На правах рукописи
каневская галина ивановна
ИСТОРИЯ РУССКОЙ ИММИГРАЦИИ В АВСТРАЛИИ
(конец XIX в. – вторая половина 80-х гг. XX в.)
Специальность 07. 00. 02 – Отечественная история
автореферат
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Санкт-Петербург – 2008
Работа выполнена на кафедре отечественной истории Института истории, философии и культуры Дальневосточного государственного университета
Официальные оппоненты доктор исторических наук, профессор
Смирнова Тамара Михайловна
доктор исторических наук, профессор
Жуков Алексей Федорович
доктор исторических наук, профессор
Массов Александр Яковлевич
Ведущая организация Санкт-Петербургский государственный
университет
Защита состоится « »_____________2008 г. в ___ часов на заседании совета Д 502. 007. 01 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Северо-Западной академии государственной службы (199178 Санкт-Петербург, Васильевский остров, Средний проспект, д. 57).
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке СЗАГС (Санкт-Петербург, Васильевский остров, 8 линия, д. 61).
Автореферат разослан
Ученый секретарь диссертационного совета
кандидат исторических наук Л.И. Комиссарова
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИИ
Актуальность темы исследования. В последние годы история российского зарубежья неизменно остается в сфере общественного внимания, что объясняется спецификой современной ситуации. Эмиграция из РФ, в том числе и в Австралию, стала значительным явлением, и вполне закономерен интерес к ней со стороны правительственных и деловых кругов, печати и исследователей. Расширяется и тенденция сотрудничества России с соотечественниками за границей, в том числе в странах АТР. Одновременно с этим в ближайшем зарубежье оказались фактически на положении эмигрантов массы русскоязычного населения. Их состояние, статус и задачи во многом близки тем, какие были характерны для русских в Австралии и других странах.
История русской иммиграции в Австралии актуальна еще и потому, что является частью истории российского зарубежья. Перестройка в нашей стране привела к пересмотру истории отечества. Возникла потребность воссоздания единой истории России, для чего необходима разработка региональной истории российского зарубежья.
Зарубежная Россия – феномен не только отечественной, но и мировой истории. Она выступила активным посредником в диалоге между Россией и Западом, не только познакомила зарубежье с русской культурой, но и донесла до нас лучшие достижения западной культуры, способствуя взаимопроникновению культур. Благодаря ее деятельности, ХХ век отмечен сильнейшим воздействием русских на различные области культуры едва ли не всего земного шара, но о достижениях русских в Австралии знают мало. Не имея представление о наследии российского зарубежья в целом, включая его самые отдаленные регионы, невозможно оценить реальный вклад русской культуры в мировую цивилизацию.
Русская эмиграция, создав очаги русской культуры в местах своего рассеяния, в том числе и на пятом континенте, сохранила ценности, созданные нашими предками. Обращение к гуманистическим, нравственным истокам национальной культуры может способствовать оздоровлению российского общества, преодолению в нем негативных тенденций: вседозволенности, необузданной коммерциализации, некритического восприятия худших образцов зарубежной культуры, – всего того, что не может не тревожить нас сегодня.
Степень изученности темы исследования. Сегодня тема российского зарубежья вышла из «подполья» отечественного гуманитарного знания и сделалась одной из ведущих в пространстве академической жизни, но уровень историографической освещенности темы по регионам неодинаков.
История русской иммиграции в Австралии долгое время не являлась предметом научного исследования. Определенное внимание уделялось лишь деятельности российских социал-демократов, оказавшихся на пятом континенте после революции 1905–1907 гг. Впервые упомянул о них в 1971 г. австраловед К.В. Малаховский.[1] В конце 1970-х – начале 1980-х годов центром изучения истории русской революционной эмиграции на пятом континенте стал Днепропетровский университет, где к разработке проблемы приступили историки А.М. Черненко и А.И. Савченко.[2] Русская эмиграция представлена в их работах как часть российского революционного движения и истории КПСС, в отрыве от австралийской специфики.
В отечественной историографии первую попытку представить общую картину русского присутствия на пятом континенте (XIX в. – конец 1980-х годов) сделал в 1991 г. сотрудник Дипломатической академии МИД России А.Ю. Рудницкий.[3] Анализ истории русской иммиграции дан им на фоне развития межгосударственных отношений России и Австралии. Значительная часть материала посвящена деятельности политэмигрантов, рассматриваемой автором в австралийском контексте. Он выявил воздействие русских революционеров на общественную жизнь страны, на формирование представлений австралийцев о России, на эволюцию национальной идеологи. В результате автору удалось преодолеть односторонний подход, свойственный историографии советских времен.
В 1990-е годы тема продолжала привлекать внимание названных выше ученых,[4] одновременно круг и география исследователей истории русской иммиграции на пятом континенте расширились. Появились новые имена: В.И. Беликов, А.Я Массов, А.С. Петриковская, А.Н. Хохлов, А.Б. Шатилов.[5]
Роль эмигрантов в распространении русского печатного слова в Австралии выявили исследователи: С.А. Пайчадзе (Новосибирск), чья монография посвящена дооктябрьскому периоду, и А.И. Букреев (Хабаровск), хронологические рамки работы которого охватывают период второй половины ХХ в.[6]
Мемуаристика и поэзия русских австралийцев нашли отражение в отечественной историографии, благодаря исследованиям филологов из Дальневосточного государственного университета (ДВГУ). Статья Л.М. Свиридовой посвящена книге воспоминаний С. Дичбалиса, вынужденного «невозвращенца», оказавшегося на пятом континенте с волною перемещенных лиц. С.Ф. Крившенко в своих публикациях дал анализ поэтического творчества русских поэтов пятого континента на основе их стихотворных сборников и «Антологии русских поэтов Австралии» (Сидней, 1998). Особо он выделил «военную тетрадь «Антологии» – стихи поэтов – фронтовиков.[7] Работы С.Ф. Крившенко и Л.М. Свиридовой отмечены высоким профессионализмом, что обусловлено глубоким проникновением в содержание анализируемых ими произведений и знакомством с биографиями авторов, благодаря личным контактам с ними.
Духовная жизнь русской Австралии отражена в статье А.Я. Массова (Санкт-Петербургский государственный морской технический университет), основанной на солидном архивном материале. В ней речь идет о деятельности первых российских консулов в конце XIX в., направленной на защиту интересов православной общины Австралии. Статья А.А. Бовкало (Санкт-Петербургская духовная академия) дает общее представление об истории русской православной церкви на пятом континенте в ХХ в. Автор ограничивается хронологическим перечнем событий, не ставя перед собой задачи их анализа и оценки.[8]
Ведущий научный сотрудник Института востоковедения (ИВ) РАН А.С. Петриковская в ряде своих работ осветила историю австралийского узнавания России через культуру, уделив значительное внимание вкладу русской диаспоры в культурный процесс пятого континента.[9] Ее монографии основаны на обширном и большей частью малоизвестном материале и представляют ценный вклад в изучение культурной жизни русской иммиграции в Австралии.
Обзор отечественной историографии позволяет сделать следующие выводы. Долгое время история русской иммиграции в Австралии находилась на периферии интересов советских академических кругов. Начало ее изучению было положено в 1970-е годы, постепенно число научных работ по этой проблематике увеличилось, но до середины 1990-х годов география исследований ограничивалась, главным образом, центральной частью России. Научной разработке подвергался, в основном, дореволюционный период российской иммиграции в Австралии, причем акцент делался на освещении деятельности российских политэмигрантов.
Со второй половины 1990-х годов при сохраняющемся внимании к истории русской иммиграции Австралии в центре страны в круг исследователей этой проблемы вступили ученые Сибири и Дальнего Востока (Новосибирска, Хабаровска, Владивостока). В научный оборот были введены новые разнообразные, в том числе и австралийские источники, расширился диапазон тем исследований. Наметился интерес к весьма актуальной сегодня проблеме – культурной и духовной жизни русских австралийцев, их национальной самоидентификации. Но в названных выше монографиях история русской иммиграции в Австралии не стала предметом специального изучения, их авторы касались ее в ходе исследования других проблем.
В Австралии изучение истории русской иммиграции началось гораздо раньше, в 1950-е годы. Инициаторами явились русские австралийцы, а главным центром этих исследований стал Мельбурнский университет, где в 1946 г. было основано Отделение русского языка и литературы. Первым в Австралии обратился к рассматриваемой теме в 1957 г. историк К.М. Хотимский в очерке «Русские в Австралии», написанном на основе материалов его собственного архива, который он собирал в течение 20-ти лет.[10] В очерке затронуты различные аспекты пребывания русских на пятом континенте, но большая часть его посвящена истории русской иммиграции в Австралии, начиная со второй половины XIX в. и заканчивая серединой ХХ в. Особый интерес представляют обзоры истории прессы, православной церкви и искусства русских в Австралии, так как многие сведения, сообщенные им, почерпнуты из личных наблюдений и бесед с непосредственными участниками и очевидцами событий и в настоящее время уже не восстановимы. Поэтому книга К.М. Хотимского не утратила своей значимости и сегодня, хотя, как указывает сам автор, в ней ощутима нехватка надежных источников.
