По благословению
Святейшего Патриарха Московского и всея Руси
АЛЕКСИЯ II
Алла Добросоцких
ПО СЛЕДАМ
БАРНАУЛЬСКОГО ЧУДА
Опыт документального расследования
Этого чуда ожидала Россия
О барнаульском чуде воскрешения в 1964 году Клавдии Устюжаниной написано множество брошюр. Материалы о ней помещены на десятках сайтов в Интернете, использованы в различных книгах.
Единственный достоверный до последнего времени источник – рассказ сына Клавдии Никитичны, протоиерея Андрея Устюжанина, служащего сейчас священником в Свято-Успенском женском монастыре г. Александрова Владимиро-Суздальской епархии. Отец Андрей дословно записал рассказ своей матери – так, как он запомнил его еще ребенком, когда Клавдия Никитична говорила о главном событии своей жизни многочисленным посетителям, жаждавшим услышать свидетельство о чуде Божием. Этот рассказ издан брошюрой «Барнаульское чудо. Рассказ об истинных событиях, происшедших в городе Барнауле с Клавдией Устюжаниной в 1964 году» (издание Сретенского монастыря. М., 1996). Выходила брошюра и на английском языке.
Казалось бы, что нового можно добавить к этому? Тем более что каждый волен верить или не верить известным фактам – по вере дается каждому. Но свежий трезвый взгляд, думается, сегодня просто необходим. Во-первых, потому, что множество интереснейших свидетельств современников и деталей событий, развертывавшихся вокруг чуда, осталось вне поля зрения православных изданий. Во-вторых, событие это обросло таким комом домыслов, легенд и небылиц, что некоторые малоцерковные люди нередко воспринимают его как некую «благочестивую сказку».
Кто только не пытался в своих целях использовать историю Клавдии Устюжаниной! Делают это атеисты: «Не было рака, не было смерти, не было воскрешения – все это, увы, лишь результат безудержной фантазии самой Клавдии Никитичны, ее сына и их последователей» (атеистический сайт). Ничтоже сумняшеся переиначивают все на свой лад и уфологи. Ссылаясь на некую «космическую коалицию», якобы правящую миром, они причисляют Клавдию Устюжанину к числу «лучших головастиков», делая при этом весьма экстравагантный вывод: «Суперцивилизация Вселенной еще раз показала своим "барнаульским чудом", что каждый человек после смерти всегда получает то, что заслужила его душа!» (русская уфологическая сеть).
На эти явные спекуляции можно было бы и не обращать внимания. Но, увы, даже в православном мире вокруг истории с воскрешением, вызвавшим поток паломников в Барнаул со всей России, сложилось немало легенд. Некоторые не вполне достоверные факты попали из переписанных много раз «свидетельств» в разные издания, претендующие на православную точку зрения. Протоиерей Андрей Устюжанин отмечает массу искажений и даже подтасовок во многих книгах, в частности, в книге «Православные чудеса в XX веке».
– Утверждается, что мама была «безбожницей, сильно, страшно хулила Бога и гнала святую Церковь», «была очень активная коммунистка», для оперирования которой специально «вызвали из Москвы профессора», – говорит он. – Приводятся различные нелепые «подробности» (вроде того, что после воскрешения врачи хотели умертвить маму, чтобы скрыть чудо). И все это излагается от имени моей мамы! Но ни о чем подобном моя мать никогда не рассказывала и рассказывать не могла. Она, хотя и отошла от веры в Бога после смерти своего отца, никогда не была партийной «активисткой», не могла устраивать гонения на Церковь. Я дословно записал ее рассказ, отразив лишь то, о чем говорила мама, что запомнилось мне из ее бесчисленных рассказов людям...
Встречались мне и различные рукописи, записанные якобы со слов Клавдии Устюжаниной. Они также очень отличаются от того, о чем рассказывала мама в моем присутствии. В одной из рукописей перепутано даже отчество мамы (вместо Клавдии Никитичны она названа Клавдией Васильевной), перепутан год операции, ее смерти и воскрешения. И эта рукопись, скорее похожая на сказку; чем на реальный рассказ, уже в 2000 году была издана 10-тысячным тиражом издательством «Держава» под названием «Свидетельство Клавдии Устюжаниной», якобы записанное неким неизвестным иереем Виктором. У меня иногда складывается впечатление, что есть силы, которым выгодно дискредитировать чудо Божие...
Не беремся судить, был ли во всем этом заведомый умысел. Важнее попытаться понять: как и почему появились в те далекие 60-е годы различные рукописные версии барнаульского чуда, ходившие по всей России – из рук в руки? Не будем отрицать – обрастание события невероятными деталями отчасти можно объяснить психологическим эффектом «испорченного телефона» (когда переписчик пытается добавить что-то свое, улучшающее, по его мнению, содержание). Но в различных «самиздатовских» описаниях есть некая общая закономерность, общий принцип протеста против реалий жизни, из которой изгнан Бог...
Нам, живущим в годы возрождения Православия, уже трудно представить весь безысходный ужас атеистического бытия тех лет. Всеми доступными средствами пропаганды человеку вдалбливалось: ты – случайное соединение молекул, ты – ничто, цель твоей жизни – могила, ты бесследно рассеешься в пространстве после своей смерти. И все это сочеталось с невероятным самомнением: «человек – это звучит гордо!».
Но чем гордиться ничтожной пылинке, от которой через миг не останется никакого следа? Во имя чего жить? Это трагическое противоречие, терзающее душу, не могли заглушить никакие лозунги о «прекрасном новом мире». Душа подсознательно чувствовала лживость провозглашенных целей жизни. Вот почему с таким жадным интересом, с таким восторгом и даже ажиотажем реагировали люди на все то, что выбивалось из рамок коммунистических «догм». В 1960-е годы, полные ненависти к вере (когда за живое слово проповеди священника могли лишить регистрации или даже посадить в тюрьму), исстрадавшиеся души людей жаждали любого подтверждения, что есть все-таки что-то иное, кроме «нового, счастливого быта», жаждали любого свидетельства о присутствии промысла Божия в их жизни, об обращении к вере даже атеистов и коммунистов...
Как нужно было барнаульское чудо для утешения народа, которому через 20 лет (в 1981 году!) обещали построить коммунизм («Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!») и «показать по телевидению последнего попа»... Вот почему так понятна и объяснима жажда людей к творчеству на эти темы. Домыслы о «партийной работнице – гонительнице Бога» просто не могли не появиться. Жажда народа увидеть покаяние коммунистов отразилась в ярких деталях, которые люди от себя добавляли в рукописи. В одной из них в рассказе от имени Клавдии Устюжаниной есть такие строки: «Потом я увидела свою церковь, которую я ругала. Когда открылась дверь и оттуда вышел священник во всем белом, от одежды шли блестящие лучи. Он стоял с поникшей головой. Тогда спросил меня Господь: кто это? Я ответила: это наш священник. А голос мне ответил: а ты говорила, что он тунеядец; нет, он не тунеядец, а труженик, он истинный пастырь, а не наемник (выделено авт.). Так вот знай, каким бы он ни был малым чином, но он служит Мне, Господу». Народ, не верил атеистическим агиткам против своих пастырей и стремился защитить их, вкладывая в уста Господа укоряющие слова тем, кто поверил лжи.
«Та, прежняя Клавдия, безбожница и активистка, не существует, ибо она умерла отроду 40 лет. По милости Царицы Небесной и Всевышнего Бога я хожу в церковь и веду жизнь, подобающую христианке. Хожу по учреждениям и рассказываю все, что со мной произошло (выделено авт.), и Господь мне помогает». Конечно, о хождениях по учреждениям с проповедью о чуде в 60-е годы не могло быть и речи. Такая «крамола» была бы немедленно и жестоко пресечена властями (ведь только за то, что люди приезжали послушать о чуде домой к Клавдии Устюжаниной, она немало претерпела от власть предержащих!). Но народное творчеств сделало Клавдию своего рода странницей, не страшащейся исповедовать Истину в советских учреждениях.
Так что до известной степени нам приходится быть снисходительными к выдумкам и неточностям в рассказах о реальных событиях тех лет. В этих деталях – яркий портрет народного сознания шестидесятых.
Иное дело – сегодняшняя ситуация. Надо сказать, что в народном творчестве до сих пор отражается эхо чуда, барнаульская история и сегодня обрастает массой домыслов. Но сейчас этому умиляться нельзя. Потому что нынче мотивы мифотворчества чаще всего иные: «род лукавый и прелюбодейный» ищет, прежде всего, «знамения»... Поскольку мы слабы, поскольку нашей вере все время нужна ВНЕШНЯЯ поддержка...
Понимаем, что для истинно верующего «подтверждения» не нужны. Но в ситуации, когда в околоправославной литературе за чудеса выдаются легенды или даже выдумки, особо ценна предельная точность и особый вес приобретают свидетельства «из первых рук». Потому-то и возникла идея: поехать вместе с о. Андреем Устюжаниным на его родину – в Барнаул – и попытаться провести документальное журналистское расследование, как бы пройти по ступеням жизни, смерти и воскрешения Клавдии Устюжаниной.
В этой книге мы приведем новые, неопубликованные прежде свидетельства, воспоминания и рассказы очевидцев и современников, которые смогли собрать (ведь так мало осталось в живых очевидцев!), попытаемся максимально восстановить атмосферу тех лет, дать штрихи к портрету общества вокруг барнаульского чуда. Пройдем вместе с читателем по местам, где развертывались драматические события далеких уже 60-х годов прошлого века, побываем в местах, где жил и помогал людям благочестивый отец Клавдии Никитичны – Никита Трофимович Устюжанин...
Скажем сразу: по прошествии почти сорока лет осуществить подобное путешествие и найти важную информацию – дело чрезвычайно трудное. Не скрою, автору этих строк порою даже казалось, что задача предстоит совершенно безнадежная. Но все же то, что удалось узнать и осмыслить в нелегкой поездке, представляется важным. Чрезвычайно интересна сама обстановка вокруг события, всколыхнувшего чувства тысяч людей, сам срез той эпохи. Кроме того, крайне важно было разобраться в причинах негативной позиции медиков г. Барнаула, многие из которых до сих пор считают барнаульское чудо «мыльным пузырем».
