Степан КАРНАУХОВ
СТАРАЯ ПЛОЩАДЬ — 2
Надежды и разочарования
Наблюдения и раздумья бывшего работника аппарата ЦК КПСС
Издание второе, дополненное и исправленное.
Продолжение следует…
Вместо предисловия
Принято считать датой контрреволюционного реванша в СССР события августа 1991 года. Думается, это не вполне правомерно. Осенью 1988 года мы с женой проводили отпуск в Нальчике. В это время проходил Пленум ЦК КПСС. После его завершения по аппарату ВЧ мне позвонил Бакатин В.В. По началу звонок первого секретаря Кемеровского обкома партии особого удивления не вызвал. Некоторые подопечные нашему сектору периферийные работники телефонным разговором в отпускное время напоминали о своем существовании и как бы подчеркивали исключительную лояльность к московскому шефу. Но дальнейший разговор вышел за рамки заурядного подхалимажа. Вадим Викторович сообщал, что его неожиданно вызвал Генеральный Секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев и в присутствии многих ведущих деятелей партии сообщил, что он, Бакатин, назначается министром внутренних дел СССР. По образованию, а так же по предыдущему опыту производственной и партийной работы Вадим Викторович никоим образом не просматривался в качестве руководителя важнейшего органа государственной власти. Но это уже не удивляло нас, работников аппарата ЦК. Михаил Сергеевич успел приучить к своим кадровым импровизациям. Власов А.В., которого сменял Бакатин, имел примерно такие же данные при выдвижении на пост министра. Теперь он перемещался на очень важный и сложный пост председателя Совета Министров РСФСР. Кстати, Александра Владимировича знал значительно дольше Бакатина, он работал у нас, в Черемхово, на шахтах и в горкоме комсомола и мне в свое время довелось давать ему рекомендацию при вступлении в партию. Личными качествами он выгодно отличался от Бакатина, не был столь безмерно отягощен карьерными амбициями. …
Мне ничего не оставалось, как поздравить Вадима Викторовича с высоким доверием. Он же намекал, что его не слишком устраивает данное выдвижение и желательно, чтобы вмешался сектор. Сочтя это примитивным кокетством, ответил ему по существу:
— После Генерального Секретаря мне вмешиваться в твою судьбу совсем не с руки. У сектора теперь другая задача — подготовить предложения по кандидатуре на пост первого секретаря в Кемерово для внесения на рассмотрение ЦК КПСС.
Разговор с Бакатиным возбудил серьезные размышления — чего же следует ожидать дальше от «глашатаев перестройки»? Ответ на этот вопрос не задержался. В печати появилось письмо большой группы наиболее принципиальных и стойких членов ЦК с коллективной просьбой об отставке. Наряду с теми, кому по возрасту, по состоянию здоровья, из-за снижения политической активности было пора подумать о пенсии, среди подписавшихся под письмом оказались деятели, которым едва ли следовало спешить на покой. К примеру, удивляло наличие в числе «отставников» Владимира Ивановича Долгих. Секретарь ЦК, кандидат в члены Политбюро по своей энергии, работоспособности, исключительной политической, экономической и научно-технической эрудиции намного был выше любого из тогдашних руководителей высшего звена, и, тем более, заправил «перестройки». Едва ли ошибусь, предположив, что в первый ряд руководящего ядра его не допускали из боязни выглядеть бледными в сравнении с ним, потому и передерживали до неприличия долго «кандидатом в члены…». Подобные примеры подтверждали опасения, что в ЦК КПСС создается перевес перевертышей и, как впоследствии выявилось, прямых предателей.
Переметнувшаяся на сторону американо-израильских сионистов верхушка — Яковлев, Горбачев, Шеварднадзе — обманным путем удалили из высшего органа партии наиболее принципиальных, стойких коммунистов. Как ныне стало известно, с большинством «подписавших» заявление об отставке никто не разговаривал и они узнали о своей просьбе из газет. Термин «перестройка» хитроумно использовался для маскировки истинных намерений ее инициаторов. Это было началом подлинного переворота, если хотите, «тихого переворота», коварного переворота, без всяких кавычек. С этого момента начался передел и власти, и собственности, и идеологии, и нравственности — всего уклада жизни советских людей, постепенное, нарастающее уничтожение величайших достижений человеческого духа. Реванш сил зла и порока! Реставраторы капитализма «операцией» по «чистке» ЦК убирали очередное, в данном случае решающее препятствие для ускоренного осуществления подлых и низких целей. Можно порассуждать на тему о безропотной сдаче коммунистами, подобно кроликам перед удавом, власти, принципиальных позиций. Но это беспочвенно. К тому времени все властные и информационные рычаги были перехвачены кликой предателей, прежде всего, Яковлевым, и никого из вытесняемых просто-напросто близко не подпустили ни к радио, ни к телевидению, ни к печатным средствам информации. Всякое сопротивление звучало бы гласом вопиющего в пустыне. А наиболее яростных и принципиальных изгоняемых из высшего органа партийного руководства объявили бы раскольниками, поднявшими руку «на единство партии». Значительно больших обвинений заслуживает руководство Более оправданно предъявить обвинения к высшему руководству Вооруженных сил, а также органов государственной безопасности и правоохранительных органов. Они по своему предназначению и в соответствие с присягой обязаны обеспечивать защиту Социалистического государства от всякого рода его противников. Один из моих приятелей по этому поводу едко и, пожалуй справедливо выразился: «генералы испугались харч добротный потерять… стали … Ельцину лизать…»
Захватившая высшие партийные посты предательская клика вслед за разгромом избранного XXVII съездом КПСС Центрального Комитета приступила к основательной чистке партийного аппарата. Они расчищали пространство для дальнейших действий по отстранению от власти Коммунистической партии, по расчленению великого государства — Союза Советских Социалистических Республик. Под одну гребенку с большим числом опытных партийных работников, твердо стоявших на позициях верности коммунистическим идеалам и беспредельно преданных социалистической Родине, попал и автор этих строк.
Не напрасно у многих коммунистов в ходу выражение: «покой нам только снится». Ни одного дня на вынужденной пенсии не предавался бесцельному и бесплодному прозябанию. Постоянно искал, каким образом включиться в борьбу с современными оккупантами российской земли. В конце концов, счел, что в моем положении больше всего подходит литературная работа. Чтобы иметь сносные условия для существования занимался небольшим предпринимательством и одновременно в течение шести месяцев написал книгу. Назвал ее «Изнанка». Стремился показать закулисную, изнаночную сторону «перестройки». Отнес рукопись в издательство. Там о ней отозвались одобрительно, но издавать не решились, ссылаясь, что прототипы в книге очень узнаваемы, а в их числе были высшие руководители партии и государства. Взялись посодействовать изданию на периферии. Совсем немного прошло времени, и в 1990(!) году в Алтайском издательстве вышла книга «Что происходит рядом?». Авторское название «Изнанка» принять не осмелились. Жанр определили «Опыт политического романа». Двойной тираж, тридцать тысяч экземпляров, разошелся в считанные дни. Интерес к этой работе понятен, ибо она написана не просто по следам «перестройки», а в ходе этой зловещей мистификации.