C 1968 г. исследование проблем русской иммиграции в Австралии было продолжено изданием Отделением русского языка и литературы Мельбурнского университета монографической серии «Русские в Австралии» под редакцией главы отделения Н.М. Кристесен. За период 1968–2002 гг. опубликованы 31 книга этой серии. 16 из них – биографические очерки о наиболее выдающихся русских австралийцах. Основаны очерки, главным образом, на воспоминаниях авторов, содержат большой иконографический материал и библиографии работ.
Особо следует отметить биографии четырех архиепископов Австралийско-Новозеландской епархии РПЦЗ, написанные протоиереем Михаилом Протопоповым. Каждая из них – объемный труд, созданный на базе архивных материалов епархии и воспоминаний очевидцев и выходящий за рамки жизнеописания одного человека, а все вместе представляют собой, фактически, историю создания и становления Австралийско-Новозеландской епархии.[11]
Две книги серии освещают такую малоизученную область деятельности русских австралийцев, как благотворительность, знакомя с историей русских благотворительных обществ в Сиднее и в Мельбурне. Они написаны с привлечением архивов организаций и воспоминаний их активистов.[12]
Серия дает представление и о положении целых социальных групп, составляющих русскую диаспору пятого континента: инженеров, чей высокий профессионализм способствовал развитию ведущих отраслей экономики и науки Австралии, и русских женщин, деятельность которых в различных общественных организациях содействовала сохранению национальной культуры. [13]
Значение серии «Русские в Австралии» не ограничивается только вкладом в историографию русской иммиграции. Издание большинства книг ее на английском языке преследует цель знакомства австралийцев с достижениями русских на пятом континенте, пробуждает их интерес к русской культуре.
Пик возрастания этого интереса пришелся на 1980-е годы и объясняется произошедшими в австралийском обществе переменами, связанными с переходом к политике мультикультурализма, создающей условия для сохранения культурной самобытности этнических меньшинств, что способствовало укреплению этнокультурной основы русской диаспоры. Среди других факторов следует отметить подготовку к празднованию 200-летия Австралии в 1988 г., ознаменованного выходом в свет ряда юбилейных сборников, рассказывающих о культурном наследии иммигрантов. Именно с этого времени австралийские исследователи обратили внимание на историю различных этнических групп, населяющих Австралию, в том числе и русских, тем более что в 1988 г. во всех центрах русского рассеяния торжественно отмечалось тысячелетие Крещения Руси.
К этому времени открылись ряд отделений русского языка и литературы в университетах Австралии, и появились новые центры изучения истории русской иммиграции, одним из главных стал Квинслендский университет (Брисбен). Характерен качественно новый уровень исследований, благодаря введению в научный оборот огромного пласта источников, извлеченных из австралийских архивов. В 1980–1990-е годы свой вклад в разработку проблем истории российской иммиграции в Австралии внесли Е. Говор, О. Дубровская, М. Кравченко, Б. Криста, Дж. МакНейр, Д. Менгетти, Ч. Прайс, Т. Пул, Э. Фрид, Р. Эванс. Ими были подготовлены диссертации, опубликованы монографии и серьезные научные статьи.
В австралийской историографии явственно выделились два основных направления исследований. Первое – история русских в штате Квинсленд, который вплоть до Второй мировой войны оставался главным центром русской иммиграции. Прослеживается особое внимание к российской революционной иммиграции начала XX в., причем в центре исследований – взаимодействие ее с австралийским обществом и влияние на развитие австралийской национальной идеологии. Оценка деятельности российских революционеров принципиально отличается от той, которая характерна была для советских авторов.[14] Общий очерк истории русских в Квинсленде дан сотрудником Отделения русского языка Квинслендского университета М.М. Кравченко.[15]
Другое направление исследований – изучение истории русской иммиграции в общеавстралийском масштабе. В том же юбилейном 1988 г. вышло в свет фундаментальное издание «Австралийский народ. Энциклопедия нации» с большой статьей профессора Квинслендского университета Б. Криста, представившего цельную картину истории русской иммиграции на пятом континенте. Автор выделяет пять волн русской иммиграции и характеризует каждую, подчеркивая их особенности и вклад в развитие австралийского общества.[16]
Обстоятельный анализ демографической истории русской иммиграции в Австралии за столетний период ее существования (последняя треть ХIХ в. – середина 1980-х годов) представлен в статье директора Иммиграционного исследовательского центра в Канберре Ч. Прайса, основанной на результатах переписей населения и статистических опросах. Приводятся статистические данные численности русских различных волн иммиграции, их половозрастной и профессиональной состав.[17]
Весомый вклад в изучение истории русских на пятом континенте внесла Е.В. Говор, бывшая научным сотрудником ИВ АН СССР, а с 1990 г. живущая в Канберре и защитившая докторскую диссертацию в Австралийском национальном университете (АНУ). Она впервые ввела в научный оборот большой пласт источников, извлеченных из австралийских архивов, дополнив историю русской иммиграции новыми фактами. В монографии «Австралия в русском зеркале. Изменение восприятия в 1770–1919 гг.» (1997 г.) ею дан анализ имагологических аспектов взаимного общения русских и австралийцев. В книге «Мой темнокожий брат. История Ильиных, русско-аборигенской семьи» (2000 г.) автор проследила судьбу потомков русского иммигранта Н.Д. Ильина на протяжении всего ХХ в. В 2005 г. вышла книга Е.В. Говор «Русские АНЗАКи в австралийской истории», посвященная русским, участвовавшим в Первой мировой войне в составе Австрало-Новозеландского армейского корпуса (АНЗАК).[18]
C 1994 г. в Сиднее выходит русский литературно-исторический журнал – ежеквартальник «Австралиада. Русская летопись» (редактор Н.М. Мельникова), представляющий по замыслу его основателей, «собрание исторической информации о русских и их деятельности в Австралии».[19] В «Австралиаде» помещен разнообразный материал, охватывающий буквально все стороны жизни и деятельности русских иммигрантов, анализ которого позволяет сделать вывод, что журнал выполняет двойную функцию. С одной стороны, он является ценным источником по истории русской иммиграции, с другой, вносит весомый вклад в историографию проблемы, печатая статьи и сообщения по различным аспектам ее истории, основанные на кропотливых изысканиях сотрудников журнала, среди которых были и историки-профессионалы. Из номера в номер появлялись в журнале результаты исследовательской деятельности Е.В. Говор, которые со временем обобщались ею в монографии, названные выше. Другой историк Н.И. Дмитровский-Байков представил на страницах «Австралиады» развернутую картину русской общественной и культурной жизни Квинсленда 1920–1940-х годов, опираясь на архивные документы, русскую периодику и интервью с участниками событий или их родственниками.
Вклад журнала в изучение истории русской иммиграции на пятом континенте выразился и в том, что собранные редколлегией материалы позволили подготовить ряд специальных изданий.[20] Редакционный коллектив «Австралиады» совместно с членами Русского исторического общества в Австралии участвовал в написании книги «Русские в Стратфилде. Облик общины. 1949–1999». Книга представляет полувековую историю жизни русской общины Стратфилда – одного из муниципальных районов Сиднея, который после Второй мировой войны превратился в русский квартал.[21]
Плодом десятилетней деятельности журнала «Австралиада» стал выход в свет в 2004 г. первого тома из задуманного многотомного издания «Истории русских в Австралии». Написан он коллективом авторов (ответственный редактор – Н.А. Мельникова) и является, как отмечено в предисловии, «введением в Историю русских в Австралии».[22] Структура книги своеобразна. Каждый раздел делится по главам на две части. Первая представляет краткий экскурс в историю рассматриваемой проблемы, основанный на литературе, а во второй, более обширной, приводятся воспоминания очевидцев – более чем сорока русских австралийцев. В книге собрано большое число редких фотодокументов. Наиболее ценной в рассматриваемой книге является ее мемуарная часть, что уже отмечалось в печати.[23]
Итак, изучение истории русской иммиграции в Австралии началось в этой стране 50 лет назад. Сегодняшние итоги австралийской историографии, достигнутые в исследовании отдельных аспектов этой проблемы, позволяют надеяться на появление в будущем фундаментального обобщающего труда.
