаана, сына Хама. И вот одержимые жгучей ненавистью к Богу и к потомкам Иафета и Сима, для которых по воле Божией, явленной в пророчестве Ноя, должны были стать рабами навек, (Быт. 10, 25), хананеи поставили себе целью поработить народы мира. Для этого они приступили к созданию всемирной монархии с центром в Вавилоне.
Вавилонское столпотворение явилось первой попыткой служителей сатаны организованно противостоять Богу. Главным лозунгом их борьбы с Богом становятся слова: сотворим себе имя (Быт. 11, 4). С этого первого, богоборческого призыва при Вавилонском столпотворении в земле Сеннаар берет свое начало антицерковь, названная апостолом Павлом «тайной беззакония», ставящая своей главной целью утверждение на земле власти сына погибели, — антихриста [1].
Это об антицеркви написал святой евангелист Иоанн Богослов в Откровении: |
«...и увиделъ я жену, сидящую на звере багряномъ, преисполненномъ именами богохульными, семью головами и десятью рогами.
И жена облечена была въ порфиру и украшена золотомъ, драгоценными камнями и жемчугомъ, и держала золотую чашу, наполненную мерзостями и нечистотой блудодейства ее.
И на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земнымъ». (Откр. 17, 3-4).
Не случайно вся история человечества пронизана разнообразными ересями, лжеучениями и философскими системами, создаваемыми антицерковью,- силой, называемой «тайной беззакония». Она и была заинтересована в искажении.
О тайне беззакония много писал Апостол Павел в своих посланиях. Например, во втором послании к Фессалоникийцам апостол Павел пишет о том, что тайна беззакония уже делается, но пока полное проявление зла задерживается присутствием противной злу силы - (удержание). Когда эта сила будет удалена, начнется царство беззаконника, пришествие которого будет сопровождаться проявлением всякого рода ложных чудес и знамений. Обольщение будет послано на тех, которые не восприняли истину.
По мнению многих авторов, в России удерживающей силой является православие[2].
Сколько мы видим теперь еретиков, сектантов, лжефилософов, анархистов, колеблющих авторитет традиционной Церкви и законной власти! Из совместной их разлагающей работы между людьми и слагается «тайна беззакония», которая и должна подготовить обстановку, благоприятствующую открытому явлению в мире антихриста.
Для решения своей глобальной задачи тайна беззакония должна была внести дух противоречия в миросозерцание народов мира. Таким духом обладал дуализм, — изобретение сатаны, сеющий в сердца людей семена безверия и двойственности. Не случайно архиересь и все производные от нее ереси и лжеучения были построены на разрушительной идеологии дуализма, направленного на разрушение религиозных и государственных устоев[3].
Об организованном характере распространения ересей и лжеучений может свидетельствовать тот факт, что все религиозные традиции, отпавшие от истины, построены на принципе дуализма, ставящего знак равенства между добром и злом.
Мировая история ярко живописует нам коварство древних сект гностиков, каинитов, ассассинов, карматов, альбигойцев, манихееванархистов и многих других.
Так, еще в 3 в. до P. X., лжеиудеем Мани было основано оккультное, т. е. скрытое религиозное учение, основанное на Каббале, исповедующее древнее дуалистическое представление о мире, о борьбе Добра и Зла, Света и Тьмы как изначальных и равноправных принципов бытия. Учение это, названное манихейством, проповедовалось в Персии, Ср. Азии, Индии. Затем, в 1 в., распространилось на огромных территориях, от Китая до Испании. Позднее, в средневековье, на основе манихейства были созданы многочисленные дуалистические ереси[4].
Вот что говорит о манихействе масон Редарес:
«Манихейство стремилось к погибели всяких религий, проповедовало всеобщее равенство и свободу, безразличие всякого человеческого поступка, общность имущества и жен»[5].
Манихейцы либо их разновидности захватывали целые государства. Так, один из последователей этой секты создал новую секту под названием карматов. Вскоре потоки крови и обращенные в пепел города возвестили миру о существовании этой секты. «Персидские халифы употребили целое столетие на уничтожение шаек карматских анархистов. Когда это движение было окончательно подавлено, один из даисов (проповедников), по имени Абдала, бежал из персидской тюрьмы в Египет имел там такой успех, что явился основателем династии Фатимидов или измаилитов, властвовавшей с 909 по 1171 год»[6].
Изучение истории распространения архиереси приводит к выводу о существовании единого источника всех ересей и лжеучений.
Религиозные лжеучения, созданные на основе традиционных вероисповеданий народов мира, и искажающие их, философские системы, положили начало многочисленным ересям; философским атеистическим системам, основанным на материалистической идеологии и проповедующим тщетность религии, как манихейство, скептицизм, и производные от них социализм, коммунизм. Каббалистическая философия – есть дуалистическая система, обладающая универсальными, разрушительными свойствами, направленными на уничтожении религии вообще.
В целом она является вероучительной составляющей «религии» антицеркви, включающей в себя также магию халдейскую – мистический обряд «богослужения» дьяволу. Не случайно ересь жидовствующих, как составная часть кабалистической философии, с начала своего существования была тесно связана с колдовством, о чем упоминает в «Просветителе» преподобный Иосиф Волоцкий:
«На внешний взгляд приверженцы ереси оставались православными христианами и сохраняли наружное благочестие. Перед людьми, твердыми в вере, они являлись строгими ревнителями Православия, обличали и проклинали лжеучения. Втайне же они совершали свои сквернодействия.
Они начинали с того, что возбуждали в малодушных и слабо верных сомнение в некоторых местах Священного Писания, и прежде всего Нового Завета; соблазняли и с помощью распространяемых ими «отреченных», т.е. осужденных Церковью книг — пособий по тайным наукам и искаженных списков Священного Писания; пользовались и всем доступным им арсеналом иудейского чернокнижия и колдовства, чтобы обольстить неопытные души. Шаг за шагом обольщенный приходил к полноте еретического учения»[7]
Такими же методами действует и либерализм. Либерализм, процветающий сегодня, эта главная идеология «тайны беззакония», направлен на подрыв основных державо- образующих институтов государства: власти, религии, собственности, семьи. Конечной целью этой разрушительной работы должно стать уничтожение национального самосознания народов мира и объединение их в единое богоборческое государство. В духовном плане либерализм, как идеология богоборческая, есть изобретение падших духов, вместилище богохульных учений, клевещущих на Бога и Его мироздание. Этим объясняется его страсть к разрушению, неприятие истины, иерархии и порядка[8].
«Грех богохульства, составляющий сущность всякой ереси, есть самый тяжкий грех, как грех, принадлежащий собственно духам отверженным и составляющий их отличительное свойство, – говорит святитель Игнатий Брянчанинов. – Грех этот, будучи принят умом, сообщается духу, разливается на тело, оскверняет самое тело наше, имеющее способность принимать освящение от общения с Божественною благодатию и способность оскверняться и заражаться общением с падшими духами»[9].
О подобном влиянии падших духов на сознание человека рассказывает также философ Г. В. Флоровский в работе «Пути русского богословия»: «…Это новое поколение чувствует себя в этой жизни как-то неуютно, точно не на месте. Это был ядовитый сплав дерзости и отчаяния, без очарования и большой пытливости. И отсюда жадное стремление выйти из настоящего»[10]. …
Структура антицеркви постоянно совершенствовалась, и сегодня это хорошо законспирированная сеть тайных и «открытых» обществ, масонских и оккультных обществ, философских и художественных школ, научных и литературных обществ, академий и институтов, фондов и неправительственных организаций. Она представляет собой сегодня влиятельную организацию мирового масштаба, насчитывающую многомиллионную армию служителей сатаны, последовательно готовящих мир к воцарению сына погибели — антихриста[11].
Огромные усилия прилагает антицерковь для искажения истории.
Например, послания царя Иоанна Васильевича Грозного князю Курбскому сохранились только в искаженном виде, а послания изменника Курбского сохранились в неприкосновенности.
«Проблема издания сочинений Ивана Грозного связана с особыми трудностями; до нас не дошло ни одного сборника сочинений царя – ни от XVI века, ни от последующих веков. Исследователям древнерусской литературы придется еще когда-нибудь задаться вопросом: почему в Московской Руси XVII века собрания сочинений «изменника государева» князя А. М. Курбского тщательно и многократно переписывались, а творения первого царя всея Руси, свойственника царей XVII века – Романовых, подвергались явному пренебрежению?
…Первое послание царя переписывалось книжниками XVII – XVIII вв. из сочинений его врага; из этого же источника его извлекают издатели XIX – XX вв. Н. Устроялов во всех трех изданиях «Сказаний Курбского» издавал первое послание Грозного по тексту «сборников Курбского»; Г. З. Кунцевич присоединил к тексту «сборников Курбского» (I редакция по его классификации) еще текст хронографа (в качестве II редакции)[12].
Также и труды Патриарха Никона были искажены Паиссием Лигаридом.[13]
Кто главный расколоучитель, общий для Европы и России? Как указано в редчайшем издании- альманахе «Державное слово»- это тайна беззакония[14], существующая от Рождества Христова в нашей жизни. Это антицерковь, которая появилась одновременно с самой Церковью.
