Плеханова Т.Ф. Текст как диалог: Монография / Т.Ф.Плеханова. – Мн.: МГЛУ, 2003. – 251 с.
ПЛЕХАНОВА Татьяна Федоровна
ТЕКСТ КАК ДИАЛОГ
Редактор С.О. Иванова Ответственный за выпуск Т.Ф. Плеханова
Подписано в печать 12.02. Формат 60х84 1/16. Бумага офсетная.
Офсетная печать. Усл.печ.л. Усл.-изд.л.. Тираж 100 экз. Заказ
Издатель и полиграфическоеисполнение: Минский государственный лингвистический университет
ЛП № от
220034, Минск, Захарова, 21.
ГЛАВА 1. ДИАЛОГ: ЯЗЫК, ТЕКСТ, ДИСКУРС
Диалог по своей простоте и четкости - классическая форма речевого общения. М.Бахтин
Диалог… выражает золотую середину между изоляционизмом и всеобщей унификацией. С.Аверинцев
1.0. Теоретические предпосылки исследования диалога
Диалог как естественная форма общения находится в точке пересечения исследовательских интересов представителей многих общественных наук, изучающих различные аспекты человеческой деятельности, так или иначе связанных с реальной коммуникацией. Проблематика исследования диалога составляет ядро отдельных научных направлений - анализа диалога, или конверсационного анализа, теории речевых актов, диалогизма как философии языка, интеракциональной социолингвистики - и входит в более общее направление коммуникативных исследований (communication studies). Это направление представляет собой междисциплинарную область исследований, сложившуюся во второй половине ХХ века из самостоятельных направлений в таких социальных дисциплинах, как лингвистика, риторика, социология, политология, педагогика, социальная психология, антропология. Ее бурное развитие в конце ХХ века, связанное с появлением новых информационных технологий, выдвинуло на повестку дня ряд новых проблем, затрагивающих различные аспекты социального, межкультурного и интерперсонального взаимодействия людей в системе "человек - человек" и "человек - машина".
В появившейся в последнее время обширной литературе по теории коммуникации можно найти работы, раскрывающие многие аспекты коммуникативного процесса и коммуникативных технологий в различных сферах, а также затрагивающие вопросы социологии, психологии и риторики коммуникации, коммуникативных моделей. В то же время практически полностью отсутствуют обобщающие исследования теоретических основ коммуникации, в которых бы раскрывались фундаментальные особенности речевого взаимодействия с учетом современных представлений о человеке, коммуникативной среде, каналах, разновидностях и принципах коммуникации. Хотя сейчас можно считать достаточно изученной и описанной структуру коммуникативного акта в различных сферах коммуникации (межкультурной, межличностной, массовой, организационной и т.п.) и очевидна связь теории коммуникации с семиотикой и лингвистикой, теорией информации и герменевтикой, философией, психологией, базовые вопросы речевого взаимодействия остаются открытыми.
Американский исследователь проблем коммуникации Р.Крейг приводит мнение американского специалиста по коммуникативным технологиям
Дж. Питерса о том, что слово коммуникация стало модным в определении широкого круга социальных проблем и практик, а в современном коммуникационном дискурсе преобладают две темы: технологический дискурс (в связи с теорией информации и кибернетикой) и терапевтический дискурс, связанный с исследованиями знаменитого психолога Карла Роджерса, создавшего целое направление по развитию потенциальных возможностей человека (human potential movement) на основе диалога [Craig, 2001]. Такой широкий охват сфер применения свидетельствует о том, что само понятие коммуникация претерпевает переосмысление. Понимание коммуникации как важнейшего связующего звена общества и как канала передачи информации и распространения знаний (т.е. в трансмиссионной модели) уступает место более широкому пониманию этого явления как «процесса, в котором символически оформляется и переоформляется наша идентичность, наши социальные связи и отношения, наш общий мир значимых объектов и событий, наши чувства и мысли, наши способы выражения этих социально выстраиваемых реальностей» [Craig, 2001, 125]. В этой конститутивной модели коммуникации составляющие ее элементы (участники, их сообщения, мысли, чувства, а также каналы и коды) представлены не закрепленными раз и навсегда в определенной конфигурации, а рефлексивно конституируются в самом процессе коммуникации. Другими словами, коммуникация из чисто технической проблемы (как без помех передать сообщение) превратилась в сложную социальную проблему, в которой на первый план выдвигаются нравственный и политический аспекты. Коммуникационное поле в обществе и мире постоянно расширяется за счет включения всех аспектов творчества и смыслопорождения. При этом конститутивная модель коммуникации включает и языковой компонент. Она исходит из того, что социальная практика общения в принципе неотделима от самих представлений о коммуникации, укорененных в языке. Социально создаваемая реальность общения как отдельный вид деятельности оформляется и поддерживается обычными разговорами о самом общении. И эти представления и разговоры исторически складываются как традиции или теоретические подходы в виде «теории коммуникации». Таким образом, теория коммуникации неизбежно связана с культурной эволюцией общения как социальной практики [Craig, 2001].
Современная социальная и речевая практика строится на принципах, выработанных на основе идей ХХ века: о глобальной взаимозависимости всех людей, о культурном и языковом разнообразии, демократии и правах человека, о влиянии языка власти на распространение социальных стереотипов, о принципиальной вписанности языка в социокультурный контекст, о дискурсивном формировании идентичности, о диалогической природе языка, познания и личности и т.д. Конститутивная, или конструктивная модель общения, строится как рефлексия об этой практике. Хотя трансмиссионная модель общения уже не удовлетворяет ни теорию, ни практику общения, а идея о конститутивной модели активно обсуждается, практической реализации и всеобщего признания она еще не получила. Причина этого заключается в том, что такая модель должна быть интегративной, т.е. построенной с учетом данных исследования всех аспектов коммуникации: и языкового, и социального, и психологического, и технологического, и семиотического, и культурологического и др. Такие исследования сейчас интенсивно ведутся как в отечественной науке, так и за рубежом. Задача построения интегративной теории коммуникации сформулирована Дж. Гамперцем, который подчеркнул, что, для того чтобы разобраться в сложном взаимодействии и взаимообусловленности языка, мышления, культуры и общества, необходима «общая теория вербальной коммуникации, которая интегрирует наши знания о грамматике, культуре и интерактивных конвенциях в единый всеобъемлющий комплекс понятий и аналитических процедур» [Gumperz, 1982, 4].
Общая теория вербальной коммуникации, таким образом, находится на пути становления как единая почва гуманитарной мысли, на которой появляются только первые ростки новой теории, уходящие корнями в лингвистику, антропологию, социологию, физику и электронную инженерию, психологию, философию, культурологию. Кроме этого, питательной средой для этой теории являются современная риторика, семиотика, феноменология, герменевтика.
Древнейшим истоком теории общения является, несомненно, риторика. Классическая риторика понимает общение, коммуникацию как искусство речи. Современная риторика есть так или иначе трактуемая общая теория высказываний как коммуникативного взаимодействия людей. В ХХ веке она ставит в качестве одной из своих задач "изучение недопонимания между людьми и поиск средств <…> к предупреждению и устранению потерь в процессе коммуникации"[Richards, 1936, 9]. Текст рассматривается теперь как знаковое тело дискурса, трактуемого в свою очередь как "коммуникативное событие", разыгрывающееся между субъектом, референтом и адресатом высказывания. Задача риторического анализа текста состоит в том, чтобы "определить, какой речевой акт при этом осуществляется" [Дейк, 1989, 95]. В этом качестве неориторика небезосновательно претендует на роль базовой дисциплины методологического характера для всего комплекса гуманитарных наук, так или иначе имеющих дело с текстами различного рода высказываний.
По признанию Х. Перельмана, предтечей бурного развития "новой риторики" в западных странах оказался М.М. Бахтин, работавший над "Проблемой речевых жанров" с начала 50-х годов ХХ века [Тюпа, 2002]. Его "металингвистика" - это одно из имен неориторики. Для последней все литературные жанры находятся в общем ряду "относительно устойчивых типов" высказываний, вырабатываемых "каждой сферой использования языка" и определяемых "спецификой данной сферы общения" [Бахтин, 1997, 159].
Традиция соотносить искусство риторики с публичными выступлениями стимулирует современную риторику в разработке и проблематизации политического, социологического и эпистемологического аспектов речевой практики, что способствует развитию общей теории коммуникации. Несомненным вкладом современной риторики в общую теорию вербальной коммуникации является риторическая версия конститутивной модели коммуникации, изложенная Р.Крейгом [Craig, 2001]. Риторика внесла существенный вклад и в понимание особенностей художественной коммуникации [Booth, 1983].
Современные социальные науки в целом развиваются под влиянием идей символического интеракционизма Дж. Мида, который в своем сочинении «Разум, Я и Общество» объясняет социальные процессы как взаимодействие индивидов в группе и обществе, а социальная реальность складывается из многообразия возможных «перспектив» и систем социальных взаимодействий. В процессе общения люди создают те смыслы, которыми руководствуются в своей деятельности, а язык и жесты выступают в качестве особых символических средств, с помощью которых осуществляется общение [Mead, 1934].
