Елена Уолш

ЗАПИСКИ НА ОБЛОМКАХ ИМПЕРИЙ

Жертвам ускорений посвящается

Признательность

Елене Михайловой (теперь уже безвременно ушедшему другу) – за вдохновение на нелегкий литературный труд и поддержку;

Маме – как первому благодарному читателю;

Мужу – за постоянное неверие в успех предприятия, что только укрепило меня в необходимости его продолжать;

Брату – за ценный вклад в воспоминания о дворнике и участковом;

Подруге Вале – за то, что пронесла и разделила со мной воспоминания о детстве;

Друзьям Ольге и Диме за позитивную критику и поддержку;

Пожелавшей остаться неизвестной Подруге – за рецепт мармелада;

Владимиру Соловьеву и Елене Клепиковой, авторам книги «Inside the Kremlin (Внутри Кремля)», – за идеи, почерпнутые из их книги (легенда о Халифе, фотографии Горбачева);

Товарищу Булганину, бывшему Министру Вооруженных Сил бывшего СССР, (посмертно), за предоставленную мне возможность провести мои лучшие годы на Петроградской стороне в Санкт Петербурге;

«Google» – поисковому двигателю, созданному, одним из наших бывших соотечественников, за ответы на волнующие меня вопросы.

Пролог

Молодое поколение моих соотечественников, возможно, не помнит, но во время перестройки бытовал еще и термин «ускорение». Помните фильм Рязанова «Забытая мелодия для флейты» и Валентина Гафта, поющего песенку бюрократа, «Помогите жертве ускоренья»? Только я думаю, что бюрократам не так уж сильно досталось в те или иные времена нашей истории.

Живя в то время и в том обществе, я часто чувствовала себя как на старом аттракционе, который я помню с детства по походам в ЦПКиО им. Сергея Мироновича Кирова в Ленинграде, ныне Санкт Петербурге. Все желающие садились на большой диск, напоминающий пластинку для граммофона, и он начинал вращаться. Чем сильнее он вращался, тем меньше людей оставалось на круге, большинство соскальзывало и оказывалось за его пределами. Только самые удачливые, кто оказывался почти в центре круга, продолжали на нем крутиться. Веселились все. И всё по закону физики, понятно, можно даже рассчитать силу, воздействующую на каждого индивидуума. Применительно к законам общества, в котором мы жили, чем стремительнее оно «ускорялось» в движении к новой неведомой жизни, тем больше его членов оставалось за пределами круга избранных. А те, казалось, были невосприимчивыми к силам ускорения, и чувствовали себя все лучше.

Сейчас этот термин забылся, даже ссылок на него в Интернете не сразу найдешь. Жертвы же ускорения остались. Как заметил Евгений Гришковец, явление можно понять, а можно почувствовать, а можно и то и другое. Вряд ли сами отцы ускорения поняли, что это такое, а вот почувствовали все, кроме отцов, наверное. Многие из тех, кто жил в ту пору в бывшей советской империи, не дожили до этих дней. Кто-то ушел в силу естественных причин, у кого-то не выдержало сердце, кто-то спился или умер от передозировки, добавив к печальной статистике сокращения средней продолжительности жизни, кто-то покинул родину в поисках лучшей жизни. Большинство же осталось на родине, которая тоже стремительно уменьшалась и перестала быть империей. Но все, кто ушел или выжил, несут на себе печать ускорения.

Когда в декабре 1984 года Раиса Максимовна Горбачева приобрела приглянувшиеся ей сережки Картье с бриллиантами во время визита с мужем в Британское королевство, проржавевший механизм Советской империи еще вращался в привычном ритме, все чаще давая сбои. И никто не знал, что осталось совсем немного до начала бешеного ускорения и полного развала этого изношенного механизма. И не подозревали тогда маленькие винтики этого механизма, что цена этих сережек обойдется им гораздо дороже, чем $2500, охотно оплаченных тогда услужливым сотрудником Советского посольства.

Блуждая по страницам Интернета, обнаружила замечательный факт. Ученые доказали, что «эволюция человека сейчас идет примерно в сто раз быстрее, чем в отдаленном прошлом. Ускорение эволюции было вызвано необходимостью адаптироваться к новым условиям обитания и стало возможным благодаря быстрому росту популяции». То есть, оказывается, все человечество является жертвой генетического, т.е. эволюционного ускорения.

Причем, генетически, человеческие расы расходятся все больше и больше, т. е. мы становимся все больше непохожими. Другой же поразительный факт нас сближает как никогда. Оказывается, примерно сорок тысяч лет назад человек разумный мигрировал из Африки, что и привело к быстрому росту популяции и значительному увеличению темпов эволюции по сравнению с предыдущими шестью миллионами лет, когда гоминиды отделились от других человекообразных обезьян.

Помимо эволюционного ускорения многочисленные представители этого человечества еще испытали на себе ускорение или другие процессы, навязанные обществу кем-то, кто возомнили себя творцами новой, лучшей, по их мнению, жизни. Почему-то господа-творцы, оперируя научными терминами, не потрудились просчитать, как сила этого ускорения скажется ну если не на каждом отдельном индивидууме, так хотя бы на народной массе в целом.

В известной сцене из фильма «Настоящая любовь» (True Romance) с Денисом Хоппером и Кристофером Уокеном, который играл сицилийского гангстера в Америке, Денис Хоппер пытался ему объяснить, что его, Уокена-гангстера, предки были выходцами из Африки. Так тому не понравилось - убил он своего оппонента. Некорректный прием, но на то и гангстер, на то и сюжет Голливудский. Так что не всем это открытие может понравиться даже и в реальной жизни. В реальной жизни, к сожалению, могут расправиться с оппонентом, если его убеждения или другие характеристики кому-то не нравятся, и даже не дадут возможности поделиться этими убеждениями.

Конечно, против эволюции, как говорится, нет приема, но о корнях своих забывать не следует, нравится нам это или нет. Так что мое посвящение, навеянное этими мыслями, получилось немного грустное, в плане того, что жертвы, но и оптимистичное, что все мы вышли из...Африки.

Конец идиллии, или Ужасы нашего городка

«Александра Николаевна, не соглашайтесь на этот кондоминиум, вы же из Санкт Петербурга! Вы достойны дворца» – шептала мне Зина Бендер, чтобы муж не услышал, хотя он все равно не понял бы по-русски. Мы вместе оказались в «открытом доме», т. е. доме, выставленном на продажу агентом по недвижимости, в Скотсдейле, штат Аризона Все желающие могли заходить и смотреть, ни агента ни хозяев при этом вокруг было не видно. Уже не первый год заграницей живу, а удивляет меня порой «их быт, их нравы», разнесут же все по винтику, по кирпичику. Зина оказалась гражданкой бывшего Союза из Украины, волею судьбы занесенная в этот жаркий штат, и согласно её объяснению присматривала жилье для своего сына. Хотя однофамилица великого комбинатора и работала бухгалтером, но не подсказала, где взять денег на покупку дворца. Но я все равно на всякий случай не согласилась на кондоминиум, чтобы не посрамить чести земляков.

Я продолжала встречать своих соотечественников практически во всех частях света, где бы я ни бывала, словно жизнь продолжала то и дело возвращать меня в прошлое. Так что меня не особенно удивило, когда даже в этом уголке Америки я случайно наткнулась на школу гимнастики Ольги Корбут, прославленной в прошлом четырехкратной Олимпийской чемпионки и трехкратной чемпионки мира. Ольга была кумиром моей юности, благодаря ей я начала заниматься гимнастикой, правда уже в институтские годы. Могла ли я тогда, с замиранием сердца следя за выполнением ею «петли Корбут», предположить, что через много лет, подхваченная волной ускорения разваливающегося Союза, она приземлится за океаном, побив все Олимпийские рекорды?

Встречала я и группы русских, приходивших на пикник в парк, в котором я делала пробежки, завершая их заплывами в бассейне. Жара стояла под сорок, хотя был еще только февраль месяц. Земля индейцев племени навахо и апачей, потомков храбрых вождей Джеронимо, Кочиса, Колорадаса, бывших законных её владельцев, буквально горела от жары под ногами новых её обитателей. «Последние из могикан» были высланы из этих краев во Флориду в конце девятнадцатого века, хотя в Аризоне были созданы два графства, Навахо и Апачи, на северо-востоке штата, где земли не такие пригодные для скотоводства. А новыми обитателями были «зимние птички», богатые американцы из северных штатов, любители гольфа и американцы среднего достатка, привлеченные разумными ценами на недвижимость и решившие здесь обосноваться, выйдя на заслуженный отдых.

Чтобы мы могли представить, насколько здесь жарко летом, брат мужа рассказал, что наблюдал, как какой-то пес-шалопай преследовал кота, и оба, по сути, плелись вдоль заборов домов, утомленные полуденным солнцем. То есть было ясно, что выжить здесь трудно даже собаке, не погоняться всласть за кошками. Хотя удобства как говорится, здесь все для них, собак, созданы. Даже парк специальный есть, куда привозят их хозяева на машинах, и магазины специальные. Хочешь попонку веселенькую или кепи, звездно-полосатую ко дню Независимости или зеленую, ко дню Св. Патрика – пожалуйста, и даже очки солнцезащитные собачьи бесплатно приложат.

В саду дома, где мы остановились, рядом с бассейном, росло лимонное дерево. Лимоны падали на землю, и никто не знал, что с ними делать. Из апельсинов хоть сок можно делать, а лимонов здесь в чай не клали, пили в основном кофе, или чай с молоком. В других садах у людей росли апельсины и грейпфруты и многие выставляли пакеты с цитрусовыми за двери домов, и прохожие могли их брать. Я вспомнила рецепт мармелада как раз из трех цитрусовых, его дала мне подруга. Она провела некоторое время в католическом монастыре бенедиктинок во Львове, спасаясь от ускорения, и научилась его готовить у монашек. Только не помог ей он, монастырь, не мармелад, конечно. Вынесло её ускорение за пределы бывшего Союза и того, что стало ближним зарубежьем, прямо на родину мармелада, в Испанию. Нашелся благородный рыцарь печального образа.