1.2. События в Западной Европе как основание русского раскола
Подавляющее большинство авторов не видят какого-либо влияния западно-европейских событий (реформации и просвещения) на возникновение русского раскола.
«Раскол, произошедший без всякого западно-европейского влияния, в сущности есть национальное явление и притом настолько вполне русское, что вне России он еще не сделал прозелитом ни одного нерусского, а внутри самого обширного царства он ограничивался собственно Московиею (Великороссиею)»[15] Факты и их анализ свидетельствуют об обратном.
Многочисленные ереси, возникшие в дониконовскую эпоху, начинались также, как и в Западной Европе- с критики порядков в Церкви, поведения священников, затем следовала ненужность обрядов, а следовательно, и Церкви как общественного института. Ересь Матвея Башкина благочестивый инок Зиновий (Отенский) прямо называет лютеранством, а ересь Феодосия Косого- кальвинизмом[16].
Является ли совпадением то, что появление расколов и ересей как в Европе, так и в России, совпадает с усилением централизованной власти?
В XV и XVІ столетии всюду в Европе значение феодалов падает и монархическая власть усиливается. Утверждение в государствах одной власти ведет к централизации власти и ущемлением местных интересов.
Местные особенности и права борются с этим стремлением власти ко всеобщему объединению, и так как борьба всего популярнее в доступной всей массе населения в области религии, то возникают секты и ереси[17]. Это очень верное наблюдение, которое все ставит на свои места,- все эти «случайные» отступления от веками установленных обрядов.
Для того чтобы понять механизмы, при помощи которых «тайна беззакония» пыталась осуществить реформацию Русской Православной Церкви в XVII в., необходимо внимательно рассмотреть прежде события, связанные с историей Реформации на Западе.
Любое антицерковное движение как правило, начинается с критики священников, их образа жизни, а заканчивается кровавыми революциями. Так было с реформацией (от лат. reformatio — преобразование), общественно-политическим и идеологическим движением в Западной и Центральной Европе XVI века, принявшее религиозную форму борьбы против католического учения и церкви.
В Реформации лежат истоки протестантизма (в узком смысле реформация — преобразование христианства в протестантском духе). Протестантизм отверг институт монашества, культ Мадонны, святых, ангелов, иконопочитание, освятив трудовую деятельность человека.
Реформация, как любое другое начинание тайны беззакония, как и русский раскол, вначале выглядела как движение ревнителей древнего благочестия. Подготовленная тайными масонскими обществами, она и выполняла задачи, поставленные ими. По существу своему и по разрушительным, кровопролитным результатам она была антицерковной и антигосударственной. В формировании идеологии «возрождения» активное участие приняли так называемые гуманисты, учение которых было построено на основе Каббалы и Талмуда. Поводом для начала «возрождения» послужили выступления католического священника Дж. Виклефа, который стал призывать к независимости Англии от Рима и обличать недостатки духовенства и монашества[18].
Английский богослов Джон Виклеф выступил со своими реформаторскими предложениями во второй половине XIV в. Он отвергал епископскую степень, Священное Предание; таинство елеосвящения не признавал необходимым; устную исповедь считал насилием совести и потому предлагал довольствоваться внутренним раскаянием человека перед Богом; учение о действительном присутствии Христа в Евхаристии отвергал, допуская только Его духовное присутствие. [19]
Идеи Виклефа были осуждены Римом, но очень скоро они проникли на континент и привлекли одного католического священника, Яна Гуса, который был к тому же ректором Пражского университета, то есть втянул в свою ересь многих молодых людей. Ян Гус (1369-1415) написал трактат «О церкви», всецело составленный на основании взглядов Виклефа. В 1415 году Гус был осужден как виклефит и еретик. Его последователи, одушевленные национальным чувством, которое связывалось с переводом Библии на народный язык, начали восстание. Гуситские войны длились 11 лет. В среде гуситов очень скоро начались разногласия — и, что характерно, опять же в связи с Библией. Наиболее радикальные считали, что необходимо безусловно следовать Священному Писанию и отменить все что не находило прямого подтверждения в его тексте, то есть Священное Предание. По названию укрепленного лагеря Табор, из которого гуситы дела набеги на соседние области, радикальные гуситы получили название таборитов, а затем их стали называть моравскими братьями. Они отвергали догмат о преосуществлении Святых Даров, отрицали покровительство святых, требовали устранения святых икон, мощей, отмены поста как средства покаяния наконец, считали, что епископов должны избирать священники. Тогда же впервые появилось требование религиозной терпимости (толерантности) и свободы. По всем признакам, ересь, которую исповедовали гусисты, являлась ересью жидовствующих[20].
Она же и послужила первопричиной русского раскола XVII века.
Столетие спустя после смерти Яна Гуса сын рудокопа, августинский монах Мартин Лютер был вовлечен в мистико-библейское общество при Виттенбергском университете[21]. Тут он близко сошелся со знаменитым гуманистом Филиппом Шварцердом, который трудился на ниве просвещения под фамилией Меланхтон (черная земля). Под этим псевдонимом он и вошел в историю европейской Реформации, став одним из главных ее деятелей. Конечно, мы больше знаем сына рудокопа, но именно Меланхтон написал основные символические книги протестантов («Аугсбургское исповедание» и «Апологию»). Он же помогал Лютеру в переводе книг Ветхого Завета, и помогал вполне профессионально, потому что был племянником еще одного гуманиста — Рейхлина, известного гебраиста, едва не пострадавшего за свое пристрастие к Талмуду и Каббале[22].
Лютеранство- крупнейшее направление протестантизма (которое в наши дни очень сильно распространено в Германии и Америке) начиналось с критики иерархов католической церкви, а закончилось гигантским расколом всего католического мира и крушением ряда европейских монархий. От этой схемы в течение веков тайна беззакония не отступает (как и в наше время).
Реформация была организовано передовым отрядом тайны беззакония- масонством.
И это утверждение подтверждается, например, следующим:
«В 1534.м случилось одно малоизвестное событие. В г. Кельне состоялся (неизвестно, первый или очередной) Конвент вольных каменщиков, или франкмасонов. Но только в начале XIX века европейцы впервые узнали как о Конвенте, так и о его участниках. Была опубликована «Кельнская хартия», подписанная девятнадцатью лицами. Среди них наиболее известными историческими фигурами были инициатор Реформации в Германии архиепископ Кельнский Гарманус, глава французских гугенотов адмирал де Колиньи и уже знакомый нам сподвижник Лютера – Меланхтон. Опубликование этой хартии сопровождалось вполне естественным скандалом, так как уже тогда многие протестантские организации подозревались в связях с масонством. Когда эти подозрения получили документальное подтверждение, то сверх ожидания оказалось, что речь идет не просто о связях, но о том, что сама Реформация явилась делом рук масонов»[23].
Если исходить из простого смысла слов, то совершенно непонятно, почему «вольные каменщики», строители готических соборов, вдруг озаботились реформацией Церкви и как среди них оказались архиепископ, адмирал и виттенбергский профессор. Но изучая тему масонства, следует понимать, что все их наименования, лозунги -лишь прикрытие.
Если Реформация была делом рук масонов, то и за результаты ее они несут ответственность. А результаты были поистине устрашающими. Почти два века длились междоусобные и межнациональные войны; в Англии реформаторы устроили кровавую революцию и отрубили голову королю Карлу I. С невероятной скоростью происходило дробление когда-то единого христианского населения на толки и секты. Часть наиболее непримиримых религиозных диссидентов эмигрировала в Северную Америку, где послужила основанием для нарождающейся американской нации. Оставшиеся в Европе нравственно «совершенствовались» и «просвещались» с помощью магии, алхимии и Каббалы в масонских ложах[24].
Иван IV Грозный в своей полемике с протестантами (в основном, с лютеранами) просто и понятно сказал: «Господи, сохрани наш российский род от тьмы неверия вашего»[25].
«Будущий соперник в философском споре с папским легатом Антонием Поссевином, Иван Васильевич не жаловал вместе и лютеранство, говоря, что Лютер происходит от слова « лют»[26].
«Кельх рассказывает, как раз Грозный, рассердясь на лифляндского пастора, сравнивавшего Лютера с апостолом Павлом, грубо изгнал его[27].
«Монгольское иго на время отвлекло русских славян от Европы. Мы видели, что протестантство проникло к нам почти вслед за появлением его в Западной Европ и что время Ивана IV было эпохою пропаганды русских рационалистов. Эта пропаганда не прекратилась и впоследствии произвела несколько сект раскола. Главными из этих сект явились впоследствии духоборцы и молокане.
Зародыш этих двух учений нельзя не видеть в протестантстве, начавшем было прививаться в России в первую половину царствования Петра I. Петр I был лично большой поклонник Лютера. Когда в Виртемберге ему не хотели подарить чашку, принадлежавшую Лютеру, он с досадою разбил ее в дребезги и сказал, что памятник, поставленный Лютеру в одной из тамошних церквей, не достоин такого великого человека».[28]
События в России всегда происходили вслед аналогичным событиям в Западной Европе. Московское государство на протяжении XVII в., будучи включенным с активные социокультурные, экономические, политические отношения в большей части с Европой, Ближним и Средним Востоком и представляя себя прямым наследником Византийской империи в аспектах духовно-политической ответственности за сохранение наследия Вселенского Православия, вынуждено было учитывать не только сложнейшие как внутри-, так и внешнеполитические условия своего существования, но и адекватно реагировать на динамичное становление Вестфальской системы международных отношений.
