Владимир Александрович Сафронов — российский историк и археолог, председатель Совета Русского исторического общества, специалист по археологическим культурам Кавказа, исследователь проблемы индоевропейской прародины. Критиковал курганную гипотезу М. Гимбутас, сторонник гипотезы о балканской прародине индоевропейцев. В свою очередь, концепцию Сафронова неоднократно критиковал Дж. Мэллори.
Сафронов В.А. Индоевропейские прародины
ОТ АВТОРА
Эта книга - итог многолетних трудов. Работа над ней совпала с выходом в свет необходимых обобщающих исследований по этнографии, лингвистике и с переломной эпохой в археологии Центральной и Восточной Европы. Переломный момент в археологии Центральной Европы выразился в ряде симпозиумов, в ходе которых был выработан ряд региональных хронологических систем для нео-энеолитической эпохи. В Восточной Европе на многочисленных мелиоративных стройках развернулись археологические работы по спасению памятников археологии, сопровождающиеся невиданным накоплением археологических материалов.
Автор счастлив, что не остался сторонним наблюдателем в час испытания для отечественной археологии и принял участие в раскопках памятников неолита-бронзы на всем пространстве евразийских степей от Енисея до Прута, от Средней Азии, Кавказа, Крыма до Верхней Волги, руководя в течение четверти века новостроечными экспедициями и отрядами. Находки и открытия превзошли все ожидания. Многие из них легли в основу концепции автора о позднеиндоевропейской прародине.
Целый пласт древнеямных памятников, выявленный в Северном Попрутье в 1974 году и самые ранние из них, являющиеся древнейшими памятниками древнеямной культуры Евразии, позволили переориентировать древнеямные миграции, перенести эйкумену индоиранцев из Волго-Уралья в Прикарпатье и Подунавье. Раскопки многослойных курганов на Нижнем Днепре в 1973 году помогли установить границу между двумя зонами древнеямной культурно-исторической области. На Северском Донце в 1975 году были открыты подкурганные погребения культуры Средний Стог II, сформировавшей памятники восточной зоны древнеямной КИО. В низовьях Волги, в Калмыкии в 1985 году были обнаружены бескурганные погребения с древнеямным обрядом и скипетрами в виде стилизованной головы лошади, фиксирующие первое проникновение носителей древнеямной культуры в степи Евразии, отражающие процесс колонизации степей индоиранским населением. На Нижнем Дону (1958-1963 гг.) автором был открыт ставший знаменитым многослойный неолитический памятник-поселение Ракушечный Яр, у ст. Раздорская, древнейший памятник с производящим типом хозяйства, связывающийся с культурой Кереш - археологическим эквивалентом "северокавказцев".
Северный Кавказ, исследованный нами от моря и до моря, в степях и предгорьях, в 1972, 1976-1981 гг., стал кладезем для индоевропейского культурознания. В Прикубанье была открыта новая культура с повозками, сходная и отличная от древнеямной, послужившая для обоснования новых гипотез о происхождении и направлениях распространения колесного транспорта и представляющая археологический эквивалент индоариев в Восточной Европе. Новосвободненская керамика в кубано-днепровских погребениях с повозками и повозки в древнеям ных погребениях позволили говорить об ареальных контактах хеттов и индоариев на Кавказе и о чресполосном существовании древних иранцев и индоариев на Кавказе. Находки майкопской керамики неизвестных ранее форм позволили подкрепить концепцию семитской атрибуции майкопской культуры, а определенные контакты майкопской культуры с культурами индоевропейской атрибуции позволили разработать семито-индоевропейский узел индоевропейской проблемы. Исследование куро-аракской культуры в Осетии (картвельская атрибуция которой поддерживается нами), выделение кубано-терской культуры Центрального Предкавказья, происходящей из культуры шаровидных амфор, первой производной от праиндоевропейской культуры воронковидных кубков (Николаева, 1980, 1987), а также обнаружение синкретичных комплексов с традициями двух культур позволили сделать вывод о длительных контактах картвелов с одной из групп древнеевропейцев.
Эти открытия, без которых было бы невозможно наше обращение к индоевропейской проблеме, осуществились благодаря участию большого коллектива сотрудников, работавших с нами годами, в многомесячных экспедициях, мужественно разделявших все лишения и невзгоды экспедиционной жизни. И если те силы, которые отняла у меня работа над этой книгой, сравнимы с моральными и физическими усилиями моих экспедиционных соратников и друзей, то я считаю свой долг перед ними выполненным. Невозможно перечислить всех причастных к нашим полевым исследованиям, но хотелось бы вспомнить тех, с кем связывали годы совместных экспедиций годы жизни. Это безвременно ушедшие из жизни друзья, с которыми исследовали памятники Хакассии и Тувы, а под руководством Татьяны Дмитриевны Белановской, Ракушечный Яр - археологи Александр Николаевич Румянцев, Виктор Петрович Третьяков. Это археологи - Константин Иванович Красильников (1975, 1977, 1978), Николай Иванович Тара-сенко (1975, 1977-1979), Ольга Викторовна Плугатаренко (1975, 1978-1981), Иван Иванович Марченко (1977-1980), Григорий Алексеевич Николаев (1973-1980, 1984, 1985), Михаил Михайлович Потапов (1978-1981, 1984-1985), полевой исследователь Евгений Валентинович Кочуров (1976-1980, 1984, 1985), художники - Лидия Анатольевна Дударева (1977-1980), Валентин Петрович Саяпин (1976, 1979). Много радости принесло мне общение с Александром Сафроновым, находившимся со мной во всех экспедициях с 1978 года и принимавшим активное участие в раскопках с 1984 года в моздокских степях, калмыцкой полупустыне, в лесах Верхнего Поволжья. С благодарностью вспоминаю замечательного ученого, профессора и проректора Северо-Осетинского университета, Николая Васильевича Сиукаева, чья помощь и поддержка сделали реальностью самые большие курганные экспедиции на Северном Кавказе 1978-1981 гг. И как памятник этому плодотворному сотрудничеству остались Археологический музей СОГУ, сериал археологических сборников и первая отечественная монография по индоевропейской прародине. Чту память своего учителя, профессора Михаила Илларионовича Артамонова, создавшего на кафедре археологии Ленинградского университета атмосферу дерзновенного поиска, всегда поддерживающего смелые научные начинания.
Каждый археологический факт и аргумент концепции в этой книге оттачивался и выверялся в страстных спорах с моим придирчивым оппонентом, женой, коллегой, соавтором многих работ и участником всех экспедиций, начиная с 1963 года, Надеждой Алексеевной Николаевой, взявшей на себя тяжелый груз по техническому оформлению и иллюстрированию книги, за что я ей, как всегда, глубоко признателен.
ВВЕДЕНИЕ
Индоевропейская языковая семья - самая значительная среди "свыше двух с половиной тысяч языков мира" (Реформатский, с. 383). На языках этой семьи говорит преобладающее большинство населения Европы, Австралии, Америки, а также значительная часть населения Азии (Индия). Основная часть населения СССР также говорит на индоевропейских языках (Исаев, с. 48).
Современные индоевропейские языки делятся на 10 групп: 1-я - индийская (хинди, уруду и др.), 2-я - иранская (персидский, афганский, таджикский, осетинский и др.), 3-я - славянская (русский, украинский, белорусский - восточная подгруппа; польский, чешский и др.- западная подгруппа; сербо-хорватский, болгарский - южная подгруппа), 4-я- балтийская (литовский, латышский и др.), 5-я -германская с двумя подгруппами (норвежский и шведский - северогерманская подгруппа), 6-я - романская (французский, испанский, итальянский и др.), 7-я - кельтская (бретонский, уэлсский и др.), 8-я - албанская, 9-я - армянская, 10-я - новогреческая (Исаев, с. 7-8). Среди древних индоевропейских (и. е.) языков следует назвать языки скифской ветви иранских языков, на которых говорили скифы, сарматы, саки, массагеты, аланы и другие древние народы. Осетинский язык является единственным живым языком этой древней группы. Он, правда, претерпел существенные изменения под воздействием языков кавказских народов (Исаев, с. 57).
Из других вымерших древних языков в Европе известны следующие: гальский, принадлежащий к кельтской группе языков; древнегер-майские (готский и др.), древнеиталийские (умбрский, окский, латинский); фракийский, древнегреческий и т. д. К древним малоазийским языкам индоевропейской группы относятся хеттский, палайский, ли-кийский, лидийский, фригийский и другие языки. К индоиранским языкам относятся древнеперсидский (Средний Восток), санскрит (Индия); тохарский язык образует отдельную группу и известен из документов 2-й половины I тыс. н.э., найденных в конце XIX в. в Китайском (Восточном) Туркестане. Древние и. е. языки в Европе, Малой и Средней Азии и Индии были известны с эпохи бронзы, т. е. с рубежа III/II тыс. до н.э. Греки имели уже свою собственную письменность с XVI в. до нюэ. (Блаватская, 1966, с. 16, 18). Арийская династия государства Митанни с середины XVI в, до н. э. зафиксирована в письменных памятниках Древнего Востока и Египта (История, 1988, с. 72-73). Ригведа-древнейший литературный памятник арийских племен - относится к периоду от середины II тыс. до н.э. до конца II тыс. до н.э. (Вигасин, 1984, с. 276). Хетты впервые зафиксированы в письменных памятниках - деловых документах купцов Каниша, так называемых "каппадокских табличках", датируемых III/П тыс. до н.э. (Вигасин, 1984, с. 152; Гамкрелидзе, Иванов, 1984).