А я скоро обучила этому рецепту всех соседей, знакомых, волонтеров, и мы даже стали продавать излишки в благотворительном магазине при больнице Скотсдейла. Назвали мы свой продукт «Утренняя звезда», жена брата сделала этикетки с изображением популярной в символике древних индейцев четырехконечной звезды. По их поверьям это символ храбрости и чистоты духа, грядущего обновления традиций и воскрешения героев прошлого.

Рассматривали мы еще и альтернативный вариант названия – «Кокопелли», божества, изображаемого в виде небольшого сгорбленного человечка, играющего на флейте. Древние индейцы обычно преувеличивали его мужское достоинство, изображая божество, но миссионеры положили конец этой практике. По поверьям коренных американцев «Кокопелли» – это бог фертильности, плодородия и изобилия, бог-проказник, бог-шутник, дух музыки.

Он путешествует по свету и оплодотворяет молодых женщин, завораживая их звуками своей флейты и прогоняя зиму. Очевидно, дополнительные заботы о сельском хозяйстве и согнули его. У нас-то в нашей божественной канцелярии сельское хозяйство никогда в почете не было. Может если бы тем членам канцелярии, кому доставалась эта неблагодарная работа, добавить бы заботу о фертильности, так может, и с сельским хозяйством бы дело «веселее» пошло. И хотя «Кокопелли» сейчас используется как более общий символ юго-западной Америки, мы решили, что к мармеладу его старое занятие имеет мало отношения. А от идеи изобразить его с баночкой мармелада отказались, побоявшись прогневить богов.

Распродавался мармелад бойко и вырученные деньги шли на возмещение производственных затрат и оплаты больничных счетов индейцев, у которых не было страховки.

Брат мужа, который, я подозревала, питал ко мне тайную привязанность, хотел, чтобы мы здесь обосновались, и много повозил нас по штату Аризона и его окрестностям. Я с любопытством наблюдала, как быстро менялся пейзаж за окнами машины. Вот кактусы и скромная зелень пустыни сменились на силуэты красных скал и каньонов, вот за окном замелькали равнины и появились хвойные леса, все еще покрытые снегом. Большой каньон поразил своими складчатыми берегами реки Колорадо, в которых запечатлелась врезанная в камень история смены веков, миллениумов и миллионов лет истории земли, семнадцати, как установили ученые. Еще более поразило мое воображение озеро Пауэлл. Расположенное тоже на реке Колорадо, озеро было искусственное, а все, что вокруг, казалось, было создано архитектором вселенского дарования. Затейливо отточенные ветром скалы горделиво отражались в сапфировом зеркале воды. Пейзаж представился мне какой-то гигантской заброшенной мастерской по изготовлению причудливой терракотовой скульптуры. Неудивительно, это место считается одним из самых красивых на земле, я бы сказала, самым «неземным».

Место выглядело довольно пустынным, был мертвый сезон, и мне представлялось, что мы были первым десантом землян, высадившихся на какой-то далекой планете. Недаром здесь снимали «Планету обезьян» с Чарльзом Хестоном и Родди МакДауэллом. Жаль только, мы не увидели Собор в пустыне, который называют раем, затерянным в водах озера. Он показывается из воды очень редко, когда уровень воды в озере опускается примерно на пятьдесят фунтов, словно боясь ослепить людей этой божественной красотой. Это случилось через пару лет после нашего посещения. Говорят, кто его видел, меняют представление о земной жизни навеки.

Но остаться жить в этом цитрусовом раю я все-таки не захотела. Немного волновалась за наше мармеладное дело, но знала, что Утренняя звезда не погаснет. Муж нехотя согласился вернуться в Англию, и, хотя не показал виду, но был явно доволен тонкому моросящему дождичку, которым встретил нас аэропорт Хитроу.

После всех скитаний по миру в поисках «дома нашей мечты» я считала, что мы неплохо устроились в небольшом рыночном городке в графстве Кембриджшир. Поскольку «терем с дворцом» кто-то уже занял, и я подозревала, что наши олигархи внесли несомненный вклад в создание ажиотажного спроса на их покупку на Британских островах, а на рай в шалаше я не решилась, памятуя, чем последствия чей-то жизни в шалаше кончились для нашей страны, я согласилась на небольшую ферму.

Находилась она на окраине этого довольно живописного городка, на расстоянии «в полторы песни», как мы шутили с мужем. Он ставил записи Пери Комо, Элвиса, Хампердинка, или других кумиров нашей юности на плейер в своём любимом Бентли, и мы оказывались в центре городка, прослушав ровно полторы песни. Обычно не хотелось выходить из машины, не дослушав магических мелодий. Так что все было о’кей до публикации в местной газете, которая возмущалась статьей в национальной прессе. А национальная в своей статье вещала на всю страну, что иммигранты из восточной Европы положили конец идиллической жизни в тихом городке, гордящемся наиболее сохранившейся в Англии георгианской архитектурой. Многие сцены телевизионных постановок и фильмов по романам Диккенса и других классиков английской литературы часто снимали именно здесь.

Распоясавшаяся столичная журналистка в своей статье пугала обывателя описаниями местных жителей, спасающимися от нашествия варваров с Востока и вызванной ими волны преступности зарешеченными окнами и ротвейлерами. Волнуются преподаватели – школы переполнены. Волнуется полиция, просит новых вливаний английского фунта, на зарплаты переводчиков на судебных процессах уходит больше денег, чем на зарплаты полицейских. Тюремная служба Её величества королевы задыхается. Заключенные не желают покидать или тем более бежать из тюрем, жизнь там для многих получше, чем на свободе.

Муниципалы посчитали, сколько новых домов надо построить, чтобы разместить, тех, кто нуждается, откуда только деньги брать? Не справляются с нашествием славян и прочих народностей. И не удивительно, при том обилии привилегий, которые здесь можно получить, если не работать, как сюда не приехать? Особенно мусульманам повезло. Недавно закон приняли, чтобы им пособие на каждую жену выплачивать, уважают, стало быть, их законы. Полякам же и еже с ними, только на одну жену, дискриминация!

«Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», как вещал нам лозунг времен Хрущева. А в школе на уроках обществоведения поясняли..... При коммунизме не будет границ между государствами, не будет грани между городом и деревней, но зато, конечно же, будет изобилие товаров. Изобилием товаров у нас в России уже давно никого не удивишь, а вот касательно прочих аспектов...

Так может вот оно уже, это предсказание, здесь в этой части Европы и сбылось? Не для всех, конечно, а для отдельно взятой части бывших граждан бывшего соцлагеря и СССР, а ныне граждан своих независимых республик, которые стали частью объединенной Европы без границ. Тех, которые покинули свои гордые независимые государства и обрели новую родину, которая уже, кажется, воплотила давно обещанное нам светлое будущее в реальность.

А может, это был далеко идущий план наших «несгибаемых», чтобы чужими руками коммунизм построить? Меня всегда поражала эта фраза, повторяемая в многочисленных некрологах по поводу «безвременно» ушедших из жизни членов политбюро. «Ушел из жизни несгибаемый большевик»... А кто его пытался согнуть, было непонятно. Несгибаемые, наверное, и не подозревали, сидя в своих добротных креслах, за высокой стеной, что в то же самое время широкие народные массы периодически сгибались под бременем тяжелых испытаний. И чем дальше от стены, тем сильнее сгибало под тяжестью поиска дефицита и шестизначных цен... То масло и колбаса пропадать стали, то даже горошек или майонез к праздничному столу, чтобы пролетарский праздник отпраздновать. А если еще оставались несгибаемые за пределами стен, то, вот вам обмен пятидесяти рублевок, вот вам денежная реформа. А не хотите светлого будущего, так мы вам все перестроим.

Сгибались те, кто составлял народные массы, как те самые маленькие индейские божества, «Кокопелли». Сгибались, словно от непосильной задачи оплодотворить бесплодную идею коммунизма, сколько их не заставляли играть на флейте «мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Многие даже голову положили за эту сказку. Только боги могут превратить сказку в жизнь, а они богами не были. А вот тот, кто заказал всю эту музыку, лежит в гранитном вигваме, так и не заплатив по счету. Он, проказник и шутник, только притворился богом плодородия и изобилия, а оказался импотентом.

Среди сгибаемых были те, кто продолжал верить в светлое будущее и те, кто уже не верил, но продолжал куда-то идти «клубничной походкой». Были и те, кто не верил, но хотел обрести это светлое будущее для себя и семьи еще где-то. А были и свои несгибаемые, диссиденты, кто сгибался под тяжестью жизни, но выпрямлялся и хотел что-то изменить для себя и других. Сгибаемые их, как правило, не замечали, а другие несгибаемые насильственно выпихивали в кем-то построенное уже светлое будущее. А тех, кто был менее удачлив или известен, закатывали в лагеря или психушки.

Так может, не замечали несгибаемые, потому что работали, не покладая рук, и разработали этот секретный план. Развалить Союз и соцлагерь, снести Берлинскую стену, раз уж здесь не получилось, бог с ним, валите, дорогие товарищи, в ихнее светлое будущее. А кто не захочет хорошей жизни? Даже животное неразумное, и то стремится туда, где лучше. Помню историю побега двух свиней, которых везли на бойню....Историю, всколыхнувшую умы и сердца жителей Британских островов, отголоски которой дошли и до Нового света.