Впервые на необходимость учета при анализе общественно-политической ситуации в России сложившихся после заключения Вестфальского мира (1648) международных взаимоотношений и особую роль России в деле об единения Европы, обратил Шмидт В.В. в своей диссертационной работе.
«Вестфальский мирный договор впервые на институциональном уровне закреплял в практике международных отношений такие понятия как «государство-нация» и государственно-национальные «интересы», равноправие государств и их суверенитет, суверенитет государства на его территории и т.д.; фиксировал секуляризационные процессы и особо оговаривал равенство прав католиков, кальвинистов и лютеран, содержал правовые нормы, касающиеся территориального церковного устройства и распределения церковной собственности, включив, тем самым, религиозные вопросы в систему международных договоренностей (впоследствии вопросы обеспечения религиозной деятельности войдут и в Парижский мирный договор (1856), и в Берлинский трактат (1878), и в Версальский мирный договор (1919), и др. договоры Версальской системы (1919–1923 гг.); статус и права Православной Церкви станут предметом ряда статей Русско-польского договора о «вечном мире» (1681–1686), Кючук-Кайнарджийского мирного договора между Турцией и Россией (1774), Рижского мирного договора между РСФСР, УССР и Польшей (1921)»[29].
В свете сказанного очевидным является факт: проблемы, связанные с Русской Церковью как потенциальным фактором международных отношений должны были быть разрешены не в пользу последней как институционального образования, так что сильная Россия на основе православной Церкви, Европе сильно мешала.
Таким образом, как творцам Вестфальского мира- (условно назовем их протестантами, хотя ситуация намного сложнее), так и Ватикану сильная Русская Церковь во главе со Святым подвижником- сильным и волевым Патриархом Никоном, не была нужна.
Мы пока не знаем, как удалось подкупить свергнутых со своих престолов «восточных патриархов», чтобы они участвовали в комедии «суда» над Патриархом Никоном, какие угрозы получал царь, который всегда исключительно хорошо относился к Патриарху Никону, что вынужден был пойти на эту сделку.
Доказательством того, что декабрь 1666 года наступил для Патриарха Никона внезапно, служит то, что непосредственно перед осуждением и ссылкой Патриарха Никона, 27 августа 1666 года по указу царя Алексея Михайловича в Воскресенский монастырь прибыл государев стольник Петр Иванович Матюшкин с известием о рождении царевича Иоанна Алексеевича. По этому случаю царь прислал милостыню: 400 рублей - Патриарху Никону и 100 рублей - братии обители. Известие и милостыня были приняты с радостью и благодарностью, о царской семье и о новорожденном возносились в монастыре усердные молитвы. В сентябре того же года пришло известие о святом крещении царевича Иоанна. Патриарх Никон хотел, по обычаю, сделать подарок сыну государя. Но не нашел достойного подарка. И тогда Святейший Никон решил написать икону с изображением главы святого Иоанна Предтечи и отослал ее в дар царевичу Иоанну Алексеевичу с письмом, в котором писал царю Алексею Михайловичу о том, что за неимением достойного подарка написал икону с изображением усекновенной главы святого Иоанна Предтечи, которая имела обширную надпись - «таблицу» и мощевик, куда была помещена великая святыня - частица крови святого Иоанна Предтечи. [30]
Что-то или кто-то заставил царя внезапно пойти на такое ужасное нарушение дружбы.
Тем не менее, подвижник благочестия, Святейший Патриарх Никон был свергнут усилиями западно-европейских еретиков. О западно-европейских корнях раскола свидетельствует и Н. Субботин, один из самых больших знатоков в данной области.[31]
«С целью сокрытия инспирированной и реализованной антиинституциональной и антиправославной политики собственно клерикального государства в отношении Русской Церкви и ее Главы, был задействован ресурс идеологического обличения Патриарха Никона как теократа, посягнувшего на государственную власть, как Первоиерарха, разрушавшего святоотеческую традицию.
Исходя из антиправославных папоцезаристских убеждений и увлеченности латинизированной восточной традицией, тайный представитель Конгрегации пропаганды веры Паисий Лигарид по поручению Царя написал официальную история Большого Московского собора, вариант которой был составлен также и Симеоном Полоцким. Официальные и личные документы досудебного периода жизнедеятельности Патриарха Никона были уничтожены; «Судное дело», документы которого были перемешаны, засекречено, и к нему, в отличие от «Истории» Лигарида, доступ разрешался лишь по «Высочайшему дозволению»; была развернута масштабная полемическая литературная деятельность в раскольничьей (обрядоверы стоглавого толка) среде - был сформирован в общественном сознании социально-политический миф, в научно-литературной обработке вошедший в официальную историю и историографию. С целью же дестабилизации внутрицерковной жизни и разобщения единства иерархии и паствы был актуализирован в форме государственного идеолого-политического стимулирования процесс раскола, впоследствии приобретший институциональные черты и оформление как ресурс и механизм социально-политического и идеологического воздействия на Русскую Православную Церковь»[32].
К середине XVII в. Россия, в основном преодолев последствия Смутного времени, но, все еще не обладая достаточной мощью, чтобы быть равноправным фактором в сложившейся системе международных отношений и адекватно реагировать на вызовы и угрозы времени, должна была реорганизовать все сферы жизнедеятельности, включая, и, может быть, в первую очередь, государственно-церковные отношения. Полагая, что предлагаемая и проводимая Патриархом Никоном политика институциональной самостоятельности и независимости Церкви от государства была неприемлема для европейских государств и, в первую очередь, для Ватикана[33], в связи с чем, были предприняты беспрецедентные по своему масштабу в истории Русской Церкви и государства усилия и меры вмешательства во внутриполитическую жизнь, в результате чего глава Русской Православной Церкви был дискредитирован, подвергнут суду, осужден и до конца жизни отправлен в заточение.
Тогда, как и теперь, активно определялась «русская идея», так же Запад в лице Ватикана искал погибели российскому православию и засылал своих агентов в самое сердце Древней Руси, которые сумели расправится с ее Великим Пастырем- Святейшим Патриархом Никоном- непоколебимым оплотом Православия и тем самым ослабить на долгие века нашу страну.
В эпоху Патриарха Никона и в основном его трудами были окончательно преодолены последствия Смутного времени, укреплена централизация государственного управления и развит административный аппарат, трансформирована и реорганизована система законодательства, судопроизводства, с целью воссоздания православной цивилизации как субъекта мировой истории и политики, восстановлены кафоличность поместной Русской Церкви со Вселенским Православием как и государственно-территориальное единство православных славянских народов, усилена активность и мощь государства в экономической, военной, идеологической и внешнеполитической сферах жизни, что, в своей совокупности, благоприятствовало становлению феодального абсолютизма и формированию Российской империи на экклесиологических принципах как одной из сильнейших мировых держав.
И все это было обрушено в одночасье Московским Собором 1666-1667 г.г.. организованным Паисием Лигаридом, за которым последовала ссылка Патриарха Никона, а затем, уже безо всякого его участия- кровавый раскол русского общества на старообрядцев и никониан.
«Теперь уже не тайна, – писал в 1910 г. архиепископ Никон (Рождественский), – что существуют тайные общества, имеющие специальной целью уничтожение христианства, разрушение государства, семьи, уничтожение собственности и всей культуры, тысячелетиями накопленной в человечестве, и обращение всего человечества к состоянию дикости каменного века… Не тайна это, а между тем многие ли верят этому факту? Недавно один из уважаемых святителей говорил мне: «да что такое масоны? Что-то чудовищное говорят о них, а где они? Это похоже на какую-то сказку»… И в обществе нередко приходится слышать шутливое отношение к этой «сказке» [34].
Объективный анализ еретических корней раскола и роль Святейшего Патриарха Никона в борьбе с ними - таких современных работ практически нет.
1.3. Порча церковных книг в 15-18 веках
Уже митрополит Фотий (1409—1431) последний грек на митрополичьей кафедре, «употреблял все средства, чтобы сохранить законный порядок богослужения в Церкви, и ограничить порчу книг. Когда, однако же эта «горячка изменений» распространялась повсюду, митрополит московский Филипп (1467—1473) потребовал от царя Ивана 111 Васильевича (1462— 1505) уничтожения этого зла. Но только сын его Василий Смелый (1505—1534), но совету митрополита Варлаама (1511 —1521) назначил пересмотр книг и просил отцов Афонского монастыря прислать ему ученого мужа, который мог бы сравнить испорченные славянские церковные книги с греческим первоначальным текстом»[35].
Тогда же и приехал в Россию монах Максим «Грек» из Ватопедского монастыря. Для своего времени Максим был необычайно учен, ибо он получил образование в западно-европейских университетах Венеции, Флоренции и Парижа. Уже в монастыре он перевел на славянский язык толкования Святого Иоанна Златоуста на книгу Деяний Апостольских, Псалтирь и Евангелия от Матфея и Иоанна.