Прошло несколько лет и в 1999 году в издательстве «Воскресение» вышел роман «Время не выбирают». В нем персонажи действуют в непростые предвоенные годы. Вскоре стало понятно — книга получилась. Друзья и редакторы настаивали на продолжении. В 2002 году опубликован роман «Вопреки всему», в котором те же персонажи представлены в годы Великой Отечественной войны на фронтах и в тылу. Снова дружеский нажим и в 2003 году издан последний роман трилогии «Без срока давности», охватывающий период от окончания войны вплоть до начала нового столетия. В эти же годы написаны роман «Параллели не пересекаются», повесть, несколько рассказов и очерков.
Литературная работа возбуждала мыслительный процесс, возникали ассоциации с собственной жизнью, ее неразрывной связью с историей Коммунистической партии и Советского государства. Рождались строки воспоминаний и раздумий, которые составили как бы мимоходом, попутно написанную книгу «Старая площадь. Надежды и разочарования (наблюдения и раздумья бывшего работника аппарата ЦК КПСС)». Книга проникла во все регионы и вызвала большой интерес и, в основном, доброжелательные отклики. Позволю привести некоторые из них.
Из Кемерово Петр Михайлович Дорофеев пишет: «Я прочел Вашу … книгу на едином дыхании! Вы создали нечто необычное, яркое — на редкость, удачно скомпонованную книгу, раскрывающую год за годом трагедию 20 века — развал величайшего государства. По моему, Вам удалось, как никому другому, описать нравственное падение вождей, их невиданное предательство и цинизм, при этом Вы не постеснялись в выражениях, называя вещи своими именами… Убежден, Ваша книга со временем станет одним из основных источников познания этих смутных лет…» Оставим на совести читателя эмоциональные определения, отметим лишь доброжелательные оценки, тем более, что положительно оценивают книгу и другие мои корреспонденты. Из г. Кызыла (республика Тува) Геннадий Викторович Колмаков прислал письмо, в котором высказывает пожелания: «Написанная живым языком она привлекает личным видением общественно-политических событий, дает много интересных фактов, проникнута заботой о нашей прекрасной России…» и далее: «Если было бы в моей власти, я бы распорядился опубликовать Вашу замечательную, познавательную книгу массовым тиражом, чтобы ее прочитали как можно больше читателей нашей многострадальной Родины».
Не мог не получить отзыва со своей родины, из Черемхово. Любовь Алексеевна Максимова высказывает свое мнение о книге: «Мне понравилась ваша книга «Старая площадь», я читала ее с удовольствием. Мне понравилось то, что вы не только пишите про то, что как все получилось и почему, но так же подсказываете выход из создавшейся ситуации. Действительно, что-то уж как-то очень робко работает Коммунистическая партия…». Она рассказывает, как действует коммунистическая организация в ее городе. Думается, будет уместным привести ее рассказ о последствиях контрреволюционного переворота и ельцинско-чубайсовских «реформ» в городе. «Город наш Черемхово выглядит как в послевоенное время, кругом все рушится и ломается. Завод «Радиан» отстроили такой большой, потратили на это огромные деньги — весь растащили, стоят цеха, заросшие бурьяном, некоторые цеха взяли под аренду частники, в некоторых принимают металлолом. В общем, все разбито. В районе завода им. Карла Маркса был хороший клуб им. Ленина, работал, молодежь ходила на танцы, в кино, потом все это перестало функционировать, стоит здание брошенное, потом стали выбивать стекла, ломать и тащить, кто что мог. Мимо идешь, и смотреть больно, ну точно, будто после бомбежки. Стена от клуба долго стояла и однажды там играли дети и погиб 3-х летний ребенок… Завод им. К. Маркса мало-мало работает, директор завода Лобачев держит людей, выживают, как могут. Чулочная фабрика работает немного и то один цех. Мясокомбинат работал…— сейчас нет. Разрез Черемховский закрывается… Дома благоустроенные в ужасном положении, особенно это показало в прошлую зиму, в морозы все парило из подвалов, трубы лопались, и так в каждом доме. У нас даже есть дом называется «Титаник» стоит на болоте, зимой весь белый в куржаке… Молодежи в городе много, которые спились или стали наркоманами, маленькие пацаны бегают попрошайничают, а сколько взрослых возле ящиков с мусором… На вокзале полно детей, которые ходят просят деньги, некоторые тратят их на хлеб, а кто и ацетон — нюхают..»….
Это полное трагического ужаса письмо как бы дополняет приведенные в «Старой площади…» оценки результатов предательства Яковлева, Горбачева, Ельцина, Бурбулиса, всей шайки бандитов и воров, бросивших ради низменной корысти в ужасающее унижение и нищету героический и трудолюбивый народ. Подобные письма пришли из многих мест нашей расчлененной и разграбленной страны.
Из газетных откликов на выход книги можно выделить обширный материал Н.Ю. Пироговой, опубликованный в «Экономической газете (№ 38, 2001 год), хотя не со всеми ее положениями можно согласиться. Непонятным, или, напротив, многозначительным, выглядит игнорирование книги коммунистической печатью. Казалось бы, при блокировании доступа коммунистов к буржуазным средствам массовой информации, публикации, разоблачающие предателей и антинародную политику властей, «Правда», «Советская Россия», «Завтра» и другие левые издания должны бы энергично и оперативно ухватиться за материал и доводить его до сведения читателей. Но они как в рот воды набрали. Почти одновременно со «Старой площадью…» вышли в свет прекрасные работы С.Г. Кара-Мурзы и В.В.Трушкова. Их тоже следовало бы активнее популяризировать, хотя они из-за некоторой «наукообразности» довольно тяжелы для восприятия читателями без должного уровня политической и экономической подготовленности. Коммунистическая печать по определению обязана помочь читателям разобраться в глубинах проблем, анализируемых этими авторами. «Старая площадь…», как подчеркивается в поступивших откликах, написана так, что ее легко воспринимают широкие слои читателей.
Добрые отклики на книгу, конечно, свидетельствовали о полезности данной работы, но автора волновало, как воспримут его труд коллеги по работе в ЦК. Вскоре заговорили и они. Прежде всего, благодарен Павлу Лаврентьевичу Прусову. Он был руководителем секретариата Отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС и отличался, помимо исключительной порядочности, принципиальностью и объективностью. Его доброжелательные отзывы о книге для меня были существенной поддержкой. Приветствовали выход книги Михаил Дмитриевич Сергеев, Анатолий Серафимович Сенников, Валентин Андреевич Кондратьев, Алексей Кузьмич Балагуров, Игорь Михайлович Головков, Василий Михайлович Борисенков, Николай Яковлевич Федотов, Шамиль Хабибулович Гизатулин, Александр Иванович Качанов. Прошу прощения у коллег, что нет возможности перечислить всех, кто нашел возможность поддержать мои литературные попытки. Мнение этих уважаемых людей, сохранивших непоколебимую верность партии, представляли исключительную ценность. От бывших коллег по Отделу, переметнувшихся в стан антикоммунистов, типа Владимира Степановича Бабичева, Геннадия Алексеевича Шипилова, никаких сигналов, разумеется, не получил. Их безмолвие тоже оценка и для коммуниста, безусловно, положительная.