Это было вскоре после моего первого приезда в Англию после свадьбы. Группу английских свиней везли на бойню, чтобы потом переработать свинину на отбивные, бекон, ветчину и прочую вкусную продукцию, так желанную на столах англичан. Какой же завтрак без традиционной яичницы с беконом? Две свиньи разного пола (хряк, стало быть, ежели мужского рода, и свинья) почуяли, что им уготовано и решились совершить дерзкий побег. При этом, как рассказывали изумленные очевидцы, у них откуда-то нашлись способности перепрыгнуть через довольно высокую ограду и переплыть реку Эвон. Ту самую реку, на которой стоит город Стрэдфорд, родина Шекспира. Так что история, прямо скажем, сравнимая по накалу страстей с трагедиями этого гения драматургии.

Был объявлен национальный розыск по поимке бунтарей, с вертолетами, сотнями полицейских и сочувствующих мясников. Однако, поиск затянулся, вот только вроде где-то их видели, и уже нет, ушли. Многие вегетарианцы и сочувствующие идеалам свободы обыватели, помогали беглецам, отказывались открыть их местопребывания, даже подкармливали, чем могли. В конце концов, нашли-таки свободолюбивых животных. Пришлось привлечь двух натренированных спаниелей, чтобы вытравить их из норы, где они скрывались, а там уж их опытный снайпер поджидал, чтобы выстрелить в них предательской снотворной пулей.

Сто журналистов освещали финал драматической истории их побега. Таково уже было общественное движение за их свободу, такой резонанс, что нашлись спонсоры, поместили беглецов на какую-то ферму доживать свои дни в тепле и покое, и обещали, что не пустят их на бекон. Оказалось, газета Дейли Мейл, выкупившая романтическую пару у их бездушного владельца в обмен на эксклюзивное право на историю их жизни, обеспечила им безопасную и безоблачную старость.

Когда после взрывов в Лондоне в поисках более спокойной жизни мы продали фамильный дом мужа в Лондоне и купили свой домик-ферму, оказалось, что еще пару лет назад наш городок был в десятке «самых английских» городов. А точнее, он был на седьмом месте по числу жителей английского происхождения (анализировались фамилии граждан, зарегистрированных как избиратели). Первым был город Рипли в графстве Дербишир, а последним – микрорайон Саволл в западном Лондоне.

Это было удивительное открытие, т.к. на улицах нашего городка было видно и слышно и поляков, и прибалтов, и братьев славян и даже функционировал русский магазин, чем-то напомнивший мне сельпо. Может, и правильно было его так назвать, сельское потребительское общество, или сельпо, он и задумывался обслуживать тех наших бывших сограждан, кто на селе работал, в основном. Правда, у них тут город и село давно уже срослись. Обслуживала покупателей всегда одна и та же неулыбчивая и необщительная девушка, так что это добавляло дополнительный элемент ностальгии. В магазине можно было купить все, чего только могла пожелать русская душа, истомившись от изобилия заморских супермаркетов: язычок копченый, балычок, селедочка, килька в томате, квасок. Одним словом, набор из Кремлевского спецраспределителя времен развитого социализма и ранней перестройки.

Жадно прислушивалась к разговорам моих сограждан из ближнего зарубежья. Как я узнала, многие из них приезжали сюда либо на ПМЖ (постоянное место жительства), в поисках лучшей жизни, либо временно. Охотно заводили детей. Многие мирно работали на полях, собирая клубнику и прочий полезный овощ. В свое время местные жители не гнушались этого труда, и даже выражение сохранилось «клубничная походка», это о тех, кто разогнуться потом не мог после работы на полях. Опыт, слава богу, и у нас есть, спасибо мудрой политике нашей партии, которая всех посылала от студента до профессора. Может вы что-то не то подумали, не на клубнику или куда-то еще, а «на картошку» посылала, хотя это могла быть и капуста, и прополка или заготовка сена, а все равно «на картошку» называлось. Даже в словарь «wikipedia» это выражение вошло.

Если вы бывали заграницей, то знаете, как легко можно узнать наших соотечественников в толпе людей, даже до того, как они заговорят. Это даже не отсутствие улыбки или выражение какой-то неуверенности, озабоченности или подозрительности, или всего этого вместе взятого. Это что-то неуловимое, какая-то печать ожидания, ожидания в очередях за продуктами, на квартиру, в кабинет к врачу, ожидания лучшей жизни. А может, это как раз печать перенесенного ускорения, закрепленная на генетическом уровне? Видели, наверное, в кадрах кинохроники, как космонавты тренировались на центрифугах, и как их лица деформировало под действием сил ускорения? А может это походка, та самая, «клубничная», которая выдает наших собратьев по ускорению? Может, еще не все смогли разогнуться от перегрузок ускорения?

В нашу гавань время от времени даже заходили русские корабли, то фосфор привезут, то еще что-то такое же здесь необходимое. Я время от времени встречала в местных магазинах русских моряков, ошалевших от местной дешевизны. Конечно, не спорю, бывали отдельные серьезные случаи нарушения закона, когда убили литовца, который привозил сюда своих сограждан, например, или ограбили пенсионеров на улицах или в их домах, где двери не закрыты.

Правда, участились случаи хищений металла. Например, из крематория в Кембридже украли 150 бронзовых дощечек, с улиц многих городов графства исчезли канализационные люки, жители многих домов остались без металлических ворот. Со шпиля красивой старинной церквушки начала двенадцатого века, которой я любуюсь из окна нашей спальни, злоумышленники сняли металлическую кровлю!

Это, конечно, немного похоже на творческий почерк отдельных наших предприимчивых сограждан. Как-то из окна нашей квартиры в Питере я наблюдала, как бойко шел бизнес в пункте приема вторсырья. И чего только туда не несли субъекты, совсем непохожие на английских джентльменов! А недавно сообщили, что какие-то вандалы спилили бронзовых орлов с Александрийского столпа, прямо в центре города...

Многие англичане переехали сюда из Лондона в поисках тихой провинциальной жизни, в надежде, что их дети будут учиться в школах с другими детьми, чей родной язык – английский. Сейчас жителям Британских островов усиленно предлагают покупать недвижимость в странах Восточной Европы – Болгарии, Словакии и Словении, Румынии, Польши, Эстонии и других. Привлекают доступными еще пока ценами и возможностью приумножить капитал. Даже недавно видела в газете домишко где-то в Сибири на продажу, ну совсем даром. Сулят, мол, сейчас купите, а потом им задорого назад продадите, когда их, иммигрантов, ностальгия замучает, и они обратно вернуться захотят.

Поляки, правда, не растерялись и скупают недвижимость здесь, на нижнем уровне цен рынка. На верхнем же – наши сограждане активно работают. Агенты по недвижимости уже знают их пристрастия с середины 90-х и держат водку на холоде, чтобы запотевшей сделку обмыть. Россия хотя и не вошла в Евросоюз, но её сограждане и братья по бывшему СССР прочно утвердились на рынке элитной недвижимости (та, что стоит больше миллиона футов стерлингов) туманного Альбиона. Не всякий, конечно, может себе позволить футбольный клуб купить, а вот самый дорогой особняк в Лондоне вполне по карману. Вот недавно только дочь Кучмы, бывшего Украинского премьера приобрела пятиэтажный особняк в престижном районе столицы за 80 миллионов фунтов. Местные богатеи уже не знают, как с нашими олигархами тягаться, только присмотрят себе недвижимость какую, а наши хвать, и увели из-под носа.

А мы, что же теперь получается, живем в каком-то восточно-европейском гетто бывшей Британской империи? Оказалось, что сейчас примерно каждый четвертый житель городка – выходец из восточной Европы, а шесть лет назад только каждый десятый. Мы всегда шутили «заграница нам поможет», а кто поможет загранице? Видно, некому, не надеются, так что, как и у нас в таких случаях, вали все на «инородцев», просто и понятно. Раньше англичане все валили на ирландцев, которых же сами в течение 800 лет и довели до состояния перманентного сопротивления и эмиграции.

Потом гнев народный направился на граждан бывшей империи всеобщего благосостояния, в которой «солнце никогда не садилось», Содружества наций, которые сюда толпой повалили после развала британской империи (из Индии, с Ямайки, из Кении, Нигерии и других стран). Потом – на мусульман. Хотя официально об этом – ни-ни, политкорректность соблюдают. Теперь вот нашли новую страшилку. Опять же атакуют исподтишка, но прорывается ненависть, как ни прячь. Периодически дебаты об иммиграции затевают на страницах газет. Королеву Елизавету жалеют, мол, трудно ей, не узнать страну родную, в которой править начинала 57 лет назад, да и мало что от бывшей империи осталось с тех пор.

Обидно мне стало за бывших друзей-демократов и славянское племя, занесенное сюда в поисках лучшей жизни.

Тем более, что с островом происходило что-то невообразимое. Как будто и он наконец не выдержал такого небывалого нашествия различных народов... Один за другим, а то и все сразу катаклизмы нещадно трепали остров. Не успели оправиться от урагана в одной части Британских островов, а другую часть уже затопило. Только посчитали, во сколько обойдется страховым компаниям возместить урон, а уже новая напасть, землетрясение в Ликольншире, а за ним ураган из Канады налетел, срывая крыши, разметая машины и поезда и отвоевывая новые участки суши. Теплое течение Гольфстрим ускорило свое течение, на час сокращая время полета самолетов из Америки. В местных газетах стали появляться тревожные сообщения от жителей, которые видели какую-то гигантскую черную кошку чуть ли не в своих садах.

В дополнение ко всему и самая надежная в мире банковская система стала давать сбои. То один банк рухнет под тяжестью невыплаченных кредитов, то другой. То банкоматы начнут деньги двойными порциями выдавать, будто перегревшись от дополнительной нагрузки. К ним, как правило, сразу выстраивались очереди, и деньги быстро кончались.