Очевидцы и современники тех событий оценивают происшедшее по-разному. Жизнь не вместишь в заданную схему – да этого и не требуется. Ведь даже с точки зрения психологии и у меня как автора, и у вас как читателей может быть совершенно разное восприятие приведенных в книге свидетельств – в этом беды нет. Да мы и не ставили цели: дать фактам окончательную, «единственно верную» оценку. Пусть читатель сам делает выводы.
Но все равно, при всей противоречивости мнений, остается «сухой остаток» – чуда исцеления от рака и чуда обращения к вере никто не смог опровергнуть! И еще одно бесспорно: хотя мы все такие разные, все равно в этой истории есть то, что нас объединяет, а не разъединяет. А потому – в путь, по следам барнаульского чуда!
ЧУДО БЫЛО ПРЕДСКАЗАНО ЗА... 16 ЛЕТ
ДО ЕГО СОВЕРШЕНИЯ
Многим людям поведала Клавдия Устюжанина повесть своей жизни, смерти и чудесного исцеления. Как уже было сказано, этот рассказ записан ее сыном – священником Андреем Устюжаниным, неоднократно слышавшим его в детстве и юности.
Но оказалось, что есть свидетель, который слышал рассказ Клавдии Никитичны практически сразу после чуда, происшедшего с ней. Это протоиерей Валентин БИРЮКОВ. Он был одним из первых, кому Клавдия Никитична рассказала о своей жизни буквально «по горячим следам» – через полгода с небольшим после чудесного воскрешения и исцеления. Тогда, в декабре 1964 года, 42-летний Валентин Яковлевич Бирюков не имел священного сана. Он пел на клиросе храма Петра и Павла в Томске, готовился к рукоположению во диакона. Сейчас протоиерей Валентин Бирюков служит в храме Сретения Господня в г. Бердске Новосибирской епархии. Двое его сыновей стали священниками: отец Владимир Бирюков служит в Новосибирской области, а игумен Петр Бирюков – в Жировицком Успенском монастыре в Белоруссии.
В пасхальные дни 1999 года отец Валентин, возвращаясь из Жировиц от сына – игумена Петра, заехал в Александров, в Успенский монастырь к о. Андрею Устюжанину, которого он помнит еще 8-летним Андрюшей. Немало прихожан и учеников воскресной школы собрались, чтобы послушать рассказ о. Валентина о его встречах (а всего их было пять) с Клавдией Устюжаниной. Оказалось, что отец Валентин знал о том, что произойдет с женщиной по имени Клавдия... еще за 16 лет до барнаульского чуда! Именно этот рассказ – яркий, образный, изложенный сочным народным языком, полный неожиданных деталей – и стал решающим аргументом в пользу поездки в Барнаул. Во время второй нашей встречи о. Валентин дополнил его и уточнил.
Впрочем, судите сами.
«Я НЕ ИМЕЛА ВЕРЫ, А ГОСПОДЬ МЕНЯ ПОЖАЛЕЛ...»
Из рассказа протоиерея Валентина БИРЮКОВА
Предсказание
Во время Великой Отечественной войны я учился в военной школе в Омске. Потом попал на фронт. Видел много страшного – видел, как во время бомбежки дома летели по воздуху, как пуховые подушки. А мы молодые – нам всем жить хотелось. И вот мы, шестеро друзей из артиллерийского расчета (все крещеные, у всех крестики на груди), решили: давайте, ребятки, будем жить с Богом. И мы договорились, чтобы во всю войну никакого хульного слова не произносить, никакой раздражительности не проявлять, никакой обиды друг другу не причинять.
Условия на фронте, известно, были тяжелые: ни света, ни воды, ни топлива, ни продуктов питания, ни соли, ни мыла. Правда, много было вшей, и гноя, и грязи, и голода. Зато на войне самая горячая молитва – она прямо к небу летит: «Господи, спаси!» И Господь спасал в самых страшных ситуациях. Дважды мне было предсказано, как бы прозвучало в груди: сейчас вот сюда прилетит снаряд, убери солдат, уходи. И только мы оттащим пушку в сторону – как на том месте, где мы только что были, уже воронка... Потом солдатики приходили ко мне и со слезами благодарили. А благодарить надо не меня – а Господа славить за такие добрые дела. Ведь если бы не эти «подсказки» – и я, и мои друзья давно бы уже были в земле.
Когда с фронта вернулся, начал работать продавцом в селе Гришкино Томской области. А мне так хотелось поступить в семинарию или уйти в монастырь. Но меня не отпускали с работы. Шел 1948 год, когда произошел случай, который я до сих пор без волнения вспоминать не могу. Было 7 часов вечера, рабочий день уже закончился. Вдруг приходит ко мне в магазин человек. Я его не знал, да и до сих пор не знаю, кто это был – с виду обыкновенный, лет 55, лицо очень доброе. Сразу я к нему расположился, ведь лицо – это зеркало души. Запер незнакомец дверь на крючок и говорит мне:
– Встань, Валентин, на колени – лицом на восток, перекрестись трижды. Слушай – я тебе расскажу прошедшую и будущую жизнь.
Говорил он медленно, внятно – будто хотел, чтобы я каждое его слово понял и запомнил. И рассказал, где, что и как со мной произошло, описал все места, где я побывал. Посмотрел я на него чуть недоверчиво и думаю: «Не может он все это знать! Откуда ему известно, что я в блокаде был?» А когда он сказал, что у меня осколок сидит в пояснице, я даже заплакал от ужаса – ведь здесь, в Сибири, никто не знал про осколок, никто! А потом этот человек спрашивает меня:
– Помнишь, вы договорились вшестером, чтобы никакого хульного слова никогда не произносить и друг друга ничем не обижать?
– А как же... Помню! – только и сказал я (кто же, кроме моих друзей-солдат, мог знать об этом?!).
– Вы молились, просили Господа оставить вас в живых. И вот ты жив. И твои друзья все живы. А видел, как трупы вокруг вас лежали? Так что если бы вы матерились, хульные слова говорили – точно так же лежали бы и ваши косточки... Вот что значит «матерок» – а вот что значит молитва…
Многое этот человек сказал и про будущее – то есть про наше сегодняшнее время. Предсказал, что будут люди по миллиону – по два получать и даже больше.
– И ты тоже будешь миллионером! — сказал он. Я изумился:
– Куда их девать, эти миллионы?!
Ведь тогда, в 1948 году, я получал 46 рублей. А он и говорит:
– Не беспокойся – эти деньги пустые будут.
Как понимать – пустые? Тогда это мне было непонятно. Не стал он долго объяснять:
– Потом поймешь!
А вот теперь, в 1999 году, понятно, какими «миллионерами» мы стали. Три ноля!
И все, что он предсказал мне, – все совершилось. Сказал даже про сосны у храма, где я буду служить. Из этих деревьев сейчас сделан аналой... Все это может знать только Божий человек. Не знаю – был ли это Ангел небесный, принявший облик человека, – не берусь судить! Но чувствую: что он истинно говорил. Такая чистота у него была во взгляде! От него как будто благодать исходила – так хорошо мне было.
И я с полным доверием воспринял слова этого человека:
– В Барнауле Господь воскресит женщину, звать ее Клавдия, ты у нее будешь 5 раз, а потом будешь рассказывать людям, как все было. Будешь в хоре сначала петь, а потом станешь славить Бога.
Все это было сказано в 1948 году – то есть за 16 лет до многим известного барнаульского чуда! Перед Богом и именем Господним свидетельствую: говорю истину! За эти слова я отвечаю перед Богом на Страшном Суде!
«Вы так верите?!»
Нисколько не сомневался я в том, что все именно так и случится. И когда услышал, что в 1964 году в Барнауле Господь воскресил женщину, я отпросился с работы и немедленно поехал туда. Шел декабрь 1964 года, но было еще тепло. Нашел дом Клавдии Устюжаниной. Калитка закрыта. Жду. Идет высокая, статная женщина с сыном – Андрюша тогда был маленький, лет восьми. Я подхожу:
– Здравствуйте, Клавдия Никитична! Я к вам!
Она не удивилась нисколько:
– Заходите.
– Клавдия Никитична! – говорю я. – Есть у меня в Барнауле знакомые, но только не знаю, где они живут. Сам я из другого города. Можно ли у вас переночевать?
– Но мне отец Николай сказал, чтобы я никого не пускала, потому что могут взять мои документы. А чем я буду подтверждать, что была в больнице, что ничего не выдумала?
Я перекрестился на иконы и достаю паспорт.
– Вот, возьмите мой паспорт!
В это время Андрюша подошел и обнял меня, будто давно не видел и соскучился, головку к моей груди приклонил. Клавдия Никитична пальто повесила, оборачивается:
– Не надо, не надо паспорта! Я по Андрюше вижу, что вам можно доверять. Раздевайтесь, проходите.
Я сразу задал ей вопрос о чуде ее воскрешения:
– Клавдия Никитична, как на том свете – вам больно было или нет?
Она очень удивилась:
– А разве вы уже бывали у меня?
– Нет, – говорю, – ни разу!
У нее слезы потекли. Сидит и не может слова выговорить. Наконец, спрашивает:
– Неужто вы так верите?!
– Да, – отвечаю.
– Какие люди верующие бывают! Вот вы в первый раз услышали – и сразу поверили. А я бы никогда не поверила. Даже если бы жива была моя родная мамочка, которую я любила и которой верила безгранично, – то и ей бы не поверила, если бы Господь совершил такое чудо с мамой. А уж о чужом человеке и говорить нечего – даже слушать не захотела бы...
Сама-то она долго была неверующей, хотя по натуре она очень добрый человек. А то, что у нее не было веры, – это ее большая беда. Ее нельзя судить за это – только Господь знает, почему мы потеряли веру. На то есть много причин извне, многое было сделано, чтобы испортить нашу Россию... И теперь таких неверующих не сочтешь! Но одну из них Господь все-таки пожалел – чтобы всем НАМ дать подкрепление в вере. Это не шутка, не сказка, не детская забава. Это серьезно! Это Божия благодать.