Социальная психология, изучающая коммуникацию в аспекте социального взаимодействия индивидуумов, подчеркивает влияние психологических факторов на социальное поведение людей. В общении человек всегда проявляет свои личные качества: черты характера, отношение, верования, убеждения, эмоции. Одновременно происходит и влияние участников взаимодействия друг на друга с возможным изменением не только непосредственных участников, но и последующим изменением всего коллектива. В таком случае коммуникация становится конструктивным социальным процессом, и проблема заключается в том, чтобы найти наиболее эффективные методы организации социального взаимодействия. Теория коммуникации берет на вооружение ставшие классическими концепции Л.Выготского (об интериоризации социального опыта), А.Н.Леонтьева (о деятельностной основе личности), К.Левина (теория групповой динамики),
К. Ховланда (теория убеждения), Л.Фестингера (теория когнитивного диссонанса) и ряд других теорий, которые обосновывают социально-дискурсивную природу личности и идентичности [Выготский, 1982; Леонтьев А.Н., 1975; Gergen, 1994; Antaki, Widdicombe, 1998 и др.].
Активно развивающаяся социокультурная теория коммуникации представляет общение как символический процесс, который производит и воспроизводит разделенные смыслы, ритуалы и социальные структуры. Теория социального конструктивизма восходит к идеям, высказанным еще в начале ХХ века. Так, идея Джона Дьюи о том, что общество существует не только общением, но и в общении, получила развитие лишь к концу столетия, когда был создан общий теоретический контекст для перехода к интеракциональной интерпретации процессов коммуникации [Burr, 1995; Wertsch, 1985]. В интеракциональной парадигме смыслы, ценности, знания не рассматриваются как нечто, находящееся вне человеческого восприятия и оценок, т.е. как объективная сторона социальной действительности, или, с другой стороны, как исключительно результат субъективных ментальных процессов. Интеракциональный подход предполагает, что смыслы, ценности и знания вообще возникают из взаимосвязи и взаимодействия, с одной стороны, исторически и культурно обусловленных деятелей, субъектов и, с другой - объективной действительности, которая, будучи сама исторической и опосредованной (т.е. существующей через построенные человеком смыслы), тем не менее не исчерпывается этими смыслами [Wertsch, 1985; Gergen, 1985; Lakoff, 1999; Glasersfeld, 1979; Billig, 1996; Potter 1986 и др.]
Общество существует, используя общение не только как инструмент передачи и обмена информацией. Каждый член общества участвует в коллективной и координируемой деятельности, которая конституирует само общество. Проблемы координации социальной деятельности исследуются на макро- и микроуровнях социальной структуры и проявляются в трудностях и нарушениях координации. Предполагается, что теория коммуникации должна учитывать сложность условий, в которых протекает общение сегодня, а именно: в обществе происходят быстрые перемены, усиливается взаимозависимость, возрастает разнообразие и множественность способов взаимодействия. В этих условиях коммуникация может быть и причиной порождения проблем, и единственным способом их решения [Craig, 2001].
Важным источником понимания процессов коммуникации является и теория информации. Основоположники кибернетики К.Шеннон и Н.Винер в середине ХХ века смоделировали информационные процессы: передачу, хранение информации, обратную связь, сетевые структуры, -- и их организацию в любой достаточно сложной системе, продемонстрировав принципиальное сходство человеческой коммуникации и других информационных систем (включая молекулы, компьютеры, телекоммуникационные системы, человеческий мозг, организации, социальные группы и т.д.). Проблемы, возникающие в этих системах, коренятся в конфликтах между подсистемами, или разного рода «сбоях» в процессах обработки информации. Именно такое понимание коммуникации легло в основу ее трансмиссионой модели. Современная кибернетика («кибернетика второго порядка») в лице Х.фон Фёрстера, К.Клиппендорфа и П.Вацлавика делает попытку перестроиться в рамках конститутивной модели коммуникации, путем включения в анализируемую систему наблюдателя, подчеркивая его роль в определении, колебаниях и часто изменении системы уже самим фактом ее наблюдения [Craig, 2001; Watzlawick, 1984; Foerster, 1984; Littlejohn, 1996].
Введение фактора интерактивности было стимулировано новыми подходами, разработанными в рамках общей теории систем: «По сравнению с аналитическими процедурами классической науки, ведущими к разложению на составные элементы, с ее односторонней или линейной каузальностью в качестве базовой категории, исследование организованных целостностей со многими переменными требует новых категорий: интеракции, трансакции, организации, телеологии» [Bertalanffy, 1975, 29]. Общая теория систем сформулировала принципы, пригодные для любых систем, независимо от природы составных элементов и отношений между ними. Эта теория является, по существу, теорией целостности, о которой известно со времен древнегреческой философии. Но Л.фон Берталанфи превратил ее в подлинную науку, претендующую на статус философии науки [ФЭС, 2001, 56-57]. Хотя она таковой не стала, Берталанфи внес значительный вклад в преодоление механистического взгляда на мир и на коммуникацию, очертив новую область рассмотрения сложности - саму жизнь. Он относится к тем мыслителям ХХ века (П.Тейяр де Шарден, А.Бергсон, В.И.Вернадский, У.Матурана и др.), которые привнесли динамичный, целостный, "организмовый" (organismic) подход к анализу сложных систем, который лег в основу конститутивной модели общения. Основной тезис великих "биологов", как называют эту плеяду ученых, заключается в том, что понять человеческие организации, общества, группы невозможно без понимания жизни; наша цивилизация имеет всеобщую, глобальную природу - такую же, как и Феномен Человека и Творческая Эволюция. Так, У.Матурана выдвинул идею консенсуального взаимодействия самоорганизующихся, «автопоэтических» (т.е. самотворящих) систем. Он сравнивает языковую деятельность (languaging) c танцем, которому свойственны не «иерархия», «управление» или «конкуренция», а взаимная подгонка действий, сотрудничество. В реальном процессе языкового взаимодействия не происходит «передачи информации». Это - «неудачная метафора» совместной деятельности. Речевое взаимодействие вызывает сходный отклик: более или менее близкое взаимное понимание чего-то иного [Матурана, 1995]. Близкое к такому пониманию коммуникации мнение высказывал и М.Мамардашвили, считавший, что бесполезно пытаться понять другого, лучше вместе постараться понять что-то третье, общее [Мамардашвили, 1996]. Выдвинутая Берталанфи идея об открытой системе широко используется в исследованиях гуманитарной проблематики. Для любой открытой системы (как, например, человек, текст, культура) характерно взаимодействие всех компонентов, т.е. динамичность и активность, в отличие от закрытых систем типа кибернетических, которые отличаются реактивностью и статичностью. Введение новых категорий при описании открытых систем, которые при классическом подходе относились к метафизической области (организация, взаимодействие, порядок, регуляция, согласование, саморегуляция и др.), потребовало и новых категорий мышления, новых концептуальных моделей, принципов, которые применимы в разных областях знания и, следовательно, ведут к интердисциплинарности.
Еще одним аспектом коммуникации является ее знаковое представление. Семиотика концептуализирует общение как процесс, который опирается на знаки и знаковые системы, служащие связующим звеном (медиатором) между субъективными точками зрения. Все проблемы общения, согласно семиотической теории, возникают из-за расхождений между означающими (словами) и означаемыми, или значениями, т.е. вследствие неправильного использования знаков. Современные коммуникативные исследования опираются на две теории знаков - американских философов Ч.Пирса и Ч.Морриса и отца современной лингвистики Ф.де Соссюра. Теории различаются по характеру языкового знака: у Соссюра - это феномен психики, у Пирса и Морриса - чувственно-воспринимаемый объект, материальный феномен. В обоих случаях, как справедливо замечает Р.Крейг, объяснить процесс коммуникации невозможно. Однако они позволяют уточнить некоторые аспекты коммуникации. Первая теория позволяет анализировать общение, исходя из типологии знаков (иконические, индексальные и символические знаки), выделенных на основе их когнитивных функций, а также учитывая три измерения семиозиса (синтактику, семантику и прагматику). Семиотика Соссюра, ставшая основой структурализма и постструктурализма, позволяет анализировать язык, как и любую знаковую систему, в виде оппозитивной структуры с фиксированным соответствием означающих и означаемых. Постструктурализм внес серьезные коррективы в теорию Соссюра. Теория деконструкции Ж.Деррида концептуализирует коммуникацию как процесс, в котором значения не фиксированы языковой системой, а свободно "плавают" в потоке речи, общение предстает как свободная игра означающих. И вся наша жизнь обретает смысл только в этой игре, в знаках, когда мы сами выступаем в качестве знаков. Это крайнее проявление структурализма имело следствием один важный вывод: общение между людьми не имеет ничего общего с трансмиссионной моделью коммуникации, которая "работает" только в системе взаимодействия человека с машиной [Craig, 2001]. Однако идея о нефиксированности значения, ведущая к тотальной неопределенности, к размыванию границ сообщения, смысла, авторства, интерпретации, - вызвала настоящий кризис в науках, связанных с анализом письменных текстов (филологии, литературоведении, культурологии), так как поставила под сомнение весь набор аналитических процедур, позволяющих интерпретировать текст. Действительно, как можно понять и проинтерпретировать текст, если смысл постоянно ускользает, тонет в бесконечной неопределенности множества других смыслов в таком же множестве пластов текста? С одной стороны, деконструкция позволила выявить многослойность текста и его семантики, открытость текста множественным интерпретациям, важность раскрытия неявно выраженных смыслов, с другой - опрокинула вверх дном все традиционные методы анализа текста, не предложив взамен никаких методов или методик снятия неопределенности.
