WWW.DISUS.RU

БЕСПЛАТНАЯ НАУЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

 


На правах рукописи

КОРОЛЬКОВ Максим Владимирович

ЗЕМЕЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСВТО И КОНТРОЛЬ ГОСУДАРСТВА НАД ЗЕМЛЕЙ В ЭПОХУ ЧЖАНЬГО И В НАЧАЛЕ РАННЕИМПЕРСКОЙ ЭПОХИ (ПО ДАННЫМ ВНОВЬ ОБНАРУЖЕННЫХ ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫХ ТЕКСТОВ)

Специальность 07.00.03 Всеобщая история (Древний мир)

А ВТ О Р Е Ф Е Р А Т

диссертации на соискание ученой степени

кандидата исторических наук

Москва 2010

Работа выполнена в Отделе Китая Учреждения Российской академии наук Институт востоковедения РАН

Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор

Кучера Станислав Роберт

Официальные оппоненты: доктор исторических наук

Кожин Павел Михайлович

Учреждение Российской академии наук Институт Дальнего Востока РАН

кандидат исторических наук

Вяткин Анатолий Рудольфович

Учреждение Российской академии наук

Институт востоковедения РАН

Ведущая организация Институт стран Азии и Африки Московского государственного университета

им. М.В. Ломоносова

Защита диссертации состоится «_____» февраля 2011 г. в _____ часов на заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 002.042.03 по адресу: 107031, г. Москва, ул. Рождественка, д. 12

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института востоковедения РАН

Автореферат разослан «_____» декабря 2010 г.

Ученый секретарь

совета по защите докторских и

кандидатских диссертаций,

доктор исторических наук Непомнин О.Е.

© Институт востоковедения РАН, 2010

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Актуальность темы исследования основана на ключевом значении проблематики земельных отношений и роли в них государства для понимания истории аграрных обществ, в том числе древнекитайского общества. Формирование механизмов государственного контроля над земельными ресурсами и трансформация этих механизмов являются одним из важнейших аспектов процесса становления древнекитайской империи.

Обнаруженные в последние десятилетия палеографические документы, записанные на бамбуковых планках и деревянных дощечках, предоставили в распоряжение исследователей принципиально новый материал для изучения земельных отношений в древнекитайском обществе. Несмотря на то, что новый источник привлек значительное внимание ученых, прежде всего, китайских, ряд проблем, связанных с датировкой, прочтением и определением методов использования этих документов в историческом исследовании по-прежнему остаются нерешенными.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования является эволюция форм контроля государства над земельными ресурсами в древнем Китае второй половины эпохи Чжаньго, эпохи Цинь и начального периода эпохи Ранняя Хань. Под земельными ресурсами мы понимаем обрабатываемую и пригодную для сельскохозяйственного использования землю. В аграрном обществе такая земля являлась основным источником необходимых для обеспечения жизни продуктов и излишка (в марксистской экономической терминологии: необходимого и прибавочного продукта). Способность измерять, наращивать и присваивать этот излишек определяла экономическое могущество государства. Под государственным контролем над земельными ресурсами мы понимаем административные механизмы, направленные на осуществление трех перечисленных выше аспектов экономического могущества: землеизмерение – земельное межевание; распределение земельных ресурсов и их освоение – надельная система; и сбор дохода с земли – поземельное налогообложение.

Предметом исследования являются земельные преобразования, проводившиеся в царстве Цинь середины – второй половины эпохи Чжаньго, в империи Цинь и в пришедшей ей на смену империи Ранняя Хань.

Цели и задачи исследования. Целью настоящей работы является исследование механизмов государственного контроля над земельными ресурсами, истории их формирования и эволюции на протяжении ключевого для китайской истории периода складывания централизованного имперского государства. Достижение этих целей требует последовательного решения ряда задач:

  • прочтение и перевод палеографических законодательных документов, посвященных землеустройству и землепользованию;
  • определение тематических групп законодательных установлений, связанных с землеустройством и землепользованием; определение и реконструкция основных механизмов государственного контроля над земельными ресурсами;
  • установление относительной периодизации близких по тематике установлений различных палеографических корпусов; выявление закономерностей эволюции отдельных законодательных норм;
  • сравнение данных палеографических источников с сообщениями традиционных письменных памятников и в некоторых случаях с данными археологии; выявление связи трансформации институтов государственного контроля над земельными ресурсами с общей динамикой политической, социальной и экономической истории эпох Чжаньго и ранних империй.

Методы работы. Работа предполагает изучение двух категорий источников – палеографических документов (основной источник) и традиционных письменных памятников (дополнительный источник), и сравнение между ними. Методы работы с этими источниками существенно различаются. Первой и основной задачей исследователя при работе с палеографическими документами является их прочтение. В отличие от традиционных письменных памятников, новые тексты не снабжены многовековой комментаторской традицией, объясняющей значение знаков, словосочетаний и пассажей. Интерпретация новых документов обычно осуществляется с использованием традиционного филологического метода: анализа языка документов на основе сравнения с уже известными и хронологически близкими этим документам текстами (как палеографическими, так и традиционными).[1] В связи с целями и задачами настоящей работы, сведения традиционных письменных источников можно подразделить на два типа: повествовательный и описательный. К повествовательному типу относятся сообщения о тех или иных преобразованиях, связанных с государственным контролем над земельными ресурсами (проведение земельного межевания, введение поземельного налогообложения и т.д.). К описательному типу относятся описания институтов этого контроля (системы земельных наделений, принципов поземельного налогообложения). Работа как с тем, так и с другим типом сообщений требует применения методов критики текста для последующей исторической интерпретации сообщений.[2]

Хронологические рамки работы охватывают несколько периодов древнекитайской истории: Чжаньго, Цинь, Ранняя Хань, на протяжении которых шел процесс формирования единой централизованной империи. Этот процесс включал в себя развитие новых аграрных районов, служивших центрами притяжения для различных царств; формирование политических и экономических связей между регионами древнекитайской ойкумены; единство социальных процессов и общих тенденций трансформации государственных институтов; разработку идеологических представлений об изначальном и естественном политическом единстве человеческого общества. Политическим проявлением «имперского строительства» была шедшая на протяжении всей эпохи Чжаньго борьба между царствами за гегемонию и за объединение древнекитайской ойкумены. В экономической области процесс «имперского строительства» был в значительной степени связан с разработкой механизмов и расширением государственного контроля над земельными ресурсами. Завершение циньского завоевания царств Чжаньго вовсе не совпало по времени с установлением этого контроля на всей территории вновь созданной империи. Более того, разработанные в царстве Цинь механизмы государственного земельного контроля оказались в их изначальном виде неприменимы в новом имперском государстве. Изучение трансформации этих механизмов, чрезвычайно важное для понимания процесса складывания древнекитайской империи и являющееся целью данной работы, возможно только в рамках всего периода от их возникновения в Чжаньго до изменения в раннеимперское время.

Источники. Основной источник настоящей работы – палеографические законодательные документы. Определение «палеографические» указывает на специфику записи и сохранения текстов. Они не имеют традиции переписывания и редактирования, записаны в древнее время и древними знаками и обнаружены сравнительно недавно в ходе археологических раскопок. Это принципиально отличает палеографические документы от традиционных письменных памятников. Мы рассматриваем совокупность законодательных установлений, связанных с государственным контролем над землей и дошедших до нас как в составе судебников, так и в виде отдельных указов.