И чтобы понять это, мне не нужны были никакие документы и свидетели! Ведь я на себе убедился, что такое милость Божия: дважды меня Господь предупреждал – убери солдат, сейчас сюда снаряд прилетит. А предсказание о воскрешении Клавдии в Барнауле, данное мне в 1948 году? Вот почему, услышав рассказ Клавдии, я сразу просто и безоговорочно ей поверил. Я не искал свидетелей – правда это или неправда. Мне других свидетелей не надо было – я за 16 лет до этого знал, что такое чудо произойдет.
Мне одному из первых довелось услышать рассказ Клавдии Никитичны о ее жизни, буквально «по горячим следам» – через полгода с небольшим после чудесного воскрешения и исцеления.
«Ты смеешься над Богом!..»
Привожу рассказ Клавдии Никитичны Устюжаниной так, как она мне его изложила.
«Рядом с моим магазином, где я работала продавцом, был храм. Пошла я как-то посмотреть: что же там делается. Встала в уголок, наблюдаю: один, другой, пятый, десятый – крестятся, иконы целуют и даже поклоны земные делают перед иконами. Я подошла к иконе, постукала по доске, посмотрела: какой-то дедушка с бородой нарисован. А на другой иконе какая-то женщина – мать с младенцем. Я и думаю: "Ну и что же, и я Андрюшу маленького держала на руках... Вот, оказывается, какое у них понятие, вот им и Бог..."
Пришла в магазин, с легкой усмешкой рассказала о своих впечатлениях. А одна из работниц магазина укорила меня:
– Клава, замолчи. Ты смеешься над Богом!
– Да перестань! – ответила ей.
Потом пошли вдвоем с другой продавщицей посмотреть и убедиться. И тоже осудили всех – мол, они немножко... не того, вроде как больные какие-то».
Но Господь, конечно, пожалел Клавдию Никитичну, не дал остаться в таком помрачении – она тяжело заболела. Раком. Как об этом уже много писали, болезнь была послана для спасения души. А оперировал ее Израиль Исаевич Неймарк, прекрасный талантливый хирург, профессор, знающий свое дело. И на операционном столе ее душенька вышла из тела. Вот как она рассказывала об этом:
«Страшно говорить даже. Труп мой лежит на столе – разрезанный, как свиная туша. А я вижу, слышу, перемещаюсь туда, куда мне хочется...».
А это душа ее все видела, все слышала душа – душа все чувствовала! А плоть – как одежда души. Все равно, что мы сбросили пальто – а сами пошли, куда хотели. Вот Клавдия и подумала, что пойдет домой, – куда же ей деваться?.. Но не получилось. Она слышала, кто что говорил, видела, как приехал ее директор, как сын Андрюша приходил и плакал, но ничего не могла поделать. Когда ее бездыханное тело увезли из операционной, она почувствовала нечто необычное – о чем прежде никогда даже не слышала:
«Душа моя, как ласточка, со скоростью молнии поднялась кверху. Будто в стеклянном футляре летела. Сопротивления ветра не было никакого! И вдруг вижу – земли нет! Лишь блестит издали звездочкой...»
Клавдия Никитична рассказала, что когда она лежала в неведомом ей месте – головой на запад, ногами на восток – под ней был коричневый коврик, будто пуховый.
«Слева от меня аллея метров в 6 шириной – длинная и прямая, как струна, – конца и края ей нет. Огорожена изгородью из лавровых листиков – таких густых, что даже курочка голову не просунет».
А на восточной стороне она увидела блестящие врата высотой примерно с девяти- или десятиэтажный дом – ни один человек в мире не может такую красоту создать!
Даже изобразить не сможет. Врата блестящие, как солнце, разноцветные, цвета движутся, играют, сияющие искры летают...
«Прекрасно, тепло. А где нахожусь – не знаю. И захотелось мне узнать – а ни одного человека нет. Ароматный воздух... Забыла, что жила на земле, забыла, что умирала, и даже Андрюшу забыла. И вдруг через эти овальные врата с воздуха идут мама и дочка (так я их тогда восприняла) в монашеском одеянии коричневого цвета. Идут быстро. Дочка плачет, что-то у мамки просит. Мамка не обращает внимания, идет прямо ко мне».
Ангел плакал о ней
Тогда Клавдия Никитична думала, что с «монахиней» дочка, а это был Ангел Хранитель, от Бога данный рабе Божией Клавдии. Это он плакал о ней.
«Я думаю: спрошу сейчас, в какой стороне нахожусь. А мамочка такой красоты, что в людях мира я никогда не видела. Невозможно смотреть на эту красоту. И она так строго смотрит на меня – чувствую, что мною недовольна. А я думаю: как же эта молодая монашечка стала мамой? И вдруг чувствую: знает Она про меня все – "от" и "до". И мне стало стыдно – не знаю, куда мне отвернуться или уйти. Но ничего не получается – как лежала, так и лежу. Не встанешь, не отвернешься.
И вот эта молодая женщина тихо поднимает голову и говорит (и в этом голосе чувствуется только любовь): "Господи, куда ее?" Меня как током ударило – я сразу поняла, что нахожусь на Небе, передо мной стоит Царица Небесная...».
Так постепенно она начала осознавать, что происходит, вспоминала все, о чем говорил ей отец. Андрюша в это время еще маленький был – не все запомнил из того, что мать рассказывала со слезами. Я же особо верю именно этому рассказу практически сразу после чудесного воскрешения... Клавдия слышала, как Господь ответил Матери Божией.
«Голос слышу откуда-то сверху: "Ее спустить обратно на землю, она не в срок умерла". Так я обрадовалась, хотя меня всю трясло!.. А Царица Небесная пошла в эти блестящие врата – и они открылись пред ней с молниеносной быстротой. А сквозь открытые врата стал виден сильный, прозрачный голубой свет. А потом двери небесные снова закрылись... А я лежу, как пустышка, ничего не соображаю, что со мной будет. И тогда чувствую, как кто-то, а это был Ангел Господень, мне вкладывает мысль и как бы помогает понять эти мысли».
– У вас бывают хорошие мысли? – спрашивает меня Клавдия.
– Да, это от Бога, – говорю.
– А плохие – бывают?
– Да, это от дьявола.
«Вот так и мне Ангел Господень посылал мысль – о чем спросить. И я спрашиваю:
– Господи, как я буду жить на земле – мое тело все изрезано?
А Господь отвечает (но я слышу только голос – и в этом голосе абсолютная любовь!):
– Будешь лучше жить... Вы, неблагодарные, не чтите Творца своего, а только хулите. Не каетесь в грехах своих, а все более грешите. Твой сын пошел в детдом, а твоя грязная душа прибыла ко мне...
Я лежу. И опять молчу. И снова Ангел как бы подсказывает мне, о чем спросить. И тогда я говорю:
– Господи, у меня сын сиротой остался.
А Господь вместо ответа спрашивает:
– Знаю. Жаль тебе сына твоего? Я смогла лишь выговорить:
– Очень!
И так заплакала, что впадины глаз наполнились слезами.
– А Мне втрое больше жаль каждого человека».
Да, мы все дети Божии, и Господь всех нас безмерно жалеет – много раз я в этом убеждался... Убедилась потом и Клавдия.
А в тот момент она лежала, беспомощная, не зная, что с ней будет дальше. Даже соображать толком не могла. Ведь душа ее не имела духовного понятия, духовного воспитания. Ей было только страшно и стыдно.
«Жизни остался мизерный срок...»
Ангел вкладывает ей в ум третий вопрос, и Клавдия спрашивает:
– Господи, у нас на земле говорят, что здесь, на Небе, есть Царство Небесное.
На этот вопрос Господь ей не ответил.
«Знаю, что слышит, а почему не отвечает – не знаю. Я уж крутила головой – туда и сюда, так и не дождалась. Смотрю: врата снова открылись. Царица Небесная вышла в коричневой мантии, быстро пошла ко мне – в руке косичка.
Господь и говорит Царице Небесной:
– Подними ее и покажи ее "рай".
Царица Небесная сделала чуть заметное движение пальцами – и меня как током подбросило: я мгновенно встала – лицом на восток. Потом Она к северной стороне протянула руку – там точно занавес открылся с молниеносной быстротой, и всю меня повернуло лицом в ту сторону. Вижу, впереди огромное поле – тянется справа налево и вдаль, конца ему не видать. Я сначала думала: поле горелых кочек. А когда пригляделась – вижу: все они шевелятся. Мне стало страшно: как это – кочки шевелятся? А это люди, живые, но обгоревшие, обугленные люди, хотя и нос, и уши, и пальцы – все цело. Это души их были – черные, как уголь! Их не узнаешь – кто там: он или она. Не различишь. Шевелятся. Разговаривают – словно прибой морской шумит. Просят меня, называя по имени, чтобы передала на землю: если кто боролся против Бога – то лучше бы не родиться тому человеку. Покаянно выплескивают передо мной свои грехи ("я блудник", "я вор, разбойник", "я убийца..."). Я поняла, что это люди, жившие без веры, умершие без покаяния».
Клавдии не было сказано, кто именно эти люди, когда и почему они туда попали. Но Господь дал ей такую восприимчивость слов, которые изливались из этого моря людского, что она знала, о чем просит каждый. Но в целом просьба была одна: молитесь, поминайте нас, кайтесь! И никто не поднимал руку, чтоб обратить на себя внимание – лишь говорили, изливая свое покаяние. А там, на Небе, покаяние не принимается – только здесь, на земле. Все эти люди в Царствие Небесное не войдут за богохульство. Ведь любой грех – это есть богохульство.
Клавдия ощущала от них невозможный смрад – и никуда не могла деться от этого смрада: лица не отвернешь, не шевельнешься – ноги как будто электросваркой приварены... И люди эти стояли так же, не имея возможности шевельнуться, – плотно, как в тесном автобусе.