В Москве, где он проживал в Чудовом монастыре, он сначала написал разъяснение различных частей богослужения, которые были непонятны для мирян, и обвинял Церковь за слишком большую привязанность к формальной стороне. Затем он принялся за исправление церковных книг, большие погрешности которых он сам объяснял частью недостаточностью понимания, беспечностью и незнанием древностей со стороны переводчиков, частью же большим невежеством и нерадением переписчиков[36].
Однако, из его разъяснений явно следует, что дело еретического искажения жидовствующими богослужебных книг зашло очень далеко. Святой Максим фактически обличает не невежество, а манихейскую ересь.
«Я учу, что Сын Божий не создан в Своем Божеском естестве, а не учу, что Он создан, как учил некогда Арий и как повсюду учат ваши триоди.
Я учу о воплощенном Слове, т. е., не учу, что Сын был только человеком, как утверждают ваши часы. Я исповедую, что Богочеловек воскрес из мертвых, но не исповедую, что Он умер вечною смертью, как говорят ваши гомилии. В вашем каноне великого четверга я даже нашел фразу: «вечный Отец не есть несозданное существо»[37].
Отрицание триединства Святой Троицы, божественной сути Спасителя- это не случайные искажения книг переписчиками, а самая настоящая манихейская ересь, которая сама по себе возникнуть и выстроиться в стройную анти православную цепочку не могла.
«Московский митрополит Даниил сердился на Максима за то, что тот не хотел перевести для него Феодоритово слово «о двуперстном знамении», низшее черное духовенство стояло в враждебных отношениях к Максиму, как резкому противнику пьянства и пороков между монахами. Максима заточили в тюрьму. Впоследствии участь его была облегчена; но дело исправления книг надолго остановилось»[38].
Казалось бы, наши иерархи должны бы были прислушаться к справедливым увещеваниям Святого старца. Но не тут то было.
Самыми энергичными противниками его были епископ коломенский Вассиан Топорков, и архимандрит Чудовского монастыря Иона, которые сами совершенно не знали греческого языка, но обвиняли Максима перед митрополитом Даниилом (1522—1539) в том, что он изменяет служебники по собственному пониманию, без согласия и воли царя.
Таким образом, по ходатайству митрополита, он был предан царем духовному суду в 1525 году, изгнавшему его, «как еретика и исказителя досточтимого церковного текста», осквернившего Богом данные книги, в уединенный Волоколамский монастырь [39].
Причину такого отношения царя автор видит в том, что царь «стал питать к нему нерасположение». Для такого серьезного обвинения это слишком поверхностное суждение. А вот то, что это было время широкого распространения ересей, вскоре после того, когда даже митрополит (как митрополит Зосима в 1494 году был осужден) мог оказаться еретиком, когда сам царь Иван III признавался Иосифу Волоцкому в том, что его соблазнили еретики, является более вероятным. Ересь сдалась не сразу.[40]
Как-то странно, что по личной неприязни царя к Максиму Греку, остались в силе еретические искажения богослужебных книг. Это можно объяснить единственным способом: партия еретиков была еще сильна.
Когда мы узнаем, что келья Максима Грека стала центров тайных сборов оппозиции Ивану Грозному[41], при том что никаких иных интересов, кроме исправления книг, у инока не было, то приходим к выводу, что это православные должны были в то время прятаться от еретиков.
В 1551 году Максим был переведен в Троице-Сергиеву Лавру, где он и умер в 1556 году, до конца своей жизни занимаясь исправлением церковных книг.
«Как судебники Ивана III и Ивана IV были предшественниками Уложения Алексея Михайловича, так исправления церковных книг Максима Грека… только предшествовали объединившему церковную Русь исправлению Никона»[42].
Иван IV чрезвычайно озаботился состоянием богослужебных книг и, чтобы предотвратить постоянно увеличивающиеся разночтения в книгах, приказал книгопечатнику Гансу Богбиндеру, которого прислал ему Христиан III из Копенгагена, учредить в Москве в 1564 году печатню, где должны были быть напечатаны «очищенные и исправленные» богослужебные книги[43]. Но цель эта вовсе не была достигнута, ибо напечатанные книги были полны ошибок, так как их не сравнивали с оригинальными текстами.
К тому же печатание богослужебных книг привело к тому, чего хотели избежать.
«Если до тех пор лжеучения, вкравшиеся в книги, были ошибочными мнениями частных лиц, то теперь через всеобщее распространение в напечатанных книгах они стали общей собственностью народа; даже неправильности священных книг через напечатание получили некоторое санкционирование и стали опорою для схизмы в 17 столетии; пользовались даже прессою, чтобы через нее оживить прежние лжеучения, и искажали книги намеренно»[44].
Таким образом, некоторые авторы, например, Геринг И., признает намеренность пропаганды лжеучений в печатных книгах.
В 1553 году в Москве появляются два первых русских печатника — Иван Федоров и Петр Тимофеев в 1556 году в Новгороде литейщик букв Василий Никифоров. В 1554 году было окончено печатание первого произведения русского типографского искусства. То были «Деяния Апостолов » и «Послания св. Апостола Павла» или кратко «Апостол».
Эти печатники Иван Феодоров, диакон Гостунков и Петр Тимофеев Мстиславец, со смертью Макария (1563 г. ) потеряли защиту от еретиков и преследуемые ими, вынуждены были бежать. Один из них впоследствии издал Острожскую Библию[45].
В Москве установлен памятник первопечатнику Ивану Федорову и мало известно, что он впоследствии пострадал от еретиков.
Мало-помалу печатание книг настолько вышло из-под контроля, что в свет выходили даже вновь сфабрикованные апокрифы, например, которые указывали на Стоглав, как на подлинное творение собора 1551 года[46].
Все ясно сознавали, что книги испорчены, что необходимо книги исправлять и печатать во избежание дальнейшей в них порчи. Но как исправлять — за это-то и не умели взяться надлежащим образом. Вместо того чтобы проверять книги по греческому тексту, с которого они переведены, ограничивались тем, что исправляли книги с славянских же «добрых переводов» (хороших списков), как заповедал еще Стоглавый Собор, т.е. брали список какой-либо богослужебной книги, который признавали лучшим, иногда сличали его с другими такими же списками и по этому-то списку печатали книгу, как будто и в лучших списках не могли быть ошибки, и даже очень важные. Так напечатаны были при царе Иване Васильевиче IV первые три книги: Апостол, Часослов и Псалтирь[47].
1.4. Исправление богослужебных книг при Михаиле Федоровиче
Царь Михаил Федорович Романов (1613 —1645) 8-го ноября 1617 года издал особый указ, в котором он поручал архимандриту Троице-Сергиевой лавры Дионисию, герою борьбы с поляками, и некоторым из его монашествующих - Арсению, Антону Крылову, Закхею, Ивану Наседке точный пересмотр богослужебных книг, которые должны быть вновь изданы по древнегреческим и древнеславянским первотекстам и по предшествовавшим работам Максима Грека[48].
Беда была в том, что книги уже один раз «исправлялись» игуменом Троицкой Лавры Филаретом и уставщиком Логгиным. Но эти так называемые исправления никуда не годились, на что и указал Преподобный Дионисий, в результате чего Филарет стал его злейшим врагом. В некоторых изданиях прямо указано, что Филарет и Логгин были из жидовствующих.[49]
Формальным поводом для возмущения Филарета явилось то, что в водосвятном молебне после «Святым Духом» новые справщики опустили «и огнем». Сам патриарх Иов (1618) отказал в напечатании добросовестной работы справщиков и даже собрал собор для осуждения справщиков[50]..
Одним из ересеучителей того времени явился также старец Антоний (Подольский). Судя по прозвищу его, он, вероятно, пришел в Москву из Подолии. Он проходил как обвинитель по делу преп. Дионисия и его правщиков, Ивана Наседки и др., осужденных за исключения из книг прибавки «и огнем». Антоний везде и всем называл Наседку еретиком как не приемлющего будто бы «благодати Духа Святого, явившейся на апостолах огненными языками», и всюду учил «об огни просветительном, яко от Божия существа исходит, и той есть и огонь и свет просветительный». Ходил по московским торжищам, рассуждал с калачниками, пирожниками и другими об этом просветительном огне и «многих научил», потому что на торгу в Москве
Дело дошло до местоблюстителя патриаршего престола в период межпатриаршества Крутицкого архимандрита Ионы.
Еще ранее, около 1616 г. протопоп вологодского Софийского собора Василий сделал какой-то донос на своего архиепископа Нектария. Этот Нектарий, родом грек, был прежде архиепископом в Ахриде, а 25 июня 1613 г. по воле Михаила Федоровича определен на Вологодскую кафедру и присутствовал в числе наших архиереев при короновании нового государя. Иона, получив донос на Нектария, не произвел никакого расследования дела, в котором обвинялся последний, и прямо «без сыску и неповинно» осудил Нектария, лишил его архиерейского сана и сослал на заточение в Кирилло-Белозерский монастырь простым чернецом. Все это раскрылось через несколько лет, когда Иона уже не правил русскою иерархией, и послужило для него справедливым укором[51].
Однако, еще более он «прославился» участием в качестве главного церковного судьи в деле архиепископа Дионисия.