Так возникла теоретическая потребность в новых подходах к анализу текста, к проблеме авторства, открытости текста, границ интерпретации. На все эти важнейшие вопросы дает ответ теория диалога, предложенная М.Бахтиным как оригинальная философия языка, которая вводит принцип отношения, диалога в анализ текста, языка, познания. Этот принцип полностью вытесняет собой принцип неопределенности из лингвокультурологических исследований к концу ХХ века, восстанавливая аристотелеву гармонию треугольника: автор - текст - читатель (интерпретатор), но уже в новом оформлении. Для Бахтина гармония заключается не во внешних пропорциях, не в соотношении внешних частей, а во внутреннем единстве, образованном взаимодействием этих частей.
Вообще, решающим, на наш взгляд, фактором перехода к интеракциональной модели общения явилась философия языка, сложившаяся в начале ХХ века. Она возникла в русле феноменологии, разработавшей такие понятия, как интенциональность, конституирование, жизненный мир, интерсубъективность, которые интегрированы в лингвистике и в других гуманитарных науках. В феноменологических терминах общение анализируется как переживание Я и Другого в диалоге. Проблемы коммуникации возникают в силу расхождений между субъективными сознаниями: человек не может переживать другое сознание, и это ограничивает возможности интерсубъективного понимания. Однако общее сосуществование с другими в общем, т.е. разделенном, мире составляет основу для общения и одновременно для конституирования этого мира в опыте по-разному. Непризнание различий, неоткрытость Другому создают барьеры в общении и невозможность интерпретативного самопопознания. Таким образом, сущность общения, диалога сводится к его конститутивной роли в познании и самопознании: в диалоге происходит не обмен готовыми, ранее сложившимися внутренними смыслами, а вовлечение в процесс совместного созидания нового общего смысла, который преобразует и участников процесса, и их жизненный мир.
Влиятельным направлением в коммуникативных исследованиях является социально-критическая теория коммуникативного действия Ю.Хабермаса, которая объясняет условия, при которых может состояться подлинная коммуникация [Habermas, 1989]. Коммуникативное действие, или дискурс, направлено на взаимопонимание, однако его невозможно достичь в условиях противоречия между «жизненным миром» человека и социальной системой, которая в силу «научно-технической рациональности» (т.е. основанной на субъект-объектной оппозиции) вносит элементы отчуждения в интерперсональное взаимодействие (интеракцию и коммуникацию). Коммуникация систематически деформируется отношениями власти, угнетения, идеологии, которые можно исправить «коммуникативной рациональностью» (основанной на субъект-субъектном отношении), рефлексией об источниках деформации, критикой, т.е. своеобразной деконструкцией идеологии угнетения, которая снимет идеологические шоры и тем самым освободит участников коммуникации. Концептуализация коммуникации в терминах идеологии, доминирования, рефлексии и критики продолжается сейчас в рамках постмодернисткой культурологии (cultural critique), которая анализирует идеологические дискурсы (расовый, гендерный, классовый), подавляющие различия, препятствующие выражению определенной идентичности, сужающие культурное разнообразие. Постмодернизм убежден, что только критический дискурс может привести к освобождению человека и расширению его потенциала [Можейко, 2001, 809-812].
Все идеи, связанные с общением, и целый ряд других, связанных с представлениями о человеке, мире, познании, образуют единый теоретический контекст, в котором появилась теория диалога, разработанная М.Бахтиным. До сих пор ведутся ожесточенные споры об истоках и источниках теории Бахтина. Показательным в этом отношении является специальный выпуск ежеквартального журнала «South Atlantic Quarterly» в США: Bakhtin / "Bakhtin": Studies in the Archive and Beyond [Hitchcock, 1998], в котором М.Бахтина называют двуликим Янусом, прибегая к метафоре, использованной самим М.Бахтиным по отношению к языку. Наиболее полную картину теоретических источников диалогической концепции языка и коммуникации можно найти в примечаниях и комментариях составителей академического издания трудов М.Бахтина, начатого к его столетнему юбилею в 1995 году.
Диалогическая концепция языка, изложенная М.Бахтиным в «Марксизме и философии языка» (1993), весьма показательна как диалог-спор с монологической концепцией языка Ф. де Соссюра. Эти две модели языка, представляют язык антиномически: с одной стороны, как статическую структуру, как «набор инструментов», имеющийся у любого говорящего, которым он пользуется по определенным правилам; и с другой стороны, как динамический, интерсубъективный процесс, в котором происходит становление и языка, и самих говорящих.
На семиотическом уровне принципиальная разница в этих подходах заключается в том, как решается вопрос об условиях появления языковых знаков, так как понимание знака как единства означаемого и означающего (формы и содержания) одинаково и у М.Бахтина, и у Соссюра. Для М.Бахтина знаки не существуют самостоятельно, вне совместной социальной деятельности людей. Они появляются только как часть этой деятельности, в пределах которой они действительно используются для замещения чего-то другого, как посредники, как «medium». М.Бахтин решительно отвергает понимание языка как «абстрактной системы знаков» и рассматривает референциальную сторону знака в широком контексте социальной практики. «Абстрактный объективизм» языковой системы Соссюра для М.Бахтина - фикция, такая же, как и индивидуальный речевой акт. Индивидуальное высказывание, «parole», не является индивидуальным фактом, не допускающим социологического анализа в силу своей индивидуальности, так как общие черты всех индивидуальных речевых актов порождают социальные результаты. Реальностью языка является речевое взаимодействие - «речевая цепь высказываний», в которой каждое звено, т.е. высказывание, социально. «Бытие, отраженное в знаке, не просто отражено, но преломлено в нем» «скрещением разнонаправленных социальных интересов в пределах одного знакового коллектива» [Бахтин, 1993, 27-28]. Мысль о знаковом преломлении бытия в потоке высказываний очень важна для понимания еще одного расхождения с Соссюром - в толковании значения, или означаемого. Для Соссюра значение - это отношение данного знака к другим знакам. Для Бахтина значение возникает только в месте контакта знака с реальностью, социальным контекстом. Значение полностью определяется контекстом. «В сущности, - пишет М.Бахтин, - сколько контекстов употребления данного слова, столько его значений» [Бахтин, 1993, 87]. Поэтому «множественность значений - конститутивный признак слова» [1993, 112]. Значение диалогично по природе: «оно принадлежит слову, находящемуся между говорящими, то есть оно осуществляется только в процессе ответного, активного понимания» [1993, 114]. Слова играют важную роль в живом процессе социального взаимодействия, где значение всегда сопровождается оценкой, «ценностным акцентом», в то время как структурализм «онтологизировал» и превратил значение «в идеальное бытие, отрешенное от исторического становления» [1993, 117]. «Значение, - утверждает М.Бахтин, «в сущности, ничего не значит, а лишь обладает потенцией, возможностью значения в конкретной теме» [1993, 112], которая принадлежит целому высказыванию.
Понятие потенции как возможности значения играет важную роль в философии языка М.Бахтина. С традиционной точки зрения эта идея может показаться теоретически несостоятельной. Если значения не зафиксированы и не тождественны для всех говорящих, то как можно понять окружающий мир? Другими словами, это, казалось бы, приводит к ситуации, когда возможно такое же бесконечное множество значений, как и ситуаций общения, т.е. к релятивистскому положению «все, что угодно», когда любое выражение может иметь любое значение. Однако возможность значения несовместима с релятивизмом или субъективизмом. Диалогическая философия языка - это теория значения как употребления. Возможность значения возникает из социальной деятельности, она не рождается только в силу индивидуального желания или воли, интенции. Напротив, потенцию означать что-то следует рассматривать как типичный, конвенциализованный способ деятельности в определенных социальных ситуациях. В связи с этим можно вспомнить, что
Л. Витгенштейн считал свое исследование направленным «не на явления, а, можно сказать, на возможности явлений. То есть мы напоминаем себе о типе высказывания, повествующего о явлениях»» [Витгенштейн, 2001, 166-167]. Близкие идеи высказывал и Р.Барт, считавший, что слово не имеет значения, оно - только возможность значения, приобретаемого в конкретном тексте. Более того, каждое новое прочтение текста создает новое значение, читающий как бы пишет свой собственный текст заново [Барт, 1989]. Обобщая споры между Бахтиным и структурализмом, американская исследовательница Бахтина К.Эмерсон подчеркивает, что Бахтин смотрел на мир, в котором мы живем, как мир потенциальной формы. Реализация формы не происходит мгновенно, как раскрытие чего-то предсуществующего: отдельные элементы формы проявляются как результат осмысления, работы, морального выбора. Чтобы выжить, они нуждаются в контексте - «питательной среде» [Emerson, 1997, 71]. Эта же мысль подчеркивается и в работах Н.К.Бонецкой о Бахтине [Бонецкая, 1995].
Таким образом, основные расхождения в подходах к языку у Соссюра и Бахтина сводятся к двум моментам: 1) чем определяется значение языковых знаков и 2) существуют ли прямые, неопосредованные отношения между означаемыми и означающими. Если для Соссюра ответы на эти вопросы даются на абстрактном, понятийном уровне, благодаря чему объект лингвистики получает четкие границы, то для М.Бахтина ответы на эти же вопросы - на границе с реальной речевой практикой, с социальным контекстом речевого взаимодействия конкретных говорящих. Отсюда - живая связь общения, познания и самопознания, объединяющая роль диалога, конститутивная роль контекста и огромный творческий потенциал самой диалогической модели языка. Последний момент особенно важен при рассмотрении художественного текста, так как позволяет не только продемонстрировать прототипичность диалога в творчестве, но и проанализировать сам текст как модель творческого процесса.