Тут пронзили ее Слова Господа, сказанные перед тем, как она увидела это поле людского горя, – о том, что живущие на земле не чтят Творца своего, а только грешат. «Каяться надо и не грешить, ибо жизни остался мизерный срок» – эти слова Господа она продолжала слышать всей душой. Она вдруг поняла, что для нас это было сказано, для всех нас! Ведь Господь оставил на земле для всего мира один Закон, а не два! Один на всех. Поэтому мы должны молиться об этих людях. Они передали предостережение Божие Клавдии, а она передает нам – живущим на земле. Это и является великой, живой проповедью Божией. Через эту проповедь Благодать касается нашей планеты...
Не все это поняла сразу Клавдия Никитична, но испытала такое потрясение, что у нее потоком полились слезы, и она из глубины души воскликнула:
– Господи! Царица Небесная! Пусть я буду живой на земле! Я буду молиться, буду всем рассказывать, что видела и слышала на Небе.
Царица Небесная снова сделала движение рукой – и видение закрылось, воздух очистился от смрада. Когда рассказывала мне об этом Клавдия, вспомнил я ее слова: «Если б Господь сотворил бы это с мамочкой моей – никогда бы не поверила». Действительно – как может поверить тот, кто сам не пережил подобного?..
Когда Царица Небесная махнула рукой вниз – город Барнаул стал виден, как в увеличительное стекло. Видно было все в мельчайших деталях – даже соломинки. Увидела Клавдия свой магазин и говорит:
– Вон магазин, в котором я работала.
А Богородица кротко так отвечает:
– Знаю!
Клавдия чуть не заплакала от стыда, думая: «Кому я говорю?! Она же все знает!» А Царица Небесная показывает:
– Посмотри на храм!
И в тот же миг Клавдия видит внизу голубой купол и крест.
– Посмотри, как там молятся!
И опять – купола как будто не стало, словно он превратился в хрусталь или стекло. Посмотрела Клавдия на всех, кто был в храме, – ни одного своего знакомого не увидела... Только служащего батюшку Николая Войтовича, которого она знала. А когда увидела, как старушка со старичком крестятся, иконы целуют, поклоны кладут, – вспомнила, как дважды заходила в Покровский храм, когда была жива–здорова, и всех осудила, осмеяла, назвала глупыми. А теперь, увидев этих людей сверху, она закричала в слезах:
– Господи, какие же люди умные – верят, что Бог есть, образу Его поклоняются!
Ее всю трясло, она рыдала. И Царица Небесная позволила ей наплакаться вволю. Потом Она снова сделала движение пальцами, и все исчезло – внизу только воздух прозрачный.
В это время от блестящих врат сами поплыли к ним двенадцать пластин – прозрачные, словно стеклянные, напоминающие вагончики, соединенные золотыми цепочками. Царица Небесная говорит Клавдии:
— Становись на них, сначала ставь правую ножку на пластину, а затем левую.
И так на каждую. И когда она дошла так до двенадцатой пластины, видит – а там только одна рамочка золотая, самого же днища нет.
– Я упаду! – говорит Клавдия.
– Не бойся, – утешает Царица Небесная и дает ей косичку – как бы из ее же волос. Взялась Клавдия за косу правой рукой, Матерь Божия подняла ее (душа нисколько не весит – легонькая, будто маленькая деревянная ложечка), встряхнула – и полетела Клавдия со скоростью молнии, абсолютно не ощущая сопротивления ветра, прямо вниз. Увидела лежащего мужчину без ног – ему ноги отрезало поездом, успела увидеть свое тело. А потом ничего не помнила.
«Я должна рассказать, что видела и слышала...»
Установили у постели Клавдии дежурство – и врачи, и сестры менялись через несколько часов. Никто не знал, будет ли она жить дальше, что будет с ней.
Когда она пришла в себя в палате, боли не ощутила и долго не могла понять, где находится. Увидела окно, лампочку, человека в белом, вспомнила, что это врач, – память к ней возвращалась постепенно. Она вспомнила, что жила на земле, тяжелую операцию, вспомнила все, что произошло с ней на Небе после ее смерти... И вдруг пальцы у нее сами собой соединились в троеперстие (а ведь до того она почти совсем креститься не умела, забыла, как это делается!)... Открыла она глаза – на нее смотрит дежурная медсестра.
– Слава Тебе, Господи, слава Тебе, Господи, слава Тебе, Господи! – вдруг воскликнула Клавдия, хотя до этого она не знала никаких молитв.
Медсестра, дежурившая возле нее, бросилась к двери и закричала, не спуская с пациентки глаз:
– Скорей сюда!
Прибежала еще одна женщина в белом халате.
Клавдия говорит им:
– Собирайте людей, я должна рассказать вам, что я видела и слышала на Небе...
«Придя в себя, я торопила их, не зная, сколько проживу, какой срок мне установил Господь, – то ли час, то ли два, то ли больше. Но абсолютно никакой боли не ощущала – как будто была совсем здоровой».
Но, конечно, была еще очень слаба – долго не могла есть и пить. Когда ее выписали домой, то каждый день продолжали делать ей уколы. Многие люди ходили за ней, выхаживали Христа ради: Александра Лапшина, Агафья, Христинья – их фамилий я не помню. Приходил к ней паренек по имени Миша. Он болящий был – ножки у него болели. Пел он в храме – хороший голос был у Миши… Если этих людей сейчас нет в живых, возможно, кто-то из их родных или соседей помнит, как они помогали Клавдии.
А ей нужна была и духовная поддержка. Ведь выписка, данная железнодорожной больницей станции Барнаул 10 марта 1964 года, была равносильна приговору. Диагноз «воспаление поперечно-ободочной кишки (неоплазма с МТС)» – то есть с метастазами! – означал рак в тяжелейшей стадии. Уныние стало посещать Клавдию:
– Как же я дальше жить буду?..
Тогда Христинья, ее хожалка, решила:
– Завтра пойду в храм, закажу водосвятный молебен, принесу водички, окропим все – полегчает...
Назавтра Клавдия осталась одна в сильной печали.
«Легла я на койку. Дверь закрыта на ключ. Вдруг слышу: ко мне кто-то подходит. Я испугалась – ведь дверь закрыта! Вижу – надо мной стоит старец с белой бородкой, в подряснике, руку держит у груди и ласково так говорит: "Не плачь, Клавдиюшка, никакого рака у тебя нет". Поворачивается и уходит. Я ему вслед: "Дедуля, дедулечка, обожди, поговори со мной!" А он не останавливается – но идет не к двери, а на кухню. Я обрадовалась – сейчас на кухне с ним поговорю. Захожу на кухню, а там – никого... Думала – со мной что-то неладно. Хотела кричать от горя, от досады: как это со мною случилось – и видела, и слышала, а никого нет... А как воздух в себя вдохнула – почувствовала аромат необыкновенный: ладаном пахнет... Тогда я начала креститься: ой, кто это был?! Какой-то угодник Божий был?! А кто – не знаю... И так мне хорошо, что не могу нарадоваться. Пошла в горницу – и там необыкновенный аромат ладана. Я села в кресло, крестилась, молилась без конца. Глянула на часы – а уже 7 часов утра. Не заметила, как время пролетело... Вот какая радость бывает».
Когда Клавдии Никитичне наметили повторную операцию в городской больнице, Валентина Васильевна Алябьева, которая должна была ее делать, попросила помолиться об успешном исходе.
– Пресвятая Богородица, – взмолилась Клавдия, – благослови, чтоб операция была безболезненной, а Валентину Васильевну благослови оперировать меня...
Эта операция (произведенная несколько месяцев спустя после первой – «смертной») выявила то, что до сих пор у большинства медиков не укладывается в голове: полное исцеление от рака, хотя совсем недавно в брюшной полости обнаруживались метастазы...
«Меня лукавый бьет!..»
Я сам видел раны на теле Клавдии, она их показывала мне и четырем присутствовавшим при этом женщинам: на животе шов был наискось, по диагонали, на горле – вдоль самого кадыка – заросший шов сантиметра в четыре, на руках и ногах возле вен также видел рубцы размером около трех сантиметров.
Осмысливая все происшедшее и происходящее с ней, Клавдия Никитична переживала еще одно чудо: из человека неверующего превращалась в сознательно верующего. А это было очень непросто.
Поначалу, когда Клавдия Никитична только что вернулась домой после больницы и ее стало посещать множество людей, чтобы расспросить, как все было, – она, полная впечатлений от недавно пережитого благодатного состояния, говорила всем:
– Рассказывайте обо всем, что услышали от меня, своим родным, пишите знакомым!
Но приходило немало и просто любопытных. Эти неверующие люди говорили:
– Это у вас сон такой был!
Приходили и «стукачи» – проверить, что она рассказывает. Она в своих рассказах власть не задевала – придраться вроде не к чему! Да и людей интересовало только то, что с ней произошло, – какой Клавдия была и какой стала! То неверующей была – а то вдруг о Боге говорить начала... Как такой переворот получился? Только поэтому власти стали утверждать, что она ненормальная.
Легенда о «наркотическом сне» была очень выгодна. Вероятно, ее активно использовала комиссия, приезжавшая в Барнаул для проверки. Власти решили положить конец разговорам о чуде. Клавдия Никитична рассказала мне, что и в милицию ее вызывали, потребовали явиться с медицинскими документами. Следователь райотдела милиции посмотрел выписки из истории болезни и вынес «приговор»:
– Никакой Бог вас не воскресил! Это вам дали большую дозу наркоза! А жизнь вам спасли врачи – шесть минут делали массаж сердца. Только из-за вашего крепкого организма вы все выдержали и остались живы.
– Ах, так это все из-за наркоза? А организация сделала гроб – для кого?!
В сердцах следователь ударил кулаком об стол:
– Не смейте больше говорить глупости людям! Как работник УВД запрещаю вам это!..
«Когда я работала в магазине, когда говорила, что Бога нет (об этом сейчас даже вспоминать не хочется!), – никто меня ненормальной не называл. А когда я пережила такое потрясение, когда стала говорить людям о Боге, на меня сказали, что я ненормальная. А из-за чего «ненормальная»? Только из-за того, что о Боге стала говорить!.. Даже многие мои подруги сомневались: «Клава, с тобой произошло что-то не то. Что ты такое рассказываешь?!».