Заговорила «тяжелая артиллерия» — руководители Отдела. Евгений Зотович Разумов, работавший первым заместителем заведующего Отделом организационно-партийной работы ЦК КПСС, человек широко эрудированный, критически мыслящий с богатым опытом, в том числе журналистским, очень требовательный, высказал добрые слова о книге. Он же указал на некоторые неточности, к счастью, не принципиальные, которые с благодарностью приняты. После разговора с ним, как бы тяжелый груз с души свалился. О реакции бывшего секретаря ЦК КПСС Ивана Васильевича Капитонова рассказывается в соответствующем месте этой книги.
После опубликования «Старой площади…» посыпались предложения продолжить работу над новыми подобными книгами или дополнить новыми главами, раскрывающими работу партийных организаций в сложные и тяжелые годы. От меня требуют ответа на вопросы, которые сегодня волнуют всех честных людей нашей Родины. Почему сильная партия, которая по замыслам Ленина, по действием его последователей, должна быть партией нового типа, и до определенного момента была таковой, «вдруг» утратила позиции и непререкаемый авторитет, завоеванный в жестокой и беспощадной борьбе. Почему сдала доверенную ей страну врагам социализма, позволила вновь бросить в пучину капиталистического угнетения и ограбления великий и героический народ? Почему достигнутое социалистическим государством определяющее влияние на мировой арене было «в один миг» утрачено без серьезной борьбы, по сути, капитулянтски? Кто виноват в том, что в руководство партии, ее идеологические учреждения, в средства массовой информации пробрались люди, не считавшие Советский Союз, Россию своей Родиной, двурушники и лицемеры, у которых звонкие фразы об обновлении социализма были лишь ширмой, коварным прикрытием истинных антикоммунистических убеждений и намерений? И, наконец, что же требуется от компартии, от патриотических движений и организаций, от каждого честного гражданина, чтобы поднять народ на возрождение народной власти, чтобы сбросить подлое иго компрадоров и уголовного жулья, предателей и проходимцев, восстановить подлинное народовластие?
Понятно, одному, даже самому мудрому человеку, нелегко дать исчерпывающие ответы на эти животрепещущие вопросы? Но попытаться внести некоторый вклад в исследование этих проблем можно.
Из ряда городов и районов, от многих парторганизаций выдвигается требование, чтобы «Старая площадь…» была бы в каждой организации, у возможно большего числа людей. Желание автора полностью совпадает с этими требованиями. Но сейчас на книжном рынке господствуют чернуха и порнуха. Писать же книги, которые ждут честные люди, это вернейший способ стать нищим. Такая у нас ныне власть, такие ее собственные потребности и она их настырно внедряет в сознание людей, прежде всего молодежи…
После долгих раздумий и завершения работы над романом «Без срока давности» решился приступить к работе по внесению дополнений и изменений в «Старую площадь…» По моим намерениям, сохраняя в основе первое издание, требовалось дополнить новыми фактами, оценками, скорректировать в соответствие с нынешними реалиями. Короче говоря, продолжение следует…
Полагаю, это мой гражданский долг, обязанность коммуниста, конкретный способ борьбы за торжество справедливости и правды…
Завещано Николаем Островским
С самого раннего детства моей страстью была литература. Как у всякого нормального человека у меня есть особо почитаемые авторы. Прежде всего, это божественный Пушкин и гениальный Лев Толстой. Одной из любимых книг стала «Как закалялась сталь» Николая Островского, которую впервые прочел, будучи учеником третьего класса, сразу же после первой публикации этого уникального в своем роде произведения. Перечитываю замечательную книгу из года в год. А печальный монолог Павла Корчагина в загородном парке на Южном берегу Крыма помню наизусть. Кстати, именно этот до боли искренний отрывок из романа кощунственно передергивают окончательно потерявшие совесть журналисты. После расчленения нашей Родины и надругательств над старшим поколением тягостные раздумья незабвенного Павла Корчагина очень часто возникают в памяти. «Корчагин обхватил голову руками и тяжело задумался. Перед его глазами пробежала вся его жизнь… Хорошо ли, плохо ли он прожил… Перебирая в памяти год за годом, проверял свою жизнь, как беспристрастный судья, и с глубоким удовлетворением решил, что жизнь прожита не так уж плохо. Но было немало и ошибок, сделанных по дури, по молодости, а больше всего по незнанию. Самое же главное — не проспал горячих дней, нашел свое место в железной схватке за власть (в нашем случае в борьбе с фашизмом — С.К.), и на багряном знамени революции есть и его несколько капель крови».
Прошу прощения за длительное цитирование, но все же продолжу обращение к писателю-бойцу. «Как же он должен поступить сейчас, после разгрома…?…Для чего жить, когда он уже потерял самое дорогое — способность бороться? Чем оправдать свою жизнь сейчас и в безотрадном завтра? Чем заполнить ее? Просто есть, пить и дышать?… Что же делать? Угрожающей черной дырой встал перед ним этот неразрешимый вопрос… Умел неплохо жить, умей вовремя и кончить…» Полностью согласен с решительным выводом Корчагина: «Все это бумажный героизм, братишка! Шлепнуть себя каждый дурак сумеет и во всякое время. Это самый трусливый выход из положения… А ты попробовал эту жизнь победить? Ты все сделал, чтобы вырваться из железного кольца?»(Выделено мной —.С.К.).
Трудно найти способ борьбы в возрасте, который снисходительно называют почтенным. Мне представляется, для меня и моих ровесников оставить память о нашем времени и о наших современниках — достойный способ борьбы. Нельзя позволить подонкам, предателям, перевертышам, низким лакеям оккупантов оболгать, исказить, фальсифицировать наше великое время, героическую борьбу, всемирно-исторические свершения! Донести до потомков правду — это священный долг нашего поколения! Ради этого стоит жить и продолжать бороться до конца, пока бьется сердце, пока не прекратилось дыхание!
Записка на скользкую тему
На работу по многолетней привычке приходил не позже чем за час до начала рабочего дня. В апрельское утро 1985 года отнес Секретарю ЦК Е.К. Лигачеву Записку — знал, что он тоже приходит в служебный кабинет рано. Записка написана от руки, считал нежелательным, чтобы ее кто-либо, не исключая машинисток, прочитал. В Записке говорилось: «Во время командировки в Н —скую область т. … и начальник КГБ т. … привлекли внимание к некоторым негативным моментам в действиях ряда лиц еврейской национальности. Появляются организационные моменты в их поведении: группирование, обсуждение в кабинетах должностных лиц или за так называемым «идеологическим чаем» последующих целенаправленных действий. Они занимаются протежированием нужных им людей, компрометацией отдельных работников. Наблюдается их активное просачивание в партийные и советские органы.
Материал, частично иллюстрирующий вышесказанное, прилагается».
Подпись
13.04, 1985г.