Наряду с серьезными расхождениями во взглядах на язык Соссюра и Бахтина удивительно сближает синхронический подход к его анализу. На фоне преобладавшего в начале ХХ века сравнительно-исторического языкознания (изучения языка в диахронии) интерес к тому, как функционирует язык в обществе, обеспечивая понимание, стабильность и преемственность в этом обществе, означал решительный поворот и смену общего курса лингвистических исследований. Соссюр и Бахтин делали лишь разные акценты в своих исследованиях синхронического аспекта языка. Если Соссюра интересовали в первую очередь вопросы функционирования языка как коммуникативной системы в целом, то Бахтин сосредоточил свое внимание на коммуникативном процессе, процессе языкового творчества. И в этом плане их подходы дополняют друг друга [Holquist, 1990, 44-45].
Интерес М.Бахтина к языковому и литературному творчеству объясняет и его пристальное внимание к тому направлению философии языка, которое он назвал «индивидуалистическим субъективизмом». Крупнейшими представителями этого направления являются В.Гумбольдт, А.Потебня, К.Фосслер, Л.Шпитцер и Б.Кроче, которые оказали огромное влияние на развитие лингвистической и эстетической мысли в Европе и России. Подробно анализируя взгляды каждого из этих разных мыслителей, М.Бахтин выделяет то общее в их подходе к языку, что позволяет их объединить: рассмотрение индивидуально-творческой природы языка. Признавая язык как «непрерывный процесс становления», т.е. творчества, М.Бахтин в корне расходится с этим направлением в отношении среды творчества. Для него это - социальная среда речевого взаимодействия, так как «творчество языка не совпадает с художественным творчеством», хотя его и нельзя понять «в отрыве от наполняющих его идеологических смыслов и ценностей». «Индивидуальный речевой акт, - заключает М.Бахтин, - это «contradictio in adjecto» [1993, 108-109]. Утверждая, таким образом, социальную природу творчества и языка в целом, М.Бахтин, вместе с тем не отвергает ни одну из анализируемых им теорий целиком; он лишь подчеркивает, с чем он согласен и с чем не согласен в рассматриваемых теориях. «Индивидуалистический субъективизм прав в том, что единичные высказывания являются действительною конкретною реальностью языка и что им принадлежит творческое значение в языке.
Но индивидуалистический субъективизм не прав в том, что он игнорирует и не понимает социальной природы высказывания и пытается вывести его из внутреннего мира говорящего как выражение этого мира. Структура высказывания и самого выражаемого переживания - социальная структура. Стилистическое оформление высказывания - социальное оформление и самый речевой поток высказываний, к которому действительно сводится реальность языка, является социальным потоком. Каждая капля в нем социальна, социальна и вся динамика его становления» [Бахтин, 1993, 103]. Далее М.Бахтин подчеркивает, что это направление, как и структурализм Соссюра «исходит из монологического высказывания», однако, здесь же выделяет подход Л.Шпитцера, анализирующего разговорную речь «в тесной связи с условиями говорения и прежде всего - с постановкой собеседника», но без «принципиально-социологических выводов» [1993, 103-104].
М.Бахтин опирается в своих исследованиях на замечания, находки и открытия в области языкового творчества на работы не только Фосслера и Шпитцера, но и таких филологов-мыслителей эстетического направления, как Ф.Шеллинг, Ф.Шлегель, Ф.Фишер и др. Так, через все сочинения Бахтина проходит мысль Шлегеля о том, что «романы - это сократические диалоги нашего времени [Бахтин, 1997, 687]. Бахтин не раз подчеркивает идею о том, что истоки его понимания романа как «полифонического» жанра - в диалогах Сократа [Бахтин, 1979].
Споры о природе языка ведутся с незапамятных времен. Существует ли он как идеальный объект до коммуникации или получает жизнь только в реальном общении? Идеологические и методологические корни этих вопросов уходят в античные споры между логикой и риторикой, Платоном и софистами. Различные проявления этих споров лишь подчеркивают сложную природу языка, существование его в двух ипостасях: реальной и умозрительной, в дихотомии: язык и речь, langue и parole, ergon и energeia. Вопрос сегодня переформулируется: его классическая постановка в духе диалектики, т.е. как противопоставления, взаимоисключения (или/или) уступает место диалогической постановке, т. е. сопоставительной (и…и).
Европейская научная традиция складывалась в рамках формально-логического понятийного аппарата, идущего от Аристотеля и закрепленного Декартом в жестком принципе тождества (А=А). Эта картезианская рациональность исключает возможность видеть объект в его других проявлениях. Все объекты самотождественны, анализируются изолированно, в противопоставлениии друг другу, без учета их взаимодействия. Познающий их субъект - центральная фигура в мире познания (Cogito, ergo sum) [Damasio, 1994]. Вследствие картезианской рациональности язык предлагалось изучать либо как систему знаков (Соссюр и все разновидности структурализма), либо как живую речь (Фосслер, Витгенштейн, французский постструктурализм).
Теорией, прокладывающей мост (a bridging theory) между этими двумя подходами к изучению языка, считается русская философия имени, идущая от Платона, Канта, Гумбольдта (П.Флоренский, С.Булгаков, А.Лосев), а также диалогическая философия (М.Бубер, Ф.Розенцвейг, Э. Розеншток-Хюсси и М.Бахтин), ведущая начало от тех же источников мысли [Yeremeyev, 2000]. В теории диалога М. Бахтина творчески переработаны все идеи, связанные с участием языка в общении, познании мира и становлении сознания, т.е. личности. Он впервые показал единство коммуникации и когниции на примере словесного творчества [Бахтин, 1997].
Непосредственным предшественником Бахтина является М. Бубер, который в своем программном сочинении «Я и Ты» [Бубер, 1993] излагает основную идею философии диалога: Я является не субстанцией, а отношением с Ты, благодаря чему осуществляется истинное предназначение человека. Речь, являющаяся основой человеческого бытия, согласно Буберу, признается «истинным признаком межчеловеческого сосуществования». Само бытие понимается как диалог между Богом («вечным Ты») и человеком, человеком и миром. Отношение между Я и Ты рассматривается не как субъективное событие, так как Я не представляет (не субъективирует) Ты, а встречает его. Понятие «между» подчеркивает разрыв как особую дистанцию между Я и Ты, являющуюся тем местом, где реализуется истинное бытие человека диалогического, где раскрываются те черты личности, которые несводимы к ее ментальным, физическим, психическим свойствам. «Истинный разговор, т.е. каждая аутентичная реализация отношения между людьми, означает соглашение инаковостей» [цит. по: Воробьева, 2001, 139]. Другой диалогист, Ф.Розенцвейг, так сформулировал принцип диалогического мышления: «С точки зрения Нового мышления, я мыслю, следовательно, я говорю. Говорить - это значит: говорить с кем-то и мыслить для кого-то другого, причем, этот Другой всегда - определенный Другой, который, в отличие от немого Всеобщего, не только зритель, но и живой участник речевого события, способный ответить на равных» [цит. по: Махлин 1993, 178].
Философский аспект теории диалога М.Бахтина изучается наиболее активно [Averintsev, 1988; Ivanov, 1999; Библер, 1991; Бонецкая, 1994; Epstein, 1999; Bakhtin, 2000 и др.]. C именем М.Бахтина связывают завершение полосы теоретического «завала» (logjam) в гуманитарных исследованиях, созданного постструктуралистскими теориями, например, такими, как деконструкция (Ж.Деррида), материальность как радикальная другость (П.де Ман), которые подорвали основу смысла в анализе языка и текста, и начало нового этапа в развитии гуманитарных наук [Epstein, 1999].
Как отмечает М.Эпштейн, в развитии гуманитарных наук прослеживаются три периода, три этапа. На п е р в о м этапе в эпоху Возрождения появляется само понятие humanitas, выделение человека и человеческого из внешнего мира, из всего другого в этом мире. На в т о р о м этапе (рубеж ХIХ-ХХ вв.) феномен человека был проанализирован с точки зрения присутствия Другого внутри Я. Другой, в интерпретации К.Маркса, З.Фрейда, является представителем отчужденного материального производства, экономических условий, бессознательного, спонтанно детерминирующих и завладевающих человеческим Я. Структурализм и постструктурализм в духе семиотики Соссюра интерпретировали эту другость как «те лингвистические механизмы, которые предопределяют форму и значение речевых актов» [Epstein, 1999, 116]. Т р е т и й этап, к которому мы приблизились сейчас, называется «трансгуманитарным», так как он охватывает как человеческое (в узком, ренессансном смысле) Я, так и внечеловеческое, дегуманизированное другим (как это постулируется гуманитарным знанием ХХ века), Я. Это трансгуманитарное знание направлено на изучение способности человека к самотрансценденции, к делению Я на «я-для-себя» и «я-для-другого» [Бахтин, 1979, 342]. Согласно Бахтину, «это аналогично проблеме самосознания человека. Совпадает ли сознающий с сознаваемым? Другими словами, остается ли человек только с самим собою, то есть одиноким? Не меняется ли здесь в корне все событие бытия человека? Это действительно так. Здесь появляется нечто абсолютно новое: надчеловек, над-я, то есть свидетель и судья всего человека (всего я), следовательно, уже не человек, не я, а другой [1979, 342]. Этот другой внутри, «свидетель и судья», «надчеловек» - абсолютно свободен и выражается в слове. «Истина, правда, - заключает Бахтин, присущи не самому бытию, а только бытию познанному и изреченному» [1979, 342]. На этом основании М.Эпштейн заключает, что положение надчеловека в открытом пространстве между познающим и познаваемым оказывается, таким образом, в сфере творческого и ответственного самосознания, которое включает возможность самообмана и не-знания. [Epstein, 1999, 116].