Как нам представляется, эффективных результатов в написании истории русских в Австралии можно достичь путем сотрудничества российских и австралийских исследователей и русских австралийцев. Определенные шаги в этом направлении уже сделаны. В 1992 г. вышел в свет содержательный сборник «Россия и пятый континент», подготовленный Департаментом истории и русского языка Квинслендского университета и приуроченный к 50-тилетию установления дипломатических отношений между Австралией и СССР.[24] В сборник включены работы австралийских и российских специалистов по истории отношений между нашими странами и ряд уже упомянутых статьей, посвященных российской иммиграции.
Свою лепту в научное сотрудничество России и Австралии внесло и русское отделение Мельбурнского университета публикацией в серии «Русские в Австралии» работ дальневосточных исследователей: Г.И. Каневской, С.Ф. Крившенко, Е.А. Неживой и дипломного сочинения М.Д. Фроловой, выполненного на кафедре этнографии исторического факультета МГУ.[25]
Цель объединить усилия ученых разных стран для изучения истории восточной ветви российской эмиграции поставили перед собой организаторы трех международных научно-практических конференций «Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе», прошедших во Владивостоке в 1997, 1999 и 2001 годах. О научных результатах конференций можно судить по опубликованным материалам, среди которых статьи австралийских исследователей: Е.В. Говор, Н.И. Дмитровского-Байкова, А.В. и В.В. Ивановых, Т. Пула.[26] Конференции способствовали установлению контактов с русскими австралийцами: их воспоминания помещены в сборниках конференции под рубрикой «Говорят наши соотечественники».
Убедительным свидетельством развития научных связей между нашими странами является выход в 2007 г. в Австралии коллективной монографии австралийских и отечественных исследователей «Встречи под Южным Крестом. Два века российско-австралийских отношений 1807–2007».[27] Проблема русской иммиграции как одна из форм контактов между Россией и Австралией также нашла освещение в монографии. Глава этого труда, посвященная русскому присутствию на пятом континенте в 1804–1920 гг., написана Е.В. Говор.
В целом, анализ российской и австралийской историографии, представленный выше, приводит к выводу о недостаточной изученности рассматриваемой нами темы. Научной разработке подвергалась, главным образом, история дореволюционной русской иммиграции, особенно политической. Определенное внимание уделено белой эмиграции, но послевоенная русская иммиграция в Австралии в научной литературе освещена весьма скупо. Актуальной остается не только задача создания комплексного исследования по истории русской иммиграции в Австралии, но и задача выявления и систематизации фактологического материала по рассматриваемой проблеме.
Цель исследования – комплексный анализ истории становления и развития русской диаспоры в Австралии (конец XIX в. – вторая половина 80-х гг. XX в.) и показать весь спектр ее жизни в политическом, социальном, материальном и социокультурном измерениях на основе сравнительно-исторического анализа различных волн русской иммиграции.
Задачи исследования предполагают освещение следующих аспектов изучаемой проблемы:
– периодизация истории русской иммиграции в Австралии;
– иммиграционная политика страны-реципиента и ее роль в адаптации русских иммигрантов;
– причины эмиграции с исторической родины, география выхода, въезда и расселения русских на пятом континенте, основные центры русской иммиграции;
– количественный и качественный состав каждой волны русской иммиграции, ее социальный и политический портрет, жизненный путь отдельных представителей до и после иммиграции;
– вопросы социально-политической адаптации русских: процессы адсорбции и абсорбции, специфика социокультурной ментальности и ее роль в аккомодации к новой среде, взаимодействия с властями и другими волнами русской иммиграции;
– анализ и оценка различных аспектов деятельности русских, формирование и развитие иммигрантских институтов, выявление их роли в сохранении национальных и культурных традиций, в процессе формирования диаспоры на пятом континенте и во взаимодействии культур;
– характеристика политического менталитета диаспоры на основе анализа русской иммигрантской печати;
– выделение общего и особенного в характеристике русской диаспоры для понимания того, что делало ее подобной в ряду других волн миграций и в чем ее специфические черты, присущие лишь данному феномену.
Хронологические рамки исследования охватывают период с конца XIX в. до второй половины 80-х гг. ХХ в. Они обусловлены историей формирования и развития русской диаспоры в Австралии. Массовая иммиграция на пятый континент из Российской империи началась в конце XIX в. и продолжается до настоящего времени. Однако современный этап русской иммиграции в Австралии (с конца 80-х гг. ХХ в. – «перестроечный») не входит в рамки нашего исследования. В это время изменились нормативно-правовые условия выезда за рубеж из нашей страны и характер иммиграции, основные характеристики которой пока не проявились и трудны для формирования выводов.
Географические рамки диссертационного исследования охватывают всю территорию Австралии, где расселились и проживали русские иммигранты. При выяснении причин эмиграции и географии выхода в рамки исследования попадают Россия, Германия, Китай и остров Тубабао на Филиппинах.
Объектом исследования выступает часть русского этноса – русская иммиграция в Австралии, оказавшегося в результате ряда политических событий и социально-экономических причин вне исторической родины.
Предметом исследования является процесс формирования и эволюции в определенный хронологический период (конец XIX в. – вторая половина 80-х гг. ХХ в.) русской диаспоры в Австралии под влиянием конкретно-исторических условий, определивших ее региональный облик и особенности по сравнению с другими центрами русского рассеяния.
Методология диссертационного исследования. На сегодняшний день методология и терминология проблемы русского зарубежья окончательно не выработаны и носят дискуссионный характер.[28] Содержание научных изысканий и выводов диссертации определены рядом методологических и методических принципов, избранных в соответствии с поставленными целями и требованиями современной исторической науки.
Основными научными принципами исследования стали принципы историзма и объективности. Принцип историзма, предполагает изучение общественных явлений в развитии и во взаимосвязи с конкретной исторической обстановкой. История русской диаспоры в Австралии представлена в динамике, с момента зарождения первых центров локализации диаспоры и до превращения ее в зрелый социальный организм в общеавстралийском масштабе. Она рассматривается в контексте локальной истории как Австралии, так и России, и мировых событий, оказавших непосредственное влияние на причины эмиграции из стран исхода, на иммиграционную политику принимающего государства, на условия адаптации русских иммигрантов.
Принцип объективности предполагает использование всех доступных источников и рассмотрение проблем изучаемого объекта с учетом всей совокупности фактов в их истинном содержании, не искажая и не подгоняя их под заранее определенные стереотипы. В соответствии с этим принципом история русской иммиграции в Австралии представлена во всей ее многогранности и противоречивости.
Современный уровень развития отечественной исторической науки расширил методологический арсенал исследователя за счет многовекторных подходов. Широкие возможности для понимания тенденций развития и особенностей различных социально-этнических групп, не связанных напрямую с формационным развитием общества, открывает цивилизационный подход, который позволил дать представление о социально-психологическом облике русской диаспоры в Австралии, ее менталитете, рассмотреть культуру русских австралийцев как социальный способ деятельности человека в обществе.
При изучении поставленной научной проблемы, помимо общенаучных методов (диалектического, логического, проблемного), применялись конкретно-исторические методы исследования, в частности, историко-сравнительный и системного анализа. Историко-сравнительный метод дал возможность выделить специфические особенности каждого из этапов истории русской иммиграции в Австралии по ряду параметров, характеризующих диаспору, и проводить сравнения и в пространстве, и во времени.
Системный подход позволил из отдельных объектов и элементов проблемной ситуации составить связующее целое, представить русскую диаспору в Австралии как сложную саморазвивающуюся систему, которая, в свою очередь, подверглась координированному изучению. В результате осуществления структурного и функционального анализа выявлены внутренние и внешние факторы, определявшие особенности русской диаспоры в Австралии по сравнению с другими странами русского рассеяния.
При формировании концепции диссертации автор опирался на диаспоральные исследования, являющиеся сравнительно новым направлением в отечественной науке. Многообразие проявлений феномена диаспоры (в переводе с греческого языка – «рассеяние») привлекли к нему внимание ученых разных специальностей: историков, лингвистов, этнографов, социальных антропологов и др. В 1980-е годы выявились основные направления изучения этого феномена. Первое – это работы теоретического и методологического характера, нацеленные на прояснение ряда дискуссионных вопросов.[29] Второе направление связано с изучением конкретных диаспор в прошлом и настоящем. В центре внимания исследователей – история складывания диаспор, их этнокультурные свойства, сравнительный анализ социальных характеристик диаспор и отпускающего общества.[30]
Оба направления исследований совмещают анализ феномена диаспоры с попыткой создания термина, способного вместить всю многогранность явления. По этой проблеме в конце 1990-х – начале 2000-х годов развернулась дискуссия на страницах журнала «Диаспоры».[31] Наибольшее распространение получила дефиниция, определяющая диаспору как совокупность людей единого этнического происхождения, живущих в иноэтническом окружении за пределами своей исторической родины (или ареала расселения своего народа), сохраняющих свои этнические характеристики, отличающие их от остального населения страны-реципиента, и одновременно приспосабливающихся (осознано или нет) к нормам, традициям, культуре принимающего общества. Изначальным условием образования диаспоры является наличие на территории страны людей, имеющих историческую родину за ее пределами.[32] Автор придерживается в своей работе данной выше дефиниции.