С данным материалом никого не знакомил. — С.К.
Какая была реакция на эту Записку, рассказывается в соответствующей главе.
МИНУВШЕЕ ПРОХОДИТ ПРЕДО МНОЮ…
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу…
А. Пушкин
Отозван в ЦК КПСС
Эта книга отнюдь не мемуары, тем не менее, считаю обязанным дать читателям некоторое представление об авторе.
В Иркутской газете «Восточно-Сибирская правда» в мае 1972 года опубликовано информационное сообщение о пленуме областного Комитета КПСС. В полном соответствии с принятым порядком, пленум, говорилось в сообщении, — освободил от обязанностей заведующего промышленным отделом обкома партии Карнаухова С.В., «в связи с отзывом на работу в ЦК КПСС». В самом факте публикации не было ничего необычного. Но для меня оно означало многое. Можно сказать, оно оповещало о ключевой перемене в моей судьбе.
Действительно, с 23 марта 1972 года начался новый этап в жизни крестьянского сына, солдата-фронтовика, затем горного инженера, директора шахты, а впоследствии партийного работника. Конечно, это не заметное событие для страны и партии и оно не могло иметь каких-либо последствий за пределами личной судьбы. Рассказать же о нем, по моему убеждению, имеет смысл. На этом конкретном примере прослеживается, как практически решались некоторые кадровые вопросы в КПСС.
Месяца за три-четыре, до решения о моем отзыве, к телефонному аппарату ВЧ, этот специальный вид обеспечивал конфиденциальность разговоров, меня пригласил инструктор Отдела организационно-партийной работы Центрального Комитета Алексей Емельянович Соколов. Он курировал нашу областную парторганизацию. Его звонку не удивился и приготовился к ответам по различным проблемам экономической жизни. Не смутил и первый вопрос, воспринятый мной за проявление чувства юмора, — что это за заимка Карнаухова, где я появился на свет? Совпадение названия места моего рождения с фамилией не раз служило предметом дружеских шуток. Далее Алексей Емельянович, как бы между делом, продолжая полусерьезный разговор, дотошно «проходится» по моей биографии. Кто сейчас живет на этой заимке (на ее месте еще с тридцатых годов сохранился лишь один черемуховый куст), как поживают родители (к этому времени их уже не было), как сложились судьбы других моих родичей? Порасспросив об отдельных моментах моего трудового пути, он, в конце разговора, коротко поинтересовался о делах в области. Нетрудно догадаться — мимолетный интерес к делам в области был лишь призрачным прикрытием подлинной цели. Интересовались из Орготдела, это, разумеется, придавало определенное направление моим размышлениям.
Мог сколько угодно размышлять, но, по свойству человеческой натуры, хотелось знать поконкретнее, что же таилось за телефонными «байками». Вторым секретарем обкома партии в это время был Малов Владимир Федорович. До избрания на этот пост он работал директором Братского алюминиевого завода. Думается, мои добрые отзывы о заводе и его руководителе учитывались при его выдвижении на высокий партийный пост. Войдя к Малову, напустил на себя недовольный вид, рассказал о звонке Соколова и возмущался: чего, мол, копается в моей биографии? После ХХ съезда основной вопрос по ней отпал. Намекал, вновь, мол, напоминают, что я сын репрессированного. Расстроенный вид подействовал на Владимира Федоровича. Он поспешил успокоить:
— Зря волнуешься, речь идет о переводе тебя в Москву. Только при чем Орготдел?.. Разговор раньше шел об Отделе тяжелой промышленности.
Так в течение нескольких минут без особых усилий выведал, какие идут разговоры о моей дальнейшей судьбе. Не слишком волновало, что она решается без моего активного участия. Коммунисты того времени сознавали — партия, в лице ее органов, полновластный владелец их душ, ума, а иногда и жизни. Без такого порядка, убежден до сих пор, крепкой, дисциплинированной, боеспособной партии, партии нового типа, быть не может. Самозабвенное служение партии, ее делу — главная привилегия коммуниста. На основе личного опыта могу утверждать: великая цель служения идеям, делу партии побуждала бойцов перед боем обращаться с просьбой о приеме в ее ряды. Никто никого не принуждал, заявления писались не под угрозой, как порой, преподносится ныне. «Прошу считать меня коммунистом!» — это не выдумка угодливых журналистов, а одно из конкретных проявлений настроений народа в дни суровых испытаний. Горжусь, что я, девятнадцатилетний паренек, принят в партию не в обычном порядке, а на льготных условиях «как отличившийся в боях». Пожалуй, из «иконостаса» моих наград эта, невидимая, самая ценная.
Оказаться в аппарате ЦК мог гораздо раньше. В 1965 году в составе делегации партработников КПСС довелось быть в Польской Народной Республике. Делегация возвратилась в Москву как раз к сентябрьскому (1965 года) Пленуму ЦК КПСС. По этому случаю в Москве оказался первый секретарь нашего обкома Семен Николаевич Щетинин. Этого человека уважал без преувеличения безмерно. Донецкий шахтер, герой и организатор подполья при немецкой оккупации Донбасса, после войны по решению ЦК, прибыл в Иркутскую область и, как никто другой, внес неоценимый вклад в ее развитие. Его любили в области и, в первую очередь, как настоящего беззаветного коммуниста, честного и доброго товарища. Рассказывая ему о польских впечатлениях, обмолвился, что дважды в жизни побывал на польских шахтах. Во время нынешней командировки пришлось спускаться в одну из шахт, а в 1945 году сразу после войны даже выпало поработать в Силезии. А вот у себя на Родине, в Донбасс до сих пор так и не съездил.
— Ничего, скоро побываешь, — заметил с несколько лукавой улыбкой Семен Николаевич.
Этой реплике в тот момент не придал значения. Но буквально на следующий день в Отделе тяжелой промышленности ЦК сказали, что решается вопрос о моем перемещении в сектор угольной промышленности.
По возвращении из загранкомандировки в Иркутск, само собой, дружеская встреча. Друзья воздали должное польским сувенирам: «Выборовой», «Зубровке», »Вишневице». К моему немалому изумлению, о том, о чем меня предупреждали ни с кем не советоваться, друзья уже знали и едва ли не лучше меня. Как на фронте через «солдатскую почту» наиболее оперативно и достоверно до рот и батарей доходили самые «секретные» вести, так и в партии, оказалось, существовала какая-то негласная связь верхов и низов без посредства официальных лиц и технических средств.
Недели через две-три приглашает Семен Николаевич:
— Звонили из ЦК, — я насторожился, — просили перед тобой извиниться. Переход на работу в Москву откладывается. Принято решение: упразднить бюро ЦК КПСС по РСФСР и отраслевые бюро. В связи с этим приостановлено выдвижение людей с мест, очевидно, предстоит разобраться, как трудоустроить работников аппаратов упраздняемых бюро ЦК.
Переселение в столицу, таким образом, передвинулось тогда на годы. Потому новые разговоры на эту тему воспринял не без дозы скепсиса.