Родство современных и древних и: е. языков, имеющих почти четырехтысячелетнюю письменную историю и разбросанных на многие тысячи километров друг от друга, может быть объяснено только тем, что они восходят к одному праязыку, а следовательно, и к единой индоевропейской прародине, где жили индоевропейцы еще до распада их языкового единства. Реконструкцией индоевропейского праязыка лингвистическая наука занимается уже два столетия. Индоевропейская проблема поставлена и сформулирована впервые лингвистами, однако очень скоро она вышла из рамок, очерченных лингвистикой. Если лингвисты выявили в и. е. праязыке экологические характеристики зоны обитания индоевропейского пранарода (ландшафта, климата, флоры и фауны), то определение экологической ниши формирования, и. е. пранарода и праязыка завершается с учетом данных палеогеографии, палеозоологии, палеоботаники. Если лингвисты выявили праиндоевропейские названия, характеризующие социальноэкономическое развитие и культуру праиндоевропейцев, то археологи и историки указали на археологические культуры, которые по этим параметрам могли бы быть праиндоевропейскими.
Таким образом, очень скоро стало ясно, что поиск индоевропейской прародины - проблема многоаспектная и ее невозможно решить при помощи какой-либо одной отрасли науки. Однако ни археологоисторический, ни любой другой аспект и. е. проблемы не могут решаться сколь-нибудь удовлетворительно в отрыве от лингвистической базы. Ущербным представляется решение 'Проблемы без использования данных естественных наук и совершенно невозможным без учета археолого-исторического аспекта, поскольку именно последний наполняет виртуозно очерченную лингвистами сферу культуры и духовной жизни древних индоевропейцев материальным содержанием и историческими фактами.
Актуальность темы обусловлена отсутствием исследований, в которых был бы разработан археологический аспект и. е. проблемы как самостоятельный, базирующийся на археологических источниках. В фундаментальных лингвистических трудах, посвященных реконструкции и. е. праязыка, археологический материал используется как вспомогательный для иллюстрации лингвистических выводов (Бош - Гимпера, 1961; Девото, 1960; Гамкрелидзе, Иванов, 1984). В существующих археологических исследованиях по индоевропейской проблеме лингвистические постулаты принимаются не всей системой, а выборочно (Даниленко, 1974; Гимбутас, 1970, 1973).
Наиболее распространенная в научном мире концепция Гимбутас о прародине индоевропейцев в степях Причерноморья оснвывалась на материалах из отечественных раскопок конца 50-х годов. С тех пор произошел "информационный взрыв", который подорвал фундамент концепции Гимбутас, и не было альтернативной гипотезы, которая объясняла и учитывала новую информацию в свете решения индоевропейской проблемы. В 1974 году мы впервые обратились к этой теме, предложив гипотезу о происхождении дольменов Новосвободной из культуры шаровидных амфор Западной Украины и Польши. Протяженность путей этой миграции могла быть сравнима только с индоевропейскими; хронологически эта миграция предшествовала миграции носителей культуры шнуровых керамик, которую очень часто связывали с индоевропейцами. Направление миграции убеждало, что прародина индоевропейцев должна находиться в Центральной Европе. В 1983 году мы сформулировали свое понимание историко-археологического аспекта в работе "Проблема индоевропейской прародины", которая явилась и первой отечественной монографией, посвященной этой теме. Наиболее важным выводом этой работы явилось новое понимание праиндоевропейского состояния как динамической системы, меняющей во времени свои границы. Было выделено 7 хронологических фаз развития праиндоевропейской культурной общности, во время которых ареал ее расширился от небольшой, территории (100 км в поперечнике) до огромного пространства от Скандинавии до Дуная, от Рейна до Прикарпатья. Такое же понимание формы существования праиндоевропейской языковой общности отразилось в работе лингвистов - Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванова, представивших деривационно-пространственную схему эволюции и. е. праязыка в 7 фазах (Гамкрелидзе, Иванов, 1984).
Качественно новым в концепции 1983 года было проведение соответствия позднеиндоевропейской культуры с двумя археологическими культурами, из которых первая - культура Лендьел - начинала свое существование раньше второй на 500 лет, а вторая - культура воронковидных кубков окончила свое существование спустя 600 и более лет (для разных районов по-разному) после исчезновения Лендьела. Был рассмотрен, весь комплекс лингвистических условий, детерминирующих локализацию и. е. прародины, и предложены адекватные археологические ситуации для контактов индоевропейцев с семитами, картвелами; названы археологические эквиваленты для индоиранцев, индоариев, хеттов, тохар, балтов. Невыясненными оставались вопросы происхождения археологических культур-эквивалентов и. е. пракультуре. Не разработан был и лингвистический статус для культуры-предка пракультуры позднеиндоевропейского состояния. Не был решен вопрос доведения индоевропейских диалектов после распада позднеиндоевропейской общности доисторического периода, когда язык зафиксирован письменной традицией. Речь идет, в первую очередь, о греках, хеттах, лувийцах.
Реферативность изложения, отсутствие иллюстративного материала, связанные с предельно допустимыми объемами учебного пособия, а также новые лингвистические данные послужили причиной продолжения наших разработок этой проблемы.
Целью данного исследования является реконструкция истории индоевропейского общества от момента выделения раннеиндоевропейского языка из бореального, по Н. Д. Андрееву, до появления первых индоевропейцев, зафиксированных письменной и исторической традицией, т. е. от VIII-VII тыс. до н. э. до первой половины II тыс. до н.э., по данным лингвистики, истории, археологии.
К первоочередным задачам были отнесены: 1) уточнение методологических основ проблемы (соотнесения культуры, языка, этноса); 2) разработка методики исследования историко-археологического аспекта и. е. проблемы; 3) отыскание археологических эквивалентов индоевропейской пракультуре на всех хронологических фазах ее эволюции, фиксируемых лингвистами; 4) обоснование ареальных контактов и контактов в диахронии древних индоевропейцев и северокавказцев, западных семитов, картвелов, пракартвелов по археологическим данным.
Попутно решались вопросы хронологии: коррекция хронологических систем неолита - энеолита Центральной Европы и энеолита - бронзового века Восточной Европы с соотнесением этих систем с ближневосточной и балканской базами абсолютной хронологии. Решение этих задач облегчалось тем, что ранее нами уже было опубликовано более 40 статей, где обосновывалась в целом и отдельных звеньях хронологическая система для восточно-европейского энеолита - бронзового века. Такая постановка историко-археологического аспекта индоевропейской проблемы обусловила структуру данной книги, взаимообусловленность ее частей.
Структурно работа состоит из трех частей, из которых основная часть (часть 1) посвящена локализации трех индоевропейских прародин- в Малой Азии, на Балканах и в Центральной Европе. Миграции индоевропейцев, разобранные в части II, играют подсобную роль и изложены с той степенью подробности, какая требуется для коррекции позднеиндоевропейской прародины, и насколько мы могли их обосновать с помощью надежных археологических данных и связать с лингвистическими постулатами.
Контакты индоевропейцев с иноязычными народами был разобраны только в той степени, насколько они детерминируют локализацию прародин индоевропейцев, поэтому мы остановились на связях с семитами, картвелами, северокавказцами, но опустили связи с финно-уграми (часть III).
К вспомогательным следует отнести главы о методологии и методике (глава 4), о лингвистических условиях к локализации и. е. прародины (глава 1, 3). Однозначность решения об археологических эквивалентах и. е. пракультуре поясняется главой 5, где характеризуются все возможные культуры в экологической нише и. е. прародины и во временной рамке ее существования, но не отвечающие всей системе лингвистических условий. В отдельную главу выделен этюд о происхождении колесного транспорта и путях его распространения в III тыс. до н.э. Это отвечает значению этого великого открытия индоевропейцев в истории человечества, а также служит структурным соединением между двумя частями книги.
ЧАСТЬ I
ЛОКАЛИЗАЦИЯ 3-х ИНДОЕВРОПЕЙСКИХ ПРАРОДИН
Глава 1
ПРОБЛЕМА ЛОКАЛИЗАЦИИ ИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ПРАРОДИНЫ В ИСТОРИОГРАФИИ
Родство современных и древних и. е. языков, разделенных тысячелетиями и удаленных друг от друга на тысячи километров, может быть объяснено только тем, что все они восходят к одному праязыку, на котором первоначально говорило этнически однородное население какого-то небольшого компактного региона - индоевропейской прародины. Иначе невозможно объяснить одинаковые для индоевропейских народов, разделенных огромными расстояниями и не входящих в контакты друг с другом, обозначения частей тела (например, 'нос': др.-инд. nasa, др.-перс.- naham, авест. nah-, лат. nas(s)us, лит. nosis; 'зуб'; др.-инд. вин. п. dantarn, авест. dantan, лат. dens, p. п. dentis, лит. dantis), терминов родства (например, 'отец': др.-инд. pitar, авест. pater, лат. pater, др.-в.-нем. fater, нем. Vater; 'мать': тох. A macar, др.-инд. matar-, авест. matar-, лат. mater, др.-ирл. mathir, лат. mate, ст.-слав. mati; 'сын': др.-инд. sunu, гот. sunu, лит. sunus, ст.-слав. synu; 'дочь': др.-инд. duhitar, др.-англ, dohtor), животных, - коровы, козы, овцы, кабана, волка, бобра, тетерева и др., растений-:дуба, бука, березы, граба, ивы и др.; продуктов питания - масла, мяса, сливок, меда, соли и др.; названий цветов (например, 'красный': др.-инд. rudhira, тох. В ratre, лат. ruber (raudas), лит. raudas, др.-русс. рудъ), числительных первого десятка (например, 'два': др.-инд. dvau, др.-ирл. dau, лат. duo, ст. слав, duva) и много других удивительных схождений в языке и. е. языковой семьи.