Способствуя сохранению самоидентификации, диаспора выполняет культурную, социальную, экономическую, политическую функции. Реализация названных функций еще раз подтверждает тезис о том, что диаспора – сложный социальный феномен со множеством составляющих, цепочка, в которой анализ одного явления неизбежно влечет за собой другое. Все черты взаимообусловлены и взаимозависимы, что превращает диаспору в явление со свойственными всякому социальному организму периодами формирования, стабильного сосуществования, расцвета и упадка.
Диаспора, по мнению В.А. Тишкова: « – это явление прежде всего политическое, а миграция – социальное». И потому не все выехавшие из России – это состоявшаяся диаспора или всегда диаспора. Он считает, что ранняя эмиграция из России не стала базой для образования диаспоры. Причина этого – сам характер миграции и историческая ситуация в принимающей стране. «Это была отчетливо неидеологическая (трудовая) эмиграция, поглощенная сугубо хозяйственной деятельностью и экономическим выживанием. В ее среде было крайне недостаточно представителей интеллектуальной элиты и этнических активистов (диаспорных предпринимателей), которые взяли бы на себя труд политического производства диаспорной идентичности. Без интеллектуалов как производителей субъективных представлений нет диаспоры, а есть просто эмигрантское население. Возможно, свою роль сыграл также антицаристский содержательный момент ранней российской эмиграции, но этот аспект следует специально изучать…».[33]
Предположение В.А. Тишкова подчеркивает важность такого аспекта теоретико-методологической базы диссертационного исследования, как региональный подход: в последние годы в историографии все яснее осознается разноплановость процессов, протекающих на разных территориях. Это совпадает и с нашей точкой зрения, согласно которой русская диаспора в Австралии имела особые отличительные от других стран черты, проявившиеся уже на раннем этапе ее истории. Понимание сущности диаспоры в целом невозможно без прохождения этапа изучения конкретных диаспор, локализирующихся в отдельных регионах.
Важной методологической проблемой является проблема периодизации истории русской иммиграции в Австралии, по поводу которой в историографии нет единой точки зрения. Свою периодизацию предлагали К.М. Хотимский, Б. Криста, М.Д. Фролова, авторы книг «Русские в Стратфилде. Облик общины. 1949–1999» и «История русских в Австралии».
Проблема периодизации истории российского зарубежья активно обсуждалась в отечественной историографии в 1990-е гг. В ходе дискуссии рождалось множество разных вариантов и высказывалось мнение, что пора вернуть историческую справедливость по отношению к миллионам наших соотечественников, эмигрировавших до революции 1917 г.
В результате академик РАН Ю.А. Поляков предложил общую схему, в соответствии с которой различаются пять периодов истории Российского зарубежья. При этом в общие хронологические рамки этой истории вводится первый период массовой эмиграции из России дореволюционной (XIX – начало XX вв.) – так называемой трудовой эмиграции.[34] Такое нововведение продиктовано требованиями цивилизационного подхода и стало важным шагом в преодолении стереотипа формационной парадигмы в россиеведении.
Доктор исторических наук Г.Я. Тарле, обосновывая правомерность такого решения и учитывая некорректность пренебрежения укоренившейся в историографии по отношению к послереволюционной эмиграции привычной формулировки «первая волна эмиграции», предложила уточнить терминологию и говорить о «первой постреволюционной волне», что позволит не нумеровать последующие потоки и «волны» и избежать неразберихи в этом вопросе.[35]
Принимая во внимание все вышеизложенное, автор предлагает следующую периодизацию истории русской иммиграции в Австралии:
– конец XIX – начало XX вв. – дореволюционная трудовая и политическая иммиграция;
– 1923 г. – Вторая мировая война – послереволюционная белая эмиграция;
– 1947–1954 гг. – послевоенная иммиграция (перемещенные лица);
– середина 1950-х – вторая половина 1980-х годов – иммиграция из Китая и Европы;
– конец 1980-х годов и до настоящего времени – «перестроечная» волна с территории бывшего Советского Союза.
Как нам представляется, точные хронологические рамки каждого периода указать невозможно. Начальная дата истории русской иммиграции в Австралии названа нами, исходя из того, что в это время началась массовая эмиграция из Российской империи в разные страны мира, в том числе и в Австралию. Завершение первой и второй волн иммиграции связано с мировыми войнами, так как в военное время иммиграция на пятый континент прекращалась. Белая эмиграция началась с 1923 г., то есть с прибытия в Австралию первой группы иммигрантов после снятия запрета, введенного на въезд русских после революции 1917 г.
Хронологические рамки послевоенной волны русской иммиграции обусловлены заключением Австралией в 1947 г. соглашения о приеме перемещенных лиц, действовавшего до 1952 г. Но завершением этой волны мы считаем 1954 г. – год, когда закончились двухгодичные контракты последних «ди пи», прибывших в 1952 г., и они получили возможность свободно распоряжаться своей судьбой. Хронологические рамки четвертой волны русской иммиграции обусловлены действием программы помощи выезду русских из Китая.
Современная волна русской иммиграции – «перестроечная», была продиктована событиями, произошедшими в нашей стране. В основе ее лежат, главным образом, экономические причины, в отличие от предшествующих волн, которые носили политический характер.
Создавая периодизацию истории русских в Австралии, автор учитывал: политические события, существенным образом повлиявшие на судьбу соотечественников, причины эмиграции, иммиграционную политику страны-реципиента, институциональную эволюцию диаспоры и степень интеграции иммигрантов каждой волны.
Следует пояснить термины, употребляемые в диссертации. Понятие «русская иммиграция» подразумевает этнически русских в стране проживания – Австралии, а «русская эмиграция» – этнически русских в других странах русского рассеяния. Термин «российская эмиграция» употребляется для обозначения всех выходцев из России, независимо от их этнической принадлежности, а термин «белая эмиграция» обозначает всех эмигрантов, не принявших советской власти после революции 1917 г.
Термин «перемещенные лица» Организации Объединенных Наций, аббревиатура «ди пи» – «DP» (от английского Displaced Persons), появился во время Второй мировой войны и обозначал гражданских лиц, которые по обстоятельствам войны оказались вне родины и стремились или, наоборот, не желали туда возвращаться, но не могли найти другое место жительства без посторонней помощи.[36] В диссертации термин «перемещенные лица» или «ди пи» применяется относительно всех иммигрантов, въехавших на пятый континент в 1947–1952 гг. в соответствии с соглашением, заключенным Австралийским Союзом в 1947 г. с Международной организацией по делам беженцев и перемещенных лиц (ИРО).
Термин мультикультурализм употребляется в диссертации при характеристике иммиграционной политики Австралии. Австралийский мультикультурализм – понятие многозначное. Оно подразумевает и этническую неоднородность населения, и политику федерального правительства, и идеологию плюралистического существования культур в едином национально-государственном контексте. Суть концепции мультикультурализма можно свести к следующему: «учет этнического многообразия при сохранении целостности общества, равенство возможностей граждан любой национальности и расы в сферах труда и политики, создание условий для сохранения культурного наследия, культурной самобытности этнических меньшинств (в рамках закона и парламентской демократии)».[37]
Совокупность теоретико-методологических положений и конкретных методов исторического исследования, упомянутых выше, лежит в основе полученных в диссертации выводов.
Источниковая база исследования. Изучение истории русской иммиграции в странах-реципиентах имеет свою специфику. Анализу подлежит часть отечественной истории, совершающейся за пределами исторической территории и являющейся одновременно как частью истории собственно русской иммиграции, так и частью национальной истории стран проживания, что требует привлечения к исследованию местной источниковой базы, синтеза источников, происходящих как из лагеря русской иммиграции, так и из правительственных сфер страны-реципиента. Две научные командировки в Австралию предоставили автору возможность познакомиться с необходимыми источниками из Национальных австралийских архивов, Национальной библиотеки Австралии и библиотек Австралийского национального и Квинслендского университетов, а контакты с русскими австралийцами позволили собрать собственный архив по теме диссертации.
Основой диссертации стали как неопубликованные источники, так и широкий круг опубликованных материалов
Неопубликованные источники представлены архивными документами, извлеченными из отечественных и австралийских архивов. В отечественных архивах выявлены материалы из пяти фондов двух федеральных и двух местных архивов: Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ), Российского государственного исторического архива Дальнего Востока (РГИА ДВ), Государственного архива Хабаровского края (ГАХК), Государственного архива Приморского края (ГАПК).