Иван по фамилии Наседка или Наседкин священствовал прежде в Москве, но в 1611 г., когда она была сожжена поляками, бежал из нее со всем своим семейством в Троице- Сергиеву лавру, куда бежали тогда и многие тысячи московских жителей. Здесь ему поручили совершать службы и требы для мирян в церкви архимандрита Сергия над монастырскими воротами и дали небольшую келью в монастырской стене. Наседка расположил архимандрита Дионисия, проводил с ним в беседах не только дни, но иногда и ночи, много помогал ему в переписке и рассылке известных патриотических воззваний к народу для изгнания поляков из отечества, еще более потрудился по поручению Дионисия, когда обходил окрестные места и селения, наполненные беглецами из Москвы, и исповедовал, причащал и предавал земле несколько тысяч несчастных, погибших от голода, ран и болезней.
Они работали с великим усердием и, как выражается Арсений, «безо всякия хитрости, сидели полтора года день и ночь». Для исправления Потребника 1602 г. они имели под руками около двадцати списков этой книги славянских, двенадцать письменных и один печатный, между письменными иные восходили за полтораста, за двести лет и более, и находился список с перевода Максима Грека, и пять списков или печатных книг греческих, в том числе принадлежавший архиепископу Елассонскому Арсению, бывшему тогда уже Суздальским. Этими греческими списками пользовались только Дионисий и Арсений, как знавшие греческий язык, но поп Наседка не пользовался по незнанию греческого языка.
В печатном Потребнике справщики нашли следующие прибавления и изменения или искажения: 1) в чине освящения воды на день Богоявления Господня напечатано было в молитве: «Сам и ныне, Владыко, освяти воду сию Духом Твоим Святым и огнем». Слово «и огнем» признано было справщиками за прибавку, потому что оно не оказалось ни в греческих списках Требника, ни в славянских, кроме двух, и притом в одном приписано было на стороне, а в другом — поверх строки. Прибавлены были также в печатном Требнике целые две молитвы, не оказавшиеся ни в греческих, ни в славянских списках, между молитвами священника пред совершением литургии, обе перенесены были сюда из чина исповеди, с тою только разностью, что там ими священник разрешает кающегося грешника, а здесь разрешал самого себя.
Во многих молитвах искажены были конечные славословия и противоречили содержанию молитв и православию. Так, молитвы, обращенные к лицу одного Отца или Сына, оканчивались словами: «И Тебе славу воссылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу». В молитве, например, за умерших конечный возглас был такой: «Яко Ты еси воскресение и живот, Христе Боже наш, и Тебе славу воссылаем Отцу и Сыну и Святому Духу». Было найдено огромное множество погрешностей.
Исправив погрешности, замеченные в печатном Потребнике, Дионисий и его сотрудники пересмотрели и некоторые другие печатные книги, в том числе и изданные во время междупатриаршества с благословения митрополита Ионы и прочих духовных властей: цветную Триодь, Октоих, общую Минею, месячную Минею, Псалтирь, Канонник и церковный Устав, и во всех нашли множество ошибок, особенно много их оказалось в церковном Уставе, который издан был в 1610 г. головщиком Сергиевой лавры Логгином.
Получается, что все эти погрешности были внесены намеренно при поддержке все того же митрополита Ионы[52].
«По поводу исправления книг Преподобным Дионисием, архимандритом Троицкой Сергиевой Лавры, и его незабвенными сподвижниками, опять выступили люди вполне раскольнического направления, совершенно подобные Аввакуму, Лазарю. Никите, явные зачинщики раскольнических мыслей. В борьбе с ними Преподобный Дионисий и его сподвижники, явились, подобно Максиму Греку, исповедниками истины церковной.
Вот как характеризует ситуацию Преподобный в своей челобитной боярину Борису Михайловичу Салтыкову: «Есть, государь Борис Михайлович, иные таковы, которые на нас ересь возвели, кои едва азбуке умеют и то думаю, что не знают, кои в азбуке письмена гласные, а кои согласные»[53].
Здесь следует обратить внимание, кто такой «боярин Борис Салтыков»? А это тот самый родственник инокини Марфы, которого не хотел пожаловать дворянством Спаситель Отечества князь Дмитрий Пожарский и которому князь был «выдан с головой», т.е. подвергся унизительному обряду. [54] Он то и был призван судить, кто еретик, а кто нет.
Архимандрит Дионисий по отношению к братии отличался величайшею кротостью и снисходительностью, к оскорбляющим его был всегда терпелив и незлобив, старался действовать на всех только словами любви, вразумления, убеждения. С такими-то словами он неоднократно обращался и к Логгину и Филарету, которые вообще любили своевольничать, и каждый раз встречал со стороны их ожесточенное упорство и противоречие. Свою неприязнь к нему они выражали иногда крайне дерзко и грубо. Однажды, когда Дионисий читал в церкви поучение к братии и народу, Логгин подошел к нему, вырвал у него книгу и уронил аналой, к соблазну всех. Дионисий, не сказав ни слова, только перекрестился и пошел на клирос. Но дерзкий головщик начал еще кричать и плевать на своего настоятеля, вырвал у него посох, изломал и бросил ему в лицо. Дионисий оставил клирос, пошел к образу Пресвятой Богородицы и проплакал пред ним всю утреню[55]
.
18 июля 1618 года митрополит Иона собрал собор, на котором осудил Архимандрита Дионисия и его товарищей как еретиков.
Митрополит Макарий (Булгаков), изложивший эту историю, полагает, что все дело в том, что Иону настроили против Дионисия. Такое не слишком убедительное замечание, совершенно не соответствующее уровню и всенародному почитанию Архимандрита Дионисия.
На Соборе председательствовал сам Иона и присутствовали не архиереи, а только чудовский архимандрит Авраамий и другие лица из высшего московского духовенства. Главными обвинителями Дионисия и его сотрудников явились уставщик Филарет и головщик Логгин. Дионисия обвиняли и обвинили в том, что он со своими товарищами «имя Святой Троицы велел в книгах марать, и Духа Святого не исповедует, яко огнь есть», т. е. будто Дионисий незаконно исправил конечные славословия в некоторых молитвах, явно несообразные с православным учением о Пресвятой Троице, и незаконно опустил в молитве слово «и огнем». Сколько ни старались справщики Дионисий, Арсений и Наседка объяснять и доказывать основательность и справедливость сделанных ими исправлений, все эти объяснения и доказательства никого не убеждали. Четыре дня призывали обвиняемых на патриарший двор, потом истязали их в Вознесенском монастыре, в кельях матери царя Михаила Федоровича инокини Марфы Ивановны[56].
Инокиня Марфа, подозреваемая в некоторых отравлениях, перешедшая на сторону поляков и сидевшая в Кремле вместе с осажденными поляками, пытками святого мужа особенно много к своему в целом неприятному образу не добавила.
Через год после восшествия Михаила, по поводу пожалования боярином родственника матери царской, Бориса Михайловича Салтыкова, царь (конечно, инокиня Марфа, так как именно она управляла в первое время царствования Михаила Федоровича), а князь Дмитрий Пожарский, Спаситель Отечества, не был с этим согласен, тогда князь выдан был Салтыкову головою. Это был унизительный обряд, которому подвергались воры, бесчестные люди. Понятно, что ни юный царь, ни его мать, не признавали заслуг ни Пожарского, ни Дионисия.[57]
Помимо этого, обличители Дионисия и сами грамоте не умели, «хитрость грамматическую и философство книжное называли epeтичеством», вносили только дополнительную неразбериху своими ложными аргументами[58].
Со временем мы наверняка узнаем, что и Борис Годунов неспроста применил к супружеской паре Захарьевых-Юрьевых Марфе и Федору не слишком суровые, но меры наказания. То там, то здесь проскальзывают неблаговидные, либо странные поступки «инокини Марфы». Широко известна ее неблаговидная роль в отравлении невесты Михаила - Марии Хлоповой. И она, и ее родня Салтыковы, нагромоздили столько лжи и вероломства вокруг этой истории, что ожидать от «инокини» благовидных поступков не приходится.
Но мучить избавителей Отечества от польской оккупации- это уже за гранью. Итак, после того, как казнили одного из бояр семибоярщины и после братания инокини с поляками в Кремле, убегая от возможного возмездия она с сыном-подростком- Михаилом Романовым спряталась в Ипатьевском монастыре. Понятно и логично, что прятались они там не от поляков. Но придумать на этой базе абсолютно нелепую легенду со спасением их Иваном Сусаниным- это уже странно. Как будто у поляков был один единственный отряд, который завяз в болоте.
Характерно, что с Дионисия просили «некоторые» ( вероятно, инокиня) пятьсот рублей, обещаясь прекратить дело, но он отвечал: «Денег не имею, да и давать не за что». Наконец, Собор решил: «Архимандрита Дионисия и попа Ивана от Церкви Божией и литургии служити отлучаем, да не священствуют». Кроме того, определили сослать окованного Дионисия в Кириллов монастырь, но как все дороги туда были еще заняты поляками, то заключили его на смирение в Новоспасской обители и наложили на него епитимию по тысяче поклонов в день. И велено было его здесь бить и мучить сорок дней и в дыму ставить на полатях, и заставляли его класть ежедневно по тысяче поклонов, а он прибавлял еще от своего усердия по другой тысяче. Митрополит Иона нередко в праздничные и торговые дни приказывал приводить узника на патриарший двор, а иногда привозить верхом на плохой лошади и здесь заставлял его класть поклоны под открытым небом, пред собравшимися толпами народа, тогда как сам вместе со властями пировал в доме за трапезой[59].