Прошли недели, и вот поступил вызов на беседу в ЦК КПСС. В цековском квартале на улице Куйбышева (ныне в ностальгическом раже переименованной в Ильинку) в новом десятиэтажном здании убедился: во-первых, в том, что современное не всегда лучше и удобнее. Низкие потолки, длинные безрадостные коридоры, застойный синтетический воздух. Во-вторых, еще раз подтвердилось, насколько справедлива народная мудрость: хуже нет ждать и догонять.
Первые беседы — с Соколовым А.Е. и зав. Сектором парторганизаций Сибири Пузановым Алексеем Федоровичем состоялись оперативно, тотчас после моего появления на четвертом этаже нового дома. Понятно мое напряжение, не в извозчики нанимался, — ЦК КПСС для меня святыня, как и для большинства низовых коммунистов, а Пузанов и Соколов — служители этого партийного храма. Затем долгие ожидания приема другими руководителями Отдела, прерываемые не так уж продолжительными беседами.
Беседа на следующей ступени внутриотдельской иерархии — у заместителя заведующего Отделом. В то время сектор Сибири выходил на Евгения Зотовича Разумова. От первой встречи с этим далеко не рядовым и не простым человеком остались благоприятные впечатления. У него достаточно ума и такта не задавать вопросов по биографии, с ней ознакомиться имел достаточно времени. Без его согласия и даже соизволения не мог быть приглашен на беседу. Кроме того, перед ним в красной папочке имелась соответствующая справка. Он «познавал» меня через ответы на вопросы об области, её работниках, старался повернуть разговор в непринужденную беседу, что не особенно удавалось. Надо мной сознательно или бессознательно довлело, в сколь высокой инстанции нахожусь и насколько каждая моя фраза, даже отдельное слово формирует представление о моей персоне. Более подробно о Разумове Е.З. будет рассказано позже.
После Разумова следовало предстать перед Секретарем ЦК, заведующим Отделом организационно-партийной работы ЦК КПСС Иваном Васильевичем Капитоновым. В партии Иван Васильевич к тому времени, пожалуй, был одним из последних представителей сталинской когорты партийных руководителей. С Х1Х съезда КПСС известен всей партии, как руководитель Московской партийной организации. На себе испытал Хрущёвский темперамент, был удален из Москвы и пять лет возглавлял Ивановскую парторганизацию. После октября 1964 года он снова в Москве, на этот раз уже в ЦК партии. Работа с разными лидерами от Сталина до Горбачёва не могла не отразиться на Иване Васильевиче, как руководителе и человеке. Он, было весьма заметно, приобрел сдержанность в высказываниях и действиях, осторожность и терпеливость. Его не назовешь жестким руководителем, но и безвольной размазней не был. Доступ к секретарю ЦК, тем более, ведающему организационно-партийными вопросами, для работников аппарата и с мест не был прост. Он, что называется, по уши загружен работой.
Вспоминается характерный эпизод. Однажды при проходе через приемную к И.В. Капитонову старый и опытный работник отдела И.К.Зайцев прошептал:
— Более десяти лет работаю в Отделе, но впервые попадаю в кабинет Секретаря ЦК.
На этот раз И.К.Зайцев оказался в этом кабинете по случаю: его непосредственный руководитель приболел, и ему пришлось на Совещании представлять сектор информации.
Можно представить и понять мое волнение перед приемом у Секретаря ЦК. Встреча не была продолжительной, но до сих пор сохранилась в моей памяти до деталей. Ценность она имеет, разумеется, прежде всего, для меня, но об одном внешне малозаметном, но симптоматичном эпизоде стоит рассказать.
— А как насчет работы с документами, умении писать?— спросил Иван Васильевич и сам же ответил, — да, ты же кандидат наук, все нормально.
Подбор работников по умению писать доклады, выступления, проекты документов, справки, записки, постепенно становился определяющим. Не случайно, впоследствии, облик партийного аппарата, к сожалению, и не только партийного, определяли не умелые организаторы, пропагандисты и агитаторы, а мастера гладко написать для руководства, которое, не всегда задумываясь, озвучивало чужую писанину.
После беседы у И.В. Капитонова мне было дозволено отправляться домой в Иркутск, ожидать решения ЦК. Опытные аппаратные зубры доверительно шепнули: все, мол, нормально, решение не задержится. Даже показали подготовленный проект постановления об утверждении меня инструктором Отдела партийно-организационной работы ЦК КПСС. А.Ф.Пузанов посоветовал не распространяться о возможном переезде в Москву до поступления в область постановления.
С таким напутствием вернулся в Иркутск, из дому позвонил первому секретарю обкома. Тот предложил не заходить в обком, а встретиться на набережной Ангары. На этой встрече, проходившей, неизвестно почему с налетом таинственности, первый до мелочей расспросил, у кого побывал в ЦК, какие задавались вопросы, как отвечал на них. Насколько мог уловить, его волновало, не выдал ли я наверх нежелательную для него информацию.
— Денек-два отдохни,— предложил он,— не появляйся в обкоме, а там видно будет, созвонимся.
Предложение было кстати. При отлете 15 марта из Домодедова холодный ветер пронизал меня, что называется, до косточек и наградил простудой.
Но уже назавтра, 16 марта 1972 года, А.М.Сусловым было подписано ожидаемое постановление и я официально стал работником аппарата высшего исполнительного органа Коммунистической партии.
Позвонил А.Ф.Пузанов, и мы условились, что с 23 марта я приступаю к работе в его секторе.
Работа в ЦК КПСС была для меня очень интересной, думаю, едва ли, где в другом месте был столь удовлетворен. Интерес определял уровень проблем, поручений, людей, с которыми приходилось общаться. По мере повествования попытаюсь об этом рассказать. Начну же с внешне малозначительного эпизода, случившегося, когда уже достаточно проработал в ЦК КПСС и был назначен заведующим сектором после кончины А.Ф.Пузанова.
Роковые последствия заурядного события.
Иногда происходят события внешне не примечательные, ни к чему не обязывающие, и в глубинах памяти они как бы с первого плана отодвигаются куда-то «на склад», «в резерв». Лежат они там до поры до времени не тревожимые, дремлют и заваливаются илом других подобных событий. Но, порой, лежащее в «резерве» извлекается на свет божий, предстает в новом, более весомом значении.
Одно такого рода событие всплывает в памяти в связи с взлетом и падением М.С.Горбачёва.
В Отделе организационно-партийной работы ЦК КПСС был установлен порядок, когда ответственные работники, если можно выразиться, старшего звена (все служившие в ЦК КПСС имели общее наименование «ответственные работники») — заместители заведующего Отделом, а чаще заведующие секторами или их замещающие работники, дежурили по праздничным и выходным дням. Слово «Отдел» пишу с прописной буквы отнюдь не случайно. В любом учреждении «отдел» всего лишь структурное подразделение в управленческом аппарате. В ЦК КПСС Отдел занимал исключительное место. В нем вырабатывались основные принципы партийно-государственной политики на том или ином направлении. Конечно, в «народ» разработки выпускались не от имени Отдела, а от имени ЦК партии. В Отделах изучались, подбирались работники на ключевые партийные и государственные посты и затем решением Политбюро или Секретариата ЦК оформлялось их назначение. Отделы готовили постановления Центрального Комитета и Совета Министров по глобальным проблемам, а, иногда, и по самым незначительным. Опять-таки в свет они выходили от имени ЦК КПСС, а в последнее время часто как совместные ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Эта закулисная работа, зачастую тяжелая и неблагодарная, но крайне необходимая, требовала огромных знаний, всестороннего опыта, большой выдержки и терпения. Она шла в рамках решений и указаний руководства партии — Политбюро, Секретариата, хотя, по правде говоря, иногда трудно определить, кто на кого сильнее влиял — руководство на Отдел или наоборот. Не напрасно так ожесточенно дрались за аппарат Сталин и Троцкий.