В ходе исследования мы будем неоднократно обращаться к материалу традиционных письменных источников: летописей, исторических сочинений, произведений «философской» прозы.[3] Использование этих текстов необходимо, прежде всего, для изучения исторического контекста, в котором возникали, использовались и изменялись зафиксированные палеографическими документами законодательные нормы. К числу используемых в работе традиционных источников относятся Цзо чжуань, «Бамбуковые анналы» (Чжу шу цзи нянь), Ши цзи («Исторические записки»), Хань шу («История [Ранней] Хань»), Янь те лунь («Спор о соли и железе»), Шан цзюнь шу («Книга правителя области Шан») и другие тексты.

Кроме письменных источников, нами также используются источники археологические, например, данные, полученные в результате раскопок погребений. Мы также считаем необходимым учитывать археологический контекст палеографических документов при анализе содержания и возможных путей использования этих текстов.

Научная новизна. Настоящая работа представляет собой первое в отечественной историографии систематическое исследование древнекитайских палеографических законодательных документов, связанных с тематикой землеустройства и землепользования. Необходимость обращения к этим текстам обусловлена тем, что во многих случаях они являются единственным источником информации о ранней истории таких ключевых для социально-экономической истории Китая институтов, как земельное межевание и надельная система. В других случаях, например, при изучении системы поземельного налогообложения, новые источники вносят существенные корректировки в сложившиеся ранее на основе традиционных письменных памятников представления и позволяют лучше связать историю институтов государственного контроля над землей с общей динамикой истории древнекитайского государства и общества.

Обращение к палеографическим документам, отражающим реалии функционирования циньского и ханьского государств, также позволяет выйти за пределы изучения идеальных моделей государственного социально-экономического регулирования, описанных в «философских» трактатах эпох Чжаньго, Цинь и Хань. Использование палеографических документов одновременно приближает нас к реконструкции картины земельных преобразований и их взаимосвязи друг с другом и дает материал для (по крайней мере, частичной) переоценки значения традиционных письменных памятников как источника по истории административных и социально-экономических институтов древнекитайских государств. Такая переоценка важна для дальнейшего исследования этих памятников, которые по-прежнему являются нашим основным источником по истории древнего Китая.

Наконец, в работе впервые делается комментированный перевод ряда палеографических текстов, ни один из которых до этого не переводился на русский язык, а большинство не переводились и на другие европейские языки. Таким образом, работа вводит в научный оборот новую категорию источников по древнекитайской истории – аутентичных законодательных документов эпох Чжаньго и ранних империй Цинь и Хань.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы при написании общих работ по истории Китая и истории Востока, в том числе учебников, а также при чтении лекционных курсов. Собранные и систематически изложенные в работе данные о древнекитайских палеографических документах на бамбуке и дереве могут использоваться при подготовке общих курсов и написании пособий по источниковедению истории древнего Востока.

Апробация работы. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании Отдела Китая Института Востоковедения Российской Академии Наук. По теме исследования опубликованы 5 научных статей, в том числе 1 статья в издании, рекомендованном ВАК РФ для публикации результатов диссертационных исследований. По теме диссертации сделано выступление на XVIII конференции Европейской ассоциации по исследованию Китая (Рига, 2010 г.).

Структура. Работа состоит из Введения, источниковедческого обзора, обзора историографии, трех глав, Заключения, Списка использованных источников и литературы. Приложения включают таблицу мер длины, объема и веса, использовавшихся в царстве и империи Цинь и в раннеханьской империи, и таблицу циньско-ханьских меритократических рангов (цзюэ).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснована актуальность и новизна диссертации, обозначены ее цели и задачи, описаны используемые в работе исследовательские методы, определены хронологические рамки исследования и основные теоретические проблемы, связанные с его тематикой. Приводятся сведения об апробации работы, возможностях практического применения ее результатов, а также о структуре работы.

Источниковедческий раздел имеет особое значение, поскольку является первым в русскоязычной научной литературе систематическим описанием новой категории источников по истории древнего Китая – палеографических документов, записанных на бамбуковых планках и деревянных дощечках. Раздел включает в себя описание источника, определение его специфики и обоснование исследовательских подходов к нему.

Первый параграф посвящен общему описанию древнекитайских документов на бамбуке и дереве: истории их обнаружения; классификации; описанию материальных характеристик документов; и обсуждению нескольких актуальных для нашей работы источниковедческих проблем. Во втором параграфе более подробно рассматриваются законодательные палеографические документы, являющиеся основным источником работы – циньский указ из Хаоцзяпина, циньские палеографические корпуса Шуйхуди и Лунган и раннеханьских палеографический корпус Чжанцзяшань. В третьем параграфе анализируются основные характеристики источника, определяющие подходы к его изучению: специфику места обнаружения документов; их функциональное назначение; логику их организации; принципы составления текстов и связанную с ними проблему датировки законодательных установлений; характер связи между циньским и ханьским законодательством. В четвертом параграфе обобщаются методологические выводы, сделанные в предыдущих подразделах. Наконец, пятый параграф посвящен основным традиционным письменным источникам, используемым в работе, обозначается подход к использованию их данных.

В историографическом очерке рассматриваются основные труды исследователей, посвященные проблематике работы, анализируются их подходы и методы, обобщаются результаты исследований. Если при обзоре научной литературы на западноевропейских языках и особенно на китайском языке внимание уделялось, прежде всего, исследованиям, использующим в качестве основного источника вновь обнаруженные палеографические документы, при рассмотрении отечественной историографии охватывается более широкий круг исследований, посвященных проблематике поземельных отношений и роли, которую играло в них государство. Это объясняется тем, что в русскоязычной научной литературе на сегодняшний день практические отсутствуют специальные исследования, посвященные палеографическим фрагментам земельного законодательства древнекитайских царств и империй.

Проблема эволюции форм земельной собственности в древнем Китае затрагивается во многих исследованиях отечественных китаеведов. Основной тенденцией этой эволюции в эпоху Чжаньго исследователи долгое время считали переход от общинной к частной земельной собственности. В царстве Цинь, в частности, этот процесс обычно связывался с реформами Шан Яна.[4] Впрочем, некоторые исследователи подходили к проблеме собственности на землю в эпоху Чжаньго более осторожно. Так, в своих работах, посвященных циньским документам из Шуйхуди, К.В. Васильев намеренно избегает утверждений о преобладании в древнекитайском обществе эпох Чжаньго и Цинь той или иной формы собственности на землю (общинной, частной, государственной), а предпочитает оперировать понятием «контроля государства» над земельными ресурсами и населением.[5] Исследователь указывает на то, что в источниках отсутствуют основания для утверждения о возникновении в царстве Цинь частной собственности в результате реформ Шан Яна. Васильев отмечает, что возникшая в Цинь в результате реформ IV в. до н.э. система воинских наделов предполагала переход значительной части земельного фонда под прямой контроль государства для дальнейшего распределения. Основным ресурсом для наделений, по мнению исследователя, были вновь захваченные территории и внутренние земельные резервы царства Цинь – пустующие участки общинной земли.[6] Наблюдения Васильева об интенсивности государственного контроля над землей в Цинь по сравнению с другими царствами и о значении централизованного освоения новых земель, на которых проводилось межевание и создавалась надельная система, представляются верными и подтверждаются данными новых источников. В целом отечественные исследователи на сегодняшний день отказались от экстраполяции сравнительно многочисленных данных о поземельных отношениях для времени, начиная с середины раннеханьского периода, на предшествующую эпоху Чжаньго.[7] Первые шаги в исследовании палеографических материалов продемонстрировали, что государственный контроль над земельными ресурсами, особенно в царстве Цинь, был чрезвычайно силен, хотя степень его интенсивности, возможно, была существенно выше на вновь осваиваемых землях.