Феномен человека, человечности конституируется, таким образом, и внечеловеческими («бессознательными», «негуманными» структурными силами - семиотическими, генетическими, экономическими и др.) аспектами, которые входят в потенциальное поле трансгуманитаристики. Следовательно, другость, которая раньше воспринималась как дегуманизирующий фактор, теперь может снова использоваться как самотрансценденция человечности. Как подчеркнул Бахтин, это не имеет ничего общего с «инобытием». «Нет, появилось нечто абсолютно новое, появилось надбытие» [Бахтин, 1979, 241]. Таким образом, Бахтин и здесь восстановил целостность гуманитарного подхода к человеческому сознанию, ликвидировав теоретический разрыв, образовавшийся в результате деконструкции буржуазного идеологического дискурса.
В заслугу М.Бахтина ставится также проблематизация границы - развитие буберовского понятия "между" как связи, отношения в решающий фактор становления языкового знака. М.Бахтин решительно раздвигает границы семиозиса за счет включения в процесс становления знака пограничных явлений - всего, с чем соприкасается язык - широкий социокультурный контекст, рассматривая таким образом семиозис как результат взаимодействия знака с контекстом. Так отношение, диалог становится моделью языка, мысли, сознания, личности, общества, культуры, истории, возникающих на границе с другостью. Такое понимание диалога явилось мощным импульсом в развитии гуманитарной мысли на пути интеграции: научной реальностью стало понимание личности как "диалогического Я", в лингвистике появилась диалогическая семантика, в социологии изучается диалогическая структура общества, существует диалогическая эстетика, педагогика, антропология и т.п. Диалог становится ведущим методом и методологией гуманитарных наук [Gergen, 1991; Macovski, 1997; Burbules, 1993; Яскевич, 2000 и др.].
Этот процесс совпал с бурным развитием «диалогических» технологий, т.е. помогающих расширить возможности диалогического взаимодействия людей в обществе и мире. Современное состояние и понимание коммуникации как речевого взаимодействия значительно обогатилось благодаря информационным технологиям, позволяющим снимать пространственные и временные ограничения для общения; даже языковые барьеры преодолеваются новой мультимедийной технологией. Благодаря Интернету расширилась не только география взаимодействия, но и социальная среда общения: люди с ограниченными физическими возможностями могут полноценно общаться и быть востребованными в любой деловой или общественной сфере. Используются возможности новых технологий и в образовании: уже очевидны результаты дистанционного обучения (distance education), - и здесь взаимодействие учителя и ученика строится на основе диалогических моделей.
Язык - самый существенный показатель всеобщности диалогизма: он и средство общения, и возможность познания, и способ самовыражения. В языке - суть бытия, источник духовной энергии человека. М.Бахтин пишет: «Само бытие человека (и внешнее и внутреннее) есть глубочайшее общение. Быть - значит общаться. Абсолютная смерть (небытие) есть неуслышанность, непризнанность, невспомянутость. Быть значит быть для другого и через него - для себя. У человека нет суверенной территории, он весь и всегда на границе, смотря внутрь себя, он смотрит в глаза другому или глазами другого» [Бахтин, 1976, 300]. М. Бахтин связывает концептуализацию общения в терминах диалогических отношений с развитием личностного начала в истории, литературе и языке: «открытие человека-личности и его сознания …не могло бы совершиться без открытия новых моментов в слове, в средствах речевого выражения человека. Раскрылся глубинный диалогизм слова» [Бахтин, 1976, 306].
Выражая себя в диалоге, человек организует и всю свою жизнь как диалог: «Единственно адекватной формой словесного выражения подлинной человеческой жизни является незавершимый диалог. Жизнь по природе своей диалогична. Жить - значит участвовать в диалоге - вопрошать, внимать, ответствовать, соглашаться и т.п. В этом диалоге человек участвует весь и всею жизнью: глазами, губами, руками, душой, духом, всем телом, поступками. Он вкладывает всего себя в слово, и это слово входит в диалогическую ткань человеческой жизни, в мировой симпозиум» [Бахтин, 1976, 307].
Дискурсивная теория диалога, изложенная М.Бахтиным необычным языком, спокойным «голосом», диалогическим стилем, - сама «установлена на собеседника» и представляет собой анализ языка, литературы и культуры в целом как результат осмысления длительного поиска этической культуры, которая была бы современной, демократичной и эстетически направленной. Неслучайно в этой теории есть загадочная категория «не-алиби в бытии». Так обозначена неизбежная единственная позиция ответности-ответственности, которую человек занимает, живя среди других людей. Он не может уклониться (найти алиби) от общения с теми, кто обращается к нему, встречается на его пути. Он должен быть готовым ответить, т.е. совершить ответственный поступок. «Ответственный поступок и есть поступок на основе признания долженствующей единственности. Это утверждение не-алиби в бытии и есть основа действительной нудительной данности-заданности жизни. Только не-алиби в бытии превращает пустую возможность в ответственный действительный поступок (через эмоционально-волевое отнесение к себе как активному)» [Бахтин, 1986, 113]. Человек, таким образом, обречен на ситуацию диалога и несет ответственность за то место в пространстве и времени, которое он занимает. Эта позиция диктует внимание и заинтересованность в Другом как единственную возможность через разделенное (shared) слово и разделенный мир «почувствовать себя менее беспомощным, испытывающим страх и лишенным смысла» [Eagleton, 1989, 184]. Ц.Тодоров, под влиянием "диалогического принципа" М.Бахтина, предложил пересмотреть все антропологические категории в соответствии с двумя моделями социального взаимодействия: "внимательный взгляд" (the gaze) и «столкновение» (the fray) [Todorov, 1995]. Эти две модели подчеркивают тот факт, что философия М.Бахтина, воспринятая на Западе как дающая надежду формула жизни, сама по себе предполагает другость, необходимость других, отличных от данной формулы, подходов. Ибо только в другости можно обрести смысловую ценность. Кстати, значение диалогической философии самого М.Бахтина, дискурсивная сущность его подхода к языку и культуре стали более яcными на фоне дискурсивных исследований М.Фуко, Ж.Деррида, Л.Витгенштейна, с которыми его сравнивают на Западе. Эти «властители дум» в гуманитарных науках нашего времени обозначили переход от старого мышления к новому, от картезианской рациональности к новой «коммуникативной» (Хабермас), к новому «направлению внимания» (Витгенштейн), через «деконструкцию» отношений идеологии, власти и языка (Деррида), с помощью «дискурсивных стратегий» (Фуко), к «диалогическому взаимодействию» (Бахтин) как основе всеобщего понимания людей.
Методологическое значение диалогизма М.Бахтина заключается в утверждении принципа отношения (диалога) в исследовании языковых проблем, что предполагает перенесение в фокус анализа явлений речевого взаимодействия, новую методику и новую основу анализа (реальный поток высказываний), а также новую языковую стратегию (взаимодействие «голосов»). При этом следует иметь в виду один важный момент, подмеченный Ц.Тодоровым в методологии М.Бахтина. Его подход не предполагает обычного развития теории по принципу: тезис - антитезис - синтез. Любая работа Бахтина не является частью целого, а как бы сама вбирает в себя целое, исследование в каждой части как бы начинается заново, что и дало основание Ц.Тодорову назвать этот исследовательский принцип «повтором» [Todorov, 1984]. Но Бахтин не повторяет один и тот же тезис. «Глубинный диалогизм слова» как объект анализа не является застывшим знаком и в то же время исключает диалектический метод, неизбежно ведущий к единственному заключению. Бахтин нигде не делает заключительных выводов, не ставит окончательной точки, его дискурс - «открытая целостность». Бахтин исследует не конкретный объект, а процесс, переплетение отношений, в котором общий, знаковый смысл неотделим от коммуникативного контекста, социального взаимодействия и отношения к специфическим идеологическим ценностям и ориентациям. Рассматривая практически один и тот же объект во всей его сложности, но в разных аспектах, Бахтин неизбежно повторяет основные положения своего метода.
С принципом повтора связана и еще одна особенность научного метода Бахтина - его апофатика (греч. аpophatikos "отрицательный") т.е. следование принципу невыразимости истины иначе, как в акте откровения, предполагающая амбивалентное чтение, «вспять-чтение», так как его тексты построены на неочевидной логике; в них «мерцание» второго смыслового плана обеспечено не механизмами «эзопова языка» или очевидной иронии (самоиронии) автора, оно укоренено в самом «письме» как исходный принцип» [Исупов, 1997, 22]. Этот принцип представлен в иной интерпретации как «возвращение» [Кноблох, 1997].
Повторы, «возвращение» и некоторая амбивалентность неизбежны и при изложении его концепции.