Неужели сбывается пророчество моей тетки? Говорила ведь, не покупайте дом в Англии, затопит остров. Тетка подходила к любым проблемам не с позиции обывателя, а с вселенских позиций. Автор более, чем сотни книг по синергетике и проблемам усталости металлов, идеи для своего последнего увлечения, нано-технологии, она в свои 80 лет черпала из космоса. У нее была даже своя теория планетарной усталости. Вот и сейчас за окнами были слышны отголоски недавнего катаклизма. Муж с сожалением объявил, что из-за погоды отменили скачки в Хантингдоне, куда они собирались ехать с сыном.

Но тревожнее всего было то, что никто на острове не видел радугу за последние три года. Может, и раньше она перестала появляться, но не замечали. А тут вдруг встревоженные письма стали приходить в газеты мешками, читатели просили ученых разъяснить, в чем дело. Скорее всего, вопросы эти первыми подняли дети, им читали книги, в которых была нарисована радуга, а никто им показать её в жизни не мог, вот и заволновались все. Ученые как всегда привели множество научных доводов, но все это не объясняло, почему именно здесь, на острове это проявлялось. Спонсоры объявили награду в 100 тысяч фунтов стерлингов тому, кто первый увидит радугу и сообщит об этом по специально открытой горячей линии. А букмекерские конторы принимали ставки на то, когда появится радуга. Судя по всему, оптимизма они не питали, и давали всего 100 против одного шанса, что радуга появится снова в ближайшие три года.

Я вспомнила, что в ирландском фольклоре есть забавный герой – гном (leprechaun). С лицом, как сушеное яблоко, полный озорства, он большой работяга – чинит туфельки всему сказочному царству и прячет свои сокровища под землей. Смертные могу найти их горшочки с золотом по радуге, поэтому, как только гном заметит радугу, он спешит перепрятать сокровище. Согласно легенде, гном может иногда поделиться со смертными своими сокровищами, например, если выпьет эля немного больше обычного, но нельзя спускать с него глаз ни на секунду, как только это произойдет, его уже и след простыл.

Есть у гномов и двоюродные братья, клурикорны (clurichauns), правда, сами клурикорны это родство отрицают. Они тоже большие симпатяги, хотя и не любят трудиться, но не прочь, например, опустошить винный погребок богача по ночам и совершить разные шалости, но, утром на трезвую голову, все отрицают.

Я подумала, что может быть эта история с радугой – дело рук этих кузенов-проказников. Как-то раз, проснувшись поутру, они осознали, что что-то слишком много сюда занесло искателей сокровищ, следуя за радугой. А искатели думали, что здесь кончается радуга и перестали смотреть на небо, занятые поиском сокровищ земных. Испугались гномы с клурикорнами за свои сокровища и решили, чем перепрятывать сокровища каждый раз, проще спрятать радугу совсем.

Неожиданно меня пронзила более страшная догадка. Неужели это дело рук Серого человека, которому сказочная мафия «заказала» бедную радугу? А может он, соскучившись по недобрым делам, решил досадить жителям острова, и набросил на радугу свою покрывало, сотканное из вечного тумана? Завет кельтов гласит, что есть в стране волшебников четыре властителя, к которым смертным надо относиться, следуя определенному протоколу. И, если уж довелось с ними повстречаться, надо выказывать благодарность Рыжему человеку, избегать Темного человека, охотно подавать человеку Голода, а морскому люду – опасаться Серого человека. Если моя догадка верна, и это было его рук дело, то букмекерам разорение явно не грозит в течение ближайших трех лет.

Немного отвлекла от тревожных мыслей статья в «Дейли Телеграф» о русской мафии. Интересно, что хотя и живу вроде заграницей, а всех соотечественников бывших ли, настоящих, все равно хочется своими считать. Может это все еще дух коллективизма сказывается, мол, «все вокруг народное, все вокруг мое»? Ну ладно, что гордость за олигархов переполняет, поскольку ничто другое карманов не оттягивает, что «Челси» уже нашим футбольным клубом считаем, так даже мафия и то вроде «своей» стала. Как будто даже гордость переполняет, что она самая страшная в мире. Ну, прямо-таки «от тайги до Британских морей» и за океаном! Что там леприкорны с кларикорнами, или даже Серый человек!

Так вот я, как ни странно, даже полюбовалась на знакомую фотографию одного из надгробий «кладбища мафии», как его называют, в Екатеринбурге, помещенную в газете. Это кладбище уже стало одной из достопримечательностей столицы Урала, привлекая немногочисленных заезжих иностранных туристов. За рубежом появились книги, исследования и статьи, посвященные этому и подобным кладбищам и даже феномену ритуальной культуры криминальных авторитетов России. Мафия переняла традиции захоронения своих вождей и членов от ритуальных обрядов захоронения вождей коммунизма. Однако, в отличие от последних, охотно добавила религиозные атрибуты к ритуалам и украшениям надгробий.

Вошло в моду привлекать свободных от ухода за мумифицированным телом вождя мировой революции тружеников Биологического исследовательского института для бальзамирования безвременно ушедших тружеников отечественной Коза Ностра. Традиционным стало изображать ушедших на массивных гранитных надгробиях в натуральную величину, с фотографической точностью воспроизводя их черты. А вот одежда и атрибуты – по ранжиру. Кто пониже на лестнице – тот в спортивном костюме, кто повыше – в кожанке с сигаретой, кто наверху иерархии – в костюмчике от Версаче и с ключами от Мерседеса. А кто до властных структур дошел, тому и охранников приставят к могиле или камеру наблюдения. Некоторые аналитики феномена даже элемент вампиризма усмотрели, мол, изображения их в натуральную величину, должны нас, смертных, убедить, что мафия жива.

На минуту представила себе такие надгробия на погосте нашего деревенского кладбища... Брр...вряд ли бы викарию и прихожанам понравилось. Впрочем, на кладбище Хайгейт в Лондоне, рядом с могилой Марксиста №1 и его семьи, может они бы и вписались, жаль места там маловато. Идеолог светлого будущего всего человечества хоть и дал «наводку» вождям большевизма ограбить целую страну, попутно погубив десятки миллионов её граждан, однако надгробие заслужил поскромнее, чем проводники его идей.

Дословная и полная надпись на постаменте, где покоится гранитная голова «Отца коммунизма», гласит: «Рабочие всех стран, соединяйтесь. Философы только по-разному интерпретировали мир. Смысл, однако, в том, чтобы его изменить».

Хотелось верить, что ритуальные и прочие традиции русской мафии не изменят устоев и традиций здешнего мира. Хотя не зарекаюсь, когда-то в прошлом, под впечатлением фильмов об итальянской мафии я говорила подруге, слава богу, у нас хоть на улицах не убивают. Потом, когда и у нас это началось, она мне напомнила мои слова.

С одной стороны, конечно отрадно, что ряды мафии поредели, что она сама с собой борется успешнее тех, кому это положено. С другой стороны, тревожно сознавать, что мафия жива, даже без напоминания вампиров с их кладбищ. Вот и сюда даже их тень добралась, смотрят с газетных фотографий на надгробиях, как живые. Так что может и правы англичане, что бьют тревогу, опасаясь нашествия «варваров» с востока? Хотя почему-то «варвары» с миллионными состояниями их не так уж пугают.

Нет, не привьются эти традиции на земле у Британских морей, пока не научатся они хотя бы более цивилизовано разбираться со своими оппонентами. Ну, если не у английских собратьев по цеху, то хотя бы у братьев старших, чекистов. Так, чтобы не пулю или очередь из обреза в соперника, а изящно так острием зонтика пощекотать, или порцию суши предложить в престижном баре. А уж кто знает, что там, в острие зонтика или в суши оказалось...

«Я ребята загорел, как лесной коричневый орех, я и ловок, я и смел, веселее всех» – опять завертелась у меня в голове прилипчивая мелодия. Мы разучили её на уроке пения примерно в седьмом классе. Был ли там еще какой-то куплет, не помню, но припев шел совсем странный «О -ла рила- рила -рила оха, ха- ха, о -ла- рила –рила- рила- о», вроде что-то тирольское... Почему именно её мы пели, не знаю, может были и другие песни. Но как только у меня возникала какая-то ситуация, требующая принятия жизненно-важного решения, эта навязчивая песня начинала крутиться в голове как заезженная пластинка. Ладно бы мелодия одна, а то еще эти глупые слова, да еще с бессмысленным припевом. До головной боли дело доходило, песня занозой сидела в мозгу, ни за что не уйдет и в этот раз, я точно знала. К чему бы это опять?

Я даже исследование провела по Интернету, что это за песня такая, помнит ли её кто-нибудь еще. Я вышла в чат, и оказалось, что многие мои соотечественники помнят её по школе или пионерскому лагерю. Что же касается происхождения, тут совсем непонятно. Кто-то говорил, что это мелодия песни парагвайских повстанцев, кто-то утверждал, что это слова песни каталанских пастухов, в общем, ясности ни у кого не было. Была, впрочем, одна деталь, оказалось, что все мои респонденты, в прошлом мои сограждане, ныне жили в странах дальнего зарубежья. История становилась все запутаннее. Может, нас кто-то в прошлом на что-то закодировал, используя эту песню? Кстати, многие рассказывали, что в странах, где они теперь проживали, тоже пошел ропот среди местного населения, и гнев даже выплеснулся на страницы газет, что слишком много выходцев из Восточной Европы появилось.

Чтобы успокоить нервы, я села за компьютер и вышла на свой недавно полюбившийся сайт «Одноклассники». Этот сайт уже успел приобрести репутацию одного из самых популярных, но и опасных сайтов. Он пользовался славой «разрушителя семей» в России и стал любимым местом паломничества хакеров. Возможно, эти хакеры как раз и были обиженными мужьями или женами. Комментарий к фотографии моего одноклассника гласил, что в него была влюблена какая-то девочка, теперь уже конечно, дама интересного возраста. Недаром мой муж с подозрением отнесся к моей затее, когда я зарегистрировалась и поместила свою фотографию на сайте.