В отличие от отечественной историографии, в западной историографии сравнительно мало затрагивались вопросы характера земельной собственности на землю в эпоху Чжаньго и в начале раннеимперской эпохи. Интересно отметить, что в одном из наиболее авторитетных изданий, посвященных доимперской истории Китая, «Кембриджской истории древнего Китая», вообще отсутствует глава о социально-экономической истории эпохи Чжаньго.[8] М. Льюис, посвятивший специальное исследование социальной истории эпох Чжаньго и первых империй, считает, что в царстве Цинь государство располагало по сути полным контролем над земельными и другими ресурсами, которые оно распределяло в соответствии с военными заслугами подданных. Система земельного межевания, проведенного по всему царству в ходе реформ Шан Яна, обеспечила циньским правителям возможность эффективного учета земельных угодий для их дальнейшего распределения и освоения.[9] Эта картина резко диссонирует с результатами работы других ученых, занимавшихся проблемами поземельных отношений и регулирующей роли, которую играло в них государство. Так, Сюй Чжо-юнь в своем исследовании, посвященном сельскому хозяйству при Хань, отмечает, что в эту эпоху государство могло сравнительно свободно распоряжаться только вновь осваиваемыми земельными ресурсами – вводившимися в сельскохозяйственное использование в результате ирригационных или мелиорационных работ землями по берегам рек, на болотах и т.д.[10] Другие западные исследователи, работавшие с вновь обнаруженными палеографическими документами, предпочитали воздерживаться от выводов о степени государственного вмешательства и ограничиваться перечислением конкретных форм регулирования государством сельского хозяйства.[11]

Отдельно следует отметить достижения западных исследователей в области научного перевода древнекитайских палеографических корпусов. Крупнейшей работой является комментированный английский перевод циньских законодательных текстов из Шуйхуди и указа из Хаоцзяпина, предпринятый А. Хульсве.[12] Отдельные документы из Шуйхуди переводились также другими исследователями.[13] Перевод собрания законодательных документов раннеханьского времени – статутов и сборника судебных прецедентов из Чжанцзяшани – в настоящее время готовится Р. Йейтсом и А. Барбиери-Лоу.[14] Часть судебника – собрание указов «О переправах и заставах» – уже переведена на английский язык.[15] Перевод одного из судебных прецедентов из чжанцзяшаньского сборника был выполнен М. Найлэн.[16] Следует особо упомянуть об идущем уже много лет составлении словаря древнекитайских юридических терминов, ведущемся немецкими исследователями У. Лау и М. Людке.[17]

Наибольшее количество исследований по тематике государственного контроля над землей, отраженного в палеографических документах эпох Чжаньго, Цинь и Хань, выполнено китайскими учеными. Прежде всего, необходимо отметить источниковедческие исследования, в которых рассматриваются такие проблемы, как соотношение вновь обнаруженных палеографических документов с корпусом циньских и ханьских законов; степень, в которой эти документы отражают современное им официальное законодательство. Предпринимаются попытки реконструировать состав и структуру этого законодательства на основе сопоставления палеографических корпусов и сообщений традиционных письменных источников о циньских и ханьских законах.[18] Из исследований, посвященных собственно тематике государственного контроля над землей, следует выделить монографию Юань Линя, посвященную проблемам земельного режима эпох Чуньцю и Чжаньго, в которой исследователь постоянно обращается к палеографическим источникам.[19] Ряд статей и глав монографий различных китайских исследователей посвящены принципам организации и функционирования надельной системы – одному из ключевых вопросов истории поземельных отношений эпох Чжаньго, Цинь и Хань.[20] Другой темой, привлекшей внимание исследователей, стало поземельное налогообложение.[21] Однако, несмотря на большое количество исследований, в историографии по-прежнему отсутствует комплексная работа, посвященная трансформации институтов земельного контроля в эпоху формирования империи.

Глава I. Земельное межевание: циньский указ о полях 309 г. до н.э. из Хаоцзяпина посвящена первому из определенных во Ведении механизмов государственного контроля над землей – земельному межеванию. Межевание – деление обрабатываемых или подлежащих обработке полей на участки определенной площади – было основой для учета земельных ресурсов на вновь осваиваемых землях, дальнейшего распределения земли и обложения ее налогом. Основным источником по циньской межевальной системе является указ о полях 309 г. до н.э. из Хаоцзяпина, посвященный земельному межеванию на территории завоеванной циньцами в 216 г. до н.э. Сычуаньской котловины. Наличие точной датировки и возможность реконструкции исторического контекста этого указа делает его особенно ценным источником для изучения особенностей земельного межевания в царстве Цинь.

Глава состоит из пяти параграфов.

Первый параграф посвящен изложению данных традиционных письменных источников о циньском земельном межевании. Эти данные важны для сопоставления с текстом указа из Хаоцзяпина – основным источником данной главы. Наиболее ранние сообщения о земельном межевании в Цинь встречаются в сочинениях эпохи Хань – Ши цзи, Хань шу, Фэн су тун и. сообщения Ши цзи о земельной реформе в Цинь сводятся к тому, что в полях были проведены межи цянь мо и насыпи фэн цзян. Ни о форме этих межей и насыпей, ни о связи между ними, ни о принципах их проведения в Ши цзи не сообщается. По графической форме знаков можно предположить, что цянь и мо проводились между земельными участками в 1000 и 100 единиц площади соответственно, поскольку знак цянь включает в себя графему цянь со значением «тысяча», а знак мо – графему бай со значением «сто». Ши цзи также сообщает даты проведения земельного межевания: 350 и 303 гг. до н.э. Можно предположить, что речь идет о двух этапах межевальной реформы или о проведении межевания в различных районах царства. Хань шу не содержит никакой новой по сравнению с Ши цзи информации о земельной реформе в Цинь. Сведения, которые могут показаться новыми, по всей видимости, имеют полемический характер и не представляют ценности для изучения земельных преобразований в Цинь. Напротив, сообщения Фэн су тун и приводят важные и новые сведения о принципах межевания: единицах измерения площади и пространственной организации межевания. Эти сведения весьма важны для интерпретации палеографических документов.

Второй параграф представляет собой перевод и интерпретацию содержания указа 309 г. до н.э.: пояснению значения фрагментов, вызвавших споры среди исследователей, и реконструкции описываемой в указе модели земельного межевания. Указ о полях из Хаоцзяпина был законодательным установлением местного характера, предназначенным для недавно завоеванных земель Сычуаньской котловины, предписывающим проведение земельного межевания и вносящим изменения в существовавшую ранее межевальную модель. Эти изменения были обусловлены стремлением циньских законодателей по возможности приспособить ее к местным условиям. Межевую функцию выполняли дороги, благодаря чему система межевания совмещалась с транспортной системой, скорейшее создание которой было необходимо для военного контроля над захваченной территорией.