1.1. Диалог, диалогизм, диалогичность
В современной гуманитаристике все термины и понятия, используемые в работах по диалогу, тексту, дискурсу и языку, так или иначе связаны с дискурсивной теорией диалога М.Бахтина. Однако в настоящее время диалогическая терминология настолько разнообразна, что требует специального уточнения. Наиболее общие термины: диалог, диалогизм и диалогичность, - употребляются в работах М.Бахтина без терминологической специфики, в широком смысле, как особенность речи «с постановкой собеседника». Как термин диалогизм стал употребляться после выхода в свет монографии М.Холквиста «Диалогизм: Бахтин и его мир» [Holquist, 1990], где под диалогизмом понимается диалогическая философия языка и методология гуманитарного познания. Это значение термина закреплено в журнале "Dialogism", издаваемом Центром Бахтина в Шеффилде. В методологическом смысле употребляется также диалогический принцип, введенный Ц.Тодоровым в одноименной монографии, посвященной теории М.Бахтина [Todorov, 1984]. После этой книги стали широко употребляться такие словосочетания, как диалогическая философия, диалогическая теория, диалогический анализ, диалогическая парадигма, диалогический дискурс, диалогический метод, диалогическое взаимодействие, диалогическое общение, диалогическая коммуникация, диалогическое представление, диалогическая культура и др. В.Библер использует также термин диалогика [Библер, 1991], противопоставляя диалогический метод диалектическому. Этот термин (dialogics) иногда используется и в зарубежных исследованиях, наравне с диалогизмом [Pearce, 1994; Hitchcock, 1993 и др.]. Как метод, общий подход и методология диалогизм применяется, в основном, в литературно-критических исследованиях, анализе дискурса и практике преподавания комплекса дисциплин, связанных с текстом. При этом диалогизм интерпретируется как «теоретический бальзам», необходимый нашему «расколотому миру», «одержимому навязчивой идеей «differance» [Pearce, 1994, 111]. Имеется в виду идея Ж. Деррида о «differance» (различение) как «расссеянии» смысла [Derrida, 1984]. Отдельные авторы используют также термин диалогия в широком значении «общего принципа речевой деятельности», согласно которому составной частью речи любого субъекта является присутствие Другого, что делает речь неоднородной. В связи с принципом диалогии понятие неоднородности интерпретируется как конститутивное начало любого дискурса [Пульчинелли Орланди, 1999, 210].
Термин диалогичность употребляется как категория текста, характеризующая его направленность на адресата (адресованность) [Кожина, 1986; Красавцева 1987; Pearce 1994; Воробьева 1993 и др.]. Эта категория подчеркивает реляционную природу всех текстов и тот факт, что диалог происходит не только внутри высказывания, но и между высказываниями (текстами). Диалогичность текста - это вплетенность разных «голосов» в его составе. Особенность текста, как и речи вообще, перекликаться с чужими высказываниями получила название интертекстуальность [Кристева, 1993], или интердискурсность [Пешё, 1999], которая подчеркивает открытость текста, его связь с культурным контекстом, его вписанность в «большое» или «малое» время. Связанные с этим понятием термины полифония, полифонический, многоголосие, многоязычие, разноречие употребляются М.Бахтиным для описания способа взаимодействия «голосов» в тексте и языке. Диалогичность в широком смысле понимается как «особая форма взаимодействия между равноправными и равнозначными сознаниями» [Бахтин, 1979, 309].
Терминологическое разнообразие в диалогической парадигме подчеркивает лишь тот факт, что центральное понятие диалог многоаспектно и на нем следует остановиться особо.
1.1.1. Понятие диалог и его определение
В узком смысле, как языковая форма общения, диалог определяется в «Словаре лингвистических терминов» О.С.Ахмановой как «одна из форм речи, при которой каждое высказывание прямо адресуется собеседнику и оказывается ограниченным непосредственной тематикой разговора» [СЛТ, 1969, 132]. Данное определение подчеркивает важную сторону организации диалога как формы речи: наличие адресата, общая тематика высказываний, разговорность. Однако этим не исчерпывается содержание термина. Начиная с 90-х годов прошлого века лингвистические словари, справочники и энциклопедии определяют диалог шире, с учетом диалогической теории М.Бахтина и его последователей. В лингвистическом энциклопедическом словаре (1990 г.) диалог, или диалогическая речь, определяется как «форма (тип) речи, состоящая в обмене высказываниями-репликами, на языковой состав которых влияет непосредственное восприятие, активизирующее роль адресата в речевой деятельности адресанта. Для диалогической речи типично содержательная (вопрос/ответ, согласие/возражение) и конструктивная связь реплик» [ЛЭС, 1990,135]. Данное определение включает не только наличие адресата и адресанта, формальное и содержательное единство реплик, но и конститутивный момент - формирование языкового состава высказывания адресанта под влиянием адресата.
Чтобы понять, как далеко шагнула наука со времени, когда было дано первое приведенное определение диалога (1969 г.), сравним его со следующим определением: «Диалог - это особая форма общения с возможностью совершенствования процессов совместного познания, координации действий среди коллективов и достижения подлинных социальных изменений» [Isaacs, 1996, 20]. Это определение, данное в духе социального конструктивизма, основано на философии диалога М.Бубера и теории открытого диалога Д.Бома [Бубер, 1994; Bohm, 1997]. По направленности на изменение, открытости обновлению и выходу в социальный контекст оно близко к пониманию сущности диалога у М.Бахтина.
Слово диалог происходит от греческого dialogos и состоит из двух частей: приставки dia "сквозь, через" (а не два, как принято считать) и корня logos "слово, значение, речь". Первую часть термина можно интерпретировать как «сквозное движение, проникновение, размежевание, разделение, взаимность» и, следовательно, «диалог - разделенное слово, взаимная речь», т.е. разговор. который ведут два или более человек. В отличие от диалога монолог (от греческих корней: monos "один" и уже известного logos) - это «единое, как бы ни с кем не разделенное слово (речь)» [Мiхневич, 1994, 193]. Данная этимология вызывает образ смыслового потока, текущего между людьми, среди нас и через нас, из которого может появиться новый смысл, новое понимание и который обновляет и наполняет смыслом самих людей, их жизнь [Bohm, 1997].
Такое понимание диалога делает условным различие между диалогом и монологом, так как даже один человек может вести диалог с самим собой или с другими людьми внутри себя. Важно лишь внимание к Другому внутри или вокруг нас. Только тогда появляется разделенное (shared) слово, значение, смысл. Благодаря диалогу человек говорит и думает; разделенное слово объединяет, цементирует любое сообщество людей. В диалоге не может быть выигрыша или победы, так как это игра не против друг друга, а друг с другом и здесь главное - общее участие и общее достижение (новый смысл).
Исторически диалог как форма общения людей появился раньше монолога, что социально обусловлено. Человек изначально, в силу своей природы, не может не общаться с другим человеком, с природой, Богом, реальным или виртуальным миром, самим собой. Даже пространный монолог, казалось бы, не связанный непосредственно с ситуацией общения, всегда кому-то адресован, с одной стороны, и с другой - является реакцией, репликой на предшествующий контекст, конфликт, ситуацию. Поэтому монолог называют иногда остановленным диалогом, т.е. высказыванием, как бы извлеченным из диалога.
Всестороннее изучение диалога как формы существования языка ведется с 20-х годов прошлого столетия, когда в трудах Л.П. Якубинского, Л.В.Щербы, Е.Д.Поливанова, В.Н.Волошинова, В.В.Виноградова и М.М.Бахтина был заложен теоретический фундамент для всех дальнейших исследований [Валюсинская, 1979]. Основные постулаты теории диалога сводятся к следующему:
1. Диалог - это форма существования языка, связанная с его социальной природой и коммуникативной функцией.
2. Диалогическое общение - это сфера проявления речевой деятельности человека.
3. Речевое общение в форме диалога - это конкретное воплощение языка в его специфических средствах, определенная речевая структура.
Выделенные таким образом три аспекта языка (социальный, коммуникативный, диалогический), включают в себя значение двусторонности связей, характерное для общения; условно его обозначают как "взаимо" и "два", что подчеркивает диалогическую сущность соответствующих явлений [Кожина, 1986]. Социальная сущность языка выдвигает на первый план фактор адресата речи, ибо в общении происходит речевое взаимодействие по крайней мере двух лиц: реальность языка - это не изолированное высказывание, а социальное событие речевого взаимодействия, осуществляемое в высказывании» и поэтому реальной единицей языка-речи является не изолированное монологическое высказывание, а взаимодействие по крайней мере двух высказываний, т.е. диалог [Бахтин, 1993]. Социальная природа языка выявляется в полной мере только через диалогическое взаимодействие, т.е. подлинное его функционирование в реальной действительности. Другими словами, как гласит известный марксистский тезис, язык возникает лишь из потребности общения с другими людьми. Не случайна и лингвистическая традиция ассоциировать термин коммуникация с диалогом [Греймас, Курте, 1983, 491]. Эту мысль подчеркивали многие лингвисты и философы, начиная с В. фон Гумбольдта: «Человек понимает самого себя не иначе, как удостоверясь в понятности своих слов для другого» [Цит. по: Постовалова, 1982, 64]. Э.Бенвенист писал: «…ситуация, неотъемлемая от использования языка, есть ситуация обмена и диалога» [Бенвенист, 1974, 27]. Однако проблематика, связанная с исследованием диалога в такой широкой постановке стала актуальной лишь с конца 70-х годов, когда труды и имя М.Бахтина получили мировое признание. По замечанию Вяч.Вс. Иванова, философские исследования лингвистической теории Соссюра, проведенные М.Бахтиным и его учеником В.Н. Волошиновым, и высказанные им положительные идеи на несколько десятилетий предвосхитили ту проблематику, которая в последние двадцать лет стала энергично разрабатываться отечественным и зарубежным языкознанием [Иванов, 1973; Ivanov, 1999].
