К. Кеворкян,

ПЕрвая столица

Автор благодарит за помощь в издании этой книги
Харьковскую армянскую городскую общину
и лично П. А. Акопяна, Э. Ш. Тер-Степаняна,
С. П. Хачатряна, С. П. Мовсесяна
и настоятеля храма Сурб-Арутюн
Тер-Мкртыча Григоряна

Уже пятнадцать лет существует старейшая программа харьковского независимого телевидения «Первая Столица». Странно — в одном предложении вместилось полтора десятка лет моей жизни, с ее радостью и отчаянием, достижениями и провалами, и сомнениями — нужен ли вообще дан­ный проект нашему городу.

Эти ядовитые сомнения отступали с каждым новым изданием книги «Первая Столица». Феноменальный результат — этот, по сути дела, сборник телевизионных сценариев выдержал уже 3 издания, и вот сейчас вы держите в руках четвертое. Однако невозможно все время бессмысленно повторяться, и данная книга — во всяком случае, мне хочется в это верить — является уникальной. Впервые под одной обложкой собраны не только сценарии из цикла «Первая Столица» и моя публицистика, но и полный спектр моих путевых заметок, воспоминаний и даже кое-что из художественной прозы. Весь материал богато иллюстрирован, в том числе и фотодокументами из моего личного фотоархива, который я впервые открываю для сторонних глаз.

В этой небольшой книге воедино слились история Харькова, хроника моей скромной жизни и 15-летнее сущест­вование телепередачи, название которой стало синонимом нашего города.

Странно — все можно сформулировать лишь одним пред­ложением, с которого я и начал данное предисловие, а получилась целая книга.

С уважением,
Константин Кеворкян

Часть 1
Первая столица

Глава 1

Основание Харькова

Нам кажется, что об основании Харькова мы знаем довольно много. Действительно, проблема происхождения такого крупного центра, как Харьков, не могла остаться без внимания исследователей. Но странная вещь — чем больше мы погружаемся в историю нашего города, тем загадочней она становится.

Из топографического описания Харьковского наместничества 1785 года: «Заподлинно неизвестно, но если верить молве, завел себе хутор некто из зажиточных малороссиян, именем Харитон, а по просторечью Харько, от которого яко­бы сей город и река название получили. И был, дескать, сей казак разбойником. Но однажды, преследуемый татарами, был ранен и утонул».

Насколько я могу судить, легенда эта, весьма распрост­раненная в наших краях, скорее имеет отношение к фильму «Чапаев», чем к исторической науке. Начнем с того, что на пустынном месте одинокие хутора никто не ставил — поселенцы всегда селились крупными партиями. В противном случае они становились легкой добычей татар. Образование имени Харько от малороссийского Захарко противоречит нормам украинского языка, что и было с успехом доказано учеными-филологами. И более того, название «Харьков» в исторических хрониках появляется значительно раньше, чем описываемые народной молвой события.

Вторая, не менее красивая, история основания Харькова принадлежит перу известного украинского писателя Квитки, получившего по названию своего имения прозвище Основьяненко.

Согласно его версии, наш город был основан не каким-то мифическим Харько, а предком писателя и первым владельцем данной усадьбы — Андреем Квиткой. Андрей бежал из Киева с молоденькой дочкой воеводы, которую, надо полагать, он совратил. Поселились они в этом самом имении под названием Основа.

Однажды, обходя свои обширные владения, Квитка был настолько поражен красотой вида, что открывался с нынешней Университетской горки — один вид на Полтавский Шлях чего стоит, — что немедленно решил основать здесь город.

Можно лишь добавить, что в современной истории первопричиной строительства новых городов тоже служила любовь, но не к воеводским дочкам, а к родной коммунистической партии. Ну, не знаю, как вы, а я предпочитаю естественные формы человеческой любви.

Но вернемся к теме нашего разговора. Понятно желание известного писателя присвоить своей семье честь основания Харькова — пусть даже используя для этого сюжетные схемы, достойные мексиканских сериалов. Был бы плохой город, он бы так не старался.

Наиболее интересной и наукообразной представляется третья версия, выдвинутая в XIX веке профессором Аристо­вым. Согласно этой версии, Харьков в свое время являлся легендарной столицей половцев — Шаруканью, позже захваченной русскими князьями. И все бы хорошо, если бы профессор, увлеченный собственной теорией, не забыл, что половцы были народом степным, а Харьковскую область в те далекие времена покрывали дремучие леса.

Сомнительно, чтобы половцы возвели свою столицу в столь непривычном для них месте, да еще и по соседству с русской крепостью Донец, остатки которой и доныне стоят на окраине Харькова (на берегу реки Уды, в районе Кара­чевки).

Доподлинно нам известны две вещи. Впервые в исторических документах название «Харьков» появляется лишь в 1627 году. Да и то речь идет о речке Харьков. И второе, пожалуй, самое важное. В одном из первых документов об основании нашего города прямо говорится, что поселенцы из Украины пришли не на пустое место — на нынешней Университетской горке уже стояло древнее поселение, аналогичное Донецкому городищу. Об этом докладывал царю первый русский наместник в Харькове воевода Селифонтов.

Беда состоит в том, что в центре Харькова никогда не велись широкомасштабные археологические раскопки. Но даже те предметы старины, которые в свое время уже были найдены в Харькове — а это и арабские монеты, и образ Спаса Нерукотворного ХIII века, и предметы быта, — позволяют отнести основание нашего города к домонгольскому периоду истории Руси, т. е. ХII—ХIII векам.

В пользу этого же соображения свидетельствуют и харьковские подземные ходы, часть из которых прорыта в то же время. По-видимому, во время татарского нашествия остатки жителей древнего Харькова и спаслись в этих таинственных подземельях.

Но в целом город пришел в упадок и к середине ХVII века являл собой жалкую деревушку. Было трудно даже предположить, что это древнее поселение не только обретет вторую жизнь, но и станет центром всего этого богатейшего края.

...Вот уже несколько лет на Правобережной Украине под руководством гетмана Хмельницкого шло восстание против польского владычества. По сути, это была война на истребление народов. В кровавой смуте гибли десятки тысяч безвинных украинцев, евреев, поляков. Правобережье было совершенно опустошено ужасной гражданской войной и татарскими набегами.

Летописец писал: «Видел я на разных местах много костей человеческих, сухих и нагих, только небом покрытых, и болел сердцем, что прекрасная и всякими благами прежде изобиловавшая Украина ныне в пустыне оставлена».

Простые казаки и крестьяне, спасаясь от грабежей и насилия, бежали на восток, во владения православного рус­ского царя, и селились на территории нынешней Слобо­жанщины. Цари принимали их ласково и даже помогали деньгами. И это понятно — южные пределы Российского го­сударства постоянно тревожили крымские татары, и возникавшие многочисленные украинские крепости служили надежной защитой от их нападений.

После поражения Богдана Хмельницкого под Берестечком в 1651 году на восток хлынула очередная, третья по счету, волна отчаявшихся беженцев с Правобережья. Современник тех драматических событий писал: «Хмельницкий, ожидая угодного к отмщению времени, позволил утесняемому от ляхов народу идти из городов к Полтавщине и за границу — в великую Россию».

Напомню, это было более 340 лет назад, шел 1651 год. А уже через два-три года наш город начинает активно упоминаться в официальной переписке тех времен — различных указах, отчетах и повелениях. Причем, что любопытно, одно из первых упоминаний о Харькове во всемирной истории является обыкновенной кляузой. Церковники из Бел­города жалуются тамошнему воеводе Б. П. Шереметеву, что поселившиеся у слияния рек Лопани и Харькова украинцы без разрешения законных владельцев, то есть тех самых белгородских монахов, рубят лес, бьют зверя и ловят рыбу. Этот документ важен в двух аспектах. Во-первых, это подтверждение тому, что в харьковских реках водилась настоящая ры­ба. А во-вторых, это свидетельство опровергает новомод­ную украинофильскую теорию, будто Харьков построен на свободной земле и находился вне юрисдикции московского царя. Данная земля являлась собственностью Русской православной церкви. Потом, чтобы получить разрешение стро­ить здесь крепость, харьковчане ездили к царю и были вначале подчинены чугуевскому воеводе.

Обычно время появления первых документов о нашем городе, т. е. 1653—1654 годы, считается официально признанной датой основания Харькова. Однако я позволю себе усомниться в этом и буду опираться еще на один любопытный документ из деловой переписки Белгорода и Москвы. Оказывается, еще в 1654 году харьковчане активно ездили в город Тор на соляные промыслы. Тор — это нынешний Славянск, снабжавший весь регион пищевой солью, что, меж­ду прочим, давало харьковчанам и всем другим желающим возможность неплохо заработать. Но самое главное — дорога, которая к тому времени уже существовала между Харьковом и Тором. Эта дорога была столь широка и благоустроенна, что сам царь беспокоился, как бы по ней не прорвались татары. За один год такую дорогу создать невозможно.

Более того, проведенная позже перепись харьковчан показала, что уже к тому времени наш город по количеству горожан уступал лишь крупнейшему тогда центру Слобожанщины — Сумам. Понятное дело, что такие крупные по тогдашним меркам города за день не рождаются — для этого нужно немалое время.

Если не углубляться в другие тонкости, а говорить конкретно, я полагаю, что современный Харьков построен на два года раньше официально признанной даты. Он был основан той самой волной переселенцев, что бежала с Украины после поражения запорожцев под Берестечком в 1651 го­ду. Любопытно, что на знамени Харьковского казачьего, а затем и драгунского полков всегда стояла дата «1651 год». Что это? Случайность или память о том времени, когда будущие харьковчане вступили на эту землю? Я склоняюсь ко второму варианту.