Иногда Дионисий стоял скованным в подсенье дома митрополита от утра до вечера и ему не давали ни капли воды, чтобы утолить жажду в жаркие летние дни. И такие страдания продолжались для Дионисия целый год[60].. Несмотря на основательное оправдание, Дионисий вместе со своими товарищами был заключен в цепи, и за свое позднейшее освобождение они должны были быть благодарными особенной просьбе случайно прибывшего патриарха Иерусалимского Феофана[61].
О судьбе Аврамия Палицына, героя борьбы с поляками, известно то, что он умер в 1627 году, 13 сентября, проживши в Соловках семь лет. Из дел Соловецкого монастыря видно, что существовала царская грамота о его погребении, в которой он назван «присланным». Это выражение в старину употреблялось о сосланных и дает повод заключить, что келарь Аврамий попал в Соловецкий монастырь не добровольно. Должно быть, он подвергся опале, и так как отправка его в Соловецкий монастырь произошла вскоре после возведения Филарета на патриарший престол, то, вероятно, ссылка эта была делом рук Филарета, быть может припомнившего ему то время, когда он под Смоленском покинул посольство и вернулся в Москву.[62]
Нет ничего удивительного в том, что при первом царе- Михаиле Романове и таком малограмотном патриархе, как Филарет, ереси расцвели пышным цветом.
1.5.Влияние ересей в России 14-17 веков на последующее развитие раскола
Проникновение тайных разрушительных учений в Россию началось во второй половине XIV века. В то время внедрение манихейства, провозглашающего тщетность всех религий, было, конечно, невозможно, так как религиозное сознание народа было еще высоко. Именно поэтому тайная разрушительная работа «тайны беззакония» в России начинается с появления отдельных ересей.
Так, в летописях 1376 года читаем:
«Того же лета побиша в Новгороде стригольниковъ еретиковъ, диакона Никиту, и Карпа простца, и третиего человека съ ними, свергоша их с мосту, развратниковъ святыя веры Христовы»[63].
Не случайно первые, приобретающие политическое значение ереси, появляются при Иване III, который впервые стал «собирать» русские земли в одно централизованное государство.
Вначале появились стригольники. Стригольниками они назывались потому, что ново-поставленным дьяконам выстригали волосы на темени.
Иосиф Волоколамский называет Карпа-стригольника псковичом[64]. Так что не вдруг инок Ефросин именно во Пскове решил «вдруг» сугубить аллилуйю.
Ересь стригольников просуществовала более пятидесяти лет (с 1376 г. по 1427г.) и, несомненно, подготовила почву для внедрения и распространения в конце века другой ереси — ереси жидовствующих. Распространению последней во многом способствовал дух свободомыслия, царивший в Новгороде и Пскове. Известно, что к тому времени там установилось правление, близкое к республике, о чем пишет известный историк и масон Карамзин:
«Так Новгород покорился Иоанну, более шести веков слыв в России и в Европе державою народною или Республикою»[65].
Мнение о том, что большинство наших историков были масонами (отсюда и искажения истории) широко распространено. Например, критик Н.М. Карамзина историк Г. Полевой пишет с иронией по поводу грандиозного труда Н.М. Карамзина:
«Карамзин, проникнутый современным просвещением Европы, смелым и деятельным умом своим двинул современников вперед, но оставил их только каменщиками, сам же был Зодчим и великим Зодчим»[66].
В Новгороде демократическая форма правления и удаленность от власти великого князя создавали благоприятную среду для вольнодумства и смуты. В 1469 году, когда новгородцы в последний раз «призвали к себе князя», прибыл с Михаилом Олельковичем в Новгород жид Схария — эмиссар «тайны беззакония», основавший первое тайное общество. По причине скрытности ее характера, борьба с ересью началась лишь через двадцать лет после ее появления в Новгороде. Можно предположить, как глубоко укоренилась ересь в эти годы.
Между ересью жидовствующих и стригольниками в чем-то была разница, но нельзя не заметить и сходства. «Обе были плодом умствования, хотя умствование и вело по различным направлениям. Но умствовали немногие: массы последовали за ними, имея в виду только протест. Отступление от буквы догмата нужно было им лишь, как знамя для политического протеста. Новгородский север долго удерживал свою самостоятельность, долго влиял на значительную часть России»[67].
Ересь жидовствующих возникла в Киеве, так как три века до того, уже евреями была заселена даже целая улица. Жидовствовавшие не верили в божественность Иисуса Христа, признавали иконы за идолов и т.д.
Мнения жидовствующих можно изложить в следующих положениях:
1. Они отрицают бывшее уже воплощение Сына Божия.
Иисус нового завета, по их мнению, был только «пророк», как пророк Моисей; они поэтому не веруют также и в Его воскресение из мертвых.
2. Они придерживаются больше Ветхого завета, чем Нового, и закон Моисея объявляют Божественным установлением, обязательным еще и теперь. Вследствие этого они отвергают почитание святых икон, как и почитание «богоугодных» святых.
3. В святом причащении они не признают Тела и Крови Иисуса Христа, но считают его простым обрядом.
4. Пасху празднуют они по еврейскому календарю.
5. В среду и пятницу они не постятся.
6. Наконец, они виновны и в других неприличных, еретических поступках[68].
Во Пскове же родился представитель рационалистского направления в духовной сфере, Белозерский игумен Артемий.
Артемий ездил в Германию и ознакомился там с церковными порядками. Он встречался с духовными лицами. Зарождавшееся протестантство оставило на нем свои следы. Он вернулся рационалистом и как игумен Белозерского монастыря имел возможность найти себе многих последователей. Между светскими последователями религиозного рационализма является наиболее влиятельным Матвей Башкин. Башкин признавался, что его мысли о реформе были навеяны двумя иностранцами.[69].
Влияние протестантства на русский раскол рассматривается крайне редко. Например, оно было усмотрено преосвященным Игнатием Воронежским. Известно, что выгорецкая беспоповская община отворяла радушно двери своей обители людям лютеранского закона. Едва ли многие, однако, видели эту связь между западно-европейским протестантством и русским расколом»[70].
Феофан Прокопович, известный сторонник лютеранства между духовными лицами своего времени, писал «увещание к невеждам», разумея под невеждами раскольников. Нельзя предположить, чтобы Феофан Прокопович оказывал расположение к протестантству лишь как к религии любимой им Германии, Прокопович видит в раскольниках лишь невежд и, будучи по воцарении Анны Иоанновны первым лицом в русском духовенстве - содействует строгому преследованию раскольников, то очевидно он не видел ничего общего между протестантством и расколом. Да видели ли многие это сходство и из последователей раскола?»[71]
Во времена Ивана III много новгородских семейств, знатных и влиятельных были переселены в Москву. Понятно, что новгородские вольности их были ограничены. Им нужен был бунт.
«Нужно было найтись только удобной почве : эта почва была религиозная, та, к которой привлекаются толпы борцов, когда политическая борьба уже кончена»[72].
Между приверженцами ереси жидовствующих в Новгороде мы видим священников Дениса и Алексея, и именно эти священники, один из которых Алексей переименовал себя, в ветхозаветном духе, Авраамом и жену свою переименовал в Сару. Так вот именно они были переведены Великим князем Иваном III в Московский Успенский собор, следовательно- отмечены. Великая княгиня Елена, сноха Ивана III, придерживалась ереси жидовствующих.
Да и сам Иван III признавался Иосифу Волоколамскому, что сектанты хотели обратить его в свое учение и им почти это удалось. [73].
В распространении ересей большая роль принадлежит свите Софии Палеолог. Нельзя не сказать о браке Ивана III с Софией Палеолог, племяннице последнего византийского императора. Отец Софии (тогда Зои) Фома, взяв с собой великую православную святыню- честную главу Святого Андрея Первозванного, отправился из разгромленного турками Константинополя в Ватикан. Там дали приют и кров ему и его детям. Дети (включая будущую российскую царицу Софию), воспитывались в католическом духе. Когда возникла мысль выдать Софию (тогда Зою) замуж за русского царя, то эта мысль пришлась по вкусу папе Римскому, так как у России он хотел искать защиту от турок. Папа снарядил в Россию целую экспедицию во главе с папским легатом. И Папа, и все члены делегации были убеждены (усердием авантюриста Вольпе, который беззастенчиво обманывал и русских, и итальянцев), что русский царь мечтает принять католичество[74].
Сам по себе этот брак укреплял позиции России как наследницы Византии. Но вот незадача- византийская принцесса оказалась католичкой.
Однако, прямо на русской границе, в одночасье, София отбросила свое католичество и стала то ли играть роль, то ли и правда, стала истинной православной[75]. Поверить в это сложно, но возможно. Но совершенно невозможно поверить, что вся многочисленная свита византийской принцессы в одночасье перешла в православие. А это были люди образованные, которых немного было на Руси. Они умели убеждать.