1.1.2. Модели диалогического взаимодействия
Понимание диалога как речевого взаимодействия требует уточнения, так как сам термин взаимодействие интерпретируется по-разному.
В соответствии с принципами и постулатами речевого общения выделяются два основные типа речевого взаимодействия: сотрудничество и конфронтация, которые свидетельстуют о совпадении или несовпадении интересов и целей коммуникантов. Эти два типа отражены в двух моделях диалога: кооперативной и конфликтной. Существует множество моделей диалога, в которых формализуются различные аспекты или компоненты взаимодействия: участники, объект, цели и задачи, механизм взаимодействия, его характер, динамика, координация действий, смена ролей, контекст и ситуация взаимодействия и т.п. Соответственно, можно говорить о разных подходах к диалогу. Теоретическую базу исследования диалога составляют труды ученых, анализирующих вербальное общение с позиций коммуникативной лингвистики, анализа дискурса, прагмалингвистики, психолингвистики, теории общения, логико-семантического анализа языка, компьютерной лингвистики, социолингвистики, конверсационного анализа (Н.Д.Арутюнова, Е.В.Падучева, А.А.Леонтьев, И.П.Сусов, Д.Г.Богушевич, А.Вежбицкая, Т.ван Дейк, П.Грайс, Дж.Серль, Дж.Лич, Дж.Гамперц, Д.Таннен и др.). Большое распространение получило понимание диалога как игры (dialogue games), его описание в когнитивном аспекте (description of agents' mental states) и с точки зрения реализации определенного плана (plan-based approach), интенций или целей (goal-oriented approach).
Так, интенциональные модели диалога представляют взаимодействие как процесс, ориентированный на реализацию плана, интенций партнеров или достижение цели [Donaldson, Cohen, 1996; Lambert, Carberry, 1991; Traum, Hinkelman, 1992 и др.], а информационные модели дают представление о взаимодействии как процессе обмена информацией между участниками диалога. Эти два типа моделей диалогического взаимодействия реализуются в языковой структуре диалога, при анализе которой в первой модели нужно идентифицировать интенциональное состояние партнеров в терминах их целей, а во второй модели ограничиться только информацией (по принципу ее релевантности). Более частные модели диалога представляют отдельные этапы речевого взаимодействия (начало, сам процесс, окончание, оценка, изменение или влияние, принятие решения) [Schegloff, 1992; Donaldson, Cohen, 1996 и др.]. Но, независимо от того, какая сторона организации диалога формализуется в модели, все они основаны на одном из двух подходов к пониманию взаимодействия:
1) классический, картезианский (основанный на учении Декарта), заключающийся в том, что любые взаимодействующие элементы рассматриваются как отдельные, независимые сущности, и
2) современный, бахтинский (основанный на учении Бахтина), основу которого составляет понимание взаимодействия как процесса, создающего единство, целое взаимозависимых и дополняющих друг друга субъектов.
Эти два подхода можно противопоставить как дуалистический и подлинно диалогический. Первый подход исключает субъективность, сводится к простому обмену репликами (как в игре в пинг-понг) без учета всего богатства эмоций, оценок, отношений, выражаемых участниками взаимодействия. Второй подход строится на понимании взаимодействия субъектов как динамики интерсубъективности, т.е. как процесса развития отношений субъектов, формирования их оценок, эмоций, смыслов под влиянием друг друга в ходе диалогического общения.
Преобладание первого подхода в научном анализе и практике вызывает серьезные сомнения в правомерности, особенно в последние десятилетия в связи с пересмотром основ рациональности. Как известно, основы нашей рациональности сложились в древней Греции и сформулированы в законах диалектики, а диалектика - это «не что иное, как упорядоченный, методически разработанный дух противоречия, присущий любому человеку, и в то же время великий дар, поскольку он дает возможность истинное отличить от ложного» [Эккерман, 1986, 546]. Непременным условием диалектического метода, поэтому, является построение оппозиции, членами которой будут истинное и ложное высказывание, точка зрения, подход или противоположные по качествам явления (А - не А). Рассмотрение их по принципу "тезис - антитезис - синтез" должно привести к однозначному утверждению истины. На этом принципе основана риторика и все виды риторического диалога: диалог-спор, диалог-полемика, диалог-дискуссия, - которые могут проводиться в разных контекстах. В современной неформальной логике выделяются такие «дискуссионные контексты диалога» (аrgumentative contexts of dialogue»), как педагогический диалог, диалог-интервью, диалог-консультация эксперта, диалог-планирование и др. [Walton, 1993]. Практика показывает, что в ходе такого взаимодействия происходит типичный «диалектический сдвиг» (dialectical shift) по схеме: дискуссия - спор - переговоры через посредника - ссора. Достаточно привести пример парламентских дебатов, где наиболее часто прибегают к аргументации ad hominem, т.е. к доказательствам, основанным не на объективных данных, а рассчитанным на чувства убеждаемого, проще говоря, когда "переходят на личности". В этом проявляется желание любой ценой доказать свою правоту, стремление к абсолютной истине и к последнему слову.
ХХ век поставил под сомнение такую рациональность, названную Ю.Хабермасом "научно-технической". Истина конкретизируется относительно того времени и пространства, в которых происходит ее постижение конкретным субъектом в отношении другого субъекта или объекта. И поскольку каждый субъект занимает определенное место в пространстве и действует в определенное время, его данные о познаваемой реальности могут отличаться от данных, полученных другим субъектом об этой же реальности в других условиях. Вот почему так важна теория относительности А.Эйнштейна и вывод Н. Бора о дополнительности наших данных в познании мира. Эти два постулата и лежат в основе современной теории диалога.
В этой модели как говорящий, так и слушающий влияют на смысл индивидуального высказывания, которое не имеет смысла, если анализируется изолированно, т.е. вне ситуации общения - в отрыве от контекста, субъекта и объекта речи, пространственно-временных параметров. Современная модель диалога - не просто модель взаимодействия. Она акцентирует активное участие обеих сторон в построении общего смысла, который может быть неожиданным и незапланированным, так как оба участника диалога открыты взаимному влиянию и общаются на равных. Общая стратегия такого диалога, в отличие от риторического - не стремление к победе в оппозиции двух независимых сторон, а достижение общего, разделенного (shared) понимания. В этой связи любопытно привести следующий пример.
В США есть Школа диалога (Dialogue Group), созданная ученым-физиком Дэвидом Бомом. В результате дружеского общения с индийским мыслителем-мистиком Кришнамурти Д.Бом пришел к выводу, что наша жизнь протекает в пространстве-океане культурных и трансперсональных смыслов. Из этого океана возникает наше общение и оно же оказывает на него влияние (либо умножает смыслы, либо обедняет их). Этот процесс он назвал диалогом [Bohm 1997]. После смерти ученого его ученики подробно описали методику, правила и образцы такого диалога.
В соответствии с идеями Д.Бома, не всякое общение можно назвать диалогом. Обычные разговоры без ощущения общего потока, который вызывается метафорой океана, относятся к разряду обсуждений (discussion). Диалог подразумевает такое объединение мысли и чувства, которое единым потоком выносит участников на новый, более глубокий уровень понимания, когда на основе развития общего смысла возникает новый тип разума - участники больше не могут противопоставлять себя друг другу и даже не взаимодействовать, а скорее просто участвовать в этом творческом процессе, где общий смысл постоянно развивается и меняется [Krishnamurti, Bohm, 1985]. Такое понимание диалога созвучно идеям Бахтина, у которого участники диалога образуют новое единство в рамках общего смыслового пространства.
Общий смысловой поток или пространство, объединяя участников диалога, меняет не только их сознание, но и приобщает их к более крупному единству - мировой целостности: границы между ними и миром растворяются и открываются источники понимания и силы. Это происходит в случаях идеального диалога, когда в состоянии измененного сознания мировое целое как бы разговаривает и слушает себя через нас, индивидуально и коллективно; слова становятся ненужными, знание приходит мгновенно, смысл течет как огромная река через нас и между нами. Д.Бом сравнивает это похожее на магию превращение человека со светом, который в обычном состоянии рассеян в пространстве; когда же он направлен в пучок в виде лазера, он может творить чудеса [Bohm 1980].
На пути к идеальному диалогу человеку предстоит преодолеть изоляцию Я, выработать коммуникативные навыки, ведущие к подлинному общению, т.е. когда один человек подлинно слушает Другого, подлинно говорящего. Для этого необходимо:
- понимание равенства сторон;
- отказ от позиции доминирования или попыток добиться победы над партнером. В диалоге не может быть ни победы, ни поражения;
- признание приоритета внимания друг к другу над необходимостью принятия решения;
- активное, заинтересованное слушание;
- открытость в выражении чувств, мыслей, подходов к предмету обсуждения и в отношениях друг к другу; в постановке вопросов.