Основателем же нашего города является не мифический Харько или Андрей Квитка, а руководитель данной партии переселенцев, которого звали Иван Каркач. Человек, имя которого до сих пор ничего не говорит рядовому харьковчанину. Основатель огромного города, до сих пор не удо­сто­ившийся даже памятника.

Так или иначе, первые харьковчане поселились у сли­яния речек Лопани и Харькова и город начал постепенно расти. Каковы же были люди, которые сначала его населяли, были ли они похожи на нас, о чем они мечтали и чем занимались?

Мне думается, первые харьковчане были людьми веселыми и трудолюбивыми. Обустройство на новом месте требует колоссальных усилий, а кто хорошо работает, тот хорошо отдыхает.

Основным занятием жителей этих мест являлись зем­лепашество и пчеловодство. Причем, пахать приходилось с оружием за плечом, ведь каждую минуту могли напасть татары. Отдыхали наши предки в многочисленных шинках. Мужчины и женщины пили горилку маленькой чаркой. Заметьте, чаркой, а не граненым стаканом. А выпив горилки, харьковчане дружно плясали украинские либо польские танцы. Потом с песней и музыкой шли в другой шинок, и о том, как это все заканчивалось, история благоразумно умалчивает.

О размахе производства спиртных напитков свидетельствует хотя бы то, что всего спустя десять лет после основания Харькова в городе имелось более пятисот казанов для выкуривания горилки, варки меда и пива. Ели обычно два ра­за в день — утром и вечером. Борщ на кислом квасе со свиным салом, галушки из гречневой муки с творогом, по праздникам — баранина или домашняя птица. И конечно, любимое блюдо харьковчан — густой кулеш с укропом.

Справедливости ради заметим, что русские жили в харьковской крепости с самого ее основания. В основном это были служивые люди, стрельцы, которые несли охрану кре­пости. Всех остальных русских — беглых холопов, расколь­ников и преступников — царские воеводы выслеживали и отправляли восвояси. Вот, к примеру, первое сообще­ние харьков­ской криминальной хроники. В 1655 году, заботясь о мирной жиз­ни харьковчан, белгородский воевода велел своих земляков Проньку Биркина и Павлика Уколова «за их воровство и смертное убийство казнить смертью в Харькове, а иных, за разорение харьковских пасек, посадить в острог». Правосудие, в общем, нехитрое, зато дейст­венное.

Но это, так сказать, гастролеры. Настоящие харьковчане мелкой уголовщиной всегда брезговали. Первые местные ма­фиози были изобличены в нашем городе буквально спустя несколько лет после его основания — в 1660 году. Их звали Оська Иконник и Васька Золотарь, и занимались они изготовлением фальшивых денег. Золотарь ковал монету, а Икон­ник вырезал буквы на обеих ее сторонах. Таким образом они успели изготовить фальшивой медной монеты на целых три рубля, но были арестованы сотрудниками «отдела по борьбе с организованной преступностью» при харьковском воеводе.

И еще немного о темных делишках. Харьковчане традиционно считались людьми хорошо образованными и не суе­верными. Ну, верили слегка в упырей и в то, что евреи пьют кровь христианских младенцев. Так некоторые и сейчас в это верят. Однако случай, о котором я хочу рассказать, произвел неизгладимое впечатление на всю харьковскую прогрессивную интеллигенцию той непростой эпохи.

Житель Харькова — некий Рыбасов, — изрядно напившись, остался ночевать у хозяйки шинка, которую звали Морозихой. Уж не знаю, что там у них случилось ночью, однако в результате разразился грандиозный скандал. В шинок во­рвался казацкий патруль и отвел полуголого Рыбасова, а заодно и Морозиху в управу. И — о боги, — у Морозихи при обыске в кошельке была найдена сушеная шкура жабы! Как уверяла потом хозяйка шинка, эта колдовская штука способствовала бойкой торговле спиртным. И всего-то!

Вот и решайте сами, уважаемые читатели, как лучше организовать свой бизнес в этой стране: с помощью дохлых жаб, засушенных вождей или нормальных экономических законов.

Но, к сожалению, отравляли жизнь первых харьковчан и вещи куда более серьезные, нежели вяленые земноводные. Более того, драматические события тех далеких дней ока­зали непосредственное влияние на современную Украину. Я имею в виду события гражданской войны, которая разразилась сразу после смерти гетмана Богдана Хмельницкого. Именно в то трагическое время на столетия вперед определились роль и значение Харькова в жизни Украины.

Итак, 15 августа 1657 года умер главный сторонник союза с Москвой гетман Богдан Хмельницкий. Горячо любившие гетмана казаки избрали на его место малолетнего сына Хмельницкого — Юрия, а при нем двух опекунов: Выгов­ского и Пушкаря.

Причина последующего раскола состояла в том, что Выговский был сторонником союза с Польшей, а Пушкарь — наоборот, был настроен пророссийски. Вспыхнула междоусобица, апогеем которой стала битва под Полтавой, где схлестнулись казаки, верные Москве, и сторонники Выговского. Сначала победил Пушкарь, но он не смог удержать свое войско от грабежа богатой добычи и пьянства. А ночью Выговский и его союзники, крымские татары, напали на уставших и хмельных казаков и учинили страшную резню. Пушкарь убит, Полтава сожжена, а Выговский заключает мир с Польшей.

В начале следующего года новый гетман — Выговский — рассылает по всей Левобережной Украине универсалы с призывом поднять восстание, но встречает упорное нежелание слобожан идти в союзе с Польшей против России. Слишком свежи были воспоминания о кровавой войне с ляхами. Кроме того, в Харьков пришла царская грамота, в которой царь Алексей Михайлович наказывал не поддерживать мятежников, обещая за верность большие торговые льготы.

Так или иначе, когда посланник Выговского прибыл к начальнику слободских казаков полковнику Кондратьеву, тот в присутствии казацкой старшины гетманский универсал порвал и объявил гонцу: «Выговский или от природы глуп, или разум потерял после смерти Хмельницкого. Слобожане — это не гетманцы и за бесчестие считают гетманцам равняться после их измены царю и святой присяге». Непоколебимая позиция слобожан послужила одной из глав­ных причин провала мятежа Выговского, его бегства в Польшу, где он бесславно умер.

Нет ничего проще, чем с высоты прошедших веков обвинять харьковчан в измене великому делу освобождения Украины. Но если присмотреться — а сегодняшние судьи кто? Уж не те ли фанатики, чьи маниакальные идеи полного разрыва с Россией и независимости любой ценой ныне привели Украину на грань катастрофы?

После бегства Выговского в 1663 году при прямой под­держке Москвы на пост гетмана был избран Иван Брюховецкий. Со дня основания Харькова прошло чуть более десяти лет. Новый гетман в Москве был ласково принят царем, пожалован в бояре, а сопровождавшие его полковники стали дворянами. Возмущение усилилось, когда из Москвы при­ехали воеводы с переписчиками и начали облагать насе­ление данью. Вспыхнуло восстание. Русских чиновников и ратников начали безжалостно истреблять. Брюховецкому ни­чего не оставалось делать, как стать во главе восстания. Слободские полки не верили Брюховецкому и не хотели поднимать восстание, и в наказание за верность царю запорожцы и крымские татары сначала напали на Красный Кут, а потом сожгли Змиев.

11 марта 1666 года мятежники подошли под стены Харьковской крепости и начали захватывать пленников. Возглав­лял отряды неприятеля знаменитый и непобедимый атаман Иван Сирко. Казалось, Харьков обречен. Но неожиданно из ворот крепости выехали харьковские казаки под командованием молодого тогда сотника Григория Донца, и внезапным ударом опрокинули мятежников, а потом гнали не успевших опомниться врагов аж до Валок и Мерефы. Причем в Мерефе они захватили личные пушки непобедимого Сирка и с триумфом вернулись в родной город.

Сторонники Брюховецкого не сдавались. Внутри самой крепости созрел заговор. Да, наш Харьков, как и всякий уважающий себя замок той эпохи, кроме тайных подземных хо­дов и неприступных стен видел и вооруженных заговорщиков, во главе которых стал именитый горожанин, один из основателей города — атаман Иван Кривошлык. Он и еще двадцать заговорщиков ночью убили преданного царю харь­ковского полковника Федора Репку и попытались под по­кровом темноты открыть ворота крепости подкравшемуся отряду запорожцев. Но харьковчане, возмущенные убий­ст­вом одного из своих любимых полковников, не позволили им это сделать, а затем подоспела подмога из Чугуева. Харьков вновь удалось отстоять, а за крепостью, на все времена ее существования, утвердилась слава непри­ступной.

Со смертью Брюховецкого, павшего от руки своих же соратников, Украине не суждено было долгое спокойствие, но Слобожанщина перестала быть ареной казацких битв и обрела наконец долгожданный мир.

Царь Алексей Михайлович сдержал свое обещание и осыпал верных харьковчан милостями. Им были дарованы доходы от винокурения, а это, как и сегодня, приносило огромные прибыли. Кроме того, он вернул им ранее собранные налоги, а харьковские ярмарки разрешено было отныне проводить почти круглый год.

Город начал стремительно богатеть. Под стены мощной харьковской крепости начал стекаться люд со всей Слобожанщины, и скоро наш город навсегда стал центром этого богатейшего края. А потом превратился в один из крупнейших центров Российской империи и всей Европы.

Проходят века, меняются поколения. Давно уже нет на земле людей, о которых я рассказал. Хотя черты некоторых из них угадываются в лицах наших современников. Когда-нибудь умрем и мы, но останется Город. И останутся в памяти потомков наши дела — и добрые и злые, дела, которые мы сотворили во имя этого города, имя которому — Харьков.

И воздастся каждому по делам его.