А вскоре начались нападения лукавого – через недобрых людей.
Ее соседи, что жили рядом с ней, во второй половине дома, похоже, занимались колдовством. Зайдя как-то к ним, я сам убедился, что их вполне можно назвать «работниками черной магии». Очень не по-доброму они меня встретили: не ответили на приветствие, старик на меня разъярился, замахнулся, назвал Клавдию нехорошим словом. Начал я псалом «Живый в помощи Вышняго» читать – им плохо стало. Старуху аж затрясло, она упала прямо на моих глазах – у нее началось что-то вроде припадка. Оно и понятно: враг не любит, чтобы о Боге слава шла. А эти люди врагу служили...
Когда я приехал к Клавдии Никитичне в первый раз, она долго не хотела меня отпускать. Может быть, потому, что она видела столько недоверия и издевок по отношению к себе, – и ей было легче оттого, что я безоговорочно верил. А кроме того, ей, видно, очень помогало то, что я молился в ее доме: нападений бесовских стало поменьше.
Наутро после приезда, сходив вместе с ней в церковь, я засобирался домой.
– Нет, еще ночуйте! – попросила Клавдия. – Я сегодня при вас впервые спала ночью. Давно уж не сплю: что-то меня мучает – не дает заснуть, как ни молюсь. А сегодня, слава Богу, хотя немного отдохнула!
Она ведь не знала, что за стенкой у нее люди занимаются колдовством, не знала, что ее бесы мучают, думала, что она больная. А молитвы, видимо, не знала… Жаль мне стало Клавдию.
– Ладно, у меня еще время есть, – отвечаю.
Четыре ночи ночевал я в ее доме. Евангелие прочитаю, молитвы на сон грядущий, благословлю ее – она и спала.
Долго еще ее мучили дома бесовские нападения. Однажды приехал к ней, захожу в дом, а она кричит:
– Скорей! Меня лукавый бьет! Крести мне скорей спину – они меня так мучают!
Клавдия, сильно согнувшись от боли, прислонилась к печке, не в силах стоять, а я стал читать «Да воскреснет Бог», крестить ее. Вдруг рука у меня налилась такой тяжестью, будто я гирю поднимаю или глину мешаю! Чувствую: деревенеет моя рука. Но я не переставал усердно молиться, и вскоре мы оба почувствовали облегчение.
– Ой, слава Богу! – вздохнула Клавдия и выпрямилась...
Возможно, из-за действий бесов, нападавших на нее, Клавдия Никитична однажды заболела так, что не могла ходить. Суставы болели так, что не могла даже повернуться на другой бок – ее поворачивала старушка по имени Христинья, которая взялась за ней ухаживать. Она топила печку, а есть Клавдия ничего не ела – пропал аппетит.
Благословение на проповедничество
«Однажды Христинья прилегла на кухне отдохнуть... А я на коечке лежу – неподвижная. В доме никого нет. Дверь, как обычно, закрыта. Вдруг слышу чьи-то шаги. Глянула: а ко мне подходит молодая монашенка, красивая такая. Называет меня по имени:
– Ну что, Клавдия, болят у тебя суставы?
А у меня в это время, действительно, так суставы болели, что и руки отнялись. Но в тот миг я и о боли забыла, только смотрю на нее во все глаза: как она зашла? Ведь Христинья спит, а дверь закрыта... Да и где я видела ее, такую хорошую, – забыла, и кто она такая – не знала... Тогда эта монахиня и говорит:
– Ну, вставай, Клавдия. Надо ходить. Надо кушать. Надо рассказывать».
О чем рассказывать? Клавдия сразу поняла, что речь идет о ее рассказах про чудо, с ней случившееся. Ведь врачи твердили ей, что все это – сон, бред, ничего, мол, такого на самом деле не было... А после слов этой необыкновенной женщины сомнения отступили, Клавдии стало так легко и свободно! Ведь Святая Жена подтвердила, что рассказ Клавдии – это не сон, а живая проповедь небесная. Значит, похвально говорить о делах Божиих...
«А монахиня идет спиной к двери. На порог встала. Тогда я опустила ноги на пол – и сама не заметила, как поднялась на ноги, а ведь до того и шевельнуться не могла. Иду за ней, хотела Христинью разбудить, сказать ей: "Что ты спишь, такая гостья у нас!" Только на миг перевела взгляд на Христинью – а уж этой Святой Жены нет, хотя дверь не открывалась! В этот момент Христинъя проснулась и воскликнула:
– Ой, Клава! Что я сейчас во сне видела! Здесь какая-то удивительная святая была!
Целует порог:
– Здесь она ступала!..
И ручку дверную, за которую она держалась, тоже целует...
– Клава, какая я счастливая, что взялась ухаживать за тобой и такой святой сон видела...
Когда же Христинья увидела, что я на ногах стою, – еще сильнее заплакала:
– Ой, Клава, а ты-то стоишь! Какая радость!.. И заплакали мы вместе».
После этого случая Клавдия Никитична стала рассказывать обо всем, не боясь наговоров. Получилось, что она стала проповедовать по повелению Святой Жены, которая ей явилась дома. Это было как благословение Божие, переданное через неведомую святую угодницу...
Много людей приезжало к Клавдии – я сам свидетель. При мне приезжали из Новосибирской области, из Томской тоже. Ехали со всей страны. Побывали у нее мои двоюродные сестра и зять. Много раз видел ее и слушал дьякон отец Никифор...
А в Томске весть о чуде Божием прозвучала с церковного амвона. Отец Александр Пивоваров рассказал о барнаульском чуде на проповеди в Лазареву Субботу.
В то время я как раз служил в Петропавловском храме и был живым свидетелем, как люди воодушевились словами отца Александра.
– Адрес? Какой у нее адрес? – разнеслось по храму. Тогда отец Александр добавил:
– Тем, кто желает лично убедиться в воскресении Клавдии из Барнаула, встретиться с ней, – могу назвать ее адрес...
Множество народа после этой проповеди поехало в Барнаул. А отца Александра тут же взяли на крючок:
– Что вы такое проповедуете? Кто это воскрес?!
Хотели заводить против него уголовное дело, грозили даже лишить сана. Ведь он был энергичный, заботливый – привлекал к себе молодежь, учил ее. А этого властям тогда было не надо.
Многие в Томске расспрашивали меня о том, что рассказала мне Клавдия. Я всем говорил об этом чуде, никому не отказывал – ни в храме, ни дома у кого-либо. Тут же за мной начали слежку кагэбэшники. Прихожане меня предупредили:
– Женщины, что за вами ходят, подосланы из КГБ.
– Пусть ходят! – ответил я. – Пусть следят. Я рассказываю только то, что я видел и слышал сам, ничего не прибавляю, а о властях ни словечка не говорю.
Некоторое время спустя я спросил этих двух женщин прямо в глаза:
– Знаете, за сколько сребреников Иуда продал Христа? А современные иуды за сколько продают?
Больше я этих женщин в храме не видел…
Нападения
Власти стали проявлять недовольство. Клавдию Устюжанину предупреждали, чтобы молчала, за ней следила милиция, а иногда домой приходили явные недоброжелатели. Однажды осенью пришел мужчина, снял шапку, перекрестился – вроде, как и все:
– Здравствуйте, можно послушать, что с вами было?
– Да, – и она рассказала свою историю.
– А есть у вас какие-нибудь подтверждающие документы? Можно их посмотреть?
– Пожалуйста, – и Клавдия Никитична доверчиво дала ему выписки из истории болезни.
Он внимательно прочитал их с одной стороны, перевернул на другую и… положил документы в карман.
– Что вы делаете?! – воскликнула Клавдия.
– Пойду в больницу – сличу, правильно ли вам выписали или неправильно.
– Положите документы на место!
– Нет! Я пойду в больницу.
И Клавдия Никитична поняла, что это был недобрый человек. Ей незадолго до того было видение, что придет к ней человек, которого надо опасаться. Она снова закричала:
– Положите!!!
А он – свое. И уже берет шапку. Что делать? Он здоровый, крепкий мужчина – что против него больная женщина?! И никого свидетелей нету. А у них на кухне за диванчиком стоял топорик, которым дрова кололи. Клавдия – к двери и поднимает топорик:
– Сейчас я вам головку расколю, потом в анатомке полежите, вам справку напишут, тогда и сверяйте! Я уже полежала, теперь вы будете лежать.
– Что вы! Что вы?! – переполошился мужчина.
– А вы – что?! Куда справку забираете? А ну, положите на место!
Как иначе с такими разговаривать? Такие только язык силы понимают. Он так, и она – так же. Тогда посетитель промямлил:
– Извините, извините…
Положил документы на стол и боком, боком вышел из дома. И такие люди тоже бывали.
Вот какие нападения были на Клавдию Устюжанину!.. И все-таки Господь милостив.
Суд
Бабушка Христинья и после часто помогала Клавдии. Акафисты с ней вместе читала. Однажды пришла повестка – явиться на суд.
– Христинья, читай Псалтирь! – говорит Клавдия. – Меня на суд вызывают.
Приходит. В зале полно народу, полно фальшивых «свидетелей».
Председатель суда объявил, что к ней идет бесконечный поток людей, ей несут взятки сумками. Потом спросил, обращаясь к Клавдии Никитичне:
– Гражданка Устюжанина, встаньте! Объясните, на каком основании вы берете взятки и почему вы лечите людей?
«Я перекрестилась, встала, посмотрела в зал, где сидели люди. У всех женщина на коленях лежали сумочки».
Тогда Клавдия обращается к членам суда, показывая на зал:
– А что вам они принесли?
В президиуме заулыбались:
– Ничего, конечно!
– А вы посмотрите – все свидетели сидят с сумками! Так их всех тоже записать надо? Да, люди ко мне приходят с сумками. Но хотите – пойдем, проверим, есть ли у меня чья-то лишняя сумка. Тогда судите меня за взятки!
Так отпало одно вздорное обвинение.