Оказалось, что ускорение раскидало примерно треть моих одноклассников по физ-мат школе по разным странам света, и все дружно ускорялись к шестому десятку. Словно завороженная, я наблюдала, как по щелчку мышки вчерашние мальчишки, которые особой красотой тогда не отличались, превращались в солидных и импозантных мужчин. А вчерашние девчонки – в женщин возраста, уже им не льстящего. Оскар Уайлд как-то заметил, что лицо мужчины – его автобиография, а лицо женщины – плод её воображения. Я с жадностью «вчитывалась» в лица моих одноклассников, стараясь понять, как сложились их жизни. Некоторые предпочитали не вывешивать свои фотографии то ли по причине не владения цифровыми технологиями, то ли по лени, и на месте фотографии стоял загадочный вопросительный знак.

Поймала себя на мысли, что больше всего я позавидовала девочке, самой, пожалуй, незаметной в нашем классе. Белобрысая умница с двумя косичками и обгрызенными ногтями превратилась в солидную даму, завлаба на физфаке, бабушку с тремя внуками.

Из переписки с некоторыми узнала, что умерло несколько человек из нашего и параллельного класса. В одного мальчика, которого уже нет, я была влюблена. Последний раз я его видела из окна троллейбуса №1 на Дворцовом мосту, он шел, увлеченно беседуя, с какой-то девочкой. Я была в отчаянии, я все надеялась на взаимность, а он, наверное, на ней женился, так и не узнав о моих чувствах. Странно, подумала я, если бы я стала его женой, то была бы вдова. Это было, как заглянуть в свое прошлое из далекого будущего, зная, что тебя могла ждать другая судьба.

Как причудливо устроена память! Удивительным образом, будучи участниками одних и тех же событий, память участников запоминала либо иные подробности, либо совсем не регистрировала эти события. Один мой одноклассник вспоминал празднование моего дня рождения в баре «Нектар». Был такой замечательный бар и магазин на Измайловском проспекте в Ленинграде. В баре проходила дегустация вин и коньяков, а магазине всегда можно было приобрести довольно редкие даже для застойных времен напитки типа вина «Молоко любимой женщины».

Мой друг написал мне, что помнил, как нас усадили в баре на стилизованные винные бочки, и мы встретили там какого-то офицера- подводника. Подводник исправно и аккуратно опрокидывал рюмочки с вином, придерживая их растопыренными пальцами. А после сеанса дегустации он сказал, что все это очень славно, но с собой в автономку он бы взял канистру спирта, а не бочонок вина. Я же почему-то не помнила ни моряка, ни даже факта посещения «Нектара» по случаю дня рождения.

Были для меня откровением и воспоминания моей подруги детства о нашем посещении ЦПКиО. Она помнила, как я и еще одна наша подруга катались на американских горках, а они с другой подругой не решились, и только внимали нашим крикам восторга и ужаса, стоя внизу. И как катались на финских санях, а потом на коньках на Масляном лугу, и я показывала им, как делать пистолетик. И как все потом дружно пили бочковой кофе с пышками. Возможно, существовало простое объяснение этому пробелу в моей памяти, я бывала в ЦПКиО и «Нектаре» довольно часто, и для меня именно эти посещения не были чем-то выдающимся. Однако, я чувствовала, будто это были не частички памяти, любовно сохраненные и возвращенные мне друзьями, а что-то осязаемое, будто мне вернули давно утраченные и любимые реликвии.

Совсем недавно я нашла свою подругу, Галю, по восьмилетней школе, послала ей «емелю». Однако, Галя не спешила с ответом, а только загадочно смотрела с экрана компьютера, явно довольная своей неведомой мне жизнью. То ли ее муж, г-н Черноусов, не считал ее контакт со мной желательным или прибыльным для себя, бюрократ, решила я, даже сфотографировался за столом. То ли она затаила на меня какую-то детскую обиду....

Открыла свою почту и обнаружила, наконец, послание от Гали. Оказывается, она была очень рада моему сообщению, работает педиатром, и до сих пор дружит с Катей, нашей общей тогдашней подругой, а теперь дружат и их дети. А муж её оказался доцентом и славным малым. Галя вспоминала, моего папу в красивой форме военного летчика, и какие интересные дни рождения устраивал он для меня и моих друзей, и элегантную маму. Я подумала, что в то время, пожалуй, мы не употребляли слово «элегантный», да и не задумывались о его значении, но было приятно.

Моя давняя подруга прислала мне фотографии, снятые во время последней поездки заграницу, в Голландию. Спрашивала, как я оказалась в Англии. Ожидая, пока откроются фотографии, под мурлыканье кота Севы, устроившегося у меня на коленях и перезвон церковных колоколов, я унеслась «по волнам моей памяти» в мою такую близкую и далекую другую жизнь.

«Растленное» влияние запада

Мир моего прошлого существует для меня как некий параллельный мир. Я научилась возвращаться в него в своих снах и наяву и заново переживать события, происшедшие со мной много лет назад. Как правило, я настраивалась на песню. Если это были школьные годы, то это были Биттлз, если институтские, это был Высоцкий, АББА, Баккара, Джо Дассен, Мирей Матье... Потом стало трудно привыкать к новым ритмам жизни, и я прокручивала в голове старые мотивы. А, может просто перевелись певцы и исполнители такого масштаба?

Иногда мне удавалось начать мое путешествие с определенного момента моего прошлого и закончить его в каком-то другом измерении, стать участницей событий, которые со мной не происходили. Был ли это параллельный мир моих друзей и близких, в котором я заканчивала свои путешествия, я не знаю, но я испытывала чувство, будто я что-то изменяла в своем прошлом. Не могла я изменить только лица тех, с кем я рассталась много лет назад. Они всегда оставались такими, какими я их помнила, когда видела в последний раз. И не менялось мое настоящее, хотя я не знаю, хотела бы я его изменить.

После окончания военной академии в Москве мой папа получил назначение в Красноярск. Родители жили в военном городке, папа преподавал в лётной школе, а мама в вечерней школе преподавала русский и литературу. Они познакомились во Фрунзе в эвакуации, а поженились все-таки в Москве, где мама заканчивала Библиотечный институт. Назвали меня Александрой в честь маминого брата, Саши, который умер во младенчестве. Сохранилась фотография, на ней бабушка с короткой стрижкой, после тифа и маленький карапуз в платьице. Я всегда думала, что это девочка, только позднее от бабушки я узнала, что это был наш с братом дядя.

По мере нашего взросления мы узнавали все больше историй об этом времени, поскольку мы там прожили совсем недолго. Городок был застроен каменными трехэтажными корпусами, где располагались офицерские квартиры, и двухэтажными солдатскими казармами. Наша семья делила квартиру с двумя другими семьями. Кухня и туалет были общими. Занятно, что туалеты функционировали на всех этажах и не относились к системе ватерклозет. Как уж этими туалетами пользовались, семейное предание умалчивает. Знаем только, что зимы там были очень холодные, такие, что молоко на рынке продавали в виде ледяных кругов.

Я слышала от родителей, что колчаковские войска строили городок и жили в нем во времена гражданской войны. Позже я выяснила, что военный городок начал создаваться в 1907 для нужд Красноярского Губернского батальона. На месте школы, где преподавала мама, была церковь. В городке после разгрома Колчака была интернирована его почти сорока тысячная армия, а до революции в земляных бараках, рядом с городком, содержались австрийские военнопленные. Многие колчаковцы здесь же были и расстреляны. Когда в стране Советов стали создаваться концентрационные лагеря в 19-20-х годах, то лагерь №1 был создан именно здесь, на территории военного городка.

Так что практически мы с братом родились на территории концентрационного лагеря, да еще под номером один. Но этим, наверное, никого не удивишь, потому что так или иначе каждый житель нашей страны тем или иным образом был приобщен к какому-то лагерю. Если не к трудовому исправительному, то пионерскому, или, социалистическому, или мирному, в конце концов, каковым считала себя страна. Да и изобретен концентрационный лагерь был впервые не большевистскими вождями, а английским лордом. Лорд Китченер, командующий английской армией, используя тактику выжженной земли, устроил их в Южной Африке во время англо-бурской войны в начале двадцатого века.

Мама вспоминала, что помимо школы и санчасти, был там еще клуб. Самолеты, на которых летали молодые курсанты, часто разбивались, и их провожали в последний путь в клубе под звуки траурных мелодий. Так что не очень веселое это место было, где мы родились.

Задумываясь сейчас о своем прошлом, я вижу некую причудливую диалектическую связь в том, что, родившись в городке, созданном последователями идей английского лорда и немецкого буржуа, там, где нашли конец участники белого движения и враги коммунизма, я оказалась в стране, где упокоился прах отца и вдохновителя коммунизма и изобретателя концентрационных лагерей. Ведь я могла бы прожить всю свою жизнь в этом городке, который по сути был миниатюрной копией страны, и никогда не встретить мужа, не обрести сына и даже не побывать в Санкт Петербурге. Я верю, что все, что закладывается в нас с детства, все, что пережили в прошлом наши родители, и другие поколения наших предков, каким-то образом отражается в наших судьбах и определяет их.

Удивительно то, как отец сумел избежать судьбы многих, кто прошли сквозь горнило сталинских лагерей. Мамин брат к тому времени уже сидел на Колыме, куда был сослан как бывший немецкий военнопленный, сидели и мужья бабушкиных сестер. Может, помогло, что мы уже были в Сибири, а дальше куда пошлешь, хотя нашли бы, наверное. У папы возникли трения с соответствующими инстанциями. То его обвинили в преклонении перед иностранцами, когда он хвалил в своих лекциях немецкие приборы, то обвинили в саботаже, когда он не дал бумагу одному из курсантов, который должен был нарисовать портрет Сталина. Тучи сгущались, ведь могли арестовать и за меньшую провинность. У отца был трофейный немецкий пистолет, подарок маминого брата. Побоявшись, что это может послужить отягчающим обстоятельством при аресте, он выбросил его в Енисей. Были еще и другие «отягчающие» обстоятельства, о которых родители долгое время хранили молчание....