В третьем параграфе земельное межевание рассматривается как ключевой элемент циньской стратегии имперского строительства и утверждения экономического контроля государства над подвластной ему территорией. Исследование циньских и раннеханьских источников, связанных с земельным межеванием, демонстрирует, что оно не было единовременной акцией, предпринятой циньским правительством в ходе реформ середины IV в. до н.э., как было принято считать раньше. Межевание и учет земли шли на протяжении всей второй половины эпохи Чжаньго и первой половины раннеханьского периода; только к концу этого периода появляются первые свидетельства того, что центральное правительство располагало земельными кадастрами, охватывавшими всю территорию империи.

Разработанная в царстве Цинь межевальная модель предназначалась, прежде всего, для «новых» земель, которые либо не были ранее освоены вовсе, либо лишились своего населения в результате войн и насильственных переселений. На таких землях основывались колонии циньцев, проводилось земельное межевание, и стандартные участки распределялись среди поселенцев. Земельные ресурсы в рамках колонии могли сразу быть учтены для дальнейшего регулярного налогообложения. Колониальная модель освоения с самого начала гарантировала государству «минимальный экономический контроль» над вновь занятыми территориями. Межевание также преследовало цель укрепления политического и военного контроля путем создания плотной сети дорог, одновременно выполнявших функцию межевых линий.

В четвертом параграфе рассматривается другой тип межевания и земельного учета предназначенный для «старых», т.е. уже освоенных земель. Он засвидетельствован сборником математических задач начала раннеханьского времени, часть материала которого, вероятно, восходит к эпохе Чжаньго и периоду существования циньской империи. Упрощенная модель земельного учета не требовала проведения дорожной сети, дробящей поля на прямоугольные участки одинаковой площади. Ее функция ограничивалась определением площади уже существующих обрабатываемых угодий, иногда сопровождавшимся сооружением межевых насыпей конической формы.

В пятом, заключительном параграфе обобщается динамика процесса земельного межевания в царстве Цинь эпохи Чжаньго, циньской и раннеханьской империях. «Новые», централизованно осваиваемые и заселяемые земли были важнейшим источником экономического могущества государства как на завоеванной, так и на собственной территории. Их успешное освоение обеспечивало ресурсы для дальнейшего расширения контроля над земельными ресурсами и учета «старых» сельскохозяйственных земель. Этот процесс требовал длительного периода политической стабильности, накопления административного опыта, достижения центральной властью компромиссов с местными элитами.

Унификация землемерной практики и земельного учета на всем пространстве древнекитайской ойкумены, объединенной в империю сначала циньскими, а затем ханьскими правителями, в основном завершилась к концу II в. до н.э. – времени правления раннеханьского императора У-ди. К концу I в. до н.э. – началу I в. н.э. относятся первые известные на сегодняшний день общеимперские земельные переписи, которые, вместе со всеобщими подворными и подушными переписями отразили достигнутый при Ранней Хань уровень государственного контроля над ресурсами империи. Однако это стало возможным только в результате существенного снижения интенсивности контроля – процесса, разные аспекты которого рассматриваются в последующих главах этой работы.

Глава II. Земельные наделения и механизмы государственного социального регулирования посвящена второму механизму государственного контроля над земельными ресурсами – системе земельных наделений, т.е. централизованного распределения и перераспределения земли. Земельные наделения в древнем Китае, как и в других аграрных обществах, были одновременно механизмами экономического освоения новых земель и социального регулирования. Регулирование доступа индивидов к земельным ресурсам давало государству возможность оказывать влияние на социальную структуру, и правители царства Цинь эпохи Чжаньго разработали весьма сложную систему такого регулирования. Она была унаследована империей Хань, и именно раннеханьские статуты позволяют детально реконструировать ее функционирование. Специфика циньско-ханьской системы земельных наделений заключалась в том, что размеры наделов были четко соотнесены с положением индивида, точнее, главы домохозяйства (ху), в установленной государством шкале меритократических рангов (цзюэ). Для обозначения этой надельной системы в работе используется термин «система ранговых земельных наделений».

Глава включает семь параграфов.

В первом параграфе кратко рассматриваются данные традиционных письменных источников о возникновении практики централизованных земельных наделений в древнекитайских царствах эпох Чуньцю и Чжаньго. Сообщения о соответствующих реформах в ряде древнекитайских государствах встречаются в Цзо чжуань, Го юй, Ши цзи.

Во втором параграфе, опять же на материале традиционных памятников, рассматривается система рангов-цзюэ. Особое внимание уделяется царству Цинь, в котором была создана не засвидетельствованная для других царств система ранговых земельных наделений. Циньская системы рангов как она описана в таких источниках как Шан цзюнь шу и Ши цзи была направлена на систематическое распределение государством экономических (земельные участки, право на использование труда простолюдинов, налоговые кормления), правовых (право откупаться от наказаний) и ритуально-церемониальных (особый погребальный обряд) благ в пользу обладателей рангов. Ранги, присваивавшиеся за военные заслуги, должны были служить единственным критерием для определения социального статуса человека.[22] Обладатели рангов образовывали новую военно-служилую элиту, обязанную своим благосостоянием государству и противопоставленную автономной от государства родовой знати.

В третьем параграфе на основании данных раннеханьских статутов из Чжанцзяшани реконструируются принципы и механизмы распределения и перераспределения земли в рамках системы ранговых земельных наделений. Эта система преследовала две основные цели: создание широкого слоя сравнительно зажиточных профессиональных или полупрофессиональных воинов, освобожденных от необходимости работать на земле; и освоение новых земель. Теоретически, любой совершеннолетний мужчина, при условии основания им собственного домохозяйства, имел право на стандартный надел площадью в 100 му. Новое домохозяйство регистрировалось в подворных списках волостной управы, которая затем направляла списки ожидающих наделения домохозяйств в уездную управу, отвечавшую за распределение земли. Видимо, именно крестьяне, вынужденные покинуть старые аграрные районы из-за нехватки земли, обеспечивали рабочую силу для ранговых наделов. Приоритет при наделении имели обладатели более высоких рангов, получавшие земельные участки раньше простолюдинов. В этих условиях простолюдины в ожидании наделения должны были устраиваться обрабатывать наделы обладателей рангов. Получить собственный надел они могли либо после освоения новых земель, либо в результате перераспределения уже имеющихся наделов.

Такая система могла функционировать при двух условиях: наличии сравнительно больших земельных излишков; и возможности привлечь на них переселенцев, как в добровольном, так и в принудительном порядке. О поощрении добровольного переселения в циньское и раннеханьское время неоднократно сообщается как в традиционных письменных, так и в палеографических источниках. Для дополнительного поощрения переселения на новые земли поселенцам иногда жаловались разного рода привилегии: от меритократических рангов до временного освобождения домохозяйства от налогов и трудовых повинностей.[23] В качестве принуждения к переселению могут рассматриваться меры циньских и ханьских правителей, направленные на дробление крупных домохозяйств. В административных и законодательных документах циньского и ханьского времени часто упоминается о различных обязанностях местных органов управления, связанных с регистрацией переселенцев.

Описанная в раннеханьском законодательстве надельная система в своих основных чертах, видимо, восходит к циньской: и в той, и в другой системе предусмотрено увеличение надела с каждым новым рангом; предоставление на каждый цин пахотной земли одного усадебного участка; даже площадь этого усадебного участка совпадает. Однако всестороннее сравнение двух систем и определение различий между ними в настоящее время вряд ли возможно. Оно может быть произведено только на основе сопоставления чжанцзяшаньских статутов с аутентичными циньскими законодательными документами аналогичного содержания, которые пока не обнаружены. Однако можно предположить общую преемственность раннеханьской системы земельных наделений по отношению к циньской.