– Вы говорите, что я лечила людей, – снова обратилась к членам суда Клавдия. – Давайте сюда того человека, которого я лечила!
Тогда судья обращается к одному из свидетелей:
– Встаньте такой-то. Устюжанина требует свидетеля. Назовите, кого она лечила?
А тот отвечает:
– Я не знаю.
– Как не знаете? Вы же написали, что она лечит людей. Вот в этом заявлении все указано.
– Так я не знал, кого именно.
– А почему написали?
– Мне так сказали.
– А что бывает за ложное показание?! – спрашивает Клавдия Никитична.
– Извините, пожалуйста, я не знал! – говорит «свидетель».
И этот номер не прошел.
Тогда Клавдия перекрестилась и говорит:
– Вот вы не знаете, зачем вы собрались сюда. Вы оклеветать меня хотели. А Господь собрал вас всех незаметно для вас самих. А теперь слушайте, что со мной произошло. Когда заболела, не пошла к бабке-шептухе за печь, а пошла в государственную больницу. Не пером описана моя история, а ножом операционным…
Конечно, говорить ей не дали. Но и суд кончился ничем.
Потом Клавдия Никитична сокрушалась:
– На нашей улице Крупской почти все были неверующие, как прежде и я сама. И даже в суде две мои хорошие подруги показали, что я, мол, взятки беру. Попались на удочку клеветы…
Под сенью преподобного Сергия
О барнаульском чуде стало известно в Троице-Сергиевой Лавре. Приезжали паломники из далеких стран:
– Где тут у вас женщина, которая воскресла?
Слышали об этом монахи, да подробно рассказать не могут: Клавдия Устюжанина в Сибири, куда иностранцам доступа не было.
Игумен Лаврентий и игумен Наум (сейчас они оба архимандриты) пригласили ее в Загорск – она нужна была как живой свидетель...
Когда пришло письмо из Троице-Сергиевой Лавры, Клавдия Никитична только что вернулась из суда. Прочитала она это письмо – и без долгих сборов поехала в Лавру вместе с Андрюшей. Предъявляет письмо в трапезную. Но и тут без искушений не обошлось: у Андрюши внезапно началось что-то вроде крапивницы – сильный зуд был во всем теле. Когда же пришли к о.Лаврентию и он благословил мальчика – зуд сразу прекратился. О.Лаврентий повел их в трапезную, поместил в митрополичьи покои.
Наутро собралось лаврское духовенство. Когда Клавдия, стоя на коленях, все рассказала старцам (она называла одного из них – архимандрит Серафим, имени второго я не знаю) – они плакали перед иконой Спасителя, просили Господа, чтоб Он весь мир оставил в мире для покаяния. Они почувствовали, что эта проповедь – живая, что свидетельство Клавдии Устюжаниной – послание с Неба на нашу землю, чтоб нас разбудить от греха, чтобы мы осудили свои греховные поступки и жили готовыми к встрече с Господом...
Во многих странах говорили про удивительное чудо с простой женщиной. Как она потом рассказывала, туристы, приезжавшие в Троице-Сергиеву Лавру из Америки, Англии, Германии, были так потрясены, что приглашали ее приехать к ним. А один батюшка из Риги даже звал ее насовсем переехать в Латвию:
– Поедем ко мне жить. У меня два дома. Я буду тебя кормить, одевать – только поедем.
Знаю, что она советовалась с кем-то из духовников в лавре. Ответ был такой:
– Никуда нельзя уезжать от Лавры! Господь тебя воскресил в нашей вере, православной. Раз это случилось в России – у нас ты и должна жить.
Видите как: во всем мире говорили о чуде, а в СССР молчали – в печати не было ни слова.
Правда, приходили к Клавдии три молодых корреспондента, побывали дома, на работе, в больнице, все расспросили. О, как интересно им показалось («Замечательная статья будет!» – сказали)! Собрались писать все так, как оно было на самом деле. Пришли с материалом к редактору, а тот говорит:
– Я не представляю, как это возможно. Мы вчера писали, чтобы люди не молились, а сейчас будем призывать молиться?
Тогда писать было страшно. Так никакого правдивого слова в печати и не появилось… А через два года в газете «Красное знамя», выходящей в г.Томске, напечатали «разоблачающую» статью под заголовком «Поют Лазаря», где было сказано, что не Бог воскресил Клавдию Устюжанину, а врачи. Напечатан был пасквиль и в «Алтайской правде». Рассказывали, что директор горторга, прочитав статью, сказал:
– Сроду не думал, что такую ложь можно написать!..
Клавдии Никитичне все тяжелее становилось жить в Барнауле. Но она не сразу решилась переехать под сень преподобного Сергия. Не стесняясь, она открыто рассказала мне о причинах такой неторопливости. Дело в том, что в первый приезд в Загорск ее кормили бородинским хлебом, который ей очень не понравился. Ведь она, работая продавцом, привыкла к белому сибирскому – пышному, душистому. И когда стали ее приглашать в Загорск жить – она (такая уж противная была!) не поехала... из-за хлеба. Через какое-то время приехала женщина с письмом из Лавры, чтобы помочь ей продать дом и хозяйство. Клавдия опять не поехала – и опять из-за хлеба. И в третий раз отказалась переезжать. А потом задумалась:
«Поняла я после этого, что теперь враг будет меня выгонять! Вижу во сне: приходят две черные женщины, и у них рога на голове. Проснулась: думаю – Боже мой, что же со мной будет дальше? Вдруг после обеда приходят... две женщины – и прямо к столу. Разворачивают документы: "Распишитесь – вам письменное предупреждение, чтобы к вам никто ни шагу! А то какого-то Бога тут проповедуете". Я не знала этих женщин, но догадалась, что они из исполкома. Распахнула я двери и говорю им: "А ну-ка, давайте, уходите! Указывать мне пришли! Меня Господь воскресил, чтобы я всем об этом рассказывала. А из ваших предупреждений ничего не получится!"»
Клавдия была резкая, но справедливая – за словом в карман не полезет, всегда режет правду, как ножом... Ушли эти женщины, но пригрозили на прощание:
– Мы уйдем, но вместо нас другие люди приедут! Они с вами по-другому говорить будут. Понятно?
– Я все поняла: милиция приедет! – ответила им Клавдия и, почувствовав неладное, побежала к Агафье, которая жила через дорогу.
– Помоги мне собраться!
В чемодан вещи складывать уже некогда – побросали кое-как в мешок. Вдруг увидела в окно: двое милиционеров к дверям идут – значит, милиция уже приехала...
– Ой, Агафьюшка! Закрывай скорее меня в шифоньер!
Милиционеры заходят:
– Здравствуйте! А где хозяйка?
– Она в школу ушла, к Андрюше, – схитрила Агафья.
– Что она тут грубит?
– Не знаю!..
Они и ушли. Открывает Агафья шифоньер – а Клавдия вся взмокла от волнения.
– Слава Богу! Пронесло...
Надо выходить. А вдруг у дома караулят? Пришлось уходить задами, чтобы милиция не увидела.
Перехватила Клавдия Никитична Андрюшу по пути из школы – и, оставив домовничать соседа, поехали они в Загорск. Спустя некоторое время купили домик в маленьком городке Струнино – невдалеке от Загорска. Там, под сенью преподобного Сергия, и жила Клавдия, благовествуя людям обо всем, что сделал для нее Господь, – четырнадцать лет жизни было ей даровано после неизлечимой болезни: рака с метастазами... А сыночка ее Бог призвал на путь священства – он закончил семинарию и Духовную академию в Загорске.
Розы в святом источнике
И еще один необычный случай вспоминается мне. Под Барнаулом, в селе Пеканское, есть целебный источник Сорочий Лог. Два раза мы ездили туда с Клавдией и ее подругой, которая работала в горторге бухгалтером и доставала машину для этих поездок. В одну из поездок (они поехали впятером, меня с ними не было) случилось нечто удивительное. Клавдия Никитична рассказала, что когда они искупались, покушали хлебушка, начали молиться, сделали благодарственный поклон в сторону ключа, то в воде, возле бережка, увидели три красные свежие розы – будто только что срезанные! Стоят вертикально и не падают, словно их держит кто. Все изумились.
– Кто, кто поставил розы? – спрашивают друг у друга.
Оказалось – никто! Цветов с собой ни у кого не было. Да и на источнике в это время ни души. Страх взял женщин: откуда розы?! А в это время на водной глади купели появилось лицо – как бы отражение лика Царицы Небесной. Тогда все наперебой заговорили:
– Клава! Клава! Это тебе. Это для тебя Царица Небесная поставила эти розы!
Одна из женщин берет цветы и протягивает их Клавдии. Та смутилась: может ли быть такое с ней, грешницей? Но розы – вот они! Только неизвестно, кто их поставил... Тогда Клавдия и говорит подругам:
– Да разве это мне одной? Это всем нам!
По лепесточку разобрали женщины эти ароматные цветочки...
* * *
Как мне и было предсказано в 1948 году, мне довелось встретиться с Клавдией Устюжаниной всего пять раз. Три раза я был у нее в Барнауле. Два раза встречался в Струнине, когда был уже дьяконом, – приезжал со своим сыном Петром, он тогда как раз поступал в семинарию... Ну и Андрюша, которого я так полюбил, тоже священником стал – служит теперь в Успенском монастыре г. Александрова...
У меня, как я уже говорил, сомнений в воскрешении Клавдии никогда не было. Господь воскресил Клавдию Никитичну для поддержки нашей веры – это великая проповедь. Великая благодать посетила православных для подкрепления всех нас. Надо благодарить Господа за такой великий дар. Но встречал я и другое отношение. Помню, рассказывал об этом случае одному человеку. Он был другом моего отца – хороший, образованный человек. Прежде в Бога верил. А в 30-е годы, когда разрушили церкви, веру потерял. Рассказал я про барнаульское чудо, а он и говорит мне:
– Ну, милок, хорошую ты сказку рассказываешь. Но я не верю, что есть Бог и что у человека есть душа. Умер, закопают – и все!..
А потом он сам умер. Где-то сейчас его душа? Молюсь за него...