На родство индовропейских языков указывали ученые еще в середине XVIII в. (Байер, Ломоносов - Булич, 1904; Аделунг, Паулин - Мейе, 1938, с. 447; Джонс -Шрадер, 1886, с. 5). В то же время (1767 г.) Керду указывал на родство санскрита с европейскими языками (Мейе, 1938, с. 447). Ф. фон Шлегель в 1806 году первым отчетливо сформулировал мысль об единой (индийской) прародине индоевропейских языков (Десницкая, 1955, с. 34). С тех пор великая "проблема индоевропейской прародины" не перестает волновать умы ученых многих стран и различных профессий.
В 1816 году в своей работе Франц Бопп (Бопп, 1972, с. 448) заложил основы сравнительной грамматики и. е. языков. Свои идеи Ф. Бопп изложил в 1832-1852 гг. в первом издании "Сравнительной грамматики санскритского, зендского и немецкого, греческого, латинского, старославянского, готского и немецкого языков". Он объединил их позднее в языковую семью, к которой отнес почти все обозначенные к настоящему времени и. е. языки. Полвека спустя Август Шлейхер, обратив особое внимание на реконструкцию звуков индогерманской (индоевропейской) речи, попытался воссоздать и. е. язык во всем его многообразии. Результатом явилась предложенная им схема развития (генеалогическое древо) и. е. языков из праязыка и их классификация, достаточно близкая к современной классификации, изложенной во Введении. Древнейшим и. е. языком А. Шлейхер считал санскрит, полагая, что только в нем сохранился звук V из праязыковой эпохи, из которого впоследствии, по его мнению, выделились звуки 'е, о, а'. На этом основании прародину индоевропейцев Шлейхер помещал в Индии (Шлейхер, 1861-1862).
Последующее за Шлейхером поколение лингвистов (последняя четверть XIX в.) младограмматики, утверждавшие неизменность звуковых законов, научно доказали, что в праиндоевропейском существовали звуки 'е, о, а', а наличие в санскрите одного звука 'а' - это результат специфичного для индоиранских языков их самостоятельного развития (Шпехт, 1956, с. 23). Лингвистические доказательства локализации прародины в Индии отпали, а историками вскоре было доказано, что до индоевропейцев Индию заселяли дравидоидные племена и, следовательно, Индия не могла быть индоевропейской прародиной. Большая же архаичность литовского языка XIX в. по сравнению с санскритом, зафиксированным письменной традицией в I тыс. до н.э., делала Европу более подходящим регионом для локализации там прародины индоевропейцев, чем Азию. Однако спор о том, на каком континенте помещать прародину, не был окончен, хотя наступивший с началом нашего века современный период сравнительного индоевропейского языкознания принес много доказательств в пользу ее локализации в Европе. Основным аргументом сторонников азиатской прародины оставалось неопровергнутое положение о контактах праиндоевропейского с семитскими и кавказскими языками, основанное на выявленных лингвистами взаимных заимствованиях слов в этих языках. Такие заимствования, по их мнению, могли произойти лишь в Азии, где обитали носители древних кавказских и древних семитских языков.
Сильной стороной гипотез об европейском происхождении индоевропейцев были праязыковые названия деревьев, растений и животных, характерных для Европы или для умеренных евразийских широт. Азиатская прародина индоевропейцев локализовалась исследователями в 7 регионах азиатского континента.
1. Индия, Выдвигалась в качестве прародины Шлегелем (Шрадер, 1886, с. 6, 7), Шлейхером (А. Шлейхер, 1861-1862) на основании боль шей древности санскрита по данным лингвистики. Младограмматики доказали ошибочность этого положения. После этого, а также уста новления, что до прихода ариев Индию населяли дравидоидные племена, гипотеза оказалась излишней.
2. Склоны Гималаев считали прародиной на основании архаично сти ведического языка, отсутствия в Ригведе указаний на значительную удаленность прародины и на основании сопоставлений флоры и фауны прародины и географии растений и животных (Клапрот: Шрадер, с. 9-10). Однако после изучения более молодого (на 3000 лет) литовского языка, стало ясно, что архаичность ведического языка не является исключительной, а с открытием более древнего и архаического хеттского языка это положение отпало и вовсе. Ряд представителей флоры (осина, тисе, бук) и фауны (бобр, тетерев) отсутствует в Гималаях и близких к ним районах. Таким образом, предложенная локализация также оказывается неприемлемой (Шрадер, 1886; Мэллори 1973, с. 21-66).
3. Согдиана и бассейны Яксарта и Оксуса (Центральная Азия) указывались в ряде работ при локализации и. е. прародины на основании сомнительных данных исторической географии (Киперт, Пикте: Мэллори, 1973, с 21-66; Шрадер, 1888, с. 24-26, 143), мнимого соседства с прародиной семитов (Гоммель, Кремер: Шрадер, с. 60-62), об обмелении моря (Кири, 1921), находящихся в непосредственной связи с и. е. прародиной, а также возможности ознакомления индоевропейцев с домашней лошадью в указанных районах (Копер, 1935, с. 1-32). Этот сомнительный набор отдельных признаков не выдерживает критики, а локализация прародины в этом районе исключается на основании отсутствия здесь основных представителей ее флоры (осина, береза, тисе, бук, вереск) и фауны (бобр, тетерев). Одомашнивание лошади произошло в Европе в IV тыс. до н. э. Из азиатских территорий лишь Элам может претендовать на приручение лошади. Данные Авесты относятся лишь к прародине ариев (К. Паапе, 1906), но не к общеиндоевропейской. Однако "аргумент бобра", почитаемого на арийской прародине, не позволяет поместить ее в данной области. Азиатские степи исключались из зоны поиска прародины (Флор: Мэллори, 1974, с. 21-66), поскольку они были заняты, по его мнению, монголоидным и тюркоязычным населением. В настоящее время это мнение находится в резком противоречии с данными антропологии, устанавливающими в степи европеоидное население (афанасьевская и андроновская культуры).
4. Месопотамия, предложенная Момзеном в качестве прародины ин доевропейцев дань панвавилонизму, и в настоящее время не может рассматриваться всерьез из-за отсутствия соответствующей флоры (береза, осина, тисе, граб, бук, вереск) и фауны (бобер, тетерев, во рон) (Мэллори, 1974, с. 21-66; Шрадер, с. 22-23).
5. Ближний и Средний Восток был предложен Паули (Шрадер, 1886, с. 139-140) на основании того, что 'лев' - исконное индоевропейское слово. Однако нет причин исключать из зоны поиска прародины по этому признаку балкано-дунайский регион, где водился лев еще в исторические время и примыкающие к этому региону соседние области.
6. Смежные с хеттами территории включил в зону поиска и. е. прародины Сейс (Мэллори, 1973, с. 21-66) на основании общих слов в хеттском и и. е. языках. В настоящее время уже доказано, что хеттский язык является и.е. языком, поэтому заключение Сейса можно рас сматривать, как выражение одного неизвестного через другое и как курьез.
7. Области, соседние с Грузией, Арменией (Армянское нагорье) впервые включил в зону поиска индоевропейской прародины в 1822 году Линк (Мэллори, 1973, с. 21-66), указавший на то, что прародина индоевропейцев должна находиться в горной стране, в зоне одомашнивания растений и животных. "Отцом санскрита" Линк считал зендский язык, а санскрит исходным для всех и. е. языков (Шрадер, 1836, с. 7). Европейская прародина для индоевропейцев впервые была предложена Лэтэмом в 1862 году (Мэллори, 1973, с. 25; Шрадер, с. 129) высказавшего простую, но труднооспоримую мысль, что легче предположить отпочкование санскрита от основной группы и. е. языков, размещенных в настоящее время в Европе, чем представить все языки происходящими от санскрита. Архаичности санскрита он противопоставлял архаичность литовского языка, зафиксированного письменной традицией на 3000 лет позже санскрита. После открытия закона палатализации была доказана ошибочность мнения Шлейхера о древности индоиранского 'а' и развития из него гласных - 'е, а, о' - в и. е. языках, поскольку все гласные существовали в праязыке.
С тех пор в качестве прародины индоевропейцев предлагались разные европейские регионы. 1. Территория от Западной Франции до Урала между 60° и 45° широты была выдвинута в качестве и. е. прародины Куно (Шрадер, 1886, с. 136). Куно отрицал существование единого праязыка к моменту распада, указывая на то, что индоевропейцы должны быть многочисленны (около 1 млн. человек) ;и иметь контакты с финноязычным населением. Локализация прародины в столь широких пределах вряд ли кого могла удовлетворить, а численность в 1 млн. человек взята произвольно.
Территория от Рейна до Дона, предложенная вновь Кюном, хотя и была меньше вышеназванной зоны поиска, однако также не может быть принята в качестве прародины индоевропейцев (ПИЕ) из-за огромных размеров. Заслуживает внимания метод Кюна - последовательного исключения из зоны поиска областей с неиндоевропейским субстратом (Индия, Греция, Италия, Франция, Британские острова). Если бы Кюн также последовательно/ исключал и территории, на которых нет характерных для и. е. прародины представителей флоры и фауны, то зона поиска значительно бы сузилась.
2. Локализация и. е. прародины на территории Восточной Европы между 45 и 69 градусами широты была предложена Шпигелем (Шрадер, 1886), впервые указавшим на непременность горного ландшафта на и. е. прародине. Горы были невысокими и имели площади, необходимые для посева ржи и пшеницы, названия которых зафиксированы в и. е. праязыке. "Аргумент горного ландшафта" как раз и позволяет исключить основные территории Восточной Европы кроме Предкарпатья, Предкавказья, Приуралья; использование Шпигелем (Шрадер, 1886, с. 146-148) уже известного "аргумента бука" позволило бы исключить из зоны поиска и Приуралье. Неиспользованные возможности значительно обесценили работу и не позволили принять предложенную Шпигелем локализацию.