Хотя у отца было безупречное рабоче-крестьянское происхождение, мама была дочерью бывшего офицера, штабс-капитана лейб гвардии Волынского полка царской армии, Алексея Степановича Истомина. Наряду со многими другими волонтерами из России и других стран он сражался на стороне буров в Англо-Бурской войне в 1899-1902 годах. Россия, хотя и сочувствовала бурам, но официально могла послать только наблюдателей и санитарный отряд от Красного креста. Кстати, англичанам его тоже предложили, но они отказались. Чтобы поехать на войну офицеры, как правило, писали прошение об отставке с просьбой последующего восстановления их в должности. Что наш дедушка, тогда, впрочем, только начинавший свою карьеру поручик, и сделал.

По окончании войны дедушка вернулся в Санкт Петербург и восстановился в должности. На память о войне оставались его многочисленные рисунки, часть которых он позднее послал в Южную Африку. Остальные рисунки не сохранились, но остался миниатюрный портрет бабушки – акварель, которую бабушка, а потом мама носили в медальоне. Бабушку он встретил в поезде Москва-Санкт Петербург в феврале 1913 года. Бабушка Гуля, Августа Михеевна, была дочкой зажиточных купцов из Кузнецка. Родители приехали в Москву закупать товар, а она поехала с теткой в Санкт Петербург посмотреть на торжества по случаю празднования 300-летия Дома Романовых. Еще на более пониженных и взволнованных тонах рассказывалась и другая, более невероятная история.

Оказывается, дедушке не понравилось, как кто-то из молодых офицеров разговаривал с хорошенькой провинциальной барышней в поезде, и он вызвал обидчика на дуэль. Дуэль обошлась без кровопролития, но деду пришлось уйти в отставку в должности штабс-капитана. Когда война в южной Африке закончилась, Пол Крюгер, тогдашний президент свободной республики Трансвааль пожаловал гражданство своей страны всем иностранным волонтерам, включая и деда. Когда дед сделал предложение бабушке, он предлагал ей ехать жить в Южно-Африканскую республику, но бабушка отказалась. Трансвааль получил это название после вхождения в состав Британской империи, такова была цена мирного договора с англичанами.

После венчания в Князь Владимирском соборе в Санкт Петербурге молодые уехали жить в Кузнецк. Вскоре родители жены передали ему управление своим галантерейным и гостиничным делом. После революции дед стал работать бухгалтером, но жизнь была тяжелой, кроме собственности, его лишили всех прав, он стал «лишенцем». Он начал пить, не желая, чтобы жена и дети тоже пострадали из-за его прошлого, уехал в Уфу, где и умер. Мамины братья потом пытались искать его могилу, но не нашли. Бабушка, чтобы прокормить свою семью и семью сестры поехала в Москву на какие-то курсы легкой промышленности и, освоив шитье, открыла свою швейную мастерскую по возвращении домой. Позднее она снова вышла замуж, муж потом погиб на войне.

Зная всю эту историю, чтобы не искушать судьбу и избежать всех отягощающих обстоятельств, отец сделал ход совершенно неординарный, последствия которого могли быть вполне непредсказуемыми. Он написал письмо Булганину, который был тогда Министром Вооруженных Сил. В письме он просил перевести его в любую точку СССР, но только чтобы он мог работать по специальности, чтобы принести больше пользы стране. Ответом на письмо последовал вызов в Москву. Отец не знал, чем мог закончиться его вызов в столицу, и наказал маме ехать с нами в Воронеж, к его родителям. По прибытии в Москву он узнал, что его ждало новое назначение – в Ленинград

Нам почему-то всегда показывали одну половину жизни, искусства, литературы, которая устраивала творцов новой истории. У нас же всегда была хорошая жизнь, «правильное» искусство, литература, самая передовая наука, лучшие в мире спортсмены и балет, конечно же. А там – всегда плохая жизнь, декадентское искусство и прочие гримасы капитализма. У известных тележурналистов даже лица перекашивало от вранья, чтобы убедить нас, как там плохо. Прямо как в причте о портрете халифа, у которого лицо было обезображено слепым глазом.

Вызвал он трех художников и заказал им свой портрет, но, предупредил, награжу только того, кто угодит, а если нет, то секир башка. Первый художник оказался реалистом и нарисовал халифа, ничего не приукрасив, и лишился головы за неуважение суверена. Второй художник, боясь повторить ошибку соперника, нарисовал повелителя с двумя здоровыми глазами, и поплатился жизнью за лесть. Третий художник нарисовал халифа в профиль, со здоровым глазом. И получил титул придворного живописца.

Ни тени, ни пятнышка не должно было быть ни в биографиях «несгибаемых», ни тем более омрачать их вдохновенные черты. Видно, хорошо у нас знали легенды и заветы халифов. Почти до самой перестройки ни на одной фотографии не было видно родимого пятна на лице Горбачева. У придворных фотографов инструкция была снимать его только слева в полупрофиль. И только после того, как он уже стал появляться на публике, выходя в широкие народные массы, стали публиковать его фотографии с известной отметиной на лице.

Точно по таким же заветам халифов нам преподавали историю. Упор делали на ту часть истории, которая была им угодна, на после революционный период, хотя и её усердно переписывали и ретушировали хранители заветов халифата. Действительно, страна с непредсказуемым прошлым...И не удивительно, что незабвенный Лев Николаевич Гумилев, например, никогда не брался писать или публично комментировать историю страны Советов.

Живя в то время в Ленинграде, я, наверное, не задумывалась о прошлой истории города, его улиц, охотно принимая за истину то, что нам преподносилось. Только много лет спустя я узнала другую часть истории. Я была даже рада этой запоздавшей возможности открыть для себя заново мир моего города, мир моего детства. Так что, возвращаясь теперь в свое детство, я вижу его уже иным, с восстановленными от ретуши участками.

Сразу после приезда в Ленинград мы поселились на Малой Садовой, прямо напротив Елисеевского гастронома и Екатерининского (Катькиного) садика, в одной из комнат коммунальной квартиры в ожидании окончания строительства дома, в котором отцу обещали отдельную квартиру. Мама потом рассказывала, что однажды нас пришла навестить её подруга по институту с мужем, военным моряком. Его откомандировали служить на дальний восток, и они пришли проститься. Мне в подарок они принесли какую-то необыкновенной красоты куклу. Я не помнила куклы, но зато запомнила, как однажды кто-то подарил мне воздушный шарик, и я играла им в комнате. Папа что-то мастерил и подбросил его пилой, шарик лопнул. Я безутешно рыдала, словно вместе с шариком лопнул мир моих детских надежд.

Улица Малая Садовая, хоть и была самой короткой в городе, но имела длинную историю переименований (Шуваловский или Новый переулок, Малая Садовая, Екатерининская улица, Пролеткульта, и снова Малая Садовая).

А в нашем доме, оказывается, жила когда-то Полина Виардо, не догадываясь, что через несколько десятилетий здесь поселятся строители новой жизни, на улице уже с новым названием. Тогдашнее послевоенное население кошек и собак тоже не подозревало, что во дворе этого дома навсегда поселится пес Гаврюша, а в канун нового миллениума увенчают эту улицу две небольшие скульптуры кошек. А точнее, кота Елисея и кошки Василисы, в память о дымчатом кошачьем десанте, привезенном из Ярославля в 1943 году. Оказывается, в то время город вел и другую, мало известную борьбу с полчищами крысиных захватчиков, жестоких и беспощадных. Только благодаря отваге четвероногих защитников и удалось с ними покончить. Так что и они не забыты. В те-то годы не часто было видно бродячих собак и кошек. Если у кого и были, так люди за ними смотрели, берегли.

Как мама тогда шутила, прямо пойдешь, в Катькин сад попадешь, налево пойдешь, коней Клодта найдешь, а направо и направо – в Летний сад попадешь. Так что, попав в Ленинград, я, еще того не сознавая, сразу оказалась подверженной «растленному» влиянию запада. Влиянию любви, с которой ансамбль архитекторов из многих стран Европы создавал ансамбль северной столицы, делая её лик таким неповторимым. Не мудрено, что потом я чувствовала себя как дома во всех столицах Европы! Впитала западно-европейский стиль архитектуры с детства. Хотя в столицах наших бывших друзей по социалистическому лагерю всегда присутствовал дополнительный элемент «узнавания» знакомых стилей советской эпохи.

Тогда я еще не знала, что ставший нашим любимым местом прогулок, Катькин садик был любимым местом встреч геев еще с царских времен. Не подозревала об этом и мама. Когда она шла в магазины, то приглашала Жанну Фердинандовну, благородного вида, и, очевидно, происхождения, даму, погулять со мной и братом в сквере напротив. В дополнение к своим нехитрым обязанностям она пыталась научить нас немецкому. Но скоро дом был закончен, и мы переехали на Кировский проспект, не добившись заметного прогресса в языке.

С кем бы я впоследствии ни разговаривала, независимо от того жили они там или нет, все признали, что Петроградская сторона определенно затронула какие-то самые сокровенные струны в их душах. А те, кто там жил, были словно заколдованы на вечное возвращение в эти места, во сне или наяву. И я не была исключением. Может быть потому, что Петр именно отсюда, с Заячьего острова начинал строительство своего града? И может быть гениальные архитекторы, которые начинали и продолжали его строить, вдохнули в камень соборов, зданий и набережных свою любовь и страсть к этому городу. И камни, настроенные на эту волну, излучают эту любовь. А может рабочие, строившие город, владели секретом приворотного зелья, подмешивая его к строительному раствору? Шведским названием Заячьего острова было Веселый остров, Веселая земля, так что может, таким образом веселился мастеровой люд в те времена.