В четвертом параграфе рассматривается функционирование системы ранговых земельных наделений как инструмента государственного социального регулирования. Социальная политика государства в рамках системы рангов преследовала две цели: во-первых, предотвращение формирования крупной землевладельческой наследственной элиты, обладающей достаточными ресурсами для того, чтобы не зависеть от государственной службы. Во-вторых, законодательное утверждение определенных материальных гарантий для основной массы ветеранов – обладателей низких рангов, причем эти гарантии становились все более существенными по мере понижения уровня ранга. При систематической реализации подобная практика должна была гарантировать достаточно высокий уровень социальной устойчивости одновременно с высоким уровнем мобильности. Простолюдины через службу в армии имели возможность получить социальный ранг и связанные с ним привилегии, тогда как потомки ветеранов могли лишиться рангов и привилегий и стать простолюдинами. Однако при нормальных обстоятельствах у представителей военно-служилой прослойки, видимо, было больше возможностей сохранить свое привилегированное положение, чем у простолюдинов добиться такого положения.

Пятый параграф посвящен рассмотрению сравнительно слабо освещенного в законодательных текстах фонда земель за пределами надельной системы и форм государственного контроля над этими землями. Демонстрируется, что надельная система не охватывала весь фонд обрабатываемых земель, за ее пределами существовала категория земель, на которую, в отличие от наделов, распространялось право частных лиц на ее отчуждение (купля-продажа, раздел, передача по наследству).

В шестом параграфе рассматриваются причины и обстоятельства упадка и упразднения системы ранговых земельных наделений. Этот упадок был следствием создания единой империи. Прекращение войн вело к девальвации рангов, проявлением которой стали начавшиеся при Цинь Шихуан-ди массовые ранговые пожалования, не связанные с военными заслугами и не влекшие за собой какие-либо экономические блага. После кратковременного возрождения системы ранговых наделений в начале раннеханьского периода, обусловленного необходимостью для новых правителей обеспечить себе поддержку со стороны собственных сподвижников и ветеранов, система ранговых наделений была упразднена в результате реформы начала правления Вэнь-ди. Это упразднение было частью долгосрочного компромисса между центральным правительством и различными группами имперской элиты. В результате реформы Вэнь-ди эта элита переставала быть военной и меритократической, закрепляла за собой привилегированный статус и получала возможности для дальнейшего наращивания своих земельных владений. Император, со своей стороны, гарантировал себе лояльность и поддержку со стороны элиты, но отказывался попыток кардинально изменить ее состав методами социального регулирования.

В заключительном седьмом параграфе подводятся основные итоги второй главы. Циньско-ханьскую систему ранговых земельных наделений можно охарактеризовать как механизм государственного контроля над земельными ресурсами, предназначенный для достижения взаимосвязанных экономических и социальных целей.

Основной экономической функцией наделений было централизованное освоение «новой» земли: все жители царства, имеющие собственное домохозяйство, как и переселенцы из других царств, имели право на получение от государства надела на вновь осваиваемых землях. Этот надел не всегда предоставлялся сразу в соответствии с установленной в законодательстве нормой; поселенцы должны были в течение определенного (возможно, довольно длительного) времени дожидаться получения собственного надела. Однако в целом в условиях роста демографического давления в старых аграрных районах декларируемая законами возможность получить землю должна была постоянно привлекать новых переселенцев.

Контроль над освоением новых земель (т.е. контроль над земельными ресурсами) и контроль над их заселением (т.е. контроль над ресурсом рабочей силы для освоения новых земель) позволяли государству осуществлять на «новых» землях социальное регулирование. Оно заключалось в использовании двух обозначенных выше видов ресурсов для создания необходимой в условиях постоянных войн привилегированной военно-служилой прослойки.

Благополучие этой социальной группы полностью зависело от государства. Ранги, бывшие основой для определения размеров надела, присваивались и урезались в соответствии с меритократическим принципом: они могли быть получены за военные заслуги, но не могли наследоваться в полном объеме потомками ветеранов. Для сохранения и повышения своего социального и экономического статуса они должны были, в свою очередь, отличиться на государственной, прежде всего, военной, службе. Основными принципами социальной политики в рамках системы ранговых земельных наделений были: предотвращение концентрации земельной собственности и формирования крупной землевладельческой элиты; определенные, однако не абсолютные, социальные гарантии ветеранам и их потомкам, поддерживающие их привилегированный статус в обществе, но одновременно не превращающие их в замкнутое сословие; принципиальная возможность для каждого жителя государства повышения собственного социально-экономического статуса путем получения ранга.

Глава III. Поземельное налогообложение посвящена формам и принципам поземельного налогообложения и связанным с ними административно-хозяйственные практикам, нашедших отражение в палеографических документах. В ней прослеживаются эволюция этих форм, принципов и практик и предпринимается попытка реконструировать исторический контекст изменений.

Глава состоит из четырех параграфов.

В первом параграфе рассматриваются сообщения о поземельном налогообложении в древнем Китае, содержащиеся в традиционных письменных источниках: сообщения о введении натурального земельного налога в царствах эпох Чуньцю и Чжаньго; и описания «идеальной» системы поземельного налогообложения в политико-экономических трактатах эпохи Чжаньго и начала раннеимперской эпохи.

Сообщения о введении поземельного налога в древнекитайских царствах встречаются в ряде источников – Цзо чжуань, Го юй, Ши цзи – начиная с середины эпохи Чуньцю. Они обычно отличаются краткостью и не позволяют определить ход и значение отдельных преобразований, тем не менее, очевидна общая тенденция к установлению регулярного поземельного налогообложения. Наиболее ранняя попытка ввести поземельное налогообложение была предпринята в царстве Ци в ходе реформ Гуань Чжуна в первой половине VII в. до н.э. В VI в. до н.э. аналогичные преобразования были проведены в других крупных древнекитайских царствах, таких, как Лу, Чу, Чжэн. К концу V в. до н.э. относится сообщение Ши цзи о введении поземельного налога в царстве Цинь. Реформа налогообложения во многих царствах проходила одновременно с другими земельными преобразованиями: проведением земельного межевания и введением надельной системы. Можно предположить, что новая система обложения предназначалась, прежде всего, для вновь осваиваемых земель, на которых государство, путем проведение земельных наделений, стремилось установить прямые (без посредства общины) поземельные отношения с поселенцами. На таких землях необходима была новая форма обложения, отличная от прежних общинных форм (будь то отработки или коллективное налогообложение общины).

К эпохе Чжаньго относятся наиболее ранние описания организации системы поземельного налогообложения. Описываемая в трактатах Гуань-цзы, Мэн-цзы и обнаруженных в 1972 г. в ходе археологических раскопок текстах из раннеханьского погребения в Иньцюэшань модель налогообложения основывалась на единожды установленной градации земельных участков и соответствующей ей градации налоговых норм. Норма налогообложения устанавливалась для среднего урожая и в дальнейшем оставалась неизменной.

Во втором параграфе содержится краткий обзор источников, анализируемых нами при реконструкции циньской модели поземельного налогообложения, продолжавшей функционировать вплоть до начала раннеханьского периода. Это законодательные тексты из Шуйхуди, Лунгана и Чжанцзяшани, математический задачник из Чжанцзяшани и административная отчетность из Фэнхуаншани.

Третий параграф посвящен анализу форм поземельного налога: налога, собиравшегося в сене и соломе, и зернового налога.