Глава 2

Университетская Горка

Думаю, ни для кого не будет секретом, если я скажу, что Университетская улица, как, впрочем, и сама горка, получила свое название от Харьковского Императорского университета, основанного здесь в 1805 году.

Бывшее здание университета является губернаторским дворцом, построенным под руководством И. М. Вильянова и П. А. Ярослав­ского. Строительство дворца закончилось в 1776 году и обо­шлось казне почти в 30 тысяч рублей — весьма значительная по тем временам сумма. Сама же Екатерина II воспользовалась им только однажды, возвращаясь из путешествия в Крым в 1787 году. Вот как описывал это знаменательное событие историк К. П. Щелков в «Историче­ской хронологии Харьков­ской губернии»: «В Харь­ков въехала государыня 10 июня около 8 часов вечера и была встречена на Холодной горе преосвященным Феоктистом, губернатором Норовым, представителями города и народом. При духовой музыке, помещенной на триумфаль­ных воротах, сто одном выстреле из пушек государыня проследовала во дворец. Вечером было гулянье с иллюминацией и фейерверком. Утром, после краткого молеб­ствования в Успенском соборе, Ее Величество отправилась в дальнейший путь».

Именно Екатерине II харьковчане обязаны гербом своего города, на котором изображены скрещенные рог изо­билия и жезл бога торговли Меркурия. Этот герб оказался настолько удачным, что любые последующие попытки изменить его, включая радиоактивный колосок и шестеренку советского периода, потерпели неудачу. Герб остался в памяти харьковчан именно таким, каким его даровала более двух веков назад Екатерина II.

Но вернемся ко дворцу. Потом в нем разместилась резиденция губернатора, а императорский трон, хранившийся здесь еще со времен Екатерины, был отправлен в Петербург согласно приказу императора Павла I. Дом перестраивал­ся, постепенно утрачивая первоначальный облик, и в конце концов его передали открывшемуся университету. Напротив него в 1831 году была возведена Университетская церковь (ныне Украинский культурный центр). Этот храм известен тем, что в нем хранились иконы, написанные зна­менитыми русскими живописцами — академиками В. Л. Бо­ровиковским и А. Г. Венециановым. Церковь сооружена в лучших традициях русского классицизма начала ХIХ века. К сожалению, во время войны был утрачен и уже не восстановлен венчавший здание купол, придававший ему особую торжественность и величие.

Сквера напротив Успенского собора до войны не было. Здесь высилось здание Присутственных мест, одно из красивейших сооружений старого Харькова. Оно было построено по проекту знаменитого петербургского зодчего Кваренги. Во всяком случае, таково было мнение одного из авторитетных историков Харькова Н. Т. Дьяченко. Кстати, тут на­чинал свою карьеру знаменитый русский юрист А. Ф. Кони. Пос­ле революции это здание было передано Дому Красной армии, а во время последней войны оно сгорело.

Вниз идет так называемый спуск Халтурина. Так называемый, потому что мы будем пользоваться историческими названиями улиц и переулков, а в то время этот спуск на­зывался Купеческим. В Харькове долгое время не было четко закрепленных названий улиц и переулков, и теми на­зва­ниями, которыми я пользуюсь, мы обязаны губернатору И. И. Бахтину.

На Купеческом спуске находилось много мелких магазинов, а дальше по Университетской шли ювелирные лавки, которые назывались Серебряной линией. В XIX веке на спу­ске устраивались ледяные горки для катаний, и хотя они устраивались для студентов, здесь катались представители всех сословий. Позже спуск стали называть Пащен­ков­ским — в честь купца В. И. Пащенкова-Тряпкина. В 1895 го­­ду сей бо­гатейший купец открыл на этом, ныне пустынном месте (тут стоит только памятник Г. Сковороде), огромный харьков­ский Пассаж. Пассаж был соединен с Университетской гор­кой красивым чугунным мостом, откуда открывался вид на Залопанскую часть Харькова, множество больших и малых церквей, из которых до наших дней сохранился только Благовещенский собор. Во время войны гитлеровцы уничтожили Пассаж. Однако мост, соединявший его и Университетскую горку, частично сохранился и использован в кон­струкции моста, переброшен­ного через яр возле фонтана цве­томузыки в парке Шев­ченко.

На месте бывшего диетического гастронома (Универ­ситетская ул., 9) на Университетской горке стоял Гостиный двор, который занимал целый квартал. Здесь, как вы понимаете, тоже шла бойкая торговля. Единственное, что сохранилось от тех времен и традиций до наших дней, — это общественный туалет. Еще путеводитель начала века отмечал, что «в Гостином дворе имеется писсуар, впрочем, довольно грязный».

Переулок Квитки-Основьяненко, идущий параллельно Университетской, раньше назывался Горяиновским, по имени купчихи Горяиновой, которой принадлежали лавки Гостиного двора, выходившие в этот переулок. Короткий Советский (Шляпный) переулок, идущий от Успенского собора к площади Конституции, давал начало дороге на Москву. Тут высилась Московская сторожевая башня. В ХVII ве­ке здесь располагались многочисленные мастерские по изго­тов­лению головных уборов, а потому и назывался этот переулок Шляп­ным.

В старинном торговом здании, которое также, по-видимому, принадлежало купчихе Горяиновой, до недавнего времени располагался ресторан «Старе мiсто». Уже в конце ХVII века, когда Харьков разросся и шагнул за стены крепости, харьковчане стали именовать город внутри крепости «старым городом». Заканчивался Горяиновский переулок каменными воротами. Это было последнее, что сохранилось от ограды с красивой чугунной решеткой, которая окружала Университетскую горку в середине ХIХ века. Эти ворота запирались на ночь и возле них стояла будка с городовым. В начале прошлого века в связи с постройкой огромного До­ма страхового общества «Россия» (ныне «Дворец тру­да») они были разобраны.

Глава 3

Храмы

Однажды я прочел в газете «Панорама» несколько неожиданное суждение, будто слово «Харьков» — это не что иное, как зашифрованное «Харе Кришна». Однако сегодня мы будем говорить о традиционных верованиях жителей нашего города.

Пожалуй, можно сказать, что наши предки были весьма религиозными людьми. В пользу этого говорит и то, что одновременно с городом появилось множество церквей.

Самого первого харьковского священника звали Еремеище. Он пришел вместе с переселенцами из-за Днепра, и именно его хлопотами была обустроена первая церковь нашего города — Успенская.

Правда, должен заметить, храм оказался весьма далек от совершенства. Во всяком случае посланник русского царя воевода Офросимов был шокирован малыми размерами церкви и тем, что харьковчане молились вместо икон бумажным плакатам с изображением святых.

Но, с другой стороны, Успенская соборная церковь — единственная на Слободской Украине (где главный храм всегда строился за счет государства), которая была возведена на деньги горожан, что опять-таки свидетельствует об их религиозном усердии.

Собор, стоящий сегодня на месте той церкви, освящен в 1780 году и на освящении присутствовал знаменитый пол­ко­водец екатерининских времен граф П. А. Румянцев-За­дунай­ский. В этом здании молились все российские само­держцы, начиная с Екатерины Великой. Только Павел I за время своего короткого царствования не успел посетить Харьков.

В 1826 году, 9 января, по пути в столицу в Харьков было доставлено тело умершего в Таганроге императора Александра I. Покойный находился в Успенском соборе до 12 января.

До революции в Успенском соборе стоял великолеп­ный иконостас работы гениального Растрелли. Путеводитель 1902 года указывал, что «этот иконостас и в настоящее время является предметом восхищения всех лиц, умеющих ценить искусство». Кроме того, здесь хранилась чудо­творная икона Елецкой Божьей Матери, присланная владыкой Черниговским на бла­гословение новостроящегося Харькова.

Однако же основной достопримечательностью Успенско­го собора является Александровская колокольня, сооружен­ная в честь победы над Наполеоном. Об этом свидетельст­вовала не сохранившаяся до нашего времени надпись на ее стене: «Богу-Спасітелю за избавленіе Отечества отъ нашест­вія галловъ и съ ними двунадесяти языкъ».

Строительство Александровской колокольни длилось бо­лее 20 лет и обошлось харьковчанам в 110 тысяч рублей серебром — огромная сумма. Но зато это была самая высокая колокольня в России, высота которой (вместе с крестом) достигала почти 90 метров.

По свидетельству Квитки-Основьяненко, в самом начале строительства городской голова В. М. Ламакин пришел в сильное негодование и решительным голосом объявил, что он не допустит, чтобы мирные и добрые граждане Харькова осмелились воздвигать такой высоты здание, которое бы превышало находящуюся в первопрестольной Москве, в самом Кремле, колокольню Ивана Великого — «диво на всю Россию».

Однако архитектор Е. А. Васильев его перехитрил. Представив дворянскому собранию ложные расчеты с заниженной высотой Александровской колокольни, он получил «доб­ро» на строительство. И сегодня мы имеем в своем городе, по восторженному определению путеводителя начала ХХ ве­ка, «одно из самых замечательных зданий в мире».

А в 1878 году, после того как харьковский губернатор Д. Н. Кропоткин (кстати, брат знаменитого анархиста князя Кропоткина), возвращаясь с бала в Институте благородных девиц, был убит народником Гольденбергом, харьковские купцы повесили на первом этаже Александровской колокольни огромный серебряный колокол весом в 18 пудов в па­мять об убиенном губернаторе.

Но, бесспорно, главной святыней нашего края являлась чудотворная икона Озерянской Божьей Матери. Говорят, по «чудотворности», если так можно выразиться, она уступала только главной иконе Российской империи — иконе Казанской Божьей Матери. С харьковской святыней был связан сложный ритуал, утвержденный лично императором Николаем II.