В английском языке есть выражение «to be еasy on the eye». Редко встречающееся в современном языке, оно буквально означает, быть легким для глаза, то есть, иметь привлекательную наружность. Оно употреблялось, например, как замечание о привлекательной девушке. Сейчас учеными доказано, что секрет красоты заключается в симметрии, симметрия привлекательна для человеческого глаза. Красивые объекты легко и естественно воспринимаются глазом, а некрасивые – «тяжело». Но мне кажется, что запоминается что-то некрасивое прочнее, т. к. глазу было тяжело регистрировать несимметричный объект. Этот же принцип используется при изучении иностранных языков. В некоторых школах по изучению иностранных языков преподавание ведется только на изучаемом языке. Запоминается гораздо эффективнее, потому что процесс изучения связан с усилием, трудом.

Не удивительно, что я до сих пор помню как, гуляя по Петропавловскй крепости, когда она еще не была такой ухоженной для туристов, я с ужасом увидела труп собаки, обнажившийся из-под тающего снега. Или когда мы бегали играть на набережную Карповки, я пугалась крыс, деловито снующих по берегам тогда еще не оборудованной набережной у старого деревянного моста. Очевидно, не всех этих тварей дымчатые «ярославские ребята» истребили во время блокады, затаились «недобитки» по углам города. А может, к тому времени четвероногие ветераны уже почивали на лаврах, вспоминая минувшее дни. Эти объекты были настолько чужды тому, что я привыкла видеть вокруг, настолько тяжелы для восприятия глазом, привыкшим к симметрии, что опыт запомнился на всю жизнь.

Слова Достоевского «красота спасет мир» дают надежду. Но боюсь, что не спасет сама по себе, если не бороться за неё, чтобы тяжелый опыт борьбы с «несимметричностью» мира запомнился и передавался поколениями. Как, например, память о битве на поле Куликовом. Тяжелой ценой тогда победили, девять из десяти русских воинов полегло.

Мне казалось, что я воспринимала красоту, окружающую меня, как нечто само собой разумеющееся, не придавая ей особого значения. Но, видимо, каким-то образом она в меня впитывалась, вызывая какие-то необратимые реакции в организме, и превратилась в какой-то внутренний эталон красоты. Потом, когда мы обменяли квартиру и переехали в Невский район, я как-то шла по Рабфаковским улицам под нескончаемыми номерами получить паспорт в отделении милиции. Думаю, что у тех, кто застроил эти улицы, не было фантазии даже придумать названия для этих улиц, дали одно название и номера.

Я могу сравнить эти леденящие душу видения только с зоной, в которую ходили сталкеры в одноименном фильме Андрея Тарковского, по роману Стругацких «Пикник на обочине». Я физически чувствовала себя плохо. Почему-то подумала, что если бы я жила на одной из этих улиц, или улице Шкапина, например, хотя на ней и никогда не была, видела только фотографии, так, наверное, уже бы спилась или в лечебницу для душевнобольных попала. А, может, и нет, если бы я всю жизнь там прожила, я бы и разницы не знала. Читала, что один немецкий режиссер снимал там натурные сцены о последних днях Берлина, и не потребовалось никаких дополнительных декораций. Милая должно быть улочка! Бытие определяет сознание, прав таки был классик марксизма.

Но как тогда объяснить, например, осквернение памятников, разрушение скульптур, не говоря уже о более экстремальных явлениях нашего общества? Люди не выбирали, где им жить, но, неужели все те, кто это совершает, живут на Рабфаковских и Шкапиных? Хотя сам Шкапин был, оказывается, поэтом, пусть и пролетарским. Пока трудно сказать, вдохновит ли сограждан улица, носящая его имя, приобщиться к изящному жанру.

Холодная каша и «горячие» финские парни

С собой родители привезли из Красноярска американский трофейный кованый сундук из-под каких-то приборов, и занавески из парашютного шелка, которые сшила бабушка. Из мебели были кровати с металлическими спинками, а столы и тумбочки папа сделал сам. Мама разыскала свою тетку, по папиной линии, которая чудом пережила блокаду и доживала свой век в коммуналке тоже на Кировском. Она отдала маме клавикорды в качестве подарка на новоселье, изумительно красивые, с перламутровыми инкрустациями, на которых мама иногда играла. Папа иногда шутил: у нас красивая мама и музыка. Потом, когда мы много позже купили немецкий мебельный гарнитур, клавикорды снесли на помойку, купив взамен пианино. Кто-то из подруг сказал маме, что это антиквариат, она побежала на помойку, но клавикордов уже не было.

Наш дом №27 стоял в глубине, а в доме №27, выходящем на Кировский, ныне Каменноостровский, проспект, жил режиссер Григорий Козинцев. На площади Льва Толстого, в доме с башнями, жил писатель Леонид Андреев, бывал Шаляпин. А в казармах Гренадерского полка на Аптекарском острове жил Блок. Жило, конечно, на Петроградской еще много интересных и замечательных людей.

Недалеко от нас, на противоположной стороне проспекта в доме 26-28, находился музей-квартира Кирова. Для меня он тогда был более интересен тем, что там находился замечательный овощной магазин. Папа регулярно покупал в нем квашеную капусту, несколько сортов которой было выставлено на прилавках в эмалированных овальных тазиках. Папа обычно шел за овощами в магазины или на рынок, переодевшись в гражданское. По мере продвижения нашей родины к светлому будущему количество сортов капусты сокращалось и свелось к одному – несъедобному, а привычные горы консервов из крабов, дичь и различные породы рыбы совсем исчезли с прилавков соседнего гастронома и других магазинов.

Родители, чтобы показать пытливым детям, как выглядит осетрина или другой столь же экзотический продукт, извлекали старые кулинарные книги и с трепетом показывали детям фотографии, стараясь не читать рецепты. У нас почему-то дома не было кулинарных книг с фотографиями, зато было издание какой-то книги по диетическому питанию в двух или трех томах. Очевидно, диетпитание было настолько неаппетитным, что авторы даже и не пытались украсить его фотографиями, а может, к тому времени уже и не было того, что фотографировать.

Так вот, об истории этого дома по Кировскому, 26-28, как и о многих других домах на Петроградской, я узнала спустя много лет. Интересно, что в разные периоды своей жизни я встречала людей, которые жили в этом доме. Даже одного известного певца, который воспитывался в семье Кирова.

Этот дом, построенный в 1912 году сразу тремя братьями Бенуа (архитектором, инженером и художником) и архитектором Гунстом, считался одним из самых больших не только в Санкт Петербурге, но и в Европе. Внутренне пространство между частями этого дома образует девять дворов-лабиринтов. Проходя не раз по Кронверской улице мимо дома 21, я даже не догадывалась, что это был просто другой вход в тот же самый дом. Не случайно, в его истории, истории его жильцов не могла не отразиться история страны. Но, как и во многих других случаях, история дома от халифов умалчивала какие-то факты, а какие-то факты преподносились совсем в ином свете.

В доме «Трех Бенуа» в коммуналке жила моя подруга Алла, я иногда заходила к ней после школы, проходя под арку с колоннами и поднимаясь по сношенным ступеням мраморной лестницы. Алла с мамой жила в одной из двенадцати комнат этой квартиры, которая была для меня как затерянный мир, загадочный, и полный новых открытий и приключений. Мама Аллы, уходя на работу, оставляла ей манную кашу, завернутую в газеты и одеяло, но это каше не помогало. Алла кашу не любила, а я с удовольствием её съедала, хотя дома меня было не заставить её есть даже в горячем виде. Жила там и какая-то безумная старуха, которая в редкие появления в общественной кухне твердила: «всех нас перестреляют», и снова скрывалась в своей комнате. На кухне с прежних времен даже сохранилась холодильная камера.

В этом доме до революции жили помимо рядовых дворян, великий князь Гавриил Константинович, князь Гагарин, богатые купцы, государственные деятели, представители интеллигенции и военные. После революции в дом, покинутый в спешке предыдущими владельцами, стали заселять высшую партийную элиту и рабочих. Исчезли, разграбили последние следы пребывания предыдущих владельцев, разбежались привратники в фуражках с золотым позументом.

Социальная иерархия нового режима наглядно отражалась в помутневших старорежимных зеркалах, чудом сохранившихся в некоторых подъездах этого удивительного дома. Чиновников селили в основном на первые этажи в отдельные квартиры, а рабочих – на верхние, в коммуналки. Не забывали, конечно, и творческую интеллигенцию. Помимо Кирова в этом доме жили Григорий Зиновьев, сменялась череда «красных» мэров Ленинграда, жили артисты Черкасов и Бабочкин. Шостакович сочинял здесь свою «Ленинградскую» симфонию, а закончил её уже в Куйбышеве. Музыковеды, наверное, никогда не придут к единому мнению, что же все-таки скрывается за «темой нашествия» в знаменитой Симфонии №7. Передал ли великий композитор только тему немецких захватчиков, подступающих к городу, или звучит в его музыке тема сталинских репрессий, подобравшихся вплотную к его дверям? А может быть это просто тема зла, предупреждения о его приближении, независимо от того, в какие одежды оно рядится?

Отсюда, со ступеней этого дома начиналась и история борьбы против социального неравенства в партии большевиков. История борьбы, которую позднее пытался продолжить Юрий Андропов. А на Марсовом поле она в то время и закончилась, там, где среди прочих жертв революции похоронены финские коммунисты, жертвы белофиннов. Помню, читая эту надпись на скромной гранитной плите, я всегда испытывала чувство жалости к безвинным жертвам и чувство ненависти к коварным белофиннам.