3. Восточная Европа в качестве ПИЕ была вновь предложена Шерером (Шерер, 1947, с. 288-304) в середине нашего столетия. Он указывал, что в и.е. и финно-угорских языках есть корни, восходящие, воз можно, к праязыковой эпохе. Таким образом, прародина должна была граничить с финно-угорскими племенами, хотя бы в какой-то части. Об ласти, занятые и. е. прародиной, и после распада и. е. общности оста вались занятыми индоевропейцами: германцы, кельты, италийцы занимали север и северо-запад и. е. эйкумены; балто-славяие - северо-восток; племена, говорившие на греческих диалектах - юго-восток. Против такого расселения, предложенного еще Мейе, трудно возражать. Непонятно только, почему эпицентр должен находиться в Восточной, а не в Центральной и Северной Европе, тогда бы передвижки и. е. племен были бы менее значительны, а ее северо-восточный край все равно соприкасался бы с финно-угорскими областями. 4. Волга - восточная граница и. е. прародины на основании данных Ригведы (Rasa), Авесты (Ranha), Птоломея (Ra). Такой вывод сделал Кнауэр (1912, с. 67-88). Предположение подтверждается идентификацией приведенных выше названий с мордовским названием для Волги Ravo (Абаев, 1965, с. 122) и дает основание считать, что IB степном Поволжье находились не носители и. е. праязыка, а уже отделившиеся от и. е. ядра индоиранцы: ведь упоминание об этой реке хотя и относит лошадей (Чайлд, 1950). Пчелы широко распространены л Северной Европе; нет оснований думать, что их не было в древности, поскольку некоторые растения-медоносы, такие как вереск, тяготели, в основном, в древности к северным районам Европы. Есть все основания считать, что в северной Европе к моменту распада и. е. общности росли и липа, и шиповник, и другие медоносы. Угорь - типичный представитель фауны рек, впадающих в Балтийское море. Лошадь, как показал Некель (1944) известна в центральной и северной Европе с палеолита, а ее доместикация, во-первых, не имеет прямого отношения к и. е. прародине; во-вторых, восточно-европейский центр доместикации в днепро-донецких степях, по мнению ряда исследователей, возник почти одновременно и независимо от центральноевропейского центра доместикации (Некель, 1944), где домашняя лошадь зафиксирована уже со времени тисаполгарской культуры, синхронной Триполью В1.
Вряд ли может в пользу локализации и. е. прародины в понто-каспийских степях служить и туманное указание, что и. е. прародина находится между Средиземноморьем и Алтаем на основе малопонятного сходства и. е. слов женского рода для "земли и почвы" с идеей матери-богини в средиземноморском культе и и. е. обычаем жертвоприношения коня небу у алтайцев (Пуассон, 1934). Последнее может указывать на пути миграции носителей древних и. е. диалектов и не более (Гамкрелидзе, Иванов, 1981, с. 26).
8. Культура погребений с охрой - археологический эквивалент для понтийской прародины индоевропейцев - к такому выводу впервые пришел Чайлд, предпринявший смелую попытку пересмотреть происхождение всех европейских культур и решительно выступивший против центральноевропейской локализации и. е. прародины в пользу юго-западной части южнорусских степей (Чайлд, 1926). Тезис Чайлда о локализации и. е. прародины в южнорусских степях получил обоснование в работе Сулимирского, который на основании стратиграфии ясковицких и южнопольских курганов выделил две хронологические группы, объединенные обрядовой преемственностью, содержащие керамику КШК (культуры шнуровых керамик) и ямную ("старшая группа в ясковицких курганах"). На этом основании Сулимирский сделал вывод о генетической преемственности обеих групп и о происхождении из древнеямной керамики кубков КШК. Следствием из этого было постулирование миграции КШК из Причерноморья в степные районы Центральной Европы (Сулимирскйй, 1933 и 1968). Позднее Чайлд поддержал мысль о том, что "овоидные сосуды ямной культуры - хороший прототип, из которого могут произойти саксотюрингские, ютландские и другие типы шнуровых кубков" (Чайлд, 1950, с. 144). На основании этого Чайлд делал предварительный вывод, что различные варианты КШК, "которые, возможно, были предшественниками кельтов, тевтонов (германцев - В. С.) и славян, являются ответвлением народа - носителя культуры охровых погребений" (Чайлд, 1950, с. 140), указывая при этом, что "народ понтийских степей был только восточным крылом рыхлого континуума мобильных пастушеских обществ, между которыми было продемонстрировано плодотворное взаимодействие, хотя направление может оспариваться. Возможно, например, утверждать, что правители, погребенные в Аладже, и шахтовых гробницах, появились от нашего степного народа и ответственны за распространение там и. е. языков - хеттского и греческого" (Чайлд, 1950, с. 140).
Первых индоевропейцев в Греции Чайлд связывал с мигрантами, принесшими в эти районы и Западную Анатолию (Троя IV-V) "минийскую керамику", организовавшими в.Македонии колонию Халкидику. Раннемакедонская керамика рассматривалась Чайлдом, с одной стороны, как генетически связанная с раннебронзовым веком Западной Анатолии, с другой - с баденской культурой. Это давало Чайлду повод считать баденскую культуру индоевропейской (Чайлд, 1950, с. 149). Чайлд, считая баденскую культуру "I ступенью распространения и. е. языков в умеренной Европе" допускал возможность, что своим происхождением эта культура связана с Западной Анатолией (там же). Таким образом, Чайлд представлял и. е. общность до периода распада неустойчивым конгломератом родственных пастушеских племен, допуская, что большая часть этого конгломерата связана происхождением с носителями древнеямной культуры, оговаривая при этом, что направление этих культурных влияний не ясно, что вызвано неразработанностью хронологической шкалы Северного Причерноморья. Концепция М. Гимбутас о локализации и. е. прародины полностью повторяет концепцию Чайлда, которой Гимбутас придала векторную направленность, отбросив как балласт тридцатилетние сомнения Чайлда в хронологической обеспеченности своей концепции.
Протоиндоевропейцами Гимбутас считала носителей ямной культуры, "которые продвигались на запад и юг. в V-IV тыс. до н. э. из областей Нижнего Дона и Нижней Волги (Гимбутас, 1970, с. 483). Ямная культура дает, по мнению М. Гимбутас, исходный импульс, в результате которого наблюдается распространение и. е. курганной культуры не только в понто-каспийских степях, но и в Центральной и Северной Европе и на Балканах. Курганная культура, по Гимбутас, это - ямная культура, культура погребений с охрой, культура боевых топоров, культура шнуровых керамик, культура одиночных погребений Дании (там же, с. 483). Индоевропеизацию Европы М. Гимбутас видит в дезинтеграции высоких цивилизаций Древней Европы V-IV тыс. до н. э. (Винча II-III, Лендьел, Тиссы-Бкжка, Кукутени, Гумельницы), которые образовывали неиндоевропейский субстрат на юго-востоке Западной Европы и культуры воронковидных кубков - неиндоевропейского субстрата в Северо-Европейской равнине между Данией и Польшей (Гимбутас, 1970, с. 15). Постепенная инфильтрация с середины IV тыс. до н. э. в районы Западной Европы окончилась в 2500-2000 гг. до н. э. инвазией, в результате которой произошло окончательное разрушение остатков древнеевропейских цивилизаций, уцелевших только на Крите (Гимбутас, 1970, с. 15 и ел.). Внешними признаками индоевропеизации являются, по Гимбутас, курганы и погребальный обряд в ямах где обнаруживаются скелеты, лежащие скорченно на спине. Эту "сборную" курганную культуру Гимбутас характеризует фактически только по среднестоговской культуре I- II этапа, примешивая к этой "окрошке" произвольно взятые майкопские и новосвободненские комплексы (не имеющие ничего общего ни между собой, ни с перечисленными степными культурами), которые позволяют ей сделать вывод об индоевропейцах как "талантливых купцах". Одно бездоказательное утверждение рождает другое. Удревнение ямной культуры до V-IV тыс. до н.э.- более чем на тысячу лет по сравнению с существующими датами - не обеспечено доказательствами. Ссылка на возможность значительного удревнения за счет поправки по шкале Зюсса не спасает положения, поскольку датировка по С 14 указывает, что "памятники позднеямного типа Поднепровья и Северного Причерноморья следует датировать в пределах 2-й половины III -начала II тыс. до н.э. (Гимбутас, 1970, с. 13). А удревнение, предусматриваемое поправкой Зюсса, возможно для этого времени не более, чем на 700 лет, К тому же необходимость введения поправки нельзя считать доказанным, а факты резкого расхождения исторических и калиброванных дат удваивают сомнения в точности последних. Археологические данные также не позволяют принять хронологию ямной культуры, предложенную Гимбутас. Чайлд выборочно в ограниченном объеме использовал некоторые лингвистические данные: о колесном и морском транспорте, о знакомстве индоевропейцев с медью (Чайлд, 1950, с. 148), однако не упомянул о ландшафте и климате, о флоре и фауне и. е. прародины, а ведь именно эти данные находятся в резком противоречии с ее локализацией в степях Восточной Европы. Гимбутас вообще ограничилась лишь обещанием придерживаться языковых фактов. Таким образом, гипотеза происхождения индоевропейцев из понто-каспийских степей не увязана с археологическими данными; не подкреплена хронологией. Языковые же факты о ландшафте, фауне, флоре противоречат локализации и. е. прародины в понто-каспийских степях (аргументы осины, бука, граба, тисса, вереска, бобра, льва). В целом эти неувязки решительно свидетельствуют против локализации индоевропейской общности в степях Восточной Европы. Остальные районы Восточной Европы еще меньше подходят для этой цели.
9. Локализация и. е. прародины в Западной Европе (Бринтон, 1890) слишком расплывчата и не могла удовлетворить современников. Действительно, уже к тому времени Шрадер на основании исторических и лингвистических данных аргументировал пребывание индоевропейцев после распада и. е. общности на западноевропейских территориях (Балканы, Аппенй1ы, Пиренеи, Франция).