В ГА РФ документы по истории русской иммиграции в Австралии представлены фондом 6964 И.Н. Серышева и фондом 10143 «Коллекция микрофильмов музея Русской культуры в г. Сан-Франциско».
Фонд священника Иннокентия Серышева (1883–1976), редактора и издателя ряда русских журналов, содержит источники личного происхождения, отражающие события 1920–1935 гг. Особую ценность представляет эпистолярное наследие о. Иннокентия, содержащее яркие подробности о материальном положении и духовной жизни белой эмиграции в Австралии.
Основной массив неопубликованных источников в диссертации составил фонд 10143 – комплекс микрофильмированных версий ряда документов по истории русского зарубежья из Музея русской культуры в Сан-Франциско. В нем много материалов, до сих пор практически не привлекавшихся к изучению истории русской иммиграции в Австралии.
Опись 71 содержит микрофильмированные документы священника И. Серышева периода 1930–1960-х гг., которые дополняют фонд 6964 и дают исследователю богатый фактический материал о повседневной жизни русских, о развитии издательского дела и становлении русской православной церкви в Австралии.
История дальневосточной русской эмиграции конца 1940–1960-х гг. нашла отражение в «Документах Ольги Морозовой. 1888–1968 гг.» (опись 48). О.А. Морозова (1877–1968), журналистка и писательница, долгие годы жила в Китае, а в 1949 г. была эвакуирована на о. Тубабао, откуда уехала в США. Ее дневник «Тубабао. Лагерь ИРО русских белых эмигрантов на острове «Самар». Филиппины. 1949–1950 гг.» – свидетельство очевидца, позволяющее судить о причинах эмиграции русских из Китая, об условиях их существования в беженском лагере на Филиппинах и о деятельности представителей австралийских властей по отбору кандидатов на иммиграцию в Австралию. Другие документы фонда освещают деятельность эмигрантской общественности, направленной на расселение беженцев, и позволяют познакомиться с биографиями русских, оказавшихся в Австралии.
В дальневосточных архивах также были выявлены документы, впервые подвергнутые анализу с точки зрения исследования истории русской иммиграции в Австралии. В РГИА ДВ в фонде 702 Канцелярии Приамурского генерал-губернатора содержатся делопроизводственные материалы, переписка и отдельные экземпляры изданий иммигрантских компаний, проливающие свет на причины эмиграции с Дальнего Востока, в частности в Австралию, в период реакции в политической жизни и спада экономики России (1906–1912 гг.).
В ГАХК хранятся анкеты Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (БРЭМ), заполненные русскими харбинцами (Ф. 830), а в ГАПК (Ф. 115) – личные дела выпускников Восточного института (ВИ). Они аккумулировали биографические данные о профессиональной и общественной деятельности дальневосточников, оказавшихся позднее на пятом континенте. Хотя эти документы несут информацию только о доавстралийском периоде их жизни, но они позволяют судить о формировании и эволюции творческих судеб выдающихся представителей русской диаспоры в Австралии.
Прежде, чем перейти к характеристике австралийских архивных материалов, следует упомянуть о некоторых особенностях архивного дела в Австралии. Здесь долгое время отсутствовало специальное архивное ведомство, и потому значительная часть документов попадала и в настоящее время продолжает храниться и обрабатываться в центральных библиотеках штатов и территорий. В библиотеках сосредоточены многие русские иммигрантские периодические издания и личные архивы ряда известных представителей русской диаспоры. Выявление отложившихся в библиотеках источников, часто относящихся к опубликованным, облегчено устоявшейся методикой библиотечного поиска, архивные же фонды требуют больших усилий.
Архивное ведомство Австралийского Союза – Национальные австралийские архивы (НАА) – было создано в 1961 г. в Канберре, а его отделения – в столицах штатов. В НАА (отделение в Канберре) хранятся дела о натурализации русских иммигрантов – достоверный и информативный источник, дающий сведения не только об отдельных иммигрантах, но и о членах их семей.
Другая группа документов из фонда НАА (Канберра), использованных в диссертации, представлена материалами австралийских служб безопасности (1940–1941 гг.). Они проливают свет на политические настроения определенной части русской диаспоры, подозреваемой в фашизме, и знакомят с биографическими данными ее лидеров.
В разряд неопубликованных источников входят также материалы личного архива автора, накопленные за годы работы над темой. Среди них рукописи и письма русских австралийцев различных волн иммиграции, из которых автор почерпнул много интересных фактов о жизни русской Австралии. Имеются в архиве автора магнитофонные, теле и видео записи и фотодокументы.
Итак, характеристика информационных возможностей каждого из использованных фондов, извлеченных из отечественных и австралийских архивов, приводит к выводу, что наиболее значимым для нас стал фонд «Коллекция микрофильмов музея Русской культуры в г. Сан-Франциско» (ГА РФ). Все вместе архивные фонды дают обширный и разноплановый материал для исследования истории русской иммиграции в Австралии, но комплектовались они материалами разного происхождения: документы делопроизводства органов власти и упраления (Канцелярия Приамурского генерал-губернатора, австралийские службы безопасности), эмигрантских (БРЭМ) и других учреждений (ВИ); личные фонды (И.Н. Серышев, О.А. Морозова), – и, соответственно, содержат противоречивые сведения и оценочные суждения, требующие проверки и уточнения путем сравнения и дополнения другими видами источников.
Опубликованные источники, использованные в диссертации, можно разделить на две группы: 1) источники, созданные самими иммигрантами (периодические издания, мемуаристика, эпистолярное наследие, научные и литературные труды русских австралийцев); 2) документы официального происхождения (правительственные и дипломатические) и сборники документов.
Первостепенное значение для написания диссертации имели источники, накопленные самими русскими австралийцами. Кладезь информации – иммигрантские органы печати как рассматриваемого нами периода, так и современные. Всего использовано 24 наименования различных русских периодических изданий, выходивших в Австралии со времени появления первой русской газеты «Эхо Австралии» в 1912 г. и до настоящего времени. Характеристика большинства из них дана в тексте диссертации.
Кроме периодики русских австралийцев к исследованию была привлечена и отечественная дореволюционная периодика, центральная и региональная. Нами просмотрена de visu выходящая во Владивостоке газета «Далекая окраина» за 1910–1912 годы, когда наблюдался пик эмиграции с Дальнего Востока. В этом издании и в журнале «На чужбине», издаваемом в Дайрене в 1911 г., печатались письма русских иммигрантов из Австралии и заметки о деятельности эмиграционных контор, позволяющие судить о причинах и условиях переселения россиян на пятый континент и их положении там.
Одним из главных источников при написании диссертации стала иммигрантская мемуаристика различных жанров: воспоминания, литературные записи, автобиографии. Большинство воспоминаний принадлежит перу представителей послевоенных волн иммиграции. Более информативны те из них, которые написаны людьми, игравшими активную роль в жизни русской диаспоры (Ю.К. Амосов, Н.М. Кристесен).
Разновидностью воспоминаний являются литературные записи. Их отличие в том, что написаны они не самими участниками событий, а с их слов другими лицами. Литературные записи претендуют на большую объективность, так как в них присутствует и очевидец событий, и автор записей со своим мнением.
Среди источников диссертации представлен и другой жанр мемуаристики – автобиографии (В.С. Апанаскевич, Н.М. Кристесен, И.В. Халафова и др.). Авторы их, как правило, принадлежат к послевоенной и харбинской волне иммиграции и составляют интеллигенцию, имеющую опыт общественной, преподавательской, творческой деятельности. Их жизнеописания представляют интерес для изучения различных аспектов истории русской Австралии: создание православных приходов и строительство церквей, появление субботних школ и многочисленных русских общественных и культурных организаций и т.д.
Большая часть мемуарных источников была выявлена автором на страницах периодики русских австралийцев, но в последние годы их воспоминания стали выходить отдельными изданиями, как за рубежом, так и в нашей стране (С.А. Дичбалис, Е.И. Софронова, Г.И. Кучина и др). Мемуары позволяют получить представление о причинах эмиграции, о мотивах избрания Австралии постоянным местом жительства, об условиях переезда на пятый континент, о трудностях адаптации в новой стране.
Мемуары, дневники, письма принадлежат к группе источников личного происхождения. Как известно, этого рода источники отличаются высокой степенью субъективности, что отчетливо проявилось и в мемуарной литературе русских иммигрантов в Австралии.. Причины субъективности усматриваются в особенностях эмигрантского менталитета: создание ностальгирующего образа идеальной России и нежелание принимать Советскую Россию; стремление к самооправданию, особенно в случаях коллаборационизма в годы Второй мировой войны. Критически оценивая мемуаристику русских австралийцев, в то же время следует учесть, что она – ценное свидетельство очевидцев.