Итак, все случилось 31 августа 1920 г. в доме №26-28 по улице Красных Зорь (как назывался тогда Каменоостровский проспект), где проходило очередное заседание финского рабочего клуба имени Куусинена. В 9 часов вечера к зданию подошли девять человек. Двое из них взяв в руки гранаты, остались у входа, а остальные поднялись на шестой этаж к квартире, где проходило собрание. В процессе разборки были убиты восемь и ранены десять человек из числа участников заседания. Среди убитых был Юкка Рахья, брат сподвижника Ленина Эйно Рахья. Преступники были взяты с поличным тут же у подъезда, сопротивления не оказали и оказались... финскими коммунистами.

Что же заставило «горячих» финских парней решиться на такие крайние меры? Согласно поспешной версии большевиков и самого Железного Феликса, возглавившего расследование, это было дело рук контрреволюции, белогвардейского заговора. Жертвы с почестями были похоронены на Марсовом поле, присутствовавшие держали лозунги: «через трупы товарищей финнов – к коммунизму».

А что случилось на самом деле, я узнала от самих финнов в начале 90-х годов. Как-то мы с будущим мужем отдыхали в гостинице «Репинская» на берегу Финского залива. Встретили там группу финнов, совершающих ностальгические туры по местам, некогда им принадлежавшим. Их гид оказался историком и, узнав, что я жила на Петроградской, поведал нам историю реальных событий. Полное отрезвление общества, намеченное к 2000 году, было не за горами. Но мы решили отклониться от курса, намеченного партией, и в предвкушении интересного вечера запаслись дешевым портвейном, поскольку ничего другого под рукой не оказалось, были времена антиалкогольной кампании и талонов.

К 1920 году в среде Питерских большевиков, да и в других местах, явно обозначилась проблема «верхов» и «низов». По этому поводу в РКП даже начиналась полемика. По рукам ходили письма обвиняемых финских коммунистов Ленину. «Низы» требовали прозрачности в распределении партийных средств, более равномерного доступа к партийной кассе. В то время как рядовые члены финской компартии голодали в Петрограде или вели подпольную работу на родине, партийная номенклатура наслаждалась вполне комфортной жизнью в Доме Советов, бывшей гостинице «Астория», прозванной в народе «Слезой социализма». Сами же представители партийной элиты получили прозвище «господ-социалистов».

Этого не могли не заметить участники нападения, которые, очевидно исчерпав все мирные доводы, решились на этот террористический акт. В процессе пальбы они вошли в такой раж, что продолжали стрелять в уже поверженные тела партийных функционеров.

Вопросы, поднятые «горячей» десяткой похоронили вместе с их жертвами. Не удивительно, что после развала КПСС даже сам бывший Председатель Политбюро, он же «Отец» перестройки, не смог объяснить, куда делось золото партии, а приближенные к партийным закромам продолжали удобно выпадать из окон. Круг замкнулся, похоронили в надежном месте и золото партии, словно ирландские леприкорны при виде радуги, чтобы у других смертных вопросы не возникали.

Эта история началась с неравенства, неравенством и закончилась. Как заметили древние философы, люди равны перед смертью и законом. Практики революции верили только в справедливость первого утверждения. Но из десяти подследственных, проходивших по делу, восемь были помилованы. К смерти приговорили только одного, заменив затем высшую меру пятью годами тюрьмы, правда, не сдержали слово. Если учесть, какую волну репрессий вызвало убийство Кирова, то наказание убийцам восьми финских коммунистов довольно высокого ранга было более, чем мягким.

Чем выше чин, тем суровее наказание...ВЧК, правда, нашла «младшим товарищам» смягчающие обстоятельства, ссылаясь на их «молодость», «чистоту помыслов» и «горячность». Наверное, оттуда и пошло выражение «горячие» финские парни. Ну а их «старшие товарищи» по партии продолжили свой путь к коммунизму по множащимся трупам своих, финских, и других товарищей.

А я и мои сверстники, а тем более наши родители, живя уже в послевоенном Ленинграде, меньше всего думали о смерти. Взрослые должны были радоваться жизни, трудиться над восстановлением разрушенного хозяйства, ну а мы, дети, «учиться, учится и учиться».

В «зоне», или Мелочи жизни

Я заметила, что в детстве, поскольку мы много гуляли, бродили по окрестностям нашей Петроградской, жизнь представлялась широкой пешеходной зоной, казалось, можно было шагать по ней не спеша, всю жизнь. Но вот подошел трамвай №18, на который я села, чтобы ехать в Политех. Дорога казалась длинной, но было много веселых остановок. Потом вдруг, ушел последний трамвай, я села на поезд в метро, и большая часть моей жизни прошла за чтением толстых журналов в дороге. Примелькались лица все тех же пассажиров, и дорога начинала утомлять. Пока неожиданно я не услышала голос: «Всем освободить вагоны, поезд идет в парк».

Следующая часть жизни уже пройдет в ожиданиях рейсов в аэропорту и перелетах. «Все рейсы в Детство и Юность отменяются в связи с нелетной погодой» - будет звучать все чаще и чаще... И останется только сесть на ближайший рейс в страну Надежды... Надежды, что продлится Юность и Детство в мечтах и воспоминаниях, во встречах с друзьями и близкими. Надежды, что не зря мы пробыли так недолго в странах Детства и Юности. Надежды, что самый последний рейс в страну, ГДЕ НИКТО НЕ СПШИТ все-таки отложат по каким-то причинам...

В первый класс я пошла в школу №71 на площади Льва Толстого. Школа куда-то переехала, и сейчас там библиотека. Как ни странно, позднее я нигде не смогла найти упоминаний об этой школе, будто её и не было, молчание хранила даже электронная память. Кажется, что перед тем, как ввели совместное обучение, там была школа для мальчиков, и номер школы был другой, может быть №5. Во всяком случае, я знаю, что многие её выпускники, как и я, хранят о ней память. Иногда меня с подругой Ларисой туда водила её бабушка. Помню, что я часто забывала дома школьный передник, и, обнаружив пропажу, заливалась слезами. Сердобольная бабушка возвращалась к нам домой и приносила передник.

Поначалу круг нашего детского и дозволенного интереса ограничивался сквером у дома и дворами. Сквер поначалу был еще неблагоустроен, и там играть было не так интересно. А в проходных дворах, ведущих с Кировского и улицы Льва Толстого, было раздолье. Там были сложены поленицы дров для отопления более старых домов, это было неоценимо для игры в прятки и в войну. В войну, конечно, играли больше мальчишки и девочек брать не хотели, но поскольку у меня был старший брат, это меняло дело, меня неохотно, но брали «на войну». Иногда заигравшись, нам хотелось пить, и мы забегали в кочегарку, где кочегары с закопченными лицами предлагали нам воды.

За порядком смотрел дворник дядя Федя. Он с семьей жил в какой-то то ли квартире, то ли комнатушке под лестницей в доме №29 по Кировскому. Наверное, бывшая комната привратника. Когда много позже я читала «Доктора Живаго», то всегда представляла Юрия Живаго, живущего в такой вот комнатенке в Москве, когда его после всех странствий и испытаний приютила семья дворника Маркела. Дядя Федя, конечно, не подозревал о благородстве своего коллеги. Он словно свято следовал данному себе обету не бриться, пока не перестанут сорить. Со щетиной на лице, сохранившейся с дореволюционных времен, и того же происхождения переднике он запирал на ночь все ворота многочисленных дворов, а днем помимо своих прямых обязанностей, был ещё и арбитром наших редких ссор.

Дворник исправно содержал двор и прилегающий сквер в чистоте, очищая его зимой ото льда и снега. Никто не боялся сломать руку или ногу, хотя искусственного подогрева тротуаров во дворах не было. Может быть, это кому-то покажется мелочью, но эта любовь к чистоте и порядку была визитной карточкой нашего города. Будучи позднее в командировках в разных городах и столицах Союза и союзных республик, я всегда обращала внимание, какими пыльными и неопрятными по сравнению с Питером были их улицы. Сейчас же то ли вымерли последние представители этой профессии, то ли отношение к чистоте переменилось. Поэтому в переходный период от весны к лету от изобилия песка и соли, щедро выделяемых чиновниками коммунальных служб на борьбу с гололедицей, наши улицы порой напоминают то ли разлив реки Енисей, то ли песчаную бурю в далеком штате Аризона. Если уж наше общество стало настолько гуманно, что возводит памятники четвероногим друзьям, то почему бы не увековечить память о скромных работниках метлы в одном из петербургских дворов?

Постепенно мир наших представлений о Петроградской расширялся благодаря походам в Ботанический сад через сквер Больницы Эрисмана и Карповку, на Ситный рынок, в зоопарк, Петропавловскую крепость, мимо Мечети и памятника «Стерегущему» в Александровском парке...

В наше время вода еще лилась прямо на бронзовых героев-моряков из открытых кингстонов на памятнике, придавая еще больше драматизма этому замечательному монументу. Как выяснилось еще в процессе создания памятника подвигу славных моряков миноносца, кингстоны никто не открывал, так как их просто не было предусмотрено в конструкции корабля. Корабль затонул из-за пробоин. Высочайшим повелением Николая II было решено подвиг «Стерегущего» увековечить, несмотря на протесты Морского Генерального Штаба, что в таком виде памятник будет искажать историческую правду. После 1917 года о таких «мелочах», как искажение исторической правды уже никто не беспокоился.

Когда переходила через Карповку по Петропавловскому мосту, привлекал внимание дом №13 на набережной слева за мостом. Этот дом как гигантская избушка на курьих ножках, вросших в землю, вызывал чувство какой-то неприкаянности. Построенный архитектором Левинсоном в стиле конструктивизма в 1934 году, он предназначался для правительственной элиты города. Во дворе дома, который еще называют Домом Ленсовета, даже спланировали теннисный корт. Неизвестно, успели ли представители элиты насладиться игрой в теннис, поскольку многих постигла судьба многочисленных обитателей «домов на набережной».