Летом икона хранилась в Куряжском монастыре близ Харькова (после революции там разместилась Куряжская ко­лония во главе со знаменитым педагогом Макаренко). На зиму икона переносилась в Покровский мужской монастырь, где сохранялась вместе с мощами святых Печерских угодников и старинным Евангелием, подаренным харьковчанам светлейшим князем Г. А. Потемкиным-Таврическим.

В конце ХIХ века для хранения реликвии построили отдельную Озерянскую церковь, а хорошо известная горожанам Холодногорская церковь поставлена как раз на том месте, где куряжские монахи передавали икону представителям города. Ее официальное название — церковь Озерянской Божьей Матери.

Происхождение иконы неизвестно. В 1762 году старожил Мерефы дал о ней следующее письменное свидетель­ство: «Видел и помню в церкви Озерянской пустыни (это место, где раньше хранилась реликвия. — Прим. автора) стояла чудотворная икона, а откуда и кем поставлена — ведать не могу». Ну, а конец религиозной святыни — увы — традиционен для нашей страны: она была уничтожена большевиками.

Кинотеатр «Спорт» — один из наших гнуснейших кинотеатров. Превращен в таковой из великолепной Дмитриев­ской церкви. Когда 19 ноября 1804 года церковь сгорела дотла со всеми архивами, имуществом и документами, случилось чудо: образ Смоленской Божьей Матери нашли невредимым на пепелище.

Церковь носила имя святого Дмитрия Солунского, «воителя-защитника». Надежда харьковчан не была посрамлена. Татары, опустошая Украину, не раз подходили к Харькову, но всегда отражались заступничеством святого велико­мученика. В 1930 годы церковь разрушили и построили на ее месте убогий кинотеатр.

Нынешняя военная кафедра ХГТУСХ — это тоже перестроенная церковь, Вознесенская, а площадь вокруг нее именовалась Вознесенской. Сегодня она называется площадью Фейербаха.

Будущему великому немецкому философу было всего 13 лет, когда 17 сентября 1811 года император Александр I Бла­гословенный, проезжая через Харьков, заметил у Вознесенской церкви толпу и священника в полном облачении. Император вышел из коляски, принял благословение и под восторженные крики харьковчан отправился в дальнейшее путешествие.

Однако Фейербах этого видеть не мог, потому что он был слишком мал, жил в Германии и в Харькове никогда не бывал. И вообще, почему площадь названа его именем, мне не­ведомо.

Напротив ДК строителей стояла Михайловская церковь, снесенная совсем недавно, в начале 1960-х, во время очередной хрущевской войны с «опиумом для народа». Данная церковь была знаменита тем, что здесь хранился личный требник Ивана Мазепы, и славилась своей прекрасной медовухой. Так, например, члены братства этой церкви во время храмового праздника в 1739 году выручили целых 20 рублей за проданный мед, что свидетельствует о его отменном качестве.

Там, где сегодня стоит новый цирк, высилась одна из старейших церквей Харькова — Воскресенская. Она была столь старой, что в 1789 году стал вопрос о постройке нового храма. Однако наши пращуры тоже умели халтурить, и в 1794 го­ду, новая, почти законченная церковь развалилась «по непрочному строению».

Здесь же, на Воскресенской площади, стояла еще одна церковь — Пресвятой Троицы, принадлежавшая старообрядцам.

Уверяю вас — этот список можно продолжать и продолжать. В Харькове было до семи десятков только православных храмов. Например, на территории нынешнего студенче­ского городка «Гигант» располагалось женское Епархиальное училище, и потому улица Артема называлась Епархиальной, а рядом с улицей Пушкинской стояло сразу две Каплуновские церкви — новая, 1912 года постройки, и старая, 1810 года. Святейший синод в Петербурге запретил сносить старую церковь как ценный памятник архитектуры, ну а советская власть...

Впрочем, не судите и не судимы будете. И я прошу прощения за то, что не могу рассказать обо всех церквях, по числу которых на душу населения Харьков, согласно легенде, приближался к самой Москве. Но обещаю, мы будем еще не раз возвращаться к местам, где молились и исповедовались своим пастырям наши предки.

Глава 4

Николаевская площадь

Николаевскую площадь (ныне площадь Конституции) на­­звали так по имени Николаевской церкви, которая находилась на месте нынешней стоянки таксомоторов. Храм про­славился тем, что здесь молился Петр I, который по незнанию города принял эту рядовую церковь за главный собор Харькова.

После молитвы царь объезжал Харьковскую крепость, давал советы, как лучше ее укрепить. Вообще, существует легенда, будто решающее сражение со шведами должно бы­ло произойти под стенами нашего города, и только необходимость помочь осажденному гарнизону Полтавы заставила Петра изменить свои первоначальные планы.

Примерно в то же время Харьков посетили императрица Екатерина I, князь Меньшиков с супругой, граф Шереметев и другие люди из ближайшего окружения Петра I.

Но вернемся к Николаевской церкви. История донесла до нас имя, пожалуй, самого знаменитого пьяницы среди харьковских пастырей — священника этой церкви Иоанна. Вот что писал об одной из его многочисленных пьяных проделок современник: «В 1752 г. на свадьбе сотника Андрея Топчи священник Николаевской церкви Иоанн жестоко по­дрался с городовым атаманом Петром Булгаковым, обзывая того богомерзким, некрещеным басурманином». В конце кон­цов терпение харьковского митрополита лопнуло и драчливый поп закончил свои дни в монастыре.

Потом на месте старой Николаевской церкви был возведен великолепный храм, который, по свидетельству старожилов, «производил неизгладимое впечатление своей красотой и размерами».

В 1930-е годы бесценный памятник архитектуры взорвали, якобы для улучшения трамвайного сообщения. Поводом послужило то, что на крутом подъеме с пере­улка Короленко на улицу Пушкинскую (где трамвай ходил раньше) сошел с рельсов вагон.

Для прокладки трамвайных путей, кроме храма, снесли еще и красивый фонтан перед зданием городской думы и симпатичное здание биржи, что находилось в нижней части Николаевской площади.

А раньше здесь ходила скромная конка. Перед зданием биржи обычно стояла запасная лошадь, которую запрягали к вагону конки, чтобы она помогла основной лошади поднять этот вагон на горку. Потом конка спускалась вниз по Московскому проспекту. На углу переулка Короленко ее линия пересекалась с линией электрического трамвая, которая, как я сказал выше, проходила по данному переулку.

Здесь, на перекрестке, находился первый в Харькове светофор. При приближении трамваев загорался красный свет, что помогало водителям избежать столкновения.

Раньше переулок Короленко, где сегодня располагается одна из крупнейших библиотек СНГ, назывался Петров­ским. Считается, что именно здесь стоял домик, в котором останавливался Петр Великий во время своего пребывания в Харькове.

Еще один экскурс в историю харьковского трамвая. За последние 60 лет почти не изменили свои маршруты 4-й, 7-й, 11-й и 12-й марки трамвая. Так что эта «неизменность» тоже, в некотором роде, историческая реликвия.

Грандиозный дом страхового общества «Россия» (ныне «Дворец труда») был построен всего за два года. Причем, обратите внимание, тогда, когда шла первая мировая война. Вот если бы наши строители, бесконечно жалующиеся на трудности переходного периода, проявили подобную расторопность и покончили с проклятым долгостроем!

Самое старое из сохранившихся на площади зданий (пл. Кон­ституции, 12) построено в 1849 году и с тех пор неоднократно перестраивалось. До революции в нем располагался магазин знаменитого на всю империю кондитера Жоржа Бормана, жившего в Харькове. Еще один его магазин находился в до­ме Гладилина, где сегодня конди­терская «Ведмедик», хорошо известная каждому харьков­чанину.

Основателем конфетного производства в нашем городе был русский купец Савелий Павлов — владелец дома на Павловской площади и территории будущего Павлова поля. Он столь ретиво взялся за это дело, что уже к 1818 году украинские национальные лакомства (маковники, шишки и другие) оказались окончательно вытесненными русским пря­­ником. А руховские деятели до сих пор не могут понять — кто и когда русифицировал Харьков. И если они хотят, чтобы большинство харьковчан, как и 200 лет назад, говорили на украинском языке, то им надо не языческий новый год празд­новать (что они с успехом делают 1 марта), а построить новую кондитерскую фабрику и накормить нас чем-нибудь на­ционально-вкусненьким.

Старый Харьков был очень богат. Об этом свидетельст­вуют сохранившиеся до наших дней здания банков. Только на этой площади стоят два дома Азовско-Донского банка, здания Петербургского коммерческого, Волжско-Камского, Торгового, Земельного банков. Завершает данный список Дом об­щества взаимного кредита, более известный как бывший ресторан «Центральный». Сегодня здание удачно реконструировано под торговый дом «Сити-центр» и ос­тается одним из красивейших исторических памятников нашего города. Именно из ресторана «Центральный» Алла Борисовна Пугачева взяла свою первую аккомпаниру­ющую группу «Ритм» (позже харьковчане составили ядро но­вой группы «Рецитал»). Так что в огромной популярно­сти песен Пугачевой есть несомненная заслуга наших земляков.

Данные музыкальные традиции имеют крепкие корни. Харьков подарил известных всему миру композиторов и му­зыкантов — Исаака Дунаевского, Леонида Чижика, Владимира Крайнева и т. д. И я рад вам сообщить, что учителем величайшего джазового композитора ХХ века Дж. Гершвина был харьковчанин — Иосиф Шиллингер.

Дом, где заседают сегодня депутаты горсовета, — это реконструированное здание городской думы. Его перестроили в 1930-х годах, в модном тогда стиле конструктивизма. Скажу вам по секрету, что весь центр столицы Украины планировалось превратить в конструктивистский «заповедник». Слава богу, эту идею не удалось реализовать в полной мере. Но два дома, с которых варварским образом сорвали лепку и превратили в бездарные коробки, продолжают выситься на бывшей Николаевской площади.