Поземельный налог, собиравшийся в сене и соломе, в значительной части шел на содержание казенного скотоводческого хозяйства. В результате сокращения государственного хозяйства после гибели Цинь и войн конца III в. до н.э. и в условиях роста денежного обращения в начале раннеханьской эпохи начался процесс монетизации этого налога – часть его стала собираться в монете. История налога сеном и соломой может считаться характерным для Ранней Хань примером перехода от прямого государственного управления хозяйством к более гибким финансовым формам экономического регулирования. Для базовой хозяйственно-административной единицы – уездной управы – обеспеченность деньгами и доступ к рычагам финансового регулирования становились важнее, чем размеры непосредственно управляемого ею хозяйства.

Принципы сбора зернового налога, применявшиеся в Цинь, также претерпели существенные изменения в начале раннеханьского времени. Специфика циньского налога заключалась в отсутствии единожды зафиксированной налоговой ставки, установленной для «среднего года» (чжун суй). Вместо нее действовала система гибких ставок, зависевших от состояния урожая. Соответственно, налоговая разверстка проводилась ежегодно. Объем налоговых сборов в зависимости от качества урожая в том или ином районе мог повышаться или понижаться: например, при хорошем урожае, когда крестьянскому домохозяйству для самообеспечения достаточно было меньшей доли собранного зерна, ставка налога могла расти.

Действенность такой системы определялась добросовестностью и интенсивностью работы местной администрации и контрольными возможностями государства. От того, насколько точно и своевременно докладывалось о площади распаханных полей, сельскохозяйственных культурах, которыми они засеяны, благоприятных и неблагоприятных природных явлениях и затронутых ими площадях, зависела эффективность централизованного планирования и разверстки. Цена ошибки была высока: недообложение урожайного района вело к возникновению неподконтрольных государству и потенциально опасных для него ресурсов, тогда как чрезмерное налоговое давление на пострадавший район грозило голодом и восстанием. Сложность и высокая себестоимость системы, как и предоставлявшиеся ею возможности для нарушений, обусловили постепенное изменение методов налогообложения в первой половине раннеханьской эпохи. Общее развитие ханьской системы поземельного налогообложения можно охарактеризовать как постепенный переход от циньской системы, предполагавшей чрезвычайно плотный государственный контроль над обрабатываемыми земельными угодьями и отсутствие фиксированной налоговой ставки, к системе, в рамках которой государство, раз установив ставку поземельного налога, значительно снижало интенсивность своего присутствия в сельской местности.

В четвертом параграфе закономерности эволюции системы поземельного налогообложения рассматриваются как часть более широкого процесса трансформации экономической, политической и административной структуры древнекитайского государства в период становления ранней империи.

Прежде всего, изменения в системе поземельного налогообложения были проявлением отмеченной выше тенденции к сокращению функций государственного аппарата управления и ослаблению государственного присутствия на низшем административном уровне. В результате перехода к новым принципам налогообложения резко сокращалось количество требовавшихся от чиновников отчетностей, отпадала необходимость в прежде осуществлявшихся ими расчетных операциях и, соответственно, понижалась интенсивность контроля над деятельностью местной администрации. В экономической области эти тенденции выражались в переходе от масштабного государственного хозяйства и практики прямого государственного управления экономикой к механизмам непрямого экономического регулирования и предоставления значительно большей свободы крестьянским хозяйствам. Параллельно с изменением принципов и практик сбора поземельного налога в начальный период Ранней Хань шел рассмотренный в Главе II процесс распада системы ранговых земельных наделений, также в значительной мере сводившийся к отказу государства от своих прежних функций по распоряжению земельными ресурсами. Ослабление государственного контроля над землей, таким образом, носило системный характер и проявлялось в различных областях.

Постепенная трансформация циньской системы государственного контроля над землей объясняется тем, что в чистом виде она не была пригодна для нового имперского государства. По своим территориальным, демографическим и экономическим масштабам империя выходила за рамки того, что могла охватить разработанная государственными деятелями Цинь для сравнительно небольшого бассейна реки Вэй – ядра циньского государства – система интенсивного государственного контроля. Более того, не только возможность, но и потребность в таком контроле, целью которого была максимальная мобилизация ресурсов и рационализация их использования в условиях непрерывных войн, сокращалась и, в конечном счете, исчезла в начальный период Ранней Хань. Имперское правительство не нуждалось в столь доскональном учете своих ресурсов, потому что ему не требовалось постоянно концентрировать их.

В Заключении сформулированы основные итоги исследования истории формирования и трансформации институтов государственного контроля над земельными ресурсами в контексте складывания древнекитайской империи.

Эти институты были введены в царстве Цинь в ходе реформ IV в. до н.э. Однако изучение связанных с ними законодательных документов показывает, что «эффективность» циньского государства сильно преувеличена в историографии. Правители Цинь вряд ли имели возможность единовременно и кардинально преобразовать традиционное аграрное общество, превратив свое царство в военный лагерь. Соответствующие рассуждения могли иметь место только в теоретических трактатах, посвященных описанию «идеального» государственного устройства, которые во множестве составлялись в эпоху Чжаньго. Рассмотренные в этой работе палеографические документы, связанные с государственным контролем над земельными ресурсами, позволяют выявить несколько существенных ограничений этого контроля, которые в долгосрочной перспективе повлияли на трансформацию соответствующих институтов циньского государства.

Интенсивный государственный контроль распространялся, прежде всего, на «новые», т.е. вновь осваиваемые и заселяемые земли. Несмотря на то, что освоение далеко не всегда проходило централизованно, государство стремилось регулировать этот процесс, особенно в тех случаях, когда речь шла об освоении этнически чуждых территорий, неорганизованное переселение на которые было изначально затруднено враждебностью среды. Своего рода образцом такого освоения стала Сычуаньская котловина после ее завоевания циньцами, однако аналогичные опыты имели место и в других регионах и других царствах эпохи Чжаньго. Внутренняя колонизация также могла проходить, и, насколько позволяют судить достаточно отрывочные сообщения источников, часто проходила под государственным контролем. Циньские правители уделяли особое внимание централизованному освоению «новых» земель, привлечению поселенцев из других царств и поощрению переселения жителей собственного царства из старых аграрных центров на вновь осваиваемые земли. Там они имели возможность получить от государства большой надел, иногда освобождаемый на определенное время от поземельного налога. Вероятно, именно в интенсивной переселенческой политике следует видеть одну из причин сравнительно высокой «эффективности» циньского государства и высокому уровню контроля его правителей над ресурсами подвластных им территорий – того, что единогласно отмечали как современники, так и последующие историки.

Обеспечение военно-политического и экономического контроля над недавно завоеванными землями методами «колониального освоения» может считаться одной из наиболее действенных стратегий имперского строительства. Последовательным осуществлением этой стратегии во многом объясняются военные успехи циньцев: быстрое создание на недавно захваченной территории клина размежеванной земли, урожай и налоговые поступления с которой могли быть заранее подсчитаны и учтены, позволяло четко определять размеры полевых армий, снабжение которых обеспечивалось плацдармом и, следовательно, более детально планировать предстоящие кампании. Аналогичным образом могла быть подсчитана численность административного персонала для новой провинции. Однако необходимо помнить о том, что речь идет, при всей его значимости, лишь о частичном, но никоим образом не о полном контроле над ресурсами.