10. Северная Европа в качестве прародины выдвигалась Пенкой (1883-1886), указавшим, что лишь Скандинавия является областью непрерывного развития антропологического типа, и поскольку исторические скандинавы - индоевропейцы, то и древние скандинавы бы ли древнейшими индоевропейцами. Дополнительным доказательством, приводимым Пенкой, являлось то, что скандинавы и исторические арии были белокуры и голубоглазы. На Северную Европу как на и. е. прародину пытались указать как на основании археологических аргументов (Паапе, 1906), так и на данных лингвистики (Тиме; Мэллори, 1973). Однако наличие общеевропейских названий деревьев (тисса, граба, грецкого ореха), не растущих в Северной Европе, и южных животных (льва) делает североевропейскую прародину нереальной.
11. Северная или Северо-Восточная Европа, к которой обратился в качестве возможной прародины индоевропейцев Манн, указавший на то, что на,и. е. прародине были лето, осень, и зима (на основании легенд, сказок, игр у индоевропейских народов), не подходит для локализации и.е. прародины на основании тех же аргументов, что и Северная Европа. К тому же времена года хорошо прослеживаются почти по всей Европе, кроме ее самых южных районов.
12. Северо-Западная Европа - от Западной Балтики до Одера и до предгорий Карпат (Мух, 1902) и Германии (Коссина, 1902) предложенная на основании данных археологии, восходит еще к гипотезе И. Гейгера, который в 1871 году на основании данных о растениях (аргументы бука, березы, ясеня, дуба), аргументов угря, трех времен года предложил Германию как прародину индоевропейцев. Хотя прародина в этом варианте становится более реальной по размерам территории и некоторым индоевропейским реалиям, нетрудно видеть националистическую предвзятость: ведь все без исключения аргументы имеют значительно более широкий ареал распространения на востоке и юге Европы. Коссина, будучи филологом по образованию, использовал данные Гейгера о флоре и фауне, (Шрадер, 188в, с. 132-1-33), а также, хотя и в ограниченном объеме, лингвистические данные. Однако основные аргументы его были археологическими. Он видел подтверждение миграции индоевропейских племен в сходстве ряда культур Германии и на более восточных и южных территориях. Сходство же устанавливалось и по комплексу признаков, и в случае их отсутствия по единичным чертам. Отдельные его работы точны и аргументированы, а некоторые мысли намного опередили его время. Например, гипотеза о происхождении кельтов и италиков от группы Рессен до сих пор признается многими учеными (Мэллори, 1973, с. 21-66). Однако предвзято очерченная территория и. е. прародины, совпадающая с политическими границами Германии того времени, не требовала обстоятельной хронологической аргументации, с точки зрения Коссины, поскольку все археологические культуры (культурные группы) Германии согласно его воззрениям были заведомо древнее более восточных и южных их проявлений. Коссина реконструировал 14 походов индогерманцев в период от неолита до эпохи железа. Почти все известные на территории Германии культурные группы находили аналогии, по Коссине, на юге или на востоке от нее, подтверждая тем самым общую модель миграций с севера - "с северной прародины". Наиболее южную группы культуры линейно-ленточной керамики он связывал с сатемной группой и. е. языков хотя к тому времени было уже четко доказано, что сатемная группа - наиболее поздняя, отделившаяся от и. е. массива, а культура линейно-ленточной керамики была всегда самой древней из всех культурных групп на территории предполагаемой прародины. (Националистическая.направленность Коссины дискредитировала на долгие годы не только его работы, но и все плодотворное направление в археологии - решение культурно-этнических проблем через миграции, вызвав волну мало аргументированного "автохтонизма".
13. Северная и Центральная Европа в качестве и. е. прародины была предложена Мейером (Мейер, 1948) на основании и. е. топонимики этого региона, его экологических характеристик (бук, пчела, мед ведь, бобер). Археологическим эквивалентом культуре праиндоевропейцев он считал культуру шнуровых керамик и не связанную с ней ни хронологически, ни генетически более раннюю культуру линейно- ленточной керамики (КЛЛК). Хотя многие его аргументы (медведя, пчелы, бука) могут свидетельствовать о более обширной территории и. е. прародины, в сочетании с данными топонимики локализация ПИЕ в этом регионе представляется наиболее близкой к истине. Однако предложенный ареал ПИЕ слишком обширен. В Северной Европе локализовать ПИЕ по перечисленным выше аргументам невозможно. К тому же происхождение КШК на территории Северной Европы проблематично, а древнейшие варианты КЛЛК тяготеют к Подунавью.
14. Территория к северу от Балкан, Альп и Пиренеев была обозначена Крае (1957, 1962, 1968) в качестве зоны обитания древнеевропейских языков, причем под этими языками подразумевались не какие-то определенные языки, выделившиеся из общеиндоевропейского языка- основы, а только хронологически промежуточная ступень эволюции языка-основы между временем общеиндоевропейского состояния и 1500 г. до н.э., когда уже выделение индоевропейских языков зафиксировано письменными источниками. Этот регион был задан распространением древнеевропейской гидронимии, которую позже, в 1975 году Шмидт назвал общеиндоевропейской, а Гудено показал, что ареал ин доевропейской гидронимии совпадаете территорией распространения культуры воронковидных сосудов. Последнее подсказало Гудено ПУТИ к ревизии концепции Гимбутас. 15. Центральная Европа, по мнению Бош-Гимпера (1968), является той территорией, на которой в неолите (предположительно в V тыс. до н.э.) сложилось ядро этнических групп, из которых в III тыс. до н.э. (время начала древнейших индоевропейских миграций) вышли отдельные индоевропейские народы, развитие культуры которых определяет бронзовый (II тыс. до н. э.) и железный (I тыс. до н.э.) век Европы. Археологическим эквивалентом культуры праиндоевропейцев, по Бош-Гимпера, являются Дунайские культуры, в которые, ориентируясь на общее мление, включаются культура линейно-ленточной керамики, культура Рессен, накольчато-ленточная керамика, КНК, культура Лендьел-Тиса. Бош-Гимпера является сторонником европейской локализации прародины индоевропейцев, исходя из существования индоевропейской культурной традиции от неолита до эпохи железа, тогда как именно в его задачу и входило определение той цепочки археологических культур, по которой можно проследить генетическую преемственность культурной традиции в диахронии хотя бы в каком-либо регионе Европы. Нет единого мнения среди археологов о неолитических истоках в V тыс. до н. э. хотя бы одной культуры бронзового, не говоря уже о культурах железного века. Связь бронзового века Подунавья или Центральной Европы с дунайским неолитом (особенно в выражении его через культуру линейно-ленточной керамики) гипотетична еще и по той причине, что в эпоху неолита в Центральной Европе прослеживается 'несколько линий развития, не связанных между собой генетически, большинство которых и кончают свое существование в эпоху неолита-энеолита, не передавая продуктивных производных в бронзовый век. Концепция Бош-Гимпера подверглась критике со стороны Гимбутас, которая (несколькими годами.ранее поддерживала идею о праиндоевропейской атрибуции культуры линейно-ленточной керамики, а в своей иовой теории как раз полагает все то неиндоевропейским, что Бош-Гимпера считает индоевропейским. Дезинтеграцию неолитических культур Подунавья к III тыс. до н.э., соответствующую по Бош-Гимпера, выделению индоевропейских языков, Гимбутас считает следами вторжения праиндоевропейцев с Восточной Европы, расколовшего неиндоевропейские цивилизации Европы.
16. Почти та же точка зрения на доисторию Европы сформулирована в труде Девото (1962), сочетавшего археологический и лингвистический подход к проблеме. Девото, стоя на тех же, позициях, что и Бош-Гимпера, о преемственности культурной традиции во времени, от эпохи неолита до железа, в Центральной Европе, обращает внимание на то, что индоевропейской пракультуре свойственен разный характер на соответствующих временных ступенях ее развития. Он выделяет фазу примитивного земледелия, которая, по его мнению, в археологическом выражении представлена культурой КЛЛК, причем уже на этой фазе для пракультуры свойственна, по Девото, тенденция к экспансии. Фаза продуктивного земледелия связана с культурой Иорданемюль, которая также обладает свойством к территориальному расширению. Переход к военной организации у индоевропейцев в археологическом выражении связан с культурой боевых топоров и шнуровых керамик. В культуре бронзового века - унетицкой - Девото видит продолжение индоевропейской традиции к экстенсивному использованию территории. В лужицкой культуре железного века Европы исследователь усматривает последний этап в доисторической эволюции индоевропейской культуры в Европе. Таким образом, Девото обосновывает предлагаемую им локализацию прародины индоевропейцев цепочкой культур, в которых якобы есть преемственность генетического характера, от. неолита до эпохи железа, Однако Девото не доказывает, и это не в его компетенции, генетическую связь культуры КЛЛК и культуры Иордансмюль, или КЛЛК и КШК. Нет прямой генетической преемственности между культурой Иордансмюль и КШК. Без этого данная цепочка культур - просто механическая подборка по принципу существования тенденции к увеличению жизненного пространства. Большой интерес представляет сравнительный словарь индоевропейских слов, среди которых выделены термины, характеризующие качество и количество; движение, физиологические функции и болезни; метеорологические наблюдения и календарную систему; религиозную систему; структуру семьи, племени, военную организацию и экономику; транспорт, домостроительство, фауну и флору, скотоводство и земледелие. Однако это не мешает Девото считать праиндоевропейской культуру линейно-ленточной керамики, в которой нет ряда существенных индоевропейских реалий (см. ниже), исходя из того, что мы знаем о пракультуре по данным лингвистической реконструкции. К тому же КЛЛК - это как раз та культура неолита, которая не передала продуктивных элементов, развивающихся в бронзовом веке, не говоря уже о производных культурах.