Эти своеобразные "директивы" для диалогического поведения подчеркивают тот факт, что диалог способствует нашему "подключению" к всеобщему, коллективному разуму, который порождается нашей синергией, т.е. совместной энергией, при условии преодоления изоляции Я. Таким образом, путь к совместному разуму, обновлению сознания - через подлинное диалогическое общение.
1.1.3. Открытый диалог и его особенности
В отличие от закрытого, изоляционистского (картезианского) бахтинский диалог получил название открытого диалога, понимаемого как совместный поиск на пути к большему пониманию, единству и возможностям обновления. Культурная обусловленность общения делает невозможными надежды на то, что любой открытый разговор автоматически превратится в открытый диалог. Нужна подготовка, знания, опыт. Диалог начинается с желания проверить свои знания. Поэтому в фокусе диалога оказываются не столько идеи или мнения, сколько факты и данные. Их изложение должно быть взаимно уважительным. Диалог - это значит быть вместе и понимать вместе в процессе развития взаимного расположения и уважения [Bohm, 1997]. В атмосфере горячих споров начать реальный диалог трудно. Он возникает легко среди людей компетентных, уважаемых и достаточно мудрых, чтобы не ввязываться в споры или cостязания, не ведущие к общему пониманию. В присутствии таких людей даже неопытные собеседники без особых усилий включаются в процесс совместного поиска истины.
В Школе диалога Д.Бома разработана сравнительная характеристика подлинного диалога и диалога риторического, т.е. всякого рода споров, дебатов, полемики - того, что Д.Бом называет "дискуссией". Сравнительная характеристика обобщает опыт исследования диалога в этой школе и предназначена для участников диалогических встреч в группе. Предполагается, что участники напишут каждый пункт характеристики на отдельной карточке, чтобы иметь их в виду на каждой встрече. Эта уникальная методика может быть полезной даже при простом ознакомлении с ней. Приведем сравнительную характеристику диалога полностью.
1. Диалог - это сотрудничество: две или более сторон вместе работают для достижения общего понимания. Дискуссия строится на оппозиции: две стороны противостоят друг другу и пытаются доказать, что противник не прав.
2. В диалоге цель - создание общей основы. В дискуссии цель - победа одной стороны.
3. В диалоге один участник слушает другого, чтобы понять, найти смысл и согласие. В дискуссии один участник слушает другого, чтобы найти слабые места и выдвинуть контраргументы.
4. Диалог расширяет кругозор и может изменить точку зрения участника. Дискуссия утверждает точку зрения одного участника.
5. В диалоге исходные положения раскрываются для их переоценки. В дискуссии исходные положения отстаиваются как истина.
6. Диалог вызывает самоанализ своей собственной позиции. Дискуссия вызывает критику другой позиции.
7. Диалог открывает возможность достижения лучшего решения, чем любое из первоначальных. Дискуссия отстаивает собственную позицию одного участника как лучшее решение и исключает другие решения.
8. Диалог создает отношения открытости переменам и ошибкам. Дискуссия создает отношения закрытости, решимости быть правым.
9. В диалоге каждый предлагает на обсуждение свою лучшую идею, зная, что мнения других людей помогут ее улучшить. В дискуссии каждый выдвигает свою лучшую идею и отстаивает ее вопреки попыткам показать, что она ошибочна.
10. Диалог призывает временно воздерживаться от выражения своих убеждений. Дискуссия призывает быть беззаветно преданным своим убеждениям.
11. В диалоге каждый ищет основополагающие соглашения. В дискуссии каждый ищет показательные различия.
12. В диалоге каждый ищет сильные стороны в позициях других. В дискуссии каждый ищет недостатки и слабые стороны в позициях другого.
13. Диалог подразумевает подлинную заботу о другом человеке, исключает обиды или отчуждение. Дискуссия подразумевает противостояние, вызов другому, без всякого внимания к чувствам или отношениям и часто приводит к принижению или осуждению другого человека.
14. Диалог исходит из того, что у многих людей есть часть ответа, а вместе они могут сложить эти части в рабочее решение вопроса. Дискуссия исходит из того, что имеется правильный ответ и он есть у кого-то одного.
15. Диалог остается с открытым концом. Дискуссия подразумевает завершение [Bohm, Factor, Garrett, 1991; Ellinor, Gerard, 1998].
Эта характеристика показательна в том плане, что ее можно рассматривать не только как реализацию коммуникативного принципа кооперации и максим Грайса [Grice, 1975], но и как реализацию тезиса Бахтина о единстве когниции и коммуникации [Edwards, 1997; Reid, 1990; Beaugrande, 1985; Сусов, 1998 и др.]. В концепции М.Бахтина о диалогической природе познания подчеркивается не только единство познания и общения, но и сознания, т.е. личности (диалог происходит на рубеже двух сознаний). Это триединство сознания, познания и общения и выявляется в открытом диалоге, который призван трансформировать, расширить сознание, приобщить человека к мировому единству, т.е. восстановить гармонию человечества. Преобразующую силу открытого диалога можно считать реализацией так называемой магической функции языка [Мечковская, 1996], но не в ее заклинательной интерпретации, а в смысле трансформации сознания.
Догадка Д.Бома о синергетической природе смысловых преобразований в диалоге подтверждается современными психологическими исследованиями изменений сознания. Теория инноваций, основанная на идее М.Бахтина о хронотопе, объясняет изменение сознания как результат расширения ментального пространства путем вовлечения в мыслительный процесс разных, иногда несовместимых элементов сознания. Этот процесс репрезентируется как диалогическое взаимодействие хранящихся в уме опытов физического, социального и духовного миров субъектов. В результате диалога рождаются новые мысли, умножающие общее смысловое пространство и обогащающие духовный мир общения [Dickson, 2000].
1.1.4. Диалогизм как философия языка (Язык как диалог)
Язык, представленный в диалогической модели, означает, что его реальностью является «непрерывный поток» или «цепь высказываний», имеющих конкретного говорящего субъекта и слушателя, и эти высказывания оформляются в процессе взаимодействия говорящего и слушающего, т.е. они диалогичны по природе. М.Бахтин подчеркивает, что «язык входит в жизнь через конкретные высказывания (реализующие его), через конкретные же высказывания и жизнь входит в язык. Высказывание - это проблемный узел исключительной важности» [Бахтин, 1979, 240].
Согласно М.Бахтину, диалог - это со-бытие, т.е. совместное, разделенное бытие, так как в нем участвуют Я и Другой. Их диалогическое взаимодействие «выражает общее состояние обращенности каждого говорящего друг к другу -ситуацию, которой предшествует не только система языка, но и все бытие» [Holquist, 1990, 61]. Язык служит медиатором диалогического взаимодействия, которое определяется, однако, не языком, а особой структурой субъекта (его незавершенностью, представленной «голосом»). Человек - это открытая система, и завершиться он может лишь в Другом, в диалоге (например, в эстетическом акте его изображения). Диалогическая модель языка, следовательно, может быть представлена в нескольких аспектах.
В о-п е р в ы х, на семиотическом уровне знак-высказывание находится в диалогическом отношении с другими знаками: «…понимание знака есть отнесение данного понимаемого знака к другим, уже знакомым знакам; иными словами, понимание отвечает на знак - знаками же. И эта цепь идеологического творчества и понимания, идущая от знака к знаку и к новому знаку - едина и непрерывна: от одного знакового и, следовательно, материального звена мы непрерывно переходим к другому, знаковому же звену. И нигде нет разрывов, нигде цепь не погружается в нематериальное и невоплощенное в знаке внутреннее бытие» [Бахтин, 1993, 15-16]. Эта цепь соединяет индивидуальные сознания, так как «знаки возникают только в процессе взаимодействия между индивидуальными сознаниями. И само индивидуальное сознание наполнено знаками. Сознание становится сознанием, только наполняясь идеологическим, resp. знаковым содержанием, следовательно, только в процессе социального взаимодействия» [Бахтин, 1993, 16]. Именно поэтому «всякий живой идеологический знак двулик, как Янус» [Бахтин, 1993, 28].
В о-в т о р ы х, высказывание диалогично, так как оно «обращено», т.е. ориентировано и предвосхищает ответ другого говорящего. Высказывание обретает смысл на «чужом» концептуальном горизонте («кругозоре») другого говорящего. Слушатель, воспринимающий высказывание, ассимилирует его в свою концептуальную систему, которая обогащает его новыми элементами. Ввиду того, что предвосхищаемый ответ частично формируется тем изменением, которое вызывается данным высказыванием в кругозоре слушателя, каждое высказывание, каждое слово рождается с «живым ответом в нем». Слово живет в диалогической среде между кругозорами говорящего и слушателя. Каждое высказывание помещает слово в герменевтическое вопросо-ответное отношение с «чужим словом» собеседника, предвосхищаемый ответ которого, в свою очередь, предвосхищает новый ответ слушателя.
В-т р е т ь и х, высказывание диалогично, так как слово находится в диалогическом отношении с прошлым контекстом. Между словом и говорящим субъектом существует окружение из других, чужих слов о том же объекте, на ту же тему. Каждое высказывание вступает в те или иные отношения с предшествующими высказываниями - говорящий «опирается на них, полемизирует с ними, просто предполагает их уже известными слушателю» [Бахтин, 1979, 247].
Как видим, стержнем лингвистической концепции М. Бахтина является теория высказывания как единицы общения. Эта теория по сути персоналистична: она выявляет связь языка с личностью, мировоззрением («кругозором»), - продолжая традицию в языкознании, идущую от