Централизованное освоение новых земельных ресурсов имело не меньшее значение для социальной политики циньского государства (и, надо полагать, других царств Чжаньго). Обладая возможностями по распределению земли при ее освоении, циньские (и вслед за ними первые раннеханьские) правители использовали эти возможности для создания новой военно-служилой элиты – прослойки (полу)профессиональных воинов-ветеранов, обладавших значительными социально-экономическими привилегиями, основной из которых было право на большие земельные наделы. Именно освоения новых земель и неразрывно связанные с ним организованные переселения обеспечивали инфраструктуру для функционирования надельной системы.

Наконец, регулярное поземельное налогообложение также быстрее всего можно было установить на новых землях, где с самого начала освоения проводилось земельное межевание и учет земли, позволявший дальнейшее вычисление налоговых сборов.

Если вновь осваиваемые земли были своего рода экспериментальной площадкой для опробования новых методов интенсивного экономического и социального регулирования со стороны государства, применение этих методов на старых сельскохозяйственных землях с уже сложившейся социальной организацией и поземельными отношениями было затруднительно. Именно поэтому законодательство уделяет традиционному земельному фонду намного меньше внимания, чем вновь осваиваемому. Тем не менее, имеющиеся сведения позволяют сделать вывод, что на «старых» землях государственный контроль ограничивался учетом земли для дальнейшего налогообложения и фиксацией смены владельцев земельных участков. Однако обеспечение даже этого уровня контроля требовало довольно длительного времени.

Основным фактором, обусловившим трансформацию институтов государственного земельного контроля, было создание империи, объединившей всю древнекитайскую ойкумену. Хотя это событие принято четко датировать 221 г. до н.э. – годом провозглашения циньского вана императором – на самом деле имперское строительство было длительным процессом, который только начался в краткий период существования империи Цинь и продолжался на протяжении всего начального периода Ранней Хань. С точки зрения государственного контроля над ресурсами и, говоря шире, роли государства в регулировании экономики и общества, формирование империи привело к двум существенным сдвигам. Во-первых, прекратились постоянные войны, грозившие самому существованию государства, которые были доминантой политической истории эпохи Чжаньго. Это означало, что разработанные циньскими государственными деятелями механизмы экономического и социального контроля, предназначенные для военного времени и направленные на интенсивную эксплуатацию сравнительно ограниченных земельных ресурсов и их использование как инструмента для создания и поддержания привилегированной военной страты, перестали соответствовать требованиям времени.

Во-вторых, территориальные и демографические масштабы нового государства требовали от его правителей принципиального изменения стратегии управления. Интенсивное извлечение сельскохозяйственных ресурсов, предусмотренное циньской системой поземельного налогообложения, после создания империи стало не только ненужно, но и невозможно: затраты на контроль над работой системы превысили бы ее доходность. Но что еще более важно, существование такой системы препятствовало установлению баланса экономических интересов центрального имперского правительства и местных элит, претендовавших на свою долю сельскохозяйственного излишка и отнюдь не желавших отдавать его верховному правителю. Именно неспособность достичь компромисса с правящими элитами покоренных царств Чжаньго, отстраненными от власти, но не уничтоженными после циньского завоевания, стала одной из основных причин слабости циньского контроля над завоеванными землями и гибели империи Цинь.

Урок был усвоен ханьскими императорами, сделавшими ставку на сотрудничество с самыми различными элитными группами: циньской военно-служилой стратой; элитами бывших царств Чжаньго; новой, собственно ханьской военной элитой, сформировавшейся в ходе войн кон. III – нач. II в. до н.э. Отмена системы ранговых земельных наделений – ключевого института циньских земельного контроля – гарантировала привилегированный статус и стабильность этой «сложносоставной» элиты и создавала условия для дальнейшей концентрации в ее руках земельной собственности. В обмен на это элита гарантировала свою лояльность ханьским императорам.

Изменение принципов сбора поземельного налога означало, что большая часть дохода с обрабатываемой земли теперь оставалась невостребованной государством. Это, с одной стороны, было выгодно все той же местной элите, с другой, вело к общему оживлению экономической жизни, росту торговли и городов и, в конечном счете, в форме налогов на ремесло и торговлю, косвенных налогов и прямого участия государственных агентов в торговой и промысловой деятельности, приносило выгоду государству. Таким образом, отказ от прежних форм контроля над земельными ресурсами, выработанных в условиях войны и для войны, в долгосрочной перспективе способствовал политической стабильности и экономическому расцвету ханьской империи, просуществовавшей, несмотря на периоды смуты и довольно частые династические кризисы, более четырехсот лет и ставшей образцом для позднейших империй.

Основные положения диссертации изложены

в следующих публикациях:

Статьи, опубликованные в периодических изданиях, рекомендованных ВАК Российской Федерации:

  1. Рождение империи: возвращение в царство Цинь. – Восток (Oriens), 2010, № 1. – С. 146 – 154 (0,9 п.л.)

Статьи, опубликованные в других научных изданиях:

  1. Удельная система начального периода эпохи Ранняя Хань (202 – 140 гг. до н.э.): фактор внутридинастических отношений. – XXXVIII научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 2008. – С. 43 – 49 (0,4 п.л.)
  2. Судебник из Чжанцзяшань: некоторые проблемы изучения раннеханьских законодательных текстов на бамбуковых планках. – XXXIX научная конференция «Общество и государство в Китае». М.: «Восточная литература», 2009. – С. 37 – 55 (1,1 п.л.)
  3. Раннеханьский эпиграфический комплекс Чжанцзяшань: Общее описание. – Вопросы эпиграфики. Выпуск 3 [Сб. ст.]. Отв. ред. А.Г. Авдеева. М.: Русский Фонд Содействия образованию и науке, 2009. – С. 6 – 15 (0,4 п.л.)
  4. «Статут о полях» (тянь люй) из раннеханьского погребения № 247 в Чжанцзяшань и некоторые проблемы реконструкции древнекитайского земельного законодательства. – XL научная конференция «Общество и государство в Китае». М.: «Восточная литература», 2010. – С. 86 – 107 (1,3 п.л.)

[1] Определение и примеры применения традиционного филологического метода при работе с палеографическими источниками см. Bagnall, R. Reading Papyri, Writing Ancient History. London and New York: Routledge, 2008. С. 34 – 35.

[2] О значении понятия «критика текста» и ее методах см. Ульянов М.Ю. К вопросу о первых упоминаниях стран Юго-Восточной Азии в китайских источниках: сведения о «стране Хуанчжи» в контексте политической и идеологической борьбы начала I в. н.э. // Губеровские чтения. Выпуск 1. Юго-Восточная Азия: историческая память, этнокультурная идентичность и политическая реальность. Сборник статей. М.: Ключ-С, 2009. С. 46.

[3] Под этим обозначением мы подразумеваем широкий спектр сочинений, посвященных социальной, политической и экономической теории.

[4] Переломов Л.С. Эволюция общины и рост частной земельной собственности в Китае в IV в. до н.э. – III в. н.э. // Общее и особенное в историческом развитии стран Востока. Материалы дискуссии об общественных формациях на Востоке (Азиатский способ производства). М.: «Наука», 1966. С. 151; он же. Об органах общинного самоуправления в Китае в V – III вв. до н.э. // Китая. Япония. История и философия. М.: Издательство восточной литературы, 1961. С. 57; Книга правителя области Шан (Шан цзюнь шу). Пер. с кит., вступ. ст., коммент., послесл. Л.С. Переломова. М.: «Ладомир», 1993. С. 57; Илюшечкин В.П. Сословно-классовое общество в истории Китая. М.: «Наука», 1986. С. 222 – 224; он же. Эксплуатация и собственность в сословно-классовых обществах. М.: «Наука», 1990. С. 173.