Таким образом, написание слова «Отдел» с прописной буквы в аппарате ЦК имело далеко не синтаксическое значение. Во всех материалах, документах, справочниках ЦК в этом можно убедиться.
... Так вот, в один из выходных дней 1978 года мне выпало дежурить в Отделе организационно-партийной работы ЦК КПСС. Дежурство протекало спокойно, рутинно, мог без помех, без обычного в рабочие дни отвлечения, корпеть над очередной бумагой.
Телефонный звонок отвлек от работы. Звонил дежурный по Общему отделу. Кстати, дежурные были не во всех отделах, а лишь в нашем, Международном и в Управлении делами. Дежурство в Общем отделе ввели после того, как в качестве заведующего этим подразделением утвердился К.У.Черненко. Влияние этого руководителя аппаратной канцелярии на Л.И.Брежнева доходило до чрезмерных масштабов. Без его содействия, прямого указания к Генеральному Секретарю никто не мог пробиться. Ни одна адресованная последнему бумага не могла миновать всесильного заведующего Общим отделом.
Коллега из этого Отдела просил помочь найти первого секретаря Ставропольского крайкома партии и пригласить его к К.У.Черненко. В Орготделе, как для краткости в обиходе называли наш Отдел, негласно считалось, что инструктор, курирующий ту или иную местную парторганизацию, обязан в любое время иметь точное представление о местонахождении первого секретаря обкома или крайкома. Куратор — это активное постоянно действующее, связующее звено между ЦК и партийными органами на местах, что практически определяло роль и место этой фигуры в партийной иерархии.
Первые секретари и другие местные работники прекрасно представляли, что куратор, постоянно находясь в высшем эшелоне партийного аппарата, имел возможность в любое время выдать руководству в нужном свете информацию о положении дел в парторганизации, о действиях и поведении ее руководителей, отдельных работников. То есть, говоря современным языком, исподволь формировать имидж тех или иных личностей. При случае первый секретарь получал от куратора информацию доверительного порядка о некоторых сторонах деятельности аппарата ЦК, о готовящихся мероприятиях, слухах, настроениях, что помогало тому соответственно ориентироваться и попасть «в струю» при личных встречах, телефонных разговорах с руководством партии и государства. Ссориться, иметь натянутые отношения с курирующим работником Отдела организационно-партийной работы для руководства области, края, республики было если не опасно, то, во всяком случае, бессмысленным. Среди кураторов находились такие, которые авторитет и вес ЦК, аппарата партии, Отдела переносили на собственную персону и при встречах с областными работниками надувались, преувеличивали свое влияние. Это, разумеется, выглядело несколько комично, вызывало иронические улыбки. Справедливости ради заметим, что отбор работников осуществлялся весьма тщательно, подобного рода люди редко проникали в аппарат и, как правило, долго в нем не задерживались.
Ставропольскую парторганизацию курировал В.Н.Бабкин — работник опытный, в парторганизации уважаемый, личность незаурядная, его фонотеке позавидовал бы профессиональный музыкант. Работники Орготдела постоянно были как бы на коротком поводке: в любой день — рабочий, выходной, праздничный; в любом месте — в командировке, дома, на даче, в отпуске; в любое время дня и ночи их могли найти и вывести на связь. Разыскав Владимира Николаевича, сообщил ему о просьбе Общего отдела. Куратор подтвердил, что Михаил Сергеевич Горбачёв в данное время находится в столице и сейчас навещает своих московских приятелей в небезызвестном кунцевском квартале.
Моя роль фактически была исполнена, можно не сомневаться — Владимир Николаевич проследит, и встреча у Константина Устиновича состоится. Действительно, часов около девяти вечера снова раздался звонок из Общего отдела. Сообщили — Михаил Сергеевич находится у них, и поблагодарили за содействие. Четкость в действиях аппарата ЦК, обязательность, взаимная поддержка и взаимоуважение были доведены, что называется, до блеска и не напрасно служили предметом подражания для других аппаратных структур.
Назавтра состоялся Пленум ЦК КПСС и вместо умершего Ф.Д.Кулакова Секретарем Центрального Комитета партии был избран М.С.Горбачёв. Внешне произошло заурядное событие, и никто тогда не представлял, что в «верхах» оказался человек, который, получив вскоре в управление гордую и великую сверхдержаву, доведет её до расчленения и безмерного унижения.
Для каждого времени созревает соответствующее общество, а оно выдвигает достойных его лидеров. Не с других планет, не с каких-либо виртуальных систем возникают вожди революций, великие полководцы, мудрые государственные деятели. Мне довелось быть на XVII съезде ВЛКСМ и в зале, переполненном молодыми людьми, прекрасными своей юностью и порывами, казалось, что находишься в реальном будущем своей страны, среди тех, кто будет утверждать её величие и мощь в следующем столетии. «Наверняка, думалось, среди них и будущий генсек, и будущий премьер, и будущий Шолохов, и будущие Шостаковичи, Королевы и Келдыши». Абсолютно невозможно представить, что подобные размышления могли бы возникнуть после 1991 года, доводись попасть в молодежную среду. Если уж и посетили бедную голову размышления на эту тему, то, пожалуй, искал бы среди молодых людей каких-нибудь будущих Березовских и Чубайсов, Гусинских и Абрамовичей, Авенов и Фридманом, Дериgасок и Потаниных, киллеров и хакеров, но это, как говорится, «из другой оперы».
Появление на исторической арене личностей типа А.Н.Яковлева и М.С.Горбачёва отнюдь не случайно. Обществу с пятидесятых годов медленно, с зигзагами, не без активного участия общеизвестных внешних сил начали придавать движение в сторону от дороги, определенной Октябрем 1917 года, уводить от идеалов, воодушевлявших первые поколения советских людей.
Как и многие мои современники, я был не просто свидетелем, но и вольным или невольным участником происходящих в стране, обществе процессов. Мое деловое и партийное становление началось по времени одновременно с появлением на первом плане нового лидера партии и страны, Н.С. Хрущева, которого, не без некоторой натяжки, можно считать духовным предшественником «первого и последнего президента СССР».
Были люди в наше время...