Но говорить, что период, когда Харьков был столицей, ничего не дал городу, кроме кошмарных экспериментов, бы­ло бы неверно. Как минимум два дома свидетельствуют об обратном. Во-первых, это здание советской торговой биржи (сего­дня — консерватория), а во-вторых, — «Новый пассаж» («Дет­ский мир»), названный так в отличие от старого, Пащенковского пассажа. Раньше на месте «Детского мира» находилась редакция популярнейшей харьковской газеты «Юж­ный край», где начинали свою карьеру такие люди, как известный народник Грабовский и один из величайших отечественных сатириков Аркадий Аверченко.

Но конечно же, самым красивым и знаменитым зданием на Николаевской площади был дом Дворянского собрания (на его месте стоят «Пятеро из ломбарда»), который начали возводить на пожертвования дворян в 1814 году. А уже через шесть лет в этом особняке давали бал в честь прибытия в Харьков императора Александра I.

Немецкий путешественник начала XIX века академик И. Коль оставил следующее описание местного собрания: «Со­брание украинского дворянства представляло несколько сот человек. Пока они заседали, площадь перед собранием была заполнена многочисленными экипажами, как перед европейскими парламентами, и вообще, облик собрания представлял не менее благоприятное впечатление, чем французская палата депутатов».

И в этом же доме на дворянстве был поставлен крест, когда в декабре 1917 года большевики провозгласили советскую власть в Украине и тут разместился ВУЦИК мо­лодой республики. Из знаменитых коммунистов здесь по­бывали, пожалуй, все, кроме Ленина, — Крупская, Фрунзе, Дзержинский, Сталин и множество других. Жаль, что все они умерли и не у кого спросить, куда задевался портрет «Император Александр III с семьей» кисти ве­ликого Серова, висевший в Дворянском собрании до революции.

А вот пушки со стен Харьковской крепости, стоявшие перед главным входом, наоборот, сохранились и находятся сегодня на площади Конституции возле Исторического музея.

После того как правительство почему-то переехало в провинциальный Киев, в бывшем доме ВУЦИКа открылся первый в стране Дворец пионеров. В декабре 1935 года тут зажгли первую в атеистическом СССР елку для детей, что символизировало возврат к христианской традиции рождественской елки. Во время войны сооружение сгорело, однако фасад остался цел и его могли бы реставрировать, но — увы!

Может, пришло время воссоздать и этот дом, и многие другие утраченные архитектурные памятники нашего го­рода? Тем более, что торговля подобными воссозданными домами, расположенными в центре Харькова, принесет человеку, занявшемуся таким бизнесом, колоссальную прибыль.

Надумаете — дайте знать. Все, что украшает наш город и способствует возвращению его былой славы, всегда будет в центре внимания передачи «Первая Столица».

Между прочим, на той же площади (на месте нынешней аптеки) до революции стоял дом, которым владел купец Шу­стов — основатель производства армянского коньяка.

Глава 5

Сергиевская и Павловская площади

Меня довольно часто спрашивают: что было изобра­жено на старой заставке передачи «Первая Столица» (см. вклейку)? И когда я отвечаю, что это Сергиевская (она же Про­летарская) площадь, многие искренне удивляются. Дейст­вительно, сложно узнать в сегодняшнем пустыре красивую, плотно застроенную площадь, изображенную на фотографии начала ХХ века.

Данный район украшали многочисленные торговые ря­ды: Сергиевский, Николаевский, Московский, Шубный. На втором этаже одного из них располагался Художественно-промышленный музей — первый в Российской империи про­винциальный музей такого рода. В нем хранились работы Рембрандта, Дюрера, Ван-Дейка, Гойи и др.

Архитектурной доминантой площади являлась часовня, выстроенная в память об убиенном императоре Александре II Освободителе. В ней хранилась икона святого Алек­сандра Невского, написанная выдающимся художником-пе­редвижником Г. Г. Мясоедовым.

Когда Харьков стал столицей Украины, большевики по­ставили перед архитекторами новые задачи: «Уничтожить все черты буржуазного характера Харькова, приспособить его к потребностям и характеру пролетарских масс — такое задание на сегодня». И уничтожали, и приспосабливали. Часовню снесли, а на «освободившемся» месте водрузили отбитый в боях с белогвардейцами английский танк, который сегодня стоит за памятником на пл. Конституции. Это был первый в стране танк, превращенный в памятник. Сегодня таких памятников сотни. Если от места, где стояла часовня, перейти через дорогу и пройти вниз по течению Лопани несколько метров, мы увидим, что к реке спускается гранитная лестница. Честно говоря, эта лестница меня всегда удивляла. Я не мог понять, зачем она была здесь построена. Все прояснилось, когда я узнал, что наверху лестницы находилось деревянное здание лодочной станции, сожженной, по слухам, ибо она не понравилась Постышеву. Дальше, между площадью и рекой, стояли красивые каменные магазины и панорама «Голгофа» — почти стометровое живописное полотно, посвященное известному библейскому сюжету. Панорама была перевезена в Харьков из Киева, где она демонстрировалась в самом сердце православия — на Владимирской горке.

Во время войны все здания на Сергиевской площади сгорели. Единственное сооружение, которое тут сегодня стоит, — это памятник брежневскому премьер-министру Н. Ти­хонову. Он был харьковчанином, как, впрочем, и многие другие партийные бонзы — Н. Подгорный, П. Шелест, В. Иваш­ко.

Но вернемся к архитектуре. Сергиевскую и Павловскую (ныне им. Розы Люксембург) площади разделял большой дом, построенный в 30-х годах XIX века купцом Павловым. Он первым в Харькове установил твердые цены на товар, и потрясенные харьковчане начали называть площадь его именем. Потом в этом здании расположилась гостиница «Гранд-отель».

К сожалению, из-за постройки данного дома сообщение между двумя площадями значительно ухудшилось, и городские власти приняли решение снести последнюю сохранившуюся башню Харьковской крепости, закрывавшую проезд между Павловской и Сергиевской площадями. Уникальное сооружение было безжалостно уничтожено. Так что глупо­сти совершались не только в советский период нашей ис­тории.

До того, как площадь начали называть Павловской, она именовалась Лобной или Торговой. Лобной — поскольку на ней стоял столб, возле которого происходили публичные казни. Криминальным элементам здесь вырывали ноздри и ставили клеймо. Вопли истязуемых были прекрасно слышны в находившемся неподалеку университете, оказывая на студентов должное педагогическое воздействие. А Торговой площадь называли потому, что во время ярмарок тут располагались многочисленные торговые ряды.

Торговля являлась основным занятием жителей нашего города. Еще известный славянофил Иван Аксаков, живший одно время в Харькове, писал, что во время ярмарок население города удваивается. Харьковские ярмарки продолжались треть года и по своему товарообороту уступали только знаменитой Нижегородской ярмарке.

Короткий переулок, примыкающий к площади, стали на­зывать Армянским потому, что на нем в начале XIX века размещались ряды армянских купцов, приезжавших на ярмарки.

Наведывавшиеся в город зажиточные крестьяне могли остановиться в так называемом «Крестьянском доме» (здание на углу Университетской, где сегодня находится почтовое отделение). Жаль, что до нашего времени не сохранилась чудесная лепка, делавшая этот дом похожим на огромный украинский рушник. Но до сих пор символом могущества нашего города и харьковских купцов высится на Павловской площади здание Купеческого банка (бывший магазин «Мелодия» и др.), одно из интереснейших зданий старого Харькова.

Естественно, большевики не могли выкорчевать эти вековые традиции, и неудивительно, что один из первых в СССР универмагов открылся именно в Харькове. Сначала это был сравнительно небольшой магазин «Хаторга». Потом его достроили за счет примыкавшего магазина Зингера (в универмаге до сих пор сохранились отдельные детали зин­геровского интерьера). Восстановленное после войны это сооружение хорошо известно харьковчанам как универмаг «Центральный».

Но конечно, я бы соврал, если бы сказал, что наши предки занимались исключительно торговлей. Как раз на месте гастронома напротив ЦУМа находилось все, что нужно человеку, решившему культурно провести свой досуг, а именно: трактиры, бани и публичные дома.

У вас никогда не возникало ощущения, что в оформлении здания с гастрономом чего-то не хватает? Дело в том, что, согласно проекту, угол этого сооружения должна была акцентировать башня со шпилем — на манер дома в другом конце площади. Однако в 1955 году вышло постановление ЦК «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве», и все пошло насмарку. Началась война с так называемой «шпилевой» архитектурой.

Вот что писал некий доцент Михайлов в справочнике «Харьков» в 1957 году: «Увлекаясь показной стороной, многие архитекторы увлекались украшением фасадов. Ничем нельзя оправдать сооружение башни на жилом доме на углу площадей Розы Люксембург и Тевелева и дома на улице Плехановской (ныне кинотеатр «Родина»), где высотная башня напоминает колокольню».

Уже никто не помнит доцента Михайлова, а обруганные им дома продолжают украшать наш город. Поучительный пример того, что надо созидать, а не болтать попусту.

Глава 6

Подол

Все знают о знаменитом киевском Подоле, но, к сожалению, многие харьковчане забыли, что у нас есть свой собственный Подол. Именно так с давних пор называется район от Павловской площади (пл. Розы Люксембург) до речки Харьков.

Правда, здесь уже начинаются вопросы. Дело в том, что речка Харьков текла не там, где сегодня, а гораздо ближе к Павловской площади. Почти полтора века назад, чтобы спастись от наводнений, горожане искусственно изменили течение реки и, насыпав ужасающие массы навоза, подняли ее берега. Видимо, это положило начало загрязнению и по­степенному умиранию харьковских рек.