Был момент, когда царь удалил ее с сыном от себя, но затем снова вернул. Дочь Ивана III вышла замуж за литовского князя- католика, сноха придерживалась ереси жидовствующих. Плюс ко всему огромная свита невесты, состоящая из католиков- все это наверняка сыграло роль в укреплении ересей.
Стремление к реформам пробуждалось тогда всюду в Европе; оно отозвалось и в России, и очень естественно отозвалось прежде всего там, куда доходили отголоски из Европы: во дворце и в высшей духовной и гражданской сферах»[76]..
До введения опричнины царем Иоанном Грозным ересь жидовствующих просуществовала почти сто лет, превратившись в крупномасштабный, хорошо замаскированный, государственный заговор, нити которого тянулись за пределы Государства Российского. Целью опричнины было раскрытие и подавление этого заговора.[77]
1.6. Ересь Косого и Башкина- проявление протестантизма
«Религиозные вопросы волновали всех в то время в России. Стоглавый собор был созван, между прочим, и для того, чтобы оказать противодействие идеям протестантства, шедшим в Россию с Запада. Уже в 1523 г. протестантство проникло в Ригу. В 1550 г. реформатство является в Белоруссии, затем проникает в уезды Подольский, Киевский и Русский, а в 1560 г. реформатский собор уже решает послать двух миссионеров в Россию»[78].
В борьбе с жидовствующими внутри Церкви сформировалось два направления- Так называемые «стяжатели» во главе с Преподобным Иосифом Волоцким и «нестяжатели» во главе с Преподобным Нилом Сорским. XV и XVI века проходили под знаком борьбы этих направлений.
«Тогда как еретическое направление, начавши нападками на злоупотребления в иерархии, дошло, наконец, до отрицания основных начал веры, в недрах строго верного догматам православия явилось направление, расходившееся с усвоенным на Руси складом религиозных воззрений. Направление это преимущественно нашло себе приют и развивалось в северном крае, соседнем Белоозеру, отчего последователи его в XVI столетии носили название белозерских или заволжских старцев. Первым представителем этого направления был преподобный Нил Сорский»[79].
Нил взял себе за образец так –называемое «скитское житье», существовавшее в некоторых местах на востоке, но неизвестное до той поры на Руси, в то время как Преподобный Иосиф Волоцкий защищал монастыри как единственную форму духовного делания. В принципе, и тот, и другой виды монашества взаимно дополняли друг друга, но и на все иные вещи взгляды разделялись. Беда однако заключалась в том, что на базе воззрений святых старцев «заволжских», на базе отрицания формы, понимания, что внутреннее выше внешнего, критики существующих порядков, уважения свободы мысли, возникли еретические толкования.
«Всегда и везде подобные зародыши несогласия с существующим порядком в области религии, с порядком, освященным веками, открывали путь к дальнейшим попыткам критики, приводившим, наконец, к полному отпадению от авторитета, к тому, что на церковно-историческом языке называется ересью. Уже «иосифляне» старались набросить тень неправославия на самого Нила. Ученика его Вассиана и единомышленника Максима Грека они обвинили в ереси, хотя и неосновательно с нынешней точки зрения. Но с тех пор образовалось мнение, что в Ниловой пустыни и в других монастырях Белозерья гнездятся еретические мнения между старцами и оттуда распространяются по всей Руси »[80].
В порядке следования идеям Преподобного Нила Сорского и как противоположность жидовствующему лжеучению с четвертого десятилетия 16-го века московский мещанин Матвей Семенович Башкин проповедывал совершенно рационалистическую систему.
Царь Иван Васильевич Грозный (1534—1584), обратил на него внимание по указанию своего придворного священника Сильвестра.
Тем не менее, допрошенный митрополитом Макарием (1542 — 1560), Башкин отрицал все и утверждал, что он -истинный христианин. Несмотря на это, он был ввергнут в темницу, в которой двум заботившимся об его обращении монахам —Герасиму и Филофею он открыл все свое учение; при этом он объяснил, что он учит этому не сам собою, но что он был соблазнен римскими католиками, аптекарем Матвеем Литвином и Андреем Хотоевым. Своими последователями он назвал Ивана и Григория Борисовых, монаха Белобаева, равно как и игумена Сергиевой Лавры, Артемия. Дабы он также мог отвечать и публично, в 1553 году царь Иван Васильевич и митрополит Макарий созвали собор, на котором Башкин свободно изложил свое учение.[81]
Открылся новый собор в 7062 (1553) году на защиту православного учения и церковных порядков и на попрание еретиков. Кроме Башкина, на собор предстали в качестве подсудимых бывший троицкий игумен Артемий, его преданнейший ученик Порфирий, просветитель лопарей— святой Феодорит кольский, почтенные старцы Иоасаф Белобаев и Савва Шах и многие другие. По приговору собора все они были осуждены на монастырское заточение. С осуждением и ссылкой названных личностей дело не прекратилось. На заволжские пустыни этим следствием наброшена была подозрительная тень.
Ведь оттуда были взяты и Башкин, и Артемий.
Каждый год давал кого-нибудь на суд соборный, и эти соборы тянулись непрерывно с 1558 года[82].
Осуждение и ссылка Башкина последовала в декабре 1553 года, а Артемия и относящихся к нему лиц в январе того же года (т. е. уже в 1554 г.).
«Лета 7065» производилось соборное дело «на Новоозерских чернецов, Артемьевых учеников, на Иону чернца и на попа Оникея Елиянского. Лета 7066 дело торопчан (из г. Торопца) на Федка Жирина с товарищами обыск белозерца Тимошки Оергеева, список чернеца Сергея, что прислал из Смоленска владыка Симеон дело старца Нила Бурлятева и иных.
Сохранились одни загадочные имена подсудимых, а дела исчезли без следа. В числе указанных имен обращают на себя внимание чернец Иона и поп Аника Елянский, которые называются учениками Артемия.
В этот же период был представлен на собор и Феодосий Косой, который до своего монашества был рабом у одного московского боярина. «Косой москвитянин есть, говорили о нем клирошане, раб единого от честных слуг царевых » В одно время он тайком собрал свое имущество и на принадлежавшем ему коне убежал в пределы Белозерские. С ним бежали и другие рабы. Там они приняли пострижение в монашество. Это избавляло их от преследования их владельцев и от всякого наказания за побег. Феодосию даже угождал в монашеском звании бывший его господин. Бежавшие рабы потом соединились на Новоозере именно указываются Феодосий, Игнатий.
Уже одно то, что Косой был грамотным, может говорить в его пользу. На исключительное положение Косого в доме его господина указывает то, что он имел своего коня и некоторую движимую собственность (имущество). Все это могло образоваться или через подарки его господина, или же было результатом его личных заработков. Наконец, сообщается, что «во мнишестве ему бе угождал господин его»[83].
Феодосий Косой был сначала белозерским монахом, а потом (1555) за распространение безбожного учения был заключен в монастырь в Москве. Из него он бежал в Литву с монахом Игнатием ; здесь он женился и проповедовал учение Башкина. В 1575 году оба появились на Волыни и в имении Чаплиева нашли многих приверженцев. В северной России они также имели учеников, как, например, между певцами Хутынского монастыря, которые, впрочем, были снова обращены высокодаровитым монахом Отенского монастыря (в Новгородской губернии), Зиновием, одним из знаменитейших учеников Максима Грека. Полемические сочинения, написанные Зиновием против Косого, озаглавлены так : «Доказательство истины вопрошающим о новом учении и в опровержение безбожной ереси»,—последнее особенно касается почитания мощей и святых икон. Его опровержение по основательности и доказательности превосходит даже «Просветителя» Иосифа Волоколамского, ибо у Зиновия принципы христианской философии развиты глубже и точнее, чем у Иосифа[84].
В чем состояла ересь Косого в это время—определенно неизвестно, за отсутствием соборных актов. Отрывочные сведения мы находим только в двух похвальных словах на открытие мощей святителя Никиты, принадлежащих игумену Иоасафу и иноку Зиновию (Отенскому). В их сообщениях отразились те сведения о Косом и его учении, какие циркулировали в народе после соборного разбирательства. Здесь Косому приписывается роль главного пропагандиста, причем Иоасаф называет его учеником Артемия, а Зиновий видит в нем последователя лютеранства, оба они свидетельствуют о большой распространенности ереси не только среди простого народа, но и между духовенства. В числе пунктов еретичества указывается отрицание святых мощей, неверие в чудеса от них, непочитание святых и Богоматери.