(О Борисе Евдокимовиче Щербине)
При коренных, прогрессивных переменах невозможно обойтись без лидеров, отличающихся огромной созидательной энергией, необыкновенной смелостью и всесторонним творчеством. В подлое смутное время, как свидетельствует история, подлинные герои и созидатели оттесняются на задний план, на поверхность всплывают сомнительные личности, отражающие низменные цели, коварные и грязные методы правления. Великая Французская революция выдвинула на историческую арену деятелей, имена которых до сих пор знают в различных уголках земли. Славу Наполеона умножили, а вернее, составили знаменитые маршалы империи. После Великого Октября 1917 года В.И. Ленин образовал правительство, которое даже недруги вынуждены признавать как «самое образованное правительство в мире». Нам памятны знаменитые когорты советских руководителей. «Когорта сталинских наркомов» — Малышев, Завенягин, Ванников, Тевосян, Устинов, Горегляд, Вознесенский, Носенко, Вахрушев, Шахурин, Косыгин, Дымшиц, Байбаков и другие. «Когорта сталинских маршалов» — Жуков, Василевский, Конев, Говоров, Рокоссовский, Ерёменко, Воронов, Малиновский, Черняховский, Толбухин, Соколовский, а также крупных военачальников — Ватутин, Яковлев, Малинин, Галицкий, Горбатов, Курасов, Вершинин, Катуков, Рыбалко, Лелюшенко, Белобородов и многих других, выигравших битву с самым мощным и жестоким врагом.
В послевоенные годы на первый план выдвинулась задача ускоренного восстановления и развития экономики за счет ввода в народно-хозяйственный оборот гигантских природных ресурсов Сибири. В реализации этого курса не могли не выявиться личности, соответствующие грандиозности замыслов и неимоверным трудностям их реализации. Без всякого сомнения, можно утверждать, что одним из ярких представителей эпохи пробуждения и становления невиданных по масштабам и экономической значимости производительных сил Сибири стал Борис Евдокимович Щербина.
В 1951 году ЦК ВКП(б) принял постановление об укреплении кадрами Иркутской областной парторганизации. Это, несомненно, одна из важнейших акций по перегруппировке сил для решительного наступления в напряженной борьбе за новый подъем экономики страны. По указанию ЦК в Иркутскую область направлялись наиболее деятельные и перспективные работники со всех регионов страны. Взаимодействие, взаимопомощь проявлялись не в громких лозунгах, а в повседневной, практической работе, как обыденная реальная жизнь, как нормальное функционирование общественного и государственного механизма.
В числе прибывших в область оказались Щетинин С.Н. — из Донбасса, Щербина Б.Е. — из Харькова, Погодаев Я.Я. и Кацуба П.Б. — с Урала и ряд других партийных работников.
Семен Николаевич Щетинин, шахтер, один из руководителей подпольщиков Донбасса в годы войны, а затем крупный партийный работник Донецкой парторганизации был избран вторым секретарем Иркутского обкома партии. Борис Евдокимович тогда же избирается секретарем обкома партии по идеологическим вопросам. Вместе с первым секретарем обкома, коренным сибиряком Алексеем Ивановичем Хворостухиным они составили крепкое руководящее ядро областной партийной организации.
Направление на «идеологический фронт», секретарем обкома КПСС инженера-железнодорожника из Харькова несколько озадачило местный партийный актив. Привычнее было видеть на этом посту человека с гуманитарной подготовкой. Не много потребовалось времени, чтобы сомнения развеялись. У меня есть все основания утверждать, что ни до выдвижения на эту работу Б.Е. Щербины, ни позднее, более основательного, и, если можно так выразиться, более подходящего идеолога в Иркутской области не было.
Как-то, сопровождая по г. Черемхово Бориса Евдокимовича, оказался в его обкомовской машине. Показательно, сколько в ней увидел различных журналов, в том числе: «Вопросы истории», «Вопросы экономики», «Вопросы философии», «Новое время», «Плановое хозяйство», «Мировая экономика и международные отношения» и т. п. Шофер заметил, что в дороге с Борисом Евдокимовичем не разговоришься. Он и на ходу работает — читает журналы, знакомится с письмами, поступившими в обком, набрасывает тезисы предстоящих выступлений. Знавшим его, памятна обширнейшая эрудиция этого человека. Он мог на равных разговаривать с ученым, специалистом чуть ли не любой отрасли. В те годы мы еще как следует не научились выговаривать слово «компьютеризация», а он уже выдвигал задачи создания в Иркутске крупных вычислительных центров.
Думается, именно инженерная подготовка и практический производственный опыт помогали Борису Евдокимовичу заниматься идеологическими, гуманитарными задачами не «в общем и целом», а конкретно, подчиняя их потребностям того этапа социально-экономического развития области. На стройки и предприятия ежегодно прибывали десятки тысяч людей. Их требовалось не только обустроить на новом месте, но и «зарядить» пониманием важности их трудовой миссии, их роли и ответственности за решение задач общесоюзного значения. Людей, прибывших иногда лишь за «длинным рублем», сорвать куш, предстояло превратить в патриотов Сибири, в «коренных сибиряков» и помочь им строить здесь собственную жизнь и жизнь своих детей на постоянной основе, на века.
Для непрерывно увеличивавшегося населения требовалось возвести новые школы, открыть институты и техникумы, организовать разветвленное и квалифицированное медицинское обслуживание, создать удовлетворяющие их очаги культуры. Борис Евдокимович с неиссякаемой, казалось, энергией «пробивал» эти вопросы. Ведь тогда, как всегда и везде, многие руководители считали первоочередным ввод новых производств, строительство заводов, фабрик, линий электропередачи, а до культурных и социальных вопросов у них «руки не доходили». Решительность и высокий личностный интеллект Бориса Евдокимовича повернули мозги многих руководителей в нужном направлении. Именно в его время в Иркутске создан Восточно-Сибирский научный центр с более чем десятью научными институтами и учреждениями. Если вы сегодня окажетесь в этом городе, наверняка удивит, что основная часть населения — это студенты. Иркутский государственный университет, политехнический институт, медицинский институт, институт народного хозяйства, институт иностранных языков, педагогический институт, во многом, благодаря усилиям Б.Е. Щербины, превратились в крупнейшие ВУЗ,ы страны с великолепными учёными, профессорами и преподавателями и неплохой материальной базой.
«Идеолог» Борис Евдокимович привлекал людей блестящими ораторскими способностями. Его никак не отнесешь к талмудистам и начетникам. Приятная дикция удачно сочеталась с образностью фраз, глубиной мышления, убедительной логикой. Его можно было слушать часами и не ждать с нетерпением окончания выступления.
После ХХ съезда КПСС в руководстве области произошли изменения. Алексея Ивановича Хворостухина по рекомендации Центрального Комитета передвинули первым секретарем Тульского обкома партии. Первым секретарем Иркутского обкома КПСС избрали Семена Николаевича Щетинина, Борис Евдокимович стал вторым секретарем. На его плечи, прямо скажем, обрушился неимоверный груз экономических проблем бурно развивающегося региона.