Да, по вере каждому дается. «Я не имела веры, а Господь меня пожалел», – часто говорила Клавдия Никитична Устюжанина. Будем и мы молить Господа о милости к нам, маловерным...
Отделить истину от легенд
Максимальной точности пытался добиться о.Андрей Устюжанин, воспроизводя рассказ матери в мельчайших деталях – так, как он запомнился ему в детстве и юности. Мы не будем приводить этот рассказ – он широко известен и неоднократно издавался. Важнее обратить внимание на детали, оставшиеся «за бортом» повествования о чуде.
Вдумаемся в эти штрихи детских впечатлений, отдельных деталей рассказов, слышанных от родных и соседей, в школе, в интернате. Они разрозненны, иногда не удается вспомнить их источник, но, несомненно, они драгоценны для понимания происшедшего в безбожные 60-е годы прошлого века. Передаем их так, как они видятся глазами сына, протоиерея Андрея Устюжанина.
«Господь воскресил тебя по молитвам твоего родителя...»
«Из всех приезжих, которые побывали у мамы в Барнауле после ее чудесного воскрешения, особо запомнился один юноша, готовившийся поступать в семинарию. Очевидно, расположившись особым доверием к маме, он приехал посоветоваться с ней, что ему делать дальше, идти ли в монашество. Помню, мама посоветовала ему принять монашество. И это были не праздные, не случайные слова – побывав в 1966–1967 годах в Троице-Сергиевой Лавре, мама на себе ощутила благодатную силу монашества. На всю жизнь запомнила она первую встречу на земле преподобного Сергия, когда насельники Лавры (архимандрит Виталий, архимандрит Николай, о.Модест, архимандрит Наум, архимандрит Лаврентий, архимандрит Матфей и др.) с вниманием и сердечным участием слушали ее рассказ о милости Божией, явленной ей, грешнице. Особенно ей запомнился архимандрит Серафим – он был уже совсем старенький, весь седой, ходил сгорбившись и удивительно напоминал преподобного Серафима Саровского...
С волнением мама передала мне слова старцев Лавры:
– Господь воскресил тебя по молитвам твоего родителя, который удостоился Небесных Обителей за нищелюбие, милостыню и невинные страдания в лагерях...
Действительно, много доброго слышал я от мамы о ее благочестивых родителях – моей бабушке Иулиании и дедушке Никите Трофимовиче Устюжаниных. В их семье было 14 детей. Мать моя – была 13-м, предпоследним ребенком.
Бабушка умерла в 1928 году, когда маме было всего девять лет. Дед, оставшись без супруги, один тянул всю семью. Он был нищелюбивым, верующим, часто раздавал милостыню, всегда охотно давал в долг, никогда не требуя ничего назад. В 30-х годах грянула беда. Никиту Трофимовича репрессировали как "кулака" (в их большой семье были коровы, лошадь), дом отняли, детей выгнали на улицу. Старшим детям пришлось зарабатывать, а то и просить милостыню. Когда узнавали, что это дети Никиты Трофимовича, – их кормили, да и с собой давали продуктов, ведь их отца все знали и любили за доброту и отзывчивость к чужой беде. Ходила побираться Христа ради и мама, хотя была еще мала.
В памяти мамы остался случай, когда мальчишки постарше напали на нее и ограбили: отобрали хлеб и милостыню, которые ей дали в соседней деревне, а саму ее побили. Было горько до слез: семья осталась голодной...
Отец ее, вернувшись из заключения, вскоре умер – в 1934 году семья осталась без кормильца. В 40-х годах война всех разбросала. Младшая сестра переехала в другой город и потерялась в войну. Подавали в розыск, но безуспешно. В 60-е годы, уже после своего воскрешения, мать, не зная, живы ли братья и сестры, молилась об их упокоении. В 65-м или в 66-м году сообщили, что жива младшая из сестер – Александра Никитична (по мужу Петренко). В это время старшая из сестер – Агриппина – жила в Барнауле, под Барнаулом жили братья Иоанн и Сергей...
Мать рано познала тяготы жизни. Лишившись отца, отошла от Бога, как и другие ее братья и сестры. Но молитвенное предстательство отца, всегда болевшего сердцем за людей, ощущала всегда. Работала всюду, где платили, горек был кусок Хлеба. Незадолго до войны вышла замуж, родила в 1938 году дочку – заболев, малютка умерла в раннем младенчестве. Вскоре после войны потеряла и мужа.
Уехав в Барнаул, выучилась на шофера и с 1943 по 1948 год работала шофером-инструктором на складе НКО. Закончила торгово-кулинарное училище – и с 1955 года работала продавцом. Второй раз вышла замуж, но детей долго не было».
Сон о сыне
Необычная история связана с рождением отца Андрея. Судя по рассказу Клавдии Никитичны, можно сказать, что он был вымолен у Бога.
«Еще до моего рождения мама видела меня во сне – в одежде семинариста, только тогда она не знала, что видит будущего сына. Поняла позднее, когда я уже поступил в семинарию.
А дело было так. Мама очень хотела ребенка, но после смерти дочери детей у нее не было. Как-то встретила она знакомую женщину, которая была в положении, хотя до того и у нее тоже долго не было детей. Женщина рассказала, что в Алма-Ате есть дедушка, молитвенник, который помогает молитвой неплодным женщинам. Поехала мама в Алма-Ату, но с самим этим человеком встретиться не смогла, нашла только его сына Николая.
– У меня просьба к вашему отцу – обратилась она к Николаю. – Не может ли он мне помочь молитвой, чтобы Господь дал мне ребеночка?
– Мой отец сейчас в тюрьме. Но я помолюсь о вас...
Зашли в дом. Молились долго, со слезами. Потом Николай и говорит:
– Даст вам Господь ребеночка – не сомневайтесь! Но только одного.
– А кого – мальчика или девочку?
– А у Господа все равны...
И дал моей матери молитву... Мама обрадовалась:
– Если будет у меня ребенок, я дам вам 200 или 300 рублей!
– Забудете, – говорит Николай.
– Если забуду, то пусть буду наказана своим ребенком!
– Опомнитесь! Что вы говорите? Нельзя так клясться!
– Тогда пусть я сама буду наказана!..»
Была ли тяжкая болезнь Клавдии Никитичны результатом той неразумной клятвы – не нам судить. Но, быть может, вспомнилась о.Андрею эта небольшая деталь как предостережение всем нам – быть предельно осторожными в словах?..
«Вскоре мама зачала ребеночка – меня. И увидела сон: дедушка на берегу ловит рыбу. Подошла к нему:
– А как узнаешь, что поймалась рыбка!
– Поплавок потянет.
– Дай, дедушка, я сама попробую.
Взяла мама в руки удочку – и поплавок у нее сразу потянуло в воду.
– Смотри, кого ты поймала! – воскликнул дед.
Смотрит мама: а из воды не рыбка появляется, а юноша поднимается – как бы в полувоенном кителе без погон.
Когда я уже стал семинаристом – мама вспомнила, что именно в такой форме был тот юноша в ее сне, и внешность такая же. Вот так мама видела меня во сне еще до моего рождения...».
Семейные скорби и утешения
«А родился я в 1956 году в Барнауле. Отец мой – Анатолий Иванович Бобров – был в войну начальником штаба. На фронте он был тяжело ранен снарядом в голову, последствия этого ранения были страшными. И дело не только в тяжелейшей физической травме (у отца на затылке была удалена часть черепа, мозг прикрывался одной кожей) – стоило отцу выпить хотя бы 5 граммов, его было не узнать, он становился буйным и неуправляемым. Хотя трезвым он был человеком доброй души. Увы, он нередко прикладывался к спиртному, а выпив, глупо, беспричинно ревновал маму – до безумия. В помрачении однажды даже стрелял в нее из пистолета, но промахнулся, пуля только задела кожу – и у нее на лбу остался шрам.
Мама рассказывала, как ее брат Сергей Никитич (он был на 8 лет старше мамы) становился на ее защиту, когда отец, устраивая сцены ревности, набрасывался на мать и жестоко обижал ее.
Когда мне было несколько месяцев от рождения, мама ушла куда-то по делам. Дома оставался кто-то из родных. Они обнаружили в ограде спрятанную в снегу остро заточенную железку с набалдашником, специально сделанную отцом, очевидно, для того, чтобы убить меня. Показали матери:
– Смотри, что задумал Анатолий!
После этого мать разошлась с отцом, пьянство и буйный характер которого могли довести до беды. Она одна воспитывала меня с 9-месячного возраста...
Отец несколько раз пытался восстановить потерянную семью, когда мать вернулась домой после операции. Он пришел к нам в дом и предложил:
– Клавдия, давай снова жить вместе!
Как раз в этот момент я вернулся из школы. Я понял, что пришел мой отец: видел его прежде – он заходил несколько раз, когда матери не было дома. Отец протянул мне руку:
– Андрюша, я – твой отец!
Я растерялся. Тут мать повернулась ко мне:
– Скажи ему, Андрюша, что твой Отец на небесах!..
Она очень любила и жалела меня, хотела защитить. Так мама с тех пор и осталась одна...
Позднее я пытался узнать, жив ли отец. Приезжая в Тутаев за советом к известному старцу архимандриту Павлу (Груздеву), я спрашивал у него об отце. Отец Павел, которому, как молитвеннику и мученику, Господь открывал многое, сказал, что отец мой умер под забором... Горько было слышать это. Конечно, загробную участь ведает один Бог. Но знаю, что моему покойному отцу особо нужны молитвы нас, живых. Молюсь об его упокоении неустанно...».
Как нелегко жилось о.Андрею в детстве – можно представить. Что такое одинокая женщина с малым ребенком на руках – рассказывать не надо. «Крутиться» приходилось, выбиваясь из сил, неся тяжкий крест женского одиночества. Но, видно, и тут действовало молитвенное заступничество ее благочестивого отца Никиты Трофимовича. Бог посылал ей добрых людей, хотя она, как и все мы, возможно, не всегда воспринимала это как помощь Божию. Такой опорой стал для Клавдии Никитичны ее двоюродный брат Василий Шамотенко.