[5] Васильев К.В. Некоторые черты положения земледельцев в империи Цинь (221 – 207 гг. до н.э.) // Государство и социальные структуры на древнем Востоке. М.: «Наука», 1989. С. 133.

[6] Васильев К.В. Истоки китайской цивилизации. М.: «Восточная литература», 1998. С. 231 – 233.

[7] См., например, Васильев Л.С. Древний Китай. Том 3. Период Чжаньго (V – III вв. до н.э.). М.: «Восточная литература», 2006. С. 145.

[8] См. The Cambridge History of Ancient China: From the Origins of Civilization to 221 B.C., ed. Michael Loewe and Edward Shaughnessy. Cambridge: Cambridge University Press, 1999.

[9] Lewis, M. The Early Chinese Empires: Qin and Han. Cambridge – London: Harvard University Press, 2007. С. 32 – 35.

[10] Hsu Cho-yun. Han Agriculture. The Formation of Early Chinese Agrarian Economy (206 B.C. – A.D. 220). Seattle and London, 1980. С. 27 – 32.

[11] Hulsewe, A.F.P. The Influence of the “Legalist” Government of Qin on the Economy as Reflected in the Texts Discovered in Yunmeng County // The Scope of State Power in China. Ed. by S.R. Schram. Hong Kong: St. Martin’s Press, 1985. С. 217 – 221.

[12] Hulsewe, A.F.P. Remnants of Ch’in Law. An annotated translation of the Ch’in legal and administrative rules of the 3rd century B.C. discovered in Yn-meng Prefecture, Hu-pei Province, in 1975. Leiden: Brill, 1985.

[13] McLeod, K. and Yates, R. Forms of Ch’in Law: An Annotated Translation of The Feng-chen shih // Harvard Journal of Asiatic Studies, Vol. 41, No. 1, 1981.

[14] Е Шань (Robin Yates), Ли Ань-дунь (Anthony Barbieri-Low). Чжанцзяшань фалюй вэньсянь инъи фанфалунь юй тяочжань (Методология английского перевода законодательных документов из Чжанцзяшани и связанные с ним вызовы) // Цзяньбо (Бамбук и шелк) (4). Под ред. Чэнь Вэя. Шанхай: Шанхай гуцзи чубаньшэ, 2009.

[15] ba Osamu. The Ordinances on Fords and Passes Excavated from Han Tomb Number 247, Zhangjiashan. Translated and edited by David Spafford, Robin D.S. Yates and Enno Giele; with Michael Nylan // Asia Major. Third Series. Vol. 14, part 2, 2001.

[16] Nylan, M. Notes on a Case of Illicit Sex from Zhangjiashan: a Translation and Commentary // Early China (30), 2005 – 2006.

[17] Е Шань (Robin Yates), Ли Ань-дунь (Anthony Barbieri-Low). Чжанцзяшань фалюй вэньсянь. С. 459 – 460.

[18] Ван Вэй. Лунь Хань люй (О ханьских законах) // Лиши яньцзю (Исследования по истории), 2007, № 3; Ли Ли. Чжанцзяшань 247 хао му Хань цзянь фалюй вэньсянь яньцзю цзици шупин (1985.1 – 2008.12) (Исследования законодательных документов на бамбуковых планках из ханьского погребения № 247 в Чжанцзяшань и их оценка. 1985.1 – 2008.12). Токио, 2009; Чжан Цзянь-го. Ши си Хань чу «Юэ фа сань чжан» дэ фалюй сяоли – цзянь тань «Эр нянь люй лин» юй Сяо Хэ дэ гуаньси (О юридической силе «Договорного закона в трех разделах» – в контексте обсуждения связи «Законов и указов второго года» и Сяо Хэ) // Фасюэ яньцзю (Юридические исследования), 1996, № 1.

[19] Юань Линь. Лян Чжоу туди чжиду синьлунь (Новое исследование земельного режима при двух Чжоу). Чанчунь: Дунбэй шифань дасюэ чубаньшэ, 2000.

[20] Ван Янь-хуэй. Лунь Чжанцзяшань Хань цзянь чжун дэ цзюньгун мин тяньчжай чжиду (О режиме получения полей и усадебных участков за военные заслуги, отраженном в текстах на ханьских бамбуковых планках из Чжанцзяшань) // Чжанцзяшань Хань цзянь «Эр нянь люй лин» яньцзю вэньцзи (Собрание исследовательских статей о ханьских «Статутах и указах второго года» на бамбуковых планках из Чжанцзяшань). Гуйлинь: Гуанси шифань дасюэ чубаньшэ, 2007; Гао Минь. Цун Чжанцзяшань Хань цзянь «Эр нянь люй лин» кань Си Хань цяньци дэ туди чжи ду (Рассмотрение земельного режима начала эпохи Западная Хань на основе ханьских «Статутов и указов второго года» на бамбуковых планках из Чжанцзяшань) // Чжунго цзинцзи ши яньцзю (Исследования по экономической истории Китая), 2003, № 3; Ян Чжэнь-хун. Цинь Хань «мин тяньчжай чжи» шо (О «режиме получения полей и усадебных участков» при Цинь и Хань) // Чжанцзяшань Хань цзянь «Эр нянь люй лин» яньцзю вэньцзи.

[21] Гао Минь. Люй лунь Си Хань цяньци чу, гао шуй чжиду дэ бяньхуа цзици ии (Об изменениях, связанных с налогом сеном и соломой в начале западноханьского времени, и об их значении) // Вэньшичжэ (Филология, история, философия), 1988; Нань Юй-цюань. Лунган Цинь люй со цзянь чэн тянь чжиду цзици сянгуань вэньти (О режиме чэнтянь, упоминаемом в циньских статутах из Лунган, и о связанных с ним вопросах) // Цзяньбо яньцзю (Исследования документов на бамбуке и шелке), под ред. Ли Сюэ-циня и Се Гуй-хуа. Гуйлинь: Гуанси шифань дасюэ чубаньшэ, 2001; Ян Чжэнь-хун. Цун синь чу цзяньду кань Цинь Хань шици дэ тяньцзу чжэншоу (Изучение способов сбора поземельного налога в эпохи Цинь и Хань на основании вновь обнаруженных документов на бамбуке и дереве) // Цзяньбо (3). Под ред. Чэнь Вэя. Шанхай: Шанхай гуцзи чубаньшэ, 2008; она же. Лунган Цинь цзянь чжу «тянь», «цзу» цзянь шии бучжэн (Дополнения к объяснению смысла циньских планок из Лунгана, на которых встречаются знаки «поле» и «налог») // Чуту цзяньду юй Цинь Хань шэхуэй (Обнаруженные в результате раскопок документы на бамбуке и дереве и общество эпох Цинь и Хань). Гуйлинь: Гуанси шифань дасюэ чубаньшэ, 2009

[22] Сыма Цянь. Ши цзи (Записки историографа). В 10 т. Пекин: Чжунхуа шуцзюй, 1959. Цз. 68, с. 2230.

[23] Там же, цз. 6, с. 244, 259.



 



<
 
2013 www.disus.ru - «Бесплатная научная электронная библиотека»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.