17. С критикой теории Бош-Гимпера и Девото выступил Кросслаад (1967). Он как раз подчеркнул тот факт, что культура линейно-ленточной керамики, как и культура Винча, Кукутени-Триполье, Старчево-Кереш не соответствуют требованиям, предъявляемым к праиндоевропейской культуре, т. е. в них нет укрепленных поселений; нет преобладания скотоводства над земледелием, которое обеспечило такую структуру общества и такие семейные и общественные институты, которые известны у исторических индоевропейцев - ариев, греков, хеттов. Кроме того, Кроссланд прибегает еще к одному логическому доводу: если индоевропейцы происходят не из Анатолии, то пракультураих в археологическом выражении не может иметь анатолийских истоков, а по мнению ряда ученых, древнебалканские цивилизации имеют анатолийские корни. Другими словами, Кроссланд стоит на позиции неиндоевропейского характера дунайского неолита. По его мнению, объяснить появление индоевропейских языков в Европе в этом случае можно при допущении мезолитического центрально-европейского субстрата, который был амальгамирован неолитическими культурами. Не высказываясь определенно о локализации прародины, Кроссланд склоняется к тому, что гипотеза Гимбутас более гибко объясняет заимствования на уровне общеиндоевропейского единства из финно-угорских языков и пастушеский характер культуры части индоевропейских на родов, точнее индоиранцев. В то же время Кроссланд считает, что прародину индоевропейцев надо помещать западнее, чем это делает Гимбутас, но конкретнее не называет этого региона.
18. Районы Европы, соседние с Анатолией, с восточноевропейскими степями и финно-угорским массивом, а также с районами индоевропейской гидронимии в Северной и Центральной Европе - зона поиска и. е. прародины, по Гудено (1971). Чтобы найти такую территорию, которая удовлетворяла бы условиям, сформулированным выше, Гудено предлагает на территорию, а модель прародины. Согласно его модели, и е. пракультура, характеризуемая смешанными формами экономики, расширяясь из западноевропейских степей на восток в связи с возрастанием роли скотоводства и экстенсивным использованием территории, утрачивая зависимость от земледелия, переходит к пастушеству (ин до-иранское состояние, по Гудено), возвращаясь на запад, образует континуитет в виде культуры воронковидных кубков (ареал КВК сов падает с ареалом индоевропейской гидрономии).
Примечательным в гипотезе Гудено является попытка осуществить комплексный подход в решении индоевропейской проблемы, однако предложенная модель Гудено носит механистический характер, поскольку не подкреплена надежным археологическим анализом по происхождению, культурным связям и хронологии культур неолита - ранней бронзы в Европе. Несмотря на то, что нет обобщающих исследований, посвященных хронологии культур неолитической раннебронзовой эпохи Западной и Восточной Европы, и исследования носят региональный характер, все же можно составить достаточно прочное представление о доистории Европы в V-III тыс. до н.э., базируясь на комплексе региональных археологических исследований (см. ниже).
Комплексный подход в решении проблемы локализации индоевропейской прародины реализован в трудах советских ученых Гамкрелидзе, Иванова, в которых обстоятельно аргументировалась мысль об общей и. е. прародине на территории Армянского нагорья и прилегающих к нему регионах и вторичной прародине древнеевропейских индоевропейцев в черноморо-каспийских степях.
Гипотеза о двух прародинах для индоевропейцев на территории Армянского нагорья и в степях Восточной Европы была сформулирована Миллером еще в 1873 г. на основании близости и. е. праязыка с семито-хамитскими и кавказскими языками (Шрадер, 1886, с. 146), Работы Гамкрелидзе и Иванова, вышедшие в 1980-1981 гг., обстоятельно развили эту мысль на новом научном уровне. Многолетняя работа авторов завершилась изданием энциклопедического исследования, посвященного языку, культуре и прародине индоевропейцев (Гамкрелидзе, Иванов, 1984).
Вопросы хронологии и территории распространения общеиндоевропейского праязыка исследователи справедливо считают основным в поиске и. е. эйкумены; при этом оговаривают, что индоевропейцы могли за время своего существования неоднократно менять свою прародину и что их усилия "направлены на выявление эйкумены индоевропейцев перед началом распада их праязыковой общности. Таким образом, Гамкрелидзе - Иванов пытались локализовать последнюю общеиндоевропейскую территорию, которую мы в дальнейшем именуем позднеиндоевропейской прародиной. Они представили серьезные лингвистические доказательства в пользу передатировки позднеиндоевропейской прародины "с III тыс. до н.э., как это было принято ранее большинством специалистов, а IV и, возможно, V тыс. до н. э., основываясь на том, что между временем появления хеттов в Малой Азии, зафиксированным хеттскими именами в "каппадокийских табличках" (2040- 1875 гг. до н. э.) и их отпочкованием от праиндоевропейского ядра, знаменующим начало его распада, долгое время существовала общеанатолийская (хетто-лувийская) языковая общность. Передатировка праиндоевропейской общности перед ее распадом в IV тыс. до н.э. более близка к истине по следующим причинам.
Время появления хеттов в Малой Азии следует относить к началу- последней четверти III тыс. до н.э., поскольку имеются указания, что хетты поднимали восстание против Нарамсина (2236-2200 гг. до н.э.), Это согласуется и с предложенной нами датой появления хеттов в Палестине по данным библейских источников (Сафронов, 1981, с. 87), и с данными лингвистики о контактах эблаитов (жителей Эблы) с анатолийскими племенами, а "упоминание в эблаитских текстах о Канише и Хатти можно рассматривать как современное им подтверждение легенд о подвигах Саргана и Нарамсина в Анатолии и о сражениях С царями Канеша, Хатти и Пурусханды; которые были не просто городами-государствами, а могущественными царствами, где, возможно, преобладали три языковые группы - несийская в царстве Канеша, хаттская в Галисской области и лувийская в царстве Пурусханды" (Меллаарт, 1985, с. 29).
2. Между выделившимися из анатолийской общности хеттскими и лувийским языками зафиксированы уже на рубеже III-II тыс. до н. э. значительные структурные различия, которые, по обоснованному мнению Гамкрелидзе-Иванова, свидетельствуют о длительном самостоятельном пути развития этих обособившихся языков. Ясно, что со времени выделения этих языков до их письменной фиксации прошло не менее нескольких веков, так же, как, вероятно, и со времени выделения из и. е. ядра анатолийской общности.
Дата всего периода существования последней индоевропейской прародины, предложенная Гамкрелидзе - Ивановым, является.правильной, хотя и носит общий характер. Авторы высказали предположение о пребывании в Малой Азии носителей анатолийской общности, основанное на архаичной и. е. гидронимии, т. е. таких и. е. названиях рек и водоемов (см. выше), формы которых уже не обнаруживаются в хеттских и лувийских языках. Это обстоятельство и намечаемое по письменным источникам движение хеттов с востока служит базой для их аргументации о движении отпочковавшихся носителей общеанатолийского языка с востока, с территории Армянского нагорья - прародины индоевропейцев. Авторы не объясняют, почему нет следов архаичной и. е. гидронимии на территории самого Армянского нагорья, где они располагают прародину индоевропейцев, на что в ходе дискуссии о локализации и. е. эйкумены обратили внимание Дьяконов (1982) и Трубачев (1984). Следует добавить к этому отсутствие архаичных и. е. гидронимов и топонимов на территории Восточной Анатолии, хотя именно здесь они должны были быть в большей концентрации, если бы движение носителей анатолийской общности происходило бы с востока. Архаичная гидронимия и топонимия зафиксирована лишь в Западной и Центральной Анатолии (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 862- 863). Это, как нам представляется, позволяет сделать вывод о том, что и. е. прародина должна находиться либо в Западной Анатолии, либо в соседнем Балкано-Карпатском регионе, в котором авторы находят аналогии для малоазийских гидронимов и топонимов. Если бы последние восходили к реконструируемому Гамкрелидзе и Ивановым общеанатолийскому языку, учитывая его периферийный характер, Западную Анатолию можно было бы исключить из числа областей возможной локализации в них и. е. прародины. Преимущество некоторых балканских и центрально-европейских регионов перед малоазийскими в значительно большем содержании и кучности древнеевропейских гидронимов. Иванов и Гамкрелидзе в Малой Азии указывают на 5 таких гидронимов; в Карпатском бассейне и на северной периферии Балканского полуострова их, согласно сводке Крае, более сотни. Однако малоазийские гидронимы, сравниваемые Гамкрелидзе и Ивановым с "и. е. образовательным типом на *- nt не позволяют утверждать, что эти гидронимы, как и северобалканские и карпатские, не оставлены со времени общеиндоевропейского единства, поэтому трудно точно ответить на вопрос на основании данных топонимии и гидронимии, где же находилась и. е. эйкумена. Сложность постановки проблемы заключается в определении хронологических уровней общеиндоевропейской гидронимии. Достаточно указать, что до сих пор продолжается спор о принадлежности центральноевропейских гидронимов к древнеевропейскому или общеиндоевропейскому пласту (см. выше). Представляется возможным, что западно-малоазийские и карпато-балканские гидронимы составляют разные хронологические уровни существования праиндоевропейской общности. При этом допущении анатолийские гидронимы могут отражать и более древнее состояние и. е. общности, поскольку их сохранилось значительно меньше и они однообразнее. Хотя до специальных лингвистических исследований это положение является лишь логическим допущением, оно хорошо согласуется с установленными Гамкрелидзе - Ивановым контактами праиндоевропейского с малоазийским хаттским и родственными ему общесеверокавказским и общесемитским (датируемым с VI-IV тыс. до -н. э.) языками, распространенными в 'Пределах от Египта до Южной Анатолии и от восточного средиземноморского побережья до Месопотамии. Дьяконов выявил, что большинство заимствований относится к III-II тыс. до н. э., однако признал, что немногие заимствования из семитского в индоевропейском относятся к VI-IV тыс. до н.э., тем самым фактически признал и установленные Илличем-Святычем контакты праиндоевропейского с семитским (вернее, с общесемитским языком (Иллич-Святыч 1964, с. 3-12). Гамкрелидзе и Иванов доказывают контакты праиндоевропейского и хаттского, северокавказских и семитских языков, выявляя двусторонние заимствования в этих языках, напоминающих, по мнению Климова и Алексеева (1980), некоторыми сторонами своей структуры строй и. е. языка на древнем этапе развития, т. е. раннеиндоевропейского языка, который, по мнению Андреева (1986), резко отличался от позднеиндоевропейского языка и, вероятно, имел несколько фаз развития, свидетельствующих о его длительном существовании.