Рыбная улица, сегодня больше известная под названием Кооперативная, была центральной улицей Подола. Одно время она называлась также улицей Лаврентия Берии.

На углу Рыбной и Троицкого переулка (ныне пер. И. Дубового) высилась главная церковь этого района — Троицкая. Когда-то она была второй в Харькове по богатству, усту­пая лишь Успенскому собору.

Кроме того, на Подоле находилась еврейская синагога, позже перестроенная в Дом художественной самодеятельности, и караимская кенасса (угол Кузнечной и ул. Гамар­ника). Караимы — это небольшой крымский народ, испо­ведующий иудаизм. Первые караимские семьи приехали в Харьков, спасаясь от бедствий Крымской войны, да так и остались. Проклятый царизм не ставил вопроса о возвращении на историческую родину.

Но мы немного отвлеклись. Рыбная улица упиралась в совершенно разрушенную сегодня Рыбную площадь, на которой располагался одноименный рынок (район напротив бывшего кинотеатра «Зирка»). Как вы догадались, здесь тор­говали осетриной, икрой и прочей севрюгой. Вход на рынок являл собой красивую арку, снесенную в 1930-х годах.

В одном из окружавших площадь домов, сегодня разрушенных, находился маленький овощной магазинчик, где, при желании, можно было пропустить стакан вина. Лет сорок назад жители прилегающих районов могли наблюдать тут следующую забавную сценку. К магазину подъ­езжала телега, запряженная лошадью, на голове которой красовалась соломенная шляпа-канотье. Синеносый возница за­ходил в магазин, опрокидывал в себя стакан портвейна, а второй выносил лошади. Кобыла выпивала стакан вина, и только после этого колоритная парочка продолжала свой путь...

Но конечно, самое интересное на Подоле таится в его переулках. Например, на Костюринском до сих пор сохранилось здание шведского консульства. Кроме того, до революции в Харькове располагались также французское, британское, бельгий­ское и персидское консульства. Между Плетнев­ским и Подольским переулками (ныне ул. Гамарника) высится здание 91-й школы (Гидрометеорологический техникум). Выпуск­никами этой школы были такие известные лю­ди, как певец-эмигрант Михаил Гулько, в прошлом заместитель министра культуры СССР, заместитель редактора «Ли­тературной газеты» и редактор «Советской культуры» Юрий Барабаш и его вечный оппонент, один из лучших отечественных поэтов-вер­либри­стов Владимир Бурич.

Вот, например, строки Владимира Бурича:

«Троллейбус идет не к людям —
Троллейбус идет к остановке...»

О троллейбусах. В свое время в Харькове было всего четыре троллейбусных маршрута: от Южного вокзала до Новых Домов и ветка к парку им. Горького. Причем билеты надрывались несколько раз, в зависимости от дальности поездки. Часть первой троллейбусной трассы проходила как раз по Рыбной улице.

Параллельно Рыбной идет Кузнечная улица. Здесь двести лет назад стояли ряды харьковских кузнецов. Потом на Кузнечной было построено одно из крупнейших сооружений старого Харькова — городская электростанция. Во время войны она подверглась значительным разрушениям и ма­ло что сегодня от нее осталось.

Один шофер рассказал мне, что, когда в этом районе копали фундамент под новый дом, строители обнаружили подземные резервуары с мазутом — топливом для электростанции. И потом они целую неделю мешали мазут с песком и вывозили его за город. Ну а железная дорога, которая шла по-над речкой прямо к электростанции, была разобрана еще раньше.

Вместо того чтобы превратить этот уникальный район города в заповедник, пешеходную зону, городские власти его упорно уничтожают. Сносятся дома, умирают старики, а вместе с ними исчезает дух старого Подола, его уютные дворики и легенды.

И кому теперь рассказать, что на месте частного кафе на углу Кузнечной и Подольского переулка находился продуктовый магазин «Две ступеньки вниз» и полвека назад здесь работал мясник, которого вся округа звала просто — Шапиро. Подкладывая кость к куску мяса, он говорил возмущавшейся покупательнице свою коронную фразу: «Где вы видели мясо без костей? Костей не бывает только у комедиантщиков!»

Много красивых зданий на Подоле — это и заезжие дворы (в одном из таких «дворов» находился Червонозавод­ский РОВД), и доходный дом бумагозаводчика Цейтлина (дет­ская больница № 24), и дореволюционная телефонная станция (сегодня АТС).

Как вы знаете, раньше, чтобы дозвониться до нужного номера, надо было связаться с телефонной станцией, и барышня-телефонистка соединяла вас с тем или иным абонентом. Сейчас телефонная связь автоматическая, но до­звониться куда сложнее, ибо всякие уроды ломают те­ле­фоны-автоматы, бьют стекла и обрывают трубки. Недохарь­ковчане...

И что с ними делать, я не знаю.

Глава 7

Екатеринославская улица

Маленький сквер в начале Екатеринославской улицы (Полтавский шлях), кроме пивной, знаменит тем, что тут находилось здание первой Харьковской оперы. Именно его вспоминал великий композитор Чайковский, когда писал в письме своему брату: «Проходя вечером мимо театра, я увидел, что на сегодняшний день объявлен «Евгений Онегин». Мне очень захотелось остаться, тем более что Харьков мне вообще симпатичен».

Рядом сохранился дом гостиницы «Россия», где в начале века открылся первый в Харькове кинотеатр братьев Боммер (кинотеатр имени Дзержинского).

На месте небольшой площади, на которой стоит памятник Свердлову, было в свое время озеро, превращенное позже в бассейн, — тут плавали лебеди. Так что все окружавшие площадь здания стояли на берегу водоема и в числе этих домов здание Харьковского театра юного зрителя.

Как-то, будучи на гастролях, наш ТЮЗ представлял пьесу про Айболита. Где-то ближе к середине пьесы добрый доктор, прижатый к морю злобным Бармалеем, кричал: «Дельфины! Дельфины! Плывите — спасите!» На крик из-за кулис выходили три здоровенных актера, держа в руках картонных дель­финов, и хором отвечали ему: «Мы дельфины — мы приплыли». Ну и выручали Айболита из беды.

Понятное дело, что в нужный момент все три «спасителя» оказались пьяны. И когда Айболит воззвал: «Дельфины! Дельфины! Плывите — спасите!», на его крик, волоча по по­лу картонного дельфина, вышел только один актер. Не спеша поставил рыбу на хвост, облокотился на нее и пролепетал: «М-мы дельфины, м-мы приплыли...» В ту же секунду дельфин сломался, и бедняга упал на сцену под гомериче­ский хохот зала.

Но вернемся к водоему. После Гражданской войны бассейн оказался завален дохлыми кошками и собаками, и его засыпали, дабы не разводить лишнюю грязь. А грязью, как, впрочем, и пылью, наш город славился. Полтора века назад местные остряки уверяли, что Харьков постоянно превращается из песочницы в чернильницу и наоборот.

В 1837 году на Екатеринославской увязла в грязи карета самой великой княгини Екатерины Павловны, и той пришлось пересесть в другой экипаж. А Виссарион Белинский отмечал, что «дождь обратил харьковскую пыль в порядочную грязь», однако это не испортило настроения литератору. Дело в том, что Белинский страшно страдал от холода, а после дождя появился первый комар, и сия примета обещала потепление. Великий критик, увидев комара, пришел в совершеннейший восторг и прихлопнул несчастное насе­комое...

Хотя на Екатеринославской жила одно время знаменитая террористка Вера Фигнер и, согласно легенде, располагалось посольство батьки Махно, это была улица не революционеров, а зажиточных купцов.

В качестве примера можно привести дом купца Муравье­ва (угол Ярославской и Полтавского Шляха, дом № 23), или дом купца Хлебникова (№ 26), владелец которого после революции «перековался» и стал директором музыкального училища.

О музыке. В доме № 30 в XIX веке располагалось музыкальное общество, а до того здесь был дом генерал-губернатора С. А. Кокошкина, при чьем правлении Харьков совершенно преобразился и стал одним из лучших губернских городов. Именно Кокошкин проложил шоссе на Холодную Гору, поднял берега наших рек, замостил улицы, привел в порядок освещение, срезал Университетскую горку, которая раньше безобразными оврагами спускалась прямо к Лопани. Думается, это достойный подражания пример для наших городских властей.

Харьков был очень дорогим городом, и квартиры, как это ни парадоксально, стоили здесь гораздо дороже, чем в Петербурге, не говоря уже о Москве. На Екатеринославской, в одной из таких дорогих квартир, жил плененный во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. комендант знаменитой турецкой крепости Плевна известный полководец Осман-паша. Он довольно часто появлялся в городе, посещал клубы и театры. Благо, по их количеству Харьков занимал одно из первых мест в империи. Хотя и среди них попадались всякие. Например, Варьете-буфф предназначалось исключительно для мужчин. Так что и до показа эротических фильмов по коммерческим телеканалам харьковчане не бы­ли обделены подобными зрелищами.

С огромным доходным домом на углу Дмитриевской и Екатеринославской связана любопытная история. Когда воз­водился дом страхового общества «Россия» («Дворец труда»), находившиеся там прежде небольшие дома разобрали на кирпич. Именно из этого сэкономленного кирпича и бы­ло построено здание доходного дома. В результате подрядчики положили себе в карман огромные суммы денег.

Чуть дальше по левой стороне располагается также реконструируемый сегодня дом крупнейшего в Российской им­перии производителя резины — товарищества «Треугольник» (№ 35). А еще через сто метров Екатеринославская пересекает Жандармскую площадь, на которой находилось третье по­лицейское управление (между прочим тут до сих пор располагается Ленинский райотдел милиции).

В этом же районе стоит здание международной таможни (сегодня — народный суд), где тщательно проверялось качество приходивших из-за границы товаров. Нужное дело.