Обстоятельства были благоприятны для распространении ереси Косого. В Литве и нынешней Белоруссии в половине 50х годов царил протестантизм, преимущественно в форме кальвинизма Укоренению здесь протестантских идей благоприятствовало правление великого князя литовского Сигизмунда Августа, жившего с 1544 г. в Вильне. Воспитанный на протестантских идеях и неуважении к католичеству, он тем не менее проявлял терпимость к религии. Из его библиотеки в Вильне ходили по рукам сочинения Лютера, Меланхтона, Кальвина и др., а его придворные проповедники Иоанн Козьминчик и Лаврентий Пражницкий проповедовали народу их учение. Такие же проповедники ходили и по всей Литве. В том же направлении действовал и его преемник по управлению и шурин виленский воевода Николай Радзивил Черный. Сделавшись в 1553 г. кальвинистом, он с ревностью начал распространять кальвинизм сначала в своей семье, потом поместьях и наконец по всей Литве. Этому много помогало его влияние как при дворе короля, так и в Литовском княжестве. «Он принимал под свое покровительство всех отступников от веры предков, как в Польше, так и в Литве, и даже некоторым из них, особенно ученым, назначал жалованье из собственного кармана... Деятельность еретиков в Витебске не прошла бесследно: они оставили по себе последователей. По всей вероятности, здесь образовалась кальвинистская община, и проповедниками были кальвинисты[85].
К делу Башкина привлечен был троицкий игумен Артемий. Об этом человеке мы знаем то, что он был родом из Пскова, избран в игумены Троицкого монастыря, приобрел там общую любовь,. но вскоре на него пало подозрение в вольнодумстве. Он снял с себя игуменство и удалился в Нилову пустынь с другом своим Порфирием[86]. Когда началось дело Башкина, их обоих хитростью вызвали оттуда, как будто затем, чтобы присутствовать на соборе. Башкин, как видно, не сознавался, а Артемия побуждали спорить с ним и обличать его. Артемий уклонялся от спора и говорил: «это не мое дело». Но когда Башкин пришел в расстройство и начал оговаривать и себя, и других, Артемий ушел из Москвы в свою пустынь, но был возвращен и предан соборному суду. Ему ставили в вину эту самовольную отлучку. Он оправдывался, что убежал «от наветующих на него», но не хотел указывать, кто эти наветующие. Повидимому, Артемий не признавал Башкина еретиком и говорил только, что это ребячество Матвея. «Меня,—говорил он,—призвали судить еретиков, а еретиков нет»— «Как же Матвей не еретик ? — сказал митрополит,—когда он написал молитву единому началу, Богу Отцу, а Сына и Святого Духа отставил». «Нечего ему и врать, — сказал Артемий,- такая молитва готова, молитва Манассии к Вседержителю».
«To было до Христова пришествия, -отвечали ему, -а теперь кто напишет молитву к единому началу, тот еретик. Ты виноват, кайся».
«Мне нечего каяться, я верую в единосущную Троицу»,- сказал Артемий.
Эти ответы Артемия поставили ему в обвинение. Затем явился доносчик на Артемия, игумен Ферапонтова монастыря, Нектарий, который обвинил Артемия в том, что он в постные дни ел рыбу.
«Я ел рыбу, — отвечал Артемий, — когда мне приходилось быть у христолюбцев, и у царя ел за столом рыбу».
«Это ты чинил не гораздо, -сказал митрополит от лица собора -это тебе вина: значит, ты сам, вопреки божественных уставов и священных правил, разрешаешь себе пост, а на тебя смотря, и люди соблазняются».
«Артемий,—продолжал Нектарий,— ездил из Пскова-Печерского монастыря в немецкий Новый-Городок, говорил там с немецким князем и хвалил там немецкую веру».
Другой обвинитель, троицкий игумен Иона, поднялся на Артемия.
«Артемий, -показывал он, -произносил такие слова: нет в том ничего, что не положить на себя крестное знамение. Прежде клали на чело иное знамение, а нынче большие кресты кладут; на соборе о крестном знамении толковали, да ни на чем не порешили».
Артемий отвечал : «Я только говорил о соборе (1551 года), что на нем ничего не порешили о крестном знамении, а про самое крестное знамение так не говорил».
Собор дал такой приговор : «Ты сам сознаешься, что говорил о соборе; стало быть, и то говорил, что в крестном знамении нет ничего; надобно поверить Ионе. Это тебе вина»[87].
Но Артемий не долго пробыл на Соловках, убежал оттуда и очутился в Литве. Там он ратовал за православие и писал опровержения против еретика Симона Будного, отвергавшаго божество Иисуса Христа: это оправдывает отзыв о нем князя Курбского, называющаго Артемия «мудрым и честным мужем» лукавства злых и любостяжательных монахов, оклеветавших его из зависти за то, что царь любил Артемия и слушал его советы.
Известный писатель Захарий Копыстенский утверждает, что «преподобный инок Артемий в Литве от ереси арианской и лютеранской многих отвернул» Всего же более служит к оправданию Артемия весьма редкая или лучше сказать единственная, никому не известная рукопись: «Артемия старца послания против Будного и других еретиков». В этих посланиях, на имя князя Чарторисского и других лиц, излагается учение чисто православное, без всяких примесей ереси и опровергаются лжеучения Лютера и Кальвина. В замечательном послании к царю Иоанну, Артемий упоминает о епископе, который советовал ему: «не чти много книг, да не во ересь впадешь» Вообще в личности Артемия скорее можно видеть жертву невежества того темного времени, нежели соумышленника еретиков[88].
На соборе 1553 -1554 г. рассматривалось огромное число лиц, обвиненных в ереси. Видимо, митрополиту Макарию хотелось отучить простых людей от рассуждения о богослужебных предметах, потому что в соборном уложении сказано: «всякий человек должен ведать свой чин, когда ты овца, не твори из себя пастыря. Когда ты нога, не воображай, что ты голова, но повинуйся установленному от Бога чину; отверзай свои уши на слушание благодатных учительских словес»[89].
Афанасий холмогорский предостерегал свою паству «от таких вольнодумцев, лютеров и кальвинов, также как и от латин» и указывал на умножение их в России. «Видех бо некие кроме закона и заповедания и предания ходящие в чужеземные некие обычаи, паче же прелести еретические и приобщаются им. Нововводные чужестранные обычаи по малу вкрадываются тайно в святую нашу православную восточную церковь от еретичества латин, и лютеров, и кальвинов…»[90]
А осуждение ни в чем неповинных служителей Церкви, грамотных и истинно православных (таких как Максим Грек, архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Дионисий либо игумен Лавры Артемий) вносит дополнительно полную неразбериху в основные догматы, как их следует понимать.
Любое свободомыслие в полностью неграмотной стране оборачивалось еретичеством. Вот уж поистине, смутное время для русской Церкви началось задолго до эпохи Патриарха Никона и разобраться в этих сложностях смог только такой гений и святой подвижник веры как Святейший Патриарх Никон.
1.7. Исправление церковных книг при Патриархе Филарете
Основные искажения богослужебных книг произошли при Патриархе Филарете- это объективный факт, против которого трудно возразить что-либо. Иеромонах Бамба Берунда (1632) «как и сотоварищ его по монашеству Арсений, основатель греко – латино -славянской школы в Москве» под присмотром патриарха Филарета исправлял богослужебные книги[91]. Необычное имя греческого монаха нигде, кроме как у немецкого богослова Геринга И., не встречается. По-видимому, этот факт по каким-то причинам скрывался романовскими историками.
Олеарий о Патриархе Филарете отзывается, что тот был не очень сведущ в делах веры и не мог спорить с иностранцами[92]
При Патриархе Филарете уже стали безнаказанно вноситься в богослужебные книги еретические исправления и добавления.
Так, в 1627 году в Москве было напечатано сочинение литовского протопопа Лаврентия Зизания Великой Катехизис. Так как в подлиннике было изложено учение о троеперстии, то издатели Катехизиса решились переделать это учение, но выполнили это неумело, неудачно, так что в книге остались следы учения о троеперстии. И только уже в Псалтыри 1641 года встречаем первое точное наставление о двуперстии; она печаталась с 9 сентября по 15 ноября 1641 года, следовательно в междупатриаршество — Иоасаф умер, а Иосиф не был еще посвящен, и она была издана «повелением светской власти»- царя.
Когда был издан церковный Устав (1641 г.), то справщики как бы намеренно проигнорировали труды своих предшественников по изданию Устава 1633 года: внесли: 19 новых статей против последнего издания и фактически вернулись возвратились к Уставу 1610 года, якобы осужденному в свое время Патриархом Филаретом[93].
Тем не менее, Патриарх Филарет сжег «Церковный устав», изданный в 1602 году. «Сожжение патриархом Филаретом «церковного устава», изданного за несколько лет до него, доказало, что печатание книг, на которое возлагали такие надежды в деле книжного исправления, едва ли принесет результаты, каких от него ожидали. Ошибки распространялись теперь в более обширной сфере : типографский станок распространял прежнюю ошибку одинокого переписчика в сотнях и тысячах оттисков.
Еще остается вопросом причины сожжения Устава, так как Патриарх Филарет грамоте не сильно умел, что отмечали многие авторы[94]. При патриархе Иосифе Московскою типографией издано было 5 книг в 1200 экземпляров каждая, защищавшие учения и взгляды, которые вслед затем же признаны были при патриархе Никоне признаны ложными.
1.8. Искажение церковных книг боголюбцами на Печатном дворе
Милостью Божией, Россия преодолела последствия Смуты и обрела новую царствующую династию, но не успела еще держава окрепнуть от величайших потрясений начала XVII века, как «тайна беззакония» приготовила ей новое испытание — церковный раскол середины XVII века. [95].