Для характеристики культурной жизни русских в Австралии значимую роль сыграл особый вид источников – историографический, который представлен научными и литературными трудами иммигрантов, опубликованными в рассматриваемый период. Изучение их дало возможность представить круг духовных, художественных, научных интересов, выявить проблематику и концептуальное содержание исследований, степень профессионализма ученых, поэтов, писателей, определив тем самым их место и роль в развитии русской культуры, воскресив их имена из исторического небытия.
Официальные документы послужили для характеристики иммиграционной политики Австралии. С этой целью были использованы законодательные акты и парламентские дебаты, включенные в 2-хтомный «Сборник документов по истории Австралии» (1788–1901)», составленный профессором АНУ С.М. Кларком. Аналогичные документы вошли и в другой сборник «Современная Австралия в документах», хронологические рамки которого охватывают более поздний период (1901 г. – Вторая мировая война).
Послевоенная иммиграционная политика Австралийского Союза рассматривается на основе ряда международных договоров, заключенных австралийским правительством. Эти международные документы хранятся в НАА (Канберра), доступ к ним возможен через Интернет. Первостепенную важность представляет «Соглашение между правительством Австралии и Подготовительной комиссией Международной организации по делам беженцев о переселении в Австралию беженцев и перемещенных лиц», подписанное в Женеве 21 июля 1947 г., которое определило условия приема перемещенных лиц, в том числе и русских.
Анализ и сопоставление значительного комплекса разнопланового документального материала позволяют избежать категоричных утверждений и однозначных оценок, ведущих к упрощенному пониманию истории русской диаспоры в Австралии, что способствует объективности, взвешенности подходов, решению проблемы в рамках новейших методологических концепций.
Специфика документальных материалов, на которых построено диссертационное исследование, обусловила необходимость проведения тщательного источниковедческого анализа с целью определения степени их достоверности и объективности. Анализ источников по этим направлениям проводится непосредственно в тексте диссертации по ходу изложения конкретного материала.
Научная новизна исследования обусловлена как выбором темы, так и подходом к ее разработке. Впервые в отечественной историографии на основе широкого круга источников, многие из которых не были еще введены в научный оборот, дан комплексный анализ и предложена оригинальная концепция истории русской диаспоры в Австралии, решена научная проблема, имеющая важное историко-культурное значение. Эволюция диаспоры прослеживается через становление структурных элементов и деятельности ее представителей в ходе адаптации различных волн русской иммиграции, в контексте социально-экономического и политического развития страны-реципиента и ведущих тенденций мирового исторического процесса. Впервые в отечественной историографии рассмотрена иммиграционная политика Австралии на протяжении двух веков, определены особенности формирования и эволюции русской диаспоры, представлен ее политический портрет, показано развитие русской духовной и культурной жизни на пятом континенте как решающего фактора в сохранении этнической идентичности, предложена авторская периодизация истории русской иммиграции в Австралии.
Практическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что его выводы и фактический материал могут быть использованы при создании типологии русского зарубежья и обобщающих трудов по истории русской эмиграции, а так же при изучении феномена диаспоры и связанных с ней проблем. Материал диссертации пригодится при разработке спецкурсов, учебников, справочно-библиографических и энциклопедических изданий по отечественной истории, истории русской культуры и русского зарубежья. Важное практическое значение диссертация может иметь при решении современных проблем, возникающих в процессе выработки государственной политики в отношении русских, оказавшихся в очередной раз в силу исторических событий за рубежом.
На защиту выносятся следующие положения:
– русская иммиграции в Австралии, являясь частью истории русского зарубежья, прошла в своем развитии с конца XIX в. и до настоящего времени пять периодов;
– в рассматриваемые в диссертации хронологические рамки (конец XIX в. – вторая половина 80-х гг. XX в.) доминирующим фактором эволюции русской диаспоры был фактор политический. Динамика и характер каждой волны иммиграции определялись политической ситуацией на исторической родине и за ее пределами (в мире, в Китае), зависели от иммиграционной политики страны-реципиента;
– иммиграционная политика Австралии диктовалась социально-экономическим положением страны и прошла эволюцию от политики «белой Австралии» и ассимиляции, создающей расовые и этнические заградительные барьеры для иммигрантов, до политики мультикультурализма, то есть создания благоприятных социокультурных условий для развития всех этнических групп;
– возникновение и существование русской диаспоры на пятом континенте было обусловлено объективными предпосылками: демографическими (наличие достаточно многочисленной и компактно расселенной русской иммиграции), этнокультурными (стремление к сохранению русского языка, культуры и традиций), организационными (создание институтов этнизации: РПЦЗ, национальные школы, пресса, РЭП и др.), политическими (общность политических взглядов у большей части русских иммигрантов, основой которых был антисоветизм и национализм);
– главное направление деятельности русской диаспоры и ее институтов – сохранение этнокультурной идентичности в форме русской дореволюционной культуры и духовных традиций;
– наличие двух противоположных тенденций в среде русских иммигрантов. С одной стороны, стойкое сохранение традиций и своей этнической самобытности, с другой – ассимиляция, утрата национального самосознания в условиях отрыва от этнической родины.
Структура диссертации. В основу изложения материала положен проблемно-хронологический принцип. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения, списка использованных источников и литературы.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ
Во введении определяются актуальность проблемы, степень ее изученности, цель, задачи, хронологические и географические рамки, объект и предмет исследования, теоретико-методологические основы и источниковая база диссертации, новизна постановки проблемы и ее практическая значимость, положения, выносимые на защиту.
Глава I. «Дореволюционная русская иммиграция в Австралии (конец XIX в. – Первая мировая война)» анализирует начальный период истории русских в Австралии.
В первом параграфе рассматривается становление иммиграционной политики Австралии, специфическими особенностями которой являлись: субсидируемая иммиграция, то есть поощрение иммиграции исключительно с Британских островов, и политика «белой Австралии» – недопущение в страну «цветной» иммиграции. Они обусловили регулирование численного, профессионального, национального и расового состава иммиграции, создали искусственные ограничения свободным иммигрантам, объясняют причины относительно слабой заселенности Австралии, по сравнению с другими частями света, и малочисленности небританских, в том числе и русских, иммигрантов. В 1891 г. только 5 % населения Австралии было небританского происхождения.
Во втором параграфе характеризуются география выхода, въезда и расселения русских иммигрантов на пятом континенте, их социальная и правовая адаптация.
В сравнении с другими странами, иммиграция из России в Австралию в конце XIX в. выглядела незначительной: по переписи 1891 г. число россиян составило 2 881 чел. Но причины эмиграции везде были одинаковы: экономические трудности и политические разногласия между личностью и царским режимом.
Большая часть российских иммигрантов была сосредоточена в юго-восточных штатах Австралии – Новом Южном Уэльсе (НЮУ) и Виктории, что связано с географией их выхода и путями проникновения на пятый материк. Преимущественно это были представители так называемой инородческой эмиграция из юго-западных и прибалтийских областей России.
В первые десятилетия ХХ в. национальный состав российской иммиграции в Австралии, география выхода и въезда изменились. Введение в эксплуатацию Транссибирской магистрали и КВЖД сделало возможным использовать для выезда дальневосточные порты. Поражение России в войне с Японией, революция 1905–1907 гг. и столыпинская аграрная реформа способствовали усилению эмиграции. Особое влияние оказал фактор, вступивший в силу в 1910–1911 гг., – перелом в переселенческом движении в Сибирь и на Дальний Восток. Австралия привлекала тем, что рабочие руки пользовались здесь постоянным спросом и была возможность приобрести землю на выгодных условиях. Въезжали иммигранты через северо-восточные порты: Брисбен и Дарвин.
Генеральный консул Российской империи в Австралийском Союзе и Новой Зеландии (1911–1917 гг.) князь А.Н. Абаза доносил в 1914 г., что на пятом континенте проживали 11 тыс. выходцев из России, из них 5 тыс. – в Квинсленде, который с начала ХХ в. в течение 40 лет оставался главным центром русской иммиграции. В его столице Брисбен русские стали четвертой этнической группой. По данным генконсула, большинство из вновь прибывших были коренные русские, преимущественно сибиряки. Австралийская же статистика не делила российских эмигрантов по национальным группам, относя к русским всех, родившихся в Российской империи.
Дореволюционную русскую иммиграцию на пятом континенте можно разделить на две категории: трудовая (экономическая) и революционная (политическая). Численно преобладала первая, социальную структуру которой составляли крестьяне и рабочие. Положение и той, и другой было одинаковым: всех использовали как малоквалифицированную и дешевую рабочую силу.
Юридический статус русских иммигрантов в Австралии до Первой мировой войны ничем не отличался от статуса других неанглосаксонских национальных групп. Они находились под правительственной и консульской правовой защитой, а через два года после въезда в страну могли принять гражданство. После 1917 г. русские лишились консульской защиты, а австралийские власти запретили им покидать страну и наложили запрет на российскую иммиграцию, сохранявшийся до 1922 г. Затрудняли адаптационный процесс малочисленность русских, изолированность и дисперсность расселения на пятом континенте.