Но конечно же, главным событием в истории Жандармской площади была забастовка ассенизаторов, которые выехали на площадь и одновременно опустошили здесь содержимое своих бочек. Старожилы говорили, что этот запах запомнился им на всю жизнь.

А над всем этим безобразием высилась, как, впрочем, высится и сегодня, пожарная каланча. В то время в Харькове бывало до двухсот пожаров ежегодно. Из них только 60 замечалось с каланчи, об остальных сообщали либо по телефону, либо с помощью специальной электрической сигнализации. В людных местах стояли своего рода «телефоны-автоматы». Для того, чтобы вызвать пожарных, надо было разбить предохранительное стекло и нажать кнопку.

В начале ХIХ века о пожаре давали знать специальными трещотками. На сигнал барабанным боем отзывалась га­упт­вахта, вызывая полицию с пожарным инструментом и обы­­вателей. Правда, пожарные не всегда могли приехать во­время, потому что (цитирую документ 1818 года) «пожарные лошади употреблялись в посторонние тяжкие работы, приходили от того в худобу, делались неспособными к подъятию пожарных инструментов и даже издыхали».

А нам остается надеяться, что с почти полным исчез­новением лошадей подмога всегда поспеет своевременно. Хотя, безусловно, самый радикальный способ борьбы с пожарами — их не разжигать. Надеюсь, вы не курите в по­стели?..

Глава 8

Залопанская часть

Немного южнее бывшего кинотеатра им. К. Маркса и Свердловского моста через речку Лопань был переброшен разрушенный во время войны Конторский мост. Он давал начало Конторской улице, названной так потому, что на ней располагалась Контора винных откупов.

Пройдя мимо бывшего ресторана и гостиницы «Версаль» (ныне отделение Академии культуры), мы оказываемся на уютной площади. Здесь в свое время высилась одна из древнейших церквей Харькова — Рождественская, позже разрушенная большевиками.

Кроме Рождественской церкви, от которой получила свое название Рождественская улица (ул. Энгельса), в районе Кон­торской располагались мусульманская мечеть и старообрядческая церковь. А в доме № 41 в начале ХХ века разместилась первая в Харькове станция «Скорой помощи».

Уникальность Конторской улицы состояла в том, что на ней не было домов, сооруженных в советское время, кроме здания телефонной станции. Однако щупальца градостроительного совета уже дотянулись и сюда. Ну, если не умеют наши архитекторы вписать свои коробки в окружающую застройку, если они бездарны, — может, не стоит реконстру­ировать этот район, а лучше реставрировать и привести в порядок?

Конторская улица упиралась в Карповский сад — излюбленное место гулянья харьковчан. Сад принадлежал купцам Карповым и в нем находился источник, который давал воду первому харьковскому водопроводу. Но если мы заговорили о гуляньях, то главной улицей в этом отношении была Благовещенская (улица Карла Маркса), где располагались увеселительные сады.

Наиболее знаменитым из них был сад «Тиволи», остатки которого сохранились за ДК пищевиков. Вряд ли пацаны, играющие тут сегодня, знают, что в начале ХХ века говорил об этом сквере депутат городской думы фон Дитмар: «Нигде кафе-шантаны не отличаются таким цинизмом и развращенностью, как в Харькове. Все эти «Эрмитажи», «Тиволи» являются открытыми развратителями нашего юношества, их давно бы пора уничтожить». Бедный поборник всеобщей нравственности фон Дитмар! Если бы он увидел нравы со­временной молодежи...

В бывшем здании музкомедии располагался театр «Мус­сури», где позже происходили все важнейшие съезды большевиков Украины. Именно здесь в декабре 1922 года съездом Советов было продекларировано вступление Украины в СССР.

Благовещенская улица, идущая от Университетской горки к Южному вокзалу, долгое время считалась одной из центральных улиц города, и неудивительно, что здесь на­ходилось много дворянских особняков. Например, на углу Благовещенской и Дмитриевской — один из старейших в Харькове. Он был построен 200 лет тому назад, и до революции тут хранилась великолепная коллекция Филоновых, представленная полотнами К. Брюллова, В. Васнецова, Т. Шевченко, И. Айвазовского. Сейчас здесь находится морг. Эти два факта любопытно сопоставить, когда мы говорим о пути, пройденном нашей культурой за последние 70 лет...

Во времена всеобщего обнищания, я думаю, вам небезынтересно будет узнать, как жили бедняки в славном городе Харькове. Ей-богу, они бы хохотали до слез, кабы узнали, что в их бывшей ночлежке расположилось такое важное учреждение, как управление ХТТУ. К слову сказать, в царских ночлежках на 100 обитателей приходилось 36 пьяниц. Сейчас, думается, эта цифра была бы существенно больше.

По количеству различных благотворительных заведений Харьков занимал одно из первых мест в империи. Например, на той же Благовещенской находилась лечившая рабочих и крестьян Александровская больница, построенная в честь чудесного спасения Александра Освободителя от угро­жавшей ему 25 мая 1867 года опасности. В этот день в Париже польским эмигрантом А. Березовским на него было совершено покушение.

Благовещенская улица упирается в самый большой в дореволюционном Харькове дом, принадлежавший (и при­надлежащий) управлению Южной железной дороги. В его строительстве принимал участие тогда еще молодой ин­женер П. Роттерт, позже прославившийся такими сооружениями, как Госпром, Днепрогэс, Московский метрополитен.

Первый поезд пришел в Харьков в 1869 году и был встречен радостными криками толпы. Трудно переоценить значение этого события. Ведь многие города, которые обошла железная дорога, просто пришли в упадок. Харькову по­везло. Он стал крупнейшим железнодорожным узлом юга России, а здание харьковского вокзала считалось одним из самых больших и красивых в империи. К сожалению, оно было взорвано во время Великой Отечественной войны и не восстановлено.

А вот старый почтамт (на Привокзальной площади) ­от­строили почти без изменений. Архитектором этого дома был А. Г. Мордвинов, известный как автор реконструкции главной улицы Советского Союза — улицы Горького в Москве.

При случае обратите внимание на небольшие балкончики на башне почтамта — в те годы они предназначались для почтовых голубей. На месте же привокзального газона стояла Александровская часовня, по имени которой нынешняя Красноармейская улица именовалась Александровской.

Развитие железных дорог способствовало процветанию городской торговли. На Рождественской, вокруг Благовещенского собора, вырос целый район, который получил название Харьковский Сити. Тут были сосредоточены склады и крупные мануфактуры.

Позднее в одной из них (ул. Энгельса, 6) разместилась выставка достижений народного хозяйства Украины, а на одном из домов (№ 17) сохранилось мозаичное панно работы, как гласит легенда, великого художника М. А. Врубеля.

В этом же районе когда-то находилась мужская гимназия, где учился историк М. М. Ковалевский, чьими трудами по истории первобытного общества увлекались К. Маркс и Ф. Энгельс. Так что можно сказать, что в создании знаменитой теории развития человеческого общества есть определенная заслуга харьковчан.

Ну и, конечно, нельзя не вспомнить об одном из старейших в Харькове Благовещенском рынке. Причем, что интересно, раньше территория рынка была островом, а рядом — на льду Лопани — устраивались традиционные кулачные бои.

А получил свое название этот базар от старой Благовещенской церкви. И произошло так: собрались харьков­ские купцы и решили, чтобы стоял в Харькове еще один великолепный храм, собрать огромные деньги — 400 тысяч рублей; и за 20 лет, уложив 7 миллионов кирпичей, построили зодчие поразительной красоты здание.

Да... Сегодняшние «спонсоры» и в подметки не годятся тем старым купцам — настоящим харьковчанам.

Глава 9

Московский проспект

Московский проспект — самая длинная улица Харькова, его протяженность составляет более 18 километров. Многих удивляет: почему это Московский проспект ведет прямехонько на Ростовскую трассу? Однако так было не всегда. Дорога на Москву совсем немного шла по нынешнему проспекту, а потом, возле Харьковского моста, пово­ра­чивала на север. Собственно, этот участок и назывался рань­ше Московской улицей.

Московская улица была застроена небольшими домами, в которых располагались многочисленные кафе, кинотеатры и магазины. В витрине магазина Яковлева висели часы, под которыми назначались свидания и откуда традиционно начинались все прогулки харьковских влюбленных.

Еще ниже находилось крошечное кафе Натера, дочь которого Рая считалась первой харьковской красавицей. А на перекрестке Московской улицы и Петровского переулка (пе­реулок Короленко) стоял винный магазин француза Лемера. Во время последней войны этот дом был разрушен и под ним нашли тайный винный погреб, где хранились коллекционные вина.

И конечно, нельзя не вспомнить заведение кондитера Пок­ка, изобретателя знаменитого торта «Делис». Правда, я уже с трудом могу представить вкус этого лакомства, однако старожилы утверждают — еще долгое время после смерти Покка самые вкусные «Делисы» были именно у нас, в Харькове. Двухэтажный дом на углу Слесарного переулка при­надлежал музыканту И. М. Витковскому, ученику великого Й. Гайдна, из чего можно сделать вывод, что богема во все времена жила очень бедно.

Заканчивалась Московская улица, как я уже говорил, Харьковским мостом, а между ним и Горбатым мостом высилось здание Малого театра. То есть у нас, как у всякой уважающей себя столицы, был свой Малый театр.

Следующий участок Московского проспекта назывался Старо-Московской улицей и начинался со здания первой харьковской гимназии (Индустриально-педагогический тех­никум). В свое время деятельность гимназии вызвала дикий приступ гнева у императора Николая I, приказавшего посадить ее директора на гауптвахту.