Языковые контакты праиндоевропейского с хаттским устанавливают, возможно, другой уровень.и западно-малоазийскую эйкумену праиндоевропейцев, находившихся на стадии, предшествующей позднеиндоевропейскому состоянию. На этой же территории, точнее в юго-восточной части этого региона, и в это же время могли происходить контакты праиндоевропейцев с носителями общесемитского языка, дата которого (VI-IV тыс. до н. э.) помогает установить хронологический диапазон этих контактов в пределах VI - первой половины V тыс. до н.э., поскольку и, возможно, часть V тыс. до н. э. является, как было доказано выше, Гамкрелидзе и Ивановым датой позднеиндоевропейской прародины. Именно в это время могли происходить установленные Николаевым и Старостиным (1984) активные контакты праиндоевропейцев и ряда ближневосточных этнических групп с носителями прасеверокавказского языка, занимавшего в VI - начале V тыс. до н. э., по их мнению, европейское Средиземноморье, в том числе и восточную часть Балканского полуострова.
Таким образом, приведенных Гамкрелидзе и Ивановым фактов лингвистики (западномалоазийская и. е. гидронимия, свидетельства немногочисленных контактов праиндоевропейского с общесемитским языком VI-V тыс. до н. э.; более тесные контакты с хаттским и активные связи с прасеверокавказским языком VI - нач. V тыс. до н. э.), позволяют предполагать, что в VI - возможно, первой половине V тыс. до н.э. западную часть Малой Азии занимали праиндоевропейские племена в период, предшествующий позднеиндоевропейской прародине. Большую аргументацию получили связи с пракартвельским языком, хотя датировка последнего III, с возможными заходами в IV тыс. до н. э. делает контакты этих языков на праиндоевропейском уровне маловероятным. Гамкрелидзе и Иванов указывают, что в контакты с общекартвельским, возможно, вступали древние диалектные объединения. Дьяконов указал, ссылаясь на Климова, что движение носителей пракартвельского языка шло с севера Закавказья и убедительно связал носителей пракартвельского языка с куроаракскими памятниками Кахетии (III тыс. до н.э.) (Дьяконов, 1982). К этому же периоду, как показал, Дьяконов, точнее ко второй половине III тыс. до н. э.- первой половине II тыс. до н. э. относятся и основные индоевропейские заимствования из семитских, особенно западносемитских языков. Часть из них, особенно, выявленную Гамкрелидзе и Ивановым в тохарских и индоиранских языках, вполне возможно объяснить установленной нами миграцией из районов Северной Месопотамии (Харран, Тель Хуэйра), Северной Сирии арамейского населения, находившегося под сильным влиянием шумеро-эламских традиций и оставившего на Северном Кавказе памятники яркой майкопской культуры бронзового века (Сафронов, 1982, с. 63-104). С появлением этой культуры в Восточной Европе могут быть связаны шумерские и эламские заимствования в индоевропейских языках, отмеченные Гамкрелидзе и Ивановым.
Языковые факты, приведенные Гамкрелидзе и Ивановым в пользу локализации индоевропейской прародины на территории Армянского нагорья, могут получить и другие объяснения. Отсутствие и. е. гидронимии в указанном ареале может свидетельствовать лишь против локализации в нем индоевропейской прародины. Экологические данные, приведенные в разбираемой работе, еще больше противоречат такой локализации. На территории Армянского нагорья нет почти половины животных, деревьев и растении, указанных в списке, флоры и фауны, приведенных Гамкрелидзе и Ивановым, реконструируемых в общеиндоевропейский (осина, граб, тисе, липа, вереск, бобр, рысь, тетерев, лосось, слон, обезьяна, краб).
Нет каких-либо археологических свидетельств переселения европейских "индоевропейцев" через Среднюю Азию или морским путем вдоль восточного побережья Каспийского моря в IV-III тыс. до н.э. Результатом этого переселения должно было быть появление ямной культуры в понто-каспийских степях в III тыс. до н.э. Далее исследователи присоединяются к гипотезе Гимбутас о продвижении ямной культуры и о роли пресловутой курганной культуры - "окрошке", составленной Гимбутас из различных как по происхождению, так и по хронологии культур. Вряд ли нужно вновь останавливаться на аргументах Гимбутас, и тем более ставить недостатки этой гипотезы в упрек смежникам, каковыми являются авторы в решении археологической части индоевропейской проблемы. Ведь гипотеза Гимбутас была принята "на веру" многими ведущими археологами Европы, которых не смутили ни вопиющие хронологические ошибки, ни отсутствие серьезных доказательств о направлении миграции ямной культуры и многие другие небрежности обращения с археологическими источниками, не говоря уже о неверно понимаемой методологии проблемы. К моменту выхода работ Гамкрелидзе и Иванова происхождение ямной культурно-исторической области никем серьезно не обосновывалось. Исследователи вслед за Гимбутас и Даниленко (см. выше) априорно принимали восточные области Европы за эйкумену ямной культуры. Приведенные Мерпертом аргументы в пользу формирования древнеямной культуры в Волго-Уралье (Мерперт, 1974, с. 147-148) лишены хронологического обоснования (Сафронов, 1983, с. 77-81). Археологические факты из наших раскопок позволили нам "констатировать, что на севере Молдавии в предгорьях Карпат, в 70-80 км к юго-востоку от зоны распространения KB К зафиксированы древнейшие памятники ямной культуры" (Сафронов, 1983, с. 81). Тогда же мы отметили в ямной культуре черты, сближающие ее с КВК и культурой Лендьел. Через год Шевченко (1984) обнаружил удивительное сходство двух антропологических типов юго-западного варианта ямной культуры и КВК. Проведенный нами к настоящему времени анализ материальной культуры убедительно свидетельствует о происхождении древнейших вариантов ямной культуры от КВК. Это лишает смысла гипотезу о восточном происхождении ямной культуры, а вместе с тем и о вторичной (древнеевропейской) прародине в понто-каспийских степях. Против положения этого свидетельствует древнеевропейская гидронимия, эпицентр которого находится в Центральной и Северной Европе (Крае, 1957, 1968) и лишь немногие древнеевропейские гидронимы, зафиксированные от Карпат до правобережья Днепра (Трубачев, 1968).
Локализацию и. е. прародины, предложенную Гамкрелидзе новым, нельзя принять, даже исходя из фактов и аргументации, приведенных самими авторами. И все же значение трудов Гамкрелидзе и Иванова, посвященных индоевропейской проблеме, трудно переоценить. Авторы собрали, тщательно выверили и частично переосмыслили множество языковых и исторических фактов, данных археологии и естественных наук. Главное в их работе - это комплексный подход к проблеме индоевропейской прародины, благодаря которому они установили культурно-исторический уровень праиндоевропейского общества, окончательно утвердили ряд лингвистических условий для локализации прародины, которые нельзя уже обойти молчанием, обращаясь к проблеме прародины. Лингвистические открытия позволила ученым дать и собственную схему диалектного членения и. е. языков, по которой первыми отделились от ядра и. е. праязыка общеанатолийская и тохарская языковые общности; чуть позже, по их концепции, произошло обособление греко-арийской общности, распавшейся на индоиранскую и греческую диалектную общность. Исследователи безупречно доказали высокий уровень социально-экономического и культурного развития праиндоевропейского народа, приближающийся к цивилизации ранней древности. К сожалению, ряд недосмотров в археологических, палеоботанических, палеозоологических источниках не позволил провести на том же уровне сравнение общеиндоевропейской культуры, реконструируемой по лингвистическим данным, с археологическими культурами. Так, авторы отрицали возможность плужного земледелия в период до конца бронзового века в Центральной Европе, а также развитого скотоводства. Коза и овца, по их мнению, были одомашнены до I тыс. до н. э. Неизвестен в Центральной Европе, по их мнению, и ячмень (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 868-869). На самом деле эти признаки уже имеются в ранненеолитических культурах Центральной Европы, кроме точных свидетельств о практике плужного земледелия, но оно уже известно в поздненеолитических культурах - культуре воронковидных кубков и культуре Лендьел (Сафронов, 1983, с. 68-76).
Историографический очерк показывает, что разные аспекты проблемы локализации индоевропейской эйкумены раскрыты далеко не полно и не в равной мере. Мало связаны между собой лингвистические и археологические исследования в связи с этой проблемой. Лингвисты используют археологические данные только для иллюстрации. Археологи игнорируют всю сумму лингвистических аргументов, "выдергивая" только отдельные факты.
Г Л А В А 2
ПРОБЛЕМА РАННЕИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ПРАРОДИНЫ (ДРЕВНЕЙШИЕ ПРАИНДОЕВРОПЕЙЦЫ В МАЛОЙ АЗИИ)
Изучение историографии вопроса показывает, что поначалу лингвисты не рассматривали общеиндоевропейский (прагерманский) язык в диахронии, реконструируя языковое единство, сложившееся к его распаду на отдельные обособленные диалекты. Правда, в середине XIX века Шлейхер, первым разработавший относительную хронологию выделения различных языков из общего прагерманского единства (генеалогическое древо, Шлейхер, 1861-862, с. 7), указывал, что индоевропейский язык прошел сложный этап эволюции и со временем значительно упростился.