Третий параграф посвящен роли политэмигрантов в складывании русской диаспоры в Австралии.
К «невольным жителям Австралии», как метко называли политэмигрантов русские австралийцы, относились в основном участники революционных событий 1905–1907 гг., бежавшие с каторги. Численность их была невелика, около 500 чел., и они были сосредоточены в Квинсленде. Партийно-политический состав политэмигрантов не был однороден. Здесь была представлена вся палитра революционных течений в России, особую активность проявляли большевики, наиболее известным из которых был Артем – Ф.А. Сергеев (1883–1921).
Политэмигранты, среди которых было немало людей высокой культуры, хорошо образованных, с богатым жизненным опытом и организаторскими способностями, сыграли решающую роль в становлении русской диаспоры и ее институтов на пятом континенте. Ими были созданы достаточно крупные организации: Союз русских эмигрантов (СРЭ, 1910), Брисбенский русский рабочий клуб, Австралийское общество помощи политическим ссыльным и каторжникам в России (1912–1917), которые объединяли сотни человек. Тысячи других, формально не являясь членами организаций, принимали участие в проводимых ими мероприятиях и поддерживали их материально.
27 июня 1912 г. в Брисбене под редакцией Артема вышел первый номер газеты «Эхо Австралии» – органа СРЭ, которая стала первой русской газетой на пятом континенте. Газета на русском языке выходила в Австралии до конца 1917 г. под разными названиями. Она стала объединяющим центром для всей русской иммиграции. В 1915 г. число подписчиков составляло 654 чел. Велась активная культурно-просветительная работа, открылись библиотеки и школа, устраивались вечера, проводились лекции.
Деятельность политэмигрантов была направлена на интеграцию русской диаспоры, часто под антицаристскими лозунгами, результаты ее способствовали идентификации русской диаспоры как части австралийского общества. Вместе с тем русские политэмигранты своими радикальными выступлениями вызвали волну русофобии в Австралии, нанеся урон развитию австрало-советских отношений.
Глава II. «Послереволюционная русская иммиграция на пятом континенте (1923 г. – Вторая мировая война)» посвящена белой эмиграции.
В первом параграфе рассматривается иммиграционная политики Австралии в межвоенный период, характеризовавшаяся усилением контроля со стороны федеральных властей: на въезд в страну требовалась виза, выдаваемая британскими консульствами. В годы мирового экономического кризиса 1929–1933 гг. квоты на прием иммигрантов были значительно урезаны, но в целом после Первой мировой войны иммиграционная политика Австралии активизировалась, что привело к увеличению небританской иммиграции на пятый континент и расширению ее источников. Усилилась в межвоенный период и русская иммиграция в Австралию.
Во втором параграфе характеризуется социально-экономическое положение и правовой статус русских белоэмигрантов.
Формирование белой эмиграции в Австралии началось позже, чем в Европе и Китае, с прибытия на пятый континент первой группы белоэмигрантов 16 июня 1923 г. Всего за период 1920–1940 гг. въехало 4 711 чел. Большая часть, около 60%, прибыли из Китая и осели, главным образом, в Квинсленде. Здесь проживало около половины всех русских австралийцев, и образовались компактные поселения (Брисбен, Кордальба, Талли).
Как и в Китае, белая эмиграция в Австралии носила остаточный характер. По социальному составу она отличалась от дореволюционной иммиграции преобладанием более состоятельных слоев, военных, особенно казаков, интеллигенции. Но материальное положение обеих волн русской иммиграции в Австралии было схожим. Со временем, особенно в связи с промышленным подъемом в стране в годы Второй мировой войны, многим русским удалось достичь относительного благополучия, открыть собственные мастерские, предприятия, фирмы. Наибольшую известность получила деятельность И.Д. Репина, горного инженера в прошлом. Он стал «кофейным королем», владельцем 7 кафе-ресторанов в Сиднее.
Оценивая правовую ситуацию белоэмигрантов на пятом континенте, в сравнении с Европой и Китаем, можно заключить, что условия для получения гражданства были здесь более благоприятными. Часть белоэмигрантов натурализовались, сделавшись подданными Австралии и Британской империи, другие оставались вне подданства, вынашивая мечту о возвращении на родину. В отличие от Китая, для Австралийского Союза была характерна политическая стабильность. Власти не препятствовали интеграции российских иммигрантов в социальную и экономическую жизнь страны, не были они втянуты здесь и во внутриполитическую борьбу.
Третий параграф освещает общественно-культурную жизнь русской послереволюционной иммиграции.
В жизни белой эмиграции первостепенное значение отводилось церкви как центру сосредоточения повседневной жизни и восстановления традиций. Появление первых русских православных приходов и храмов в Брисбене (соответственно в 1925 и в 1926 годах) и Сиднее (в 1932 и в 1942 годах) способствовало консолидации разрозненных в политическом отношении групп иммигрантов. В 1938 г. русские торжественно отпраздновали 950-летний юбилей Крещения Руси.
Характерной чертой общественной жизни белоэмигрантов в Австралии, как и в других странах русского рассеяния, являлось стремление к организационному оформлению, в результате чего появились новые общественные объединения, школы, периодические издания. Наиболее заметный след в развитии русского печатного дела в Австралии в 1930-е гг. оставил священник Иннокентий Серышев, организовавший первое в Сиднее русское издательство «Ориенто». Он издавал несколько журналов, наиболее значительным из которых был «Путь эмигранта» (1935–1945). Но интеграции русских не произошло, не было создано в рассматриваемый период ни единой организации, хотя такие попытки предпринимались, ни общеавстралийской русской газеты.
Белая эмиграция стала заметной на пятом континенте тем, что познакомила австралийцев с русской национальной культурой и обогатила австралийскую культурную жизнь. Как известно, после революции 1917 г. все крупные представители русской культуры оказались на Западе. Но и в Австралии в составе иммигрантов послереволюционной волны было много талантливых людей: художник, скульптор и педагог Д. Васильев, архитектор В. Гжель, основатели австралийского балета Э. Борованский и К. Буслова, преподаватель Сиднейской консерватории пианист А. Свержинский – все они внесли реальный вклад в австралийский культурный процесс.
В четвертом параграфе дан анализ идейно-политического размежевания русской иммиграции в Австралии в 1920–1930-е годы.
Хотя в политическом отношении белая эмиграция была достаточно однородной, но в ее рядах сохранялись идейные разногласия, которые, правда, не достигали такого накала, как в Европе. Основой идеологического размежевания являлось отношение к событиям, происшедшим на родине.
Дистанцировались белоэмигранты и от дореволюционной иммиграции, которая продолжала сохранять свои организации и вести политическую деятельность, активизировав работу, направленную на оказание помощи Советской России. «Старая гвардия» представляла левое крыло русской иммиграции, но ряды ее постепенно редели, сказывалась и оторванность от Советского Союза, который не имел в Австралии своего представительства из-за отсутствия дипломатических отношений между странами.
Белоэмигранты создали собственные организации: Воинский Союз (отделение Русского общевоинского союза), Русская монархическая группа в Сиднее, Национальный союз нового поколения (НСНП) в Квинсленде, Австралийский отдел Российского императорского союза в Брисбене. Численность всех этих организаций была невелика. Наиболее массовыми были русские клубы (РК) или «дома», ставшие, после церкви, основными центрами жизни русской иммиграции в Австралии. Все организации стремились подчеркнуть свою самостоятельность и отмежеваться от левого крыла русской иммиграции, но и друг к другу они относились с недоверием, опасаясь коммунистического проникновения. Даже общая враждебность к большевизму создавала питательную почву для всевозможных распрей, так как у различных течений не было единой точки зрения по поводу путей борьбы с ним.
Несмотря на то, что Австралия была удалена от основных центров русского зарубежья, русские здесь не были в полной изоляции от Европы. Весь многообразный, противоречивый спектр идей и настроений, который разделял белую эмиграцию в Европе, нашел определенное отражение и на пятом континенте, но борьба идей не достигала здесь такого накала. Идеологические взгляды русской иммиграции в Австралии отличались неопределенностью и незавершенностью. Здесь не было достаточно крупных мыслителей и политических деятелей, которые могли бы четко сформулировать определенные идеологические концепции и объединить вокруг них значительное число единомышленников. Белая эмиграция в Австралии, как и европейская, прошла эволюцию от полного отрицания большевизма до стремления оказать помощь родине в годы войны с фашизмом.
Глава III «Русские перемещенные лица в Австралии (1947–1954 гг.)» посвящена послевоенной волне иммиграции.