Однако мракобесу, самодуру и крепостнику не удалось подавить прогрессивные тенденции в харьковской педа­гогике. Об этом свидетельствует хотя бы то, что в этой гимназии получил образование один из величайших российских ученых, автор теории ноосферы академик В. И. Вер­надский.

Выпускниками стоявшего на Скобелевской площади (площадь Руднева) реального училища (сегодня — Харьковский национальный технический университет сельского хозяйства) были такие известные люди, как украинский писатель Борис Гринченко и архитектор А. Я. Ландман, автор здания КГБ на Лубянке.

Но вернемся к борьбе с проклятым самодержавием. Харьковчане включились в нее еще в 1800 году, когда на двери Вознесенской церкви, что высилась на нынешней площади Фейербаха, появился пасквиль на Павла I. Взбешенный император приказал бить кнутами каждого десятого харьковчанина, город уничтожить, а жителей сослать в Сибирь.

К счастью, императора вовремя убили, а воцарившийся Александр I простил пасквилянта — некоего унтер-офицера Мишкова. В общем, харьковчане разбудили декабристов, те — Герцена, а дальше вам известно: к власти пришли коммунисты.

На площади Руднева до сих пор стоит дом, где они лю­били собираться. Кто только не перебывал в здании штаба Южной армии (ныне военная прокуратура и другие военные учреждения) — Сталин, Ворошилов, Фрунзе, Дзержинский и десятки других известных большевиков. В 1941 году здесь разместился штаб 18-й армии. Да, той самой, где начальником политотдела был Леонид Ильич Брежнев. Мне остается добавить, что 18-я армия была сформирована в основном из харьковчан.

Но гораздо дороже харьковчанам другой, обыкновенный домик, в котором полтора века назад разместился первый харьковский телеграф (площадь Фейербаха, № 15).

И все же при всей своей нелюбви к большевикам я не могу сказать, что до революции все в Харькове было идеально, а после семнадцатого года все сразу же стало плохо.

Да, при харьковском губернском земстве, что стояло воз­ле здания нынешнего облсуда, агрономов было больше всего в империи; красавице-ночлежке близ площади Восстания (Пролетарская ул., 4) могут позавидовать многие сегодняшние новоселы, а в великолепном Народном доме неоднократно выступал Ф. Шаляпин и преподавал родной брат знаменитого режиссера К. С. Станиславского.

Но и большевики не сидели сложа руки. Вместо снесенного ветхого Народного дома вырос великолепный Чер­вонозаводский театр (ДК ХЭМЗ), в бане возле проходной завода «Серп и Молот» открылся первый в нашем городе плавательный бассейн (кстати, его автор В. И. Богомолов известен возведением шпилевых небоскребов, определяющих сегодня облик Москвы), а на Красном Луче построили первую школу-десятилетку, позже бестолково перестроенную в клуб «Юность».

И естественно, если мы заговорили о Харькове, Московском проспекте, о первых пятилетках, нельзя не вспомнить, что на этой магистрали сконцентрированы крупнейшие харьковские предприятия.

Это и знаменитый ХТЗ; крупнейший в бывшем СССР станкостроительный завод; долгое время самый большой в мире турбинный завод; ХЭМЗ, на котором в 1937 году был построен самый крупный электрогенератор в мире; «Кондиционер», чья продукция была установлена в Кремлевском двор­це съездов и телерадиокомплексе «Останкино». Это то­же наша история, которой мы вправе гордиться.

Старо-Московскую продолжала Корсиковская улица, или, если вам угодно, проспект Сталина. Тем более что здесь стоял огромный памятник этому вождю. Свысока взирал он на старые корпуса завода Гельферих-Саде («Серп и Молот»), декрет о национализации которого был подписан лично Лениным. Но речь не об этом.

Фабрикант Гельферих построил первый в Харькове стадион (сегодня — стадион «Серп и Молот»), на котором в 1911 году футбольная команда Харькова обыграла в своей первой международной встрече заезжих англичан. И здесь же в начале 1920 годов харьковский клуб «Маяк» выиграл первый международный матч уже советских футболистов и прославился на всю страну.

К сожалению, эти славные достижения сегодня почти утрачены. А некоторых наших футболистов, видимо, нужно лишить прописки, чтобы они не позорили Харьков. А может, им просто нужен толковый наставник, который бы по­мнил старые традиции и, таким образом, обеспечил преемственность поколений?

Глава 10

Захарьковская часть

Захарьковская часть города начинается за речкой Харьков, точнее, за Гимназической набережной, в начале которой располагались мужская и женская гимназии. Последняя была разрушена во время войны. Здесь же, в здании нынешнего музыкального училища, жил легендарный ге­нерал Д. М. Карбышев. Как вы, конечно, догадались, Гим­назическая набережная и нынешняя Красношкольная на­бережная — это одно и то же.

На месте клумбы в районе Подольского моста (начало проспекта Гагарина) раньше был Васильевский остров, излюбленное место гулянья харьковчан. Более того, самая развеселая гостиница в Харькове так и называлась — «Васильевский остров». Вот что о ней писал современник: «Обстановка этой гостиницы внушает посетителю некоторую тревогу за целость его личности. Разговор наспиртованных до порядочного градуса кавалеров и дам подчас переходит в пляс, пляс — в драку, и дело кончается выводом или выносом из гости­ницы».

Что ж, раньше подобное времяпрепровождение считалось исключением, а сейчас это норма. А еще, кроме гуляний, харьковчане любили цирк. Харьковский цирк — один из старейших в стране. И именно у нас, конечно, не здесь, а в старом здании цирка на Гончаровке, начинали свой творческий путь такие корифеи советского цирка, как Олег Попов, Эмиль Кио и Ирина Бугримова.

За новым цирком находится маленький Мясной переулок, — последнее свидетельство стоявших здесь когда-то мясных рядов Рыбного рынка. На оживленном берегу речки Харьков, протекавшей между собственно рынком (напротив бывшего кинотеатра «Зирка») и этими рядами, в 1827 го­ду были устроены перила, а для спасения утопающих городом были приобретены две сети. Так и родился харьковский ОСВОД. И примерно отсюда брала свое начало Большая Москалев­ская улица — главная магистраль этой части города. На ней находились красивые доходные дома, торговая школа (ныне физико-математический лицей № 27), невероятно изуродованное сегодня здание первой больницы док­тора Л. Л. Гиршмана на улице Октябрьской революции. На углу Гончаровского бульвара и Большой Москалевской высилась Преображенская церковь, где хранилась богато украшенная рубинами и брил­лиантами чудотворная икона святого Спиридона. И хотя все знают, что Москалевка была ро­диной Клавдии Шульженко, только единицам известно, что здесь жил и самый знаменитый украинский архитектор, основатель стиля «украинский живописный модерн» В. Г. Кри­чевский.

В захарьковской части города сохранилось еще два до­ма, выстроенных в этом необычайно популярном в начале ХХ века стиле, — школа на Чугуевской улице и жилой дом на Плехановской, 29. Чуть дальше простирался песчаный ра­й­он, названный Аравией. Здесь также сохранилось несколько интересных зданий. Например, культпросветучилище — это бывшая частная гимназия баронессы Витте, родственницы знаменитого царского министра графа С. Ю. Витте. Район Аравии принадлежал помещикам Квиткам, один из которых вошел в литературу под псевдонимом Основьяненко. И до сих пор район харьковского аэропорта носит название Основы. Между прочим, именно наш город — родоначальник пассажирского воздушного сообщения в Укра­ине, здесь в 1924 году были открыты первые авиалинии Харьков—Киев и Харьков—Одесса. Но мы немного отвлек­лись.

Усадебный дом Г. Ф. Квитки-Основьяненко стоял за речкой Лопань, на месте парка, носящего его имя. Род Квитки был одним из старейших в городе, а соратнику Петра Ве­ликого — харьковскому полковнику Григорию Семеновичу Квитке — Харьков обязан очень многим. Возможно, даже тем, что он еще существует.

Во времена казацких смут запорожцы неоднократно пытались овладеть Харьковом, который считался центром мос­ковского влияния в регионе. Особенно эти попытки уси­лились при преемнике Мазепы гетмане Орлике, который приказал насильно переселить слобожан на правый берег Днепра, т. е. вернуть их под власть католической Польши. Два года подряд (в 1718-м и в 1719-м) запорожцы со своим со­юзником крымским ханом грабили и уничтожали слободы харьковского казачьего полка, к тому же они занесли в край ужасную эпидемию чумы. Слобожанщина была завалена трупами и залита кровью. Однако харьковчане под командованием полковника Григория Квитки выстояли и не дали спалить и уничтожить наш город.

Над всем этим малоэтажным районом высится Трехсвятительская церковь, известная больше под названием Гольберговской. Она уникальна тем, что не имеет внутренних опор — очень смелое для того времени техническое решение. Гольберговской она названа в честь купца Гольберга, на деньги которого выстроена. А в нижнем зале церкви, где сегодня молятся старообрядцы, должна была быть усыпальница богатого купца. Напротив церкви, через Заиковскую улицу, сохранился роскошный особняк Гольберга.

Чуть дальше, на углу Грековской и Ващенковского переулка, до сих пор стоит домик, где жил поэт Михаил Кульчицкий. Справедливости ради отметим, что наш город дал поэзии еще и таких известных поэтов, как Борис Слуцкий, Николай Асеев, Юлий Даниэль, Иосиф Уткин и самого близкого друга знаменитого писателя Даниила Хармса поэта Алек­сандра Введенского.

Вот, кстати, один из образчиков абсурда «а-ля Хармс». Как известно, первая маевка в России, восславленная Лениным в статье «Майские дни в Харькове», проходила на Ващенковской Леваде. Ващенковский переулок здесь, станция Левада здесь, а историки говорят, что действие происходило совсем в другом конце города — за Лопанью. Ничего не понимаю.