Выделение древнейшего слоя в праиндоевропейском языке стало возможным лишь после выхода в свет работ Соссюра "Исследования о первоначальной системе гласных индоевропейских языков". Система гласных, по Соссюру (1977), не всегда была одинакова; "высказывалось даже мнение, что она сводилась к одному 'е'" (Мейе, 1938, с. 81).
В настоящее время многоэтапность праязыка доказывается, исходя из различия систем кратких и долгих гласных в некоторых языках индоевропейской семьи. Так, Воронцова (1983, с. 10) дает две реконструкции, характеризующие, вероятно, разные уровни раннеиндоевропейского (р.и.е.): i-a u i-е/о-a u. Для позднеиндоевропейского система гласных отличается от двух названных выше.
Эта шестифонемная система i e u - е о - а представляет достаточно устойчивое сочетание" (Воронцова, 1983, с. 10). Помимо выявления первоначальной системы гласных Соссюром было сделано в этой же работе еще одно основополагающее открытие для выявления древнейшего пласта в праиндоевропейском. Суть открытия состоит в том, что наряду с односложными корнями, как думали раньше, существовали двусложные (Мейе, 1938, с. 462-463). Эти положения легли в основу бореальной концепции Андреева, скрупулезно в течение 30 лет реконструировавшего древнейший пласт индоевропейского праязыка (Андреев, 1957, 1979, 1986). Раннеиндоевропейский язык Андреев реконструировал в своей одноименной монографии на основе анализа данных позднеиндоевропейского языка с помощью "метода внутренней реконструкции". Он восстановил "раннеиндоевропейскую систему двусогласных корней в ее первоначальном виде" (Андреев, 1986, с. 1). Исследователь восстановил лексическую систему раннеиндоевропейского праязыка из 203 слов, со стоящих только из двух согласных фонем и реконструировал для этих слов протосемы, выявил для этих корней семантические деревья.
Реконструкция раннеиндоевропейских протосем осуществлялась * Под раннеиндоевропейкой протосемой Андреев подразумевает "древнейшее значение двусогласного слова, из которого с наименьшим количеством смысловых переходов могут быть выделены значения трех-четырех-пяти и более согласных основ, восстанавливаемых для позднеиндоеаропейской эпохи путем прямого соотнесения засвидетельствованных форм отдельных и.е. языков" (Андреев, 1986, с. 39). Андреевым (1986, с.39) "полностью внутри индоевропейского материала".
Бореальный язык был. Реконструирован Андреевым после сравнения 203 раннеиндоевропейских корней С лексемами алтайских и уральских языков*. "Выяснилось, что из 203 корневых слов 198 присутствуют как в составе уральских, так и в составе алтайских производных форм, а 5 слов обнаруживаются в одной из этих двух языковых групп... для раннеиндоевропейских и алтайских корневых согласных найдены вполне строгие законы звуковых соответствий" (Андреев, 1986, с. 1). На этом основании автор делает вывод о существовании бореального праязыка, давшего начало раннеиндоевропейскому, раннеуральскому и раннеалтайскому языкам. Раннеиндоевропейский язык являлся, по мнению Андреева (1986, с. 2) "главной ветвью бореального праязыка". Отсутствие морфологической системы в бореальном и раннеиндоевропейском праязыках, а также в древнейших слоях прауральского и праалтайского, по мнению Андреева (1986, с. 38) делали безуспешными попытки некоторых компаративистов реконструировать общие для трех последних праязыков элементы морфологии. В ходе изолированного становления после распада бореальной общности "в их морфологии можно видеть причину столь разных эволюционных линий" (Андреев, 1986, с. 38). В бореальном языке и раннеиндоевропейском на начальной стадии существования не было частей речи; "морфология - в ее современном понимании - отсутствовала, единственным видом словообразования было корнесложение, т. е. соединение двух корневых слов в одно сложное, целое" (Андреев, 1986, с. 4). Отличие бореального и раннеиндоевропейского находилось не в сфере типологии, а в степени корнесложения: в бореальном языке оно едва начиналось, тогда как в РИЕ (раннеиндоевропейском) оно достигло высокой степени" (Андреев, 1986, с. 37-38).
Процесс генезиса двукорневых раннеиндоевропейских слов развивался все интенсивнее, "достигнув такого уровня развития, при котором на рубеже раннеиндоевропейской и среднеиндоевропейской эпох создалась возможность в виде появления детерминативного способа словопроизводства" (Андреев, 1986, с. 278). Среднеиндоевропейский праязык характеризуется коренной типологической перестройкой, заключающейся в оформлении системы детерминативов, в появлении новых основ, не адекватных ни одному из корней, "основ, имеющих в своем составе плюс один или несколько распространителей" (Андреев, 1986, с. 282). К этому периоду, по мнению Андреева, относится и формирование абстрактной лексики. "В СИЕ (среднеиндоевропейском) не было, вероятно, как таковых частей речи. В эту эпоху на основе раннеиндоевропейских корней развивались полулексические-полуграмматические значения" (Андреев, 1986, с. 289). Появление частей речи могло соответствовать лишь переходной к ПИЕ эпохе. Позднеиндоевропейский язык образовался в процессе эволюции среднеиндоевропейского. От раннеиндоевропейского языка изолирующего строя он отличается коренным образом и был прежде всего языком "синтетического строя с высокоразвитой флексией, включая внутреннюю" (Андреев, 1979, с. 90). В позднеиндоевропейском языке произошло становление частей речи, сначала имени и глагола, потом других * К алтайским языкам относятся древнетюркский язык - предок современных тюркских языков: турецкого, чувашского, карачаевского, балкарского, туркменского, казахского, узбекского, киргизского и др., монгольского, тунгусо-манчжурских. К уральским относятся финно-угорсхие и самодийские языки (Гамкреладзе- Иванов, 1984, с. 1315-1316). частей речи (числительных, причастий, местоимений) (Андреев, 1986, с. 289-290). Век назад академик Фортунатов справедливо отмечал, что "общий (праиндоевропейский - В. С.) язык в эпоху его распадения был языком очень развитым, имевшим много слов и грамматических форм" (Фортунатов, 1956, т, 1, с. 49) и подчеркивал, что исследователи "не должны искать в этом языке такого единства, которое исключало существование диалектов" (Летерсен, 1956, с. 7). Существование диалектов в позднеиндоевропейском с конца прошлого века никем не оспаривается. В настоящее время язык рассматривается "как система, существовавшая в виде определенного множества взаимосвязанных диалектов. Расчленение общего языка на исторически засвидетельствованные родственные языки можно представить себе как постепенное обособление и дробление первоначальных диалектов общей исходной языковой системы...
В языковой модели, реконструируемой для определенного хронологического среза, такое членение предстает синхронно в виде вариантных (дублетных) форм, которые могут отражать ареальные, диалектные противопоставления в системе общего языка позднего периода. Такие диалектные противопоставления могут объясняться хронологически" (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 445).
По периодизации Гамкрелидзе-Иванова позднеиндоевропейская общность делится "на основании грамматических изоглосс" на 5 этапов: "фонологические изоглоссы дают возможность проследить дальнейшие членения выделяемых на этапе 5 индоевропейских диалектных ареалов вплоть до исторических диалектов" (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 400). Всего Гамкрелидзе, Иванов (1984, с. 445) выделяют 7 хронологических уровней в развитии общеиндоевропейской языковой области. Поскольку первый общеиндоевропейский уровень устанавливается по грамматическим изоглоссам, то он не может относиться к раннеиндоевропейскому языку. Скорее всего не может быть отнесен и к начальным периодам среднеевропейского языка (по периодизации Андреева), поскольку в этот период на основе раннеиндоевропейских корней развивались лишь "полулексические-полуграмматические значения" (Андреев, 1986, с. 289, см. выше).
Таким образом, хронологическая "деривационно-пространственная модель членения общеиндоевропейской языковой области" Гамкрелидзе-Иванова относится, в основном, к позднеиндоевропейской языковой общности, возможно, к финалу среднеевропейской (по Андрееву) эпохи, а 7 ее хронологических уровней отражают в какой-то мере этапы эволюции, в основном, позднеиндоевропейского праязыка. На втором уровне этой периодизации прослеживаются два диалектных единства: к первому восходят греческий, индоиранский и, вероятно, германский и балто-славянский диалекты; ко второму - хеттский, тохарский, италийские, кельтские и фригийский (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 390-391). На третьем уровне выделяется анатолийская языковая общность, на четвертом уровне оформляются тохарско-кельто-италийский ареал, на пятом уровне из первого диалектического единства выделяются германо-балто-славянский и арийско-греческо-армянский диалекты, а из тохаро-кельто-италийского языкового ареала - тохарский. На шестом уровне образуются балто-славянский, германский, армяно-арийский, греческий, кельтский, тохарский, анатолийский, на седьмом уровне сохраняются те же диалекты, только армяно-арийский распадается на армянский и индоиранский (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с.-371-428). При ряде спорных моментов "деривационно-пространственной модели членения общеиндоевропейской языковой области", предложенной Гамкрелидзе и Ивановым, отмеченных уже историками и лингвистами (Дьяконов, 1082; Трубачев, 1982, 1985) и освещенных частично в нашей предыдущей монографии, кардинальных расхождений в выявлении диалектных общностей и в направлении последовательности уровней эволюции позднеиндоевропейской общности, по нашему мнению, не наблюдается (сравнить, например, Мейе, 1938, гл. IX "О разделении диалектов").