В первом параграфе акцент сделан на тех изменениях, которые произошли в иммиграционной политике Австралийского Союза в результате Второй мировой войны. На протяжении всей истории Австралии главным фактором поощрения иммиграции со стороны правящих кругов была нехватка рабочей силы. В ходе военных действий на Тихом океане в австралийском обществе стало расти осознание того, что увеличение численности населения страны необходимо для повышения ее обороноспособности.
В 1945 г. впервые в истории Австралии было создано федеральное Министерство иммиграции. С 1947 г. начала осуществляться правительственная программа иммиграции, цель которой – путем привлечения иммигрантов ежегодно увеличивать численность населения Австралии на 1%. Но достичь этого, сохраняя, как и прежде, «британский» характер австралийской нации не удавалось. Австралийские власти пошли на расширение источников иммиграции, одним из них стали перемещенные лица.
21 июля 1947 г. в Женеве было подписано «Соглашение между правительством Австралии и Подготовительной комиссией Международной организации по делам беженцев и перемещенных лиц относительно переселения в Австралию беженцев и перемещенных лиц», по которому в 1947–1952 гг. Австралия приняла более 170 тыс. «ди пи» разных национальностей. На них распространялся принцип субсидируемой иммиграции, применяемый ранее только в отношении иммигрантов из Великобритании. Сразу при въезде в страну они получали статус постоянного жителя Австралии, все права и свободы, гарантированные законом иностранным резидентам. Но с ними заключался контракт, по которому «ди пи» должны были отработать два года там, куда их направят австралийские власти. По-прежнему в отношении неанглосаксонских иммигрантов проводилась политика ассимиляции.
Во втором параграфе показаны причины эмиграции и пути русских перемещенных лиц на пятый континент.
Русские «ди пи» в Австралии явились частью послевоенной эмиграции, причинами образования которой стали сталинская политика предвоенных и военных лет и последствия Второй мировой войны, вынесшие за рубеж миллионы советских людей.
Русские прибывали в Австралию в 1948–1952 гг. двумя потоками: из Европы и из Китая. Иммигранты, приехавшие из лагерей для перемещенных лиц в Европе, сформировались из представителей как новой, так и старой эмиграции. Новая послевоенная эмиграция состояла из двух категорий: «невозвращенцев», в число которых входили военнопленные и «остовцы», уклонившиеся по той или иной причине от репатриации, и коллаборационистов, сотрудничавших с немцами. Представители послереволюционной эмиграции также оказались в составе перемещенных лиц, вторично эмигрировав из восточно-европейских стран, принявших просоветскую ориентацию.
Другие прибыли из Китая, но попали они туда не прямо, а через филиппинский остров Тубабао, куда были переселены с помощью ИРО. Причинами русского исхода на Тубабао стали политические события, развернувшиеся в Китае в 1940-х гг. Белоэмигранты, изгои русской революции, оказались и беженцами революции китайской.
В третьем параграфе рассмотрены численность, социальный состав, условия приема, география расселения и особенности адаптации русских «ди пи» в Австралии.
Послевоенная волна русской иммиграции в Австралии была более многочисленной, чем в предшествующие периоды, но точную цифру установить не представляется возможным. По данным Советского управления по репатриации, она составила 5 700, по австралийской статистике – 4 944 чел. Большинство перемещенных лиц были ввезены в Австралию через юго-восточные штаты, откуда их рассылали на работу в разные концы страны. После окончания срока двухгодичных контрактов бывшие «ди пи» могли свободно распоряжаться своей судьбой. Проживание русских в Австралии стало более «рассеянным» в том смысле, что они расселились по всему континенту. Центр русской иммиграции переместился из Квинсленда в индустриально развитые штаты НЮУ и Викторию.
Несмотря на помощь со стороны государства-реципиента, процесс правовой и социальной адаптации русских перемещенных лиц на пятом континенте проходил достаточно сложно. Трудовые контракты, заключаемые с «ди пи», не учитывали квалификацию и прежние профессии. Отрабатывающие контракт не могли свободно выбирать себе место жительства, перемещаться по стране или покинуть ее, семьи их были разъединены. И после окончания контракта из-за незнания английского языка и местных законов при устройстве на работу их права часто нарушались. Русские, наряду с «ди пи» других национальностей, составили резервную армию труда для промышленности и способствовали индустриализации Австралии.
Особенностью русских, отличавшей их от других национальных групп «ди пи», являлось то, что на их адаптацию существенно влиял политический фактор. Они не только не имели каких-либо дополнительных прав, связанных с их прошлым бывших советских граждан, особо пострадавших в годы репрессий и фашистского плена, но часто эти обстоятельства вызывали подозрение и недоверие к ним властей, австралийской общественности и «старых» русских иммигрантов. Положение русских осложнилось и общей международной ситуацией в связи с развертыванием «холодной войны». По-прежнему не могли рассчитывать они и на поддержку со стороны дипломатического представительства своей исторической родины.
Опыт адаптации русских «ди пи» свидетельствует, что иммиграция явилась для них серьезным испытанием. Это были люди различного возраста, образования, профессий, довоенного социального статуса, культуры и воспитания, потому и путь их к самоутверждению в новой стране и интеграции в австралийское общество также был различным. Со временем большинство «ди пи» интегрировались в среду проживания и смогли успешно построить свою личную жизнь и профессиональную карьеру. Сказался и специфический опыт, приобретенный «дипийцами» в лагерях, а именно: умение приспособиться к минимальной обеспеченности житейскими условиями.
Параграф четвертый посвящен одному из главных событий послевоенной истории русской иммиграции на пятом континенте – учреждению в 1946 г. и становлению Австралийско-Новозеландской епархии РПЦЗ, первым архиепископом которой стал Феодор (Рафальский). Церковь сыграла большую роль в адаптации русских «ди пи». Православные лампады зажглись не только в крупных городах, но и в самых отдаленных районах Австралии, где были образованы приходы и возведены храмы. Разрозненные и лишенные общерусской организации иммигранты видели в церкви то единственное начало, которое объединяло их. Заработали церковно-приходские школы, начала проявляться церковная соборность и благотворительность. Особое значение церковь имела для русской молодежи, растущей в инокультурной среде. Вокруг церкви в приходах развивалась чисто светская жизнь. Благодаря РПЦЗ, представлявшей россиян и на местном уровне (приходы), и на общеавстралийском (Епархиальное управление), они смогли занять свое место в общественной жизни Австралии. РПЦЗ стала главным оплотом русских в их борьбе за самосохранение в чуждой этнокультурной среде. И в этом заключается главный вклад «ди пи» в становление русской диаспоры на пятом континенте.
Пример Австралии подтверждает выводы исследователей, что послевоенная русская эмиграция «проявилась как эмиграция религиозная», сыгравшая миссионерскую роль в утверждении церковности в своей среде.
В пятом параграфе представлен политический портрет русских перемещенных лиц в Австралии.
Русские «ди пи» включали людей самых различных социальных слоев, политических убеждений, идеологии и ценностных ориентаций, объединенных, однако, (хотя и по различным причинам) непримиримостью к политическому режиму в СССР, и потому послевоенная иммиграция, как и белая эмиграция, носила политический характер. Белоэмигранты из числа «дипистов» находили своих единомышленников и вливались в уже существующие организации. Как и в других странах, разрозненные члены Национально-Трудового Союза российских солидаристов (НТС), Русского освободительного движения (РОД), казаки, скауты – образовали отделы соответствующих организаций в Австралии.
Общий анализ деятельности вышеназванных организаций приводит к выводу, что большинство из них, хотя и были созданы по принципу объединения людей, придерживающихся общих политических взглядов, но в реальных австралийских условиях деятельность их, в основном, сводилась к культурно-благотворительной. Они не были многочисленными, не занимались политиканством, не стали лабораторией идей. Много внимания организации «ди пи» уделяли молодежи, преследуя при этом политическую цель – воспитание антисоветизма. В то же время они стремились сохранить русскость молодого поколения.
Исключением из общего правила являлся НТС – самая активная антикоммунистическая организация. Более многочисленная, по сравнению с другими политическими объединениями русских, она обладала опытом работы в эмиграции и разработанными программными установками, была тесно связана с центром. Благодаря своей активной деятельности и печатному органу – еженедельной общеавстралийской газете «Единение», первый номер которой вышел 2 декабря 1950 г. в Мельбурне, НТС сумел распространить свое влияние на значительную часть русской диаспоры в Австралии и определил политическое лицо русской послевоенной иммиграции.
В силу международной ситуации, связанной с началом «холодной войны», русские перемещенные лица, пережившие лихолетье сталинского террора и Второй мировой войны, вызвали больший, чем белая эмиграция, интерес со стороны австралийских правящих кругов и общественности. Они оказали определенное влияние на политическую ситуацию в стране и на очередное охлаждение австрало-советских отношений.