«Дядя Вася был он очень добрым человеком, он принимал горячее участие в нашей судьбе, от всей души заботился о нас с мамой. Летчиком он прошел войну, горел в самолете, побывал в плену. А после войны стал начальником Управления МВД Алтайского края. Хорошо помню, как он приезжал на милицейской машине, всегда приветливый, веселый – привозил арбузы, разные гостинцы... Рассказывали, что он был добр ко всем людям: когда через него проходило дело какого-то человека, он всегда старался найти что-то, чтобы смягчить его участь. Именно через этого удивительного человека матери шла помощь Божия... Мне было 4 года, когда дядя Вася умер от рака. Но его друзья, бывшие подчиненные, которые хорошо знали маму, не оставили нас и тоже старались хоть чем-то поддержать.
Когда через три года после чудесного воскрешения мою мать стали притеснять за "религиозную пропаганду", когда начались суды, они нередко предупреждали ее:
– Клава! На тебя поступила жалоба. Сама понимаешь: мы обязаны принять меры. Как лучше: за тобой посылать "воронок" или сама придешь на суд?
– Сама приду, – обычно отвечала мать.
Эти предупреждения давали ей возможность подготовиться, предупредить верующих людей, приезжавших к ней в тот момент, чтобы молились, читали акафисты, пока идет судебное разбирательство».
«Мама умерла!..»
Что происходило с 7-летним сыном Клавдии Никитичны Устюжаниной в период, когда разворачивались события, которым по воле Божией вскоре суждено было стать одними из самых «громких» в шестидесятые годы?
Сухие строчки завещания, заверенного нотариусом 7 февраля 1964 г. – за две недели до «смертной» операции, отражают тревогу матери о том, чтобы сын унаследовал все нажитое ею имущество. «...Телевизор "Рекорд", часы настенные, буфет кухонный, пальто демисезонное, неношеное, пальто драповое, отделанное норкой...». Не на пустом месте эта тревога: назвавшись собственной сестрой, Клавдия Никитична сумела выведать о страшном диагнозе – рак. Предполагая, что операция может закончиться смертью, она стала ходить по родственникам, чтобы взяли к себе сына. Увы, не нашлось среди родных по плоти людей охотников взять на себя такой крест. Оно вроде и понятно: родные жили небогато, своих детей прокормить бы. Но все же, все же... Неизвестность больше всего тревожила Клавдию.
А что сохранила об этих днях детская память о.Андрея?..
«Я помню, как 18 февраля 1964 года, накануне операции, кто-то из родных привел меня к матери в больницу. Я запомнил ее одинокую фигуру, стоящую в коридоре.
А день самой операции мне, 7-летнему мальчишке, запомнился тем, что это был мой первый день в детском доме, куда меня определили из-за болезни матери. Кто-то из женщин привел меня в детдом за руку (не помню, была ли это учительница или кто-то из соседей). Оставили меня в пустой комнате – в это время все ребята играли на улице. Вдруг вошел мальчик, на несколько лет старше меня, приветливо посмотрел на меня и дал игрушку...
Врезались в память и слова, кем-то сказанные мне после операции: "Мама умерла!.." Я помню, как меня привели в больницу, как мама лежала – неподвижная, мертвая. Не обратил внимания, в каком помещении видел маму, только до сих пор словно бы слышу слова, сказанные мне при этом:
– Не надо целовать маму в уста, поцелуй в лобик.
И я поцеловал умершую маму... Я не понимал тогда, что остаюсь круглым сиротой. В том возрасте ни трагизма, ни радости в полной мере не осознаешь».
«Радость так и переполняла маму...»
И еще одно яркое, как вспышка, воспоминание:
«Прошло 2–3 дня. Я в детском доме. Вдруг вбежал кто-то из старших мальчиков, в больших, не по росту валенках (почему-то это бросилось в глаза), и, показывая на меня, сказал:
– Вот у этого мальчика мать умерла, а потом воскресла...
Позднее Александра – дочь дяди Сережи, старшего брата мамы, рассказала, что ее отец (они тогда жили под Барнаулом) получил в эти дни две телеграммы от родных: одну – "Клавдия умерла", другую – "Клавдия воскресла". На первую телеграмму он прислал ответ: "До моего приезда не хороните!". А потом пришла вторая телеграмма – о том, что сестра жива. Он показывал обе эти телеграммы своему начальнику... У самого дяди Сережи я не смог расспросить о подробностях – он скончался через год после того, как маме делали операцию...
После всего случившегося меня привели к матери, когда она уже ходила – подвязанная, говорила шепотом.
А вокруг уже начинались разговоры. Сам факт воскрешения стал распространяться и врачами, и больными. Сразу после операции она была готова летать – так ей было радостно, готова была каждому встречному рассказать о происшедшем с ней чуде. И хотя после операции память восстанавливалась медленно (случалось, мама не могла вспомнить названия какой-то вещи, имени знакомого), но если в этот момент ее спросили бы: "Клава, что ты видела во время смерти?" – она сразу бы ответила, настолько все увиденное отчетливо запечатлелось в ее сознании.
Тогда я не понимал до конца, что произошло. Но осталось ощущение чего-то необычного. Уже потом, когда при мне мама множество раз рассказывала о случившемся, я привык к этому слову – "воскресла". А рассказ матери запомнился до мельчайших подробностей.
Конечно, сейчас я могу предположить, что в каких-то медицинских терминах, формулировках мать могла быть не точна (она ведь не медик), но все рассказанное ею – не выдумка, это ее глубочайшие личные ощущения. Перерождения человека из неверия в веру не придумаешь. Потому мама и годы спустя всякий раз (а это были сотни и сотни встреч) рассказывала об этом чуде со слезами на глазах!».
Известно, что через месяц Клавдии Устюжаниной в городской больнице сделали повторную операцию, которая не обнаружила даже следов рака. Операцию проводила известный врач Валентина Васильевна Алябьева.
Алябьева Валентина Васильевна (1916–1986). Заслуженный врач РСФСР (1958), Почетный гражданин города Барнаула (1977). Родилась в крестьянской семье в селе Озерки Щигровского района Курской губернии. Окончила Курский медицинский техникум (1933), Курский медицинский институт (1940). Работала фельдшером (1933–1935), заведующей сельской участковой больницей в Борисовском районе Курской области. С июня 1941 года до конца Великой Отечественной войны (1418 дней) – врач-хирург военно-полевых госпиталей в Москве, Сталинграде, на Белорусском фронте, в Берлине. В ноябре 1945 приехала в Барнаул, работала хирургом в городской больнице (1945–1965), главным хирургом города, главным врачом медсанчасти ПО «Химволокно». Награждена орденами Ленина, Октябрьской Революции, Красной Звезды, Отечественной войны III степени и 7 медалями. Дети избрали профессию матери. Дочь – Галина Владимировна – кандидат медицинских наук; сын Владимир Владимирович – кандидат медицинских наук, доцент кафедры патологии физиологии АГМУ.
«Маме рассказывали больные, лежавшие тогда вместе с ней, как после операции Валентина Васильевна вышла в коридор и заплакала. Больные спросили:
– Что, Клавдия умерла?
– Нет, она живая! – еле выговорила врач.
А когда, успокоившись, пришла в палату к моей матери, то в необычайном волнении сказала:
– Клава, у тебя даже подозрения нет на такую страшную болезнь...
Впоследствии мама старалась никому не отказывать из тех, кто специально приезжал в Барнаул побеседовать о ее воскрешении. Радость так и переполняла ее, не верилось, что с ней свершилось чудо, что она теперь здорова, может другим рассказать о том, что сделал для нее Господь – прежде не верующей в Бога. Может, и другие люди задумаются о своей жизни?..
Люди, действительно, жадно тянулись к этим разговорам. Иные приезжали по нескольку раз. Трижды приезжал Валентин Бирюков из Томска (во второй раз с сыном Петром – мальчиком на 2–3 года старше меня). Сейчас этот мальчик – игумен Петр, он служит в Жировицком монастыре в Белоруссии, известный автор книг по нравственному богословию. И отец его – замечательный, многими любимый священник о.Валентин. В свои 80 с лишним лет он еще служит в храме Сретения Господня в г. Бердске Новосибирской епархии.
Когда он приезжал к маме, он еще не был священником. Запомнилась первая встреча с ним. Подходим мы с мамой к дому – а у дверей стоит аккуратно выбритый мужчина сорока с небольшим лет. Обращается ко мне:
– Я к вам. Хочу узнать, действительно ли твоя мама умирала и воскресала?
А время было уже позднее. Опасалась мама оставить в доме незнакомого человека. Подошла она к калитке, а в это время будущий о.Валентин достает документы, чтобы показать ей. Обернулась мама и видит, что я... обнимаю его!
– Не надо документов! – заулыбалась мама. – Мой сын – ваш документ, он просто так никого обнимать не станет...».
Они были свидетелями происшедшего с Клавдией
Клавдия Устюжанина (справа) со своей старшей сестрой Агриппиной (вторая справа) и супругами братьев
Старший брат Иван Устюжанин со своей семьей
Иной путь
Через год после операции, когда ВТЭК признала Клавдию полностью здоровой, ее снова пригласили на работу в магазин (готовясь к операции, она хоть и сдала все дела, но приказа об увольнении не было). Она была не прочь поработать на знакомом месте, в родном коллективе, но Господь судил иначе...
«Первые несколько лет после операции мама чувствовала себя очень хорошо. Как-то уже договорилась с начальством:
– В понедельник выхожу на работу.
Но... в понедельник она лежала в лежку. Прошел понедельник – она встала на ноги. А к новому понедельнику – снова лежала. И так несколько раз... Вызовут "скорую" – врачи ничего не находят, а мама встать не может... Каждый раз, когда она собиралась выйти на работу – словно ей что-то мешало. Пока она не поняла, что не нужно ей в торговлю возвращаться. Очевидно, промысел Божий был в ином, и Господь направлял ее на другой путь: путь проповедничества, ибо тысячи и тысячи узнали о ней и сотни побывали в нашем доме. Многие, благодаря этому, обрели веру...