Созидательная, преобразовательная деятельность по народно-хозяйственному использованию ресурсов иркутской земли осуществлялась на добротной научной основе. В 1947 году (втором послевоенном году!) в Иркутске наблюдалось буквально «нашествие» крупнейших ученых. Более сорока академиков и членов-корреспондентов Академии наук СССР приехали на первую научную конференцию по изучению производительных сил области. Ученых возглавлял самый знаменитый в мире металлург, создатель Кузнецкого металлургического комбината, вице-президент Академии наук И.П. Бардин. На конференции, кроме него, выступили не менее известные академики Винтер, Шевяков, Образцов, Некрасов, Струмилин, Родионов, всех не перечислишь. Такое созвездие научного «десанта» определило глубину проработки народно-хозяйственных проблем на долговременную перспективу.
К моменту прихода Бориса Евдокимовича к руководству экономикой многое из наработок конференции 1947 года получило практическое воплощение. Назрели новые очередные проблемы. Требовалось перейти от серьёзного количественного наращивания экономического потенциала к новым технологиям, расширить масштабы и глубину переработки минерального сырья. К решению назревших проблем вновь призвали местных и московских ученых.
Основную тяжесть подготовительной работы по проведению очередной научной конференции по развитию производительных сил Иркутской области в 1958 году Борис Евдокимович взвалил на себя. Ученые долго помнили, каким повседневным, прямо-таки трогательным вниманием он их окружил, деликатно, умно и умело строил беседы с каждым из них. Многие полагали, что имеют дело с профессионалом их профиля. А это были и экономисты, и химики, и аграрии, и медики — да еще такие маститые! Борис Евдокимович на деле показал, что такое настоящий партийный работник! Никакого верхоглядства, дилетантизма, «кавалерийского наскока», общих призывов. Конкретность, конкретность и еще раз конкретность.
Мне излишне оправдываться, что не работал в аппарате обкома при Борисе Евдокимовиче, не был в числе близких к нему людей. В его иркутские времена только начинал производственную жизнь в шахтерском городе Черемхово. Но так случилось, что посчастливилось не раз с ним встречаться, бывать у него в обкоме партии, слышать его на разного рода совещаниях. Более того, предполагаю, не без его доброго отзыва однажды перемены в моей судьбе оказались непосредственно связанными с переменами и у Бориса Евдокимовича. В 1961 году его отозвали из нашей парторганизации. Он стал первым секретарем Тюменского обкома КПСС. На освободившееся место вторым секретарем Иркутского обкома избирается Павел Борисович Кацуба, работавший заведующим промышленно-транспортным отделом областного комитета партии. Меня с должности начальника шахты выдвигают в областной комитет партии. Вот такие бывают в жизни переплетения.
В дальнейшем оказался в Москве в аппарате ЦК КПСС. После отъезда Бориса Евдокимовича из области мы встречались, хотя не столь часто как хотелось бы. Конечно, был хорошо осведомлен о поистине блестящей его деятельности в Тюмени, затем в Москве. Писать об этих периодах мне явно не с руки, тем более об этом немало написано другими.
Расскажу лишь о том, чему был непосредственный участник или свидетель. Запомнилось выступление Б.Е. Щербины на пленуме Черемховского горкома партии 27 ноября 1957 года вскоре после торжественного и внушительного празднования сорокалетия Великой Октябрьской Социалистической Революции. Как известно, в праздничные дни в Москве состоялось Совещание руководителей международного коммунистического и рабочего движения. Проходившее примерно через год после исторического ХХ съезда КПСС оно отразило сложные процессы, вызванные итогами съезда. Борис Евдокимович предстал перед нами как блестящий трибун и глубокий политик.
Как крупного организатора экономического строительства, опытного партийного работника довелось наблюдать его несколько раньше. В 1956 году на совещании в обкоме партии, на котором я представлял Черемховский горком КПСС, Б.Е. Щербина на конкретных примерах показал как нам, начинающим партработникам, следовало бы поднимать активность, инициативу людей. Речь шла об областном смотре культуры производства. Кое-кто сейчас, задним числом, сочтет это очередным партбюрократическим мероприятием. Отнюдь. Борис Евдокимович стремился сам и учил нас использовать смотр, как эффективный рычаг по наведению порядка на предприятиях, повышению производительности труда. Он попросил главных инженеров завода им. Куйбышева, Восточно-Сибирской железной дороги, обувной фабрики, партийных руководителей некоторых городов и предприятий поделиться мыслями о путях коренной модернизации производства. В конце совещания, обобщая высказанное, он подчеркнул, что культура производства не просто внешний порядок на предприятии, чистота и организованность в цехах и других помещениях. Это стиль, методы работы конструкторов, технологов, руководителей цехов, мастерство и отношение к делу рабочих, современные методы управления. Практически, выдал цельную программу конкретных действий.
Борису Евдокимовичу было свойственно быстро и с большой пользой улавливать новые, необычные явления, полезный опыт. Однажды, будучи в обкоме, рассказал ему, как мы в Черемхово абсолютно все предприятия подключили к решению жилищной проблемы. Самая маленькая артель инвалидов и та строила квартиры. Он тут же поручил подготовить материал и назавтра об этом могли прочитать все жители области.
Здесь к месту подчеркнуть, как много и терпеливо занимался Б.Е. Щербина с молодыми работниками, вступающими на руководящую стезю. Однажды, выступая на семинаре в обкоме партии с критическими замечаниями и некоторыми предложениями, как присуще молодым и неопытным, я говорил излишне эмоционально, не все мысли отточены и обоснованы. Борис Евдокимович из этого «сырого» выступления сумел извлечь рациональное и так обобщил выступление, что не осталось сомнения — мои предложения одобрены и поддержаны. Можно понять с каким воодушевлением возвратился в родной город и с энтузиазмом принялся за осуществление якобы своих намерений.
Однажды на шахту, где в то время работал, позвонил второй секретарь обкома партии. В области многие сотни предприятий и дойти до непосредственного общения с их руководителями не слишком простое дело для работника его уровня.
— Ты, не думал,— обратился Борис Евдокимович,— чтобы ваша шахта включилась в движение за звание коллектива коммунистического труда?
Вопрос довольно неожиданный. На шахте несколько человек, бригад уже имели звания «Ударник коммунистического труда», «Бригада коммунистического труда», другие настойчиво трудом и поведением добивались присвоения. Что бы ни говорили об этом движении, как бы ни охаивали и не высмеивали его злопыхатели, русофобы в «перестроечное» и в «постперестроечное» время мы, тогдашние работники предприятий, осязаемо воспринимали полезность и серьезную отдачу соревнования за коммунистический труд.
— Понимаю,— продолжал Борис Евдокимович, почувствовав заминку, смущение от его предложения,— насколько это не простое дело. Но, представляешь, какое воздействие окажет на всех в области, если в движение включится столь тяжелое и сложное предприятие как шахта?
Мне трудно с ходу ответить что-то вразумительное.
— Ты, подумай, посоветуйся с коммунистами. Я бывал у тебя на шахте, знаю некоторых твоих товарищей. И тебя в области уже узнали. У вас есть объективные условия для участия в этом движении. Остальное будет зависеть от вас. Что надумаете, какое примите решение — позвони мне.
«Ничего себе, думал после этого разговора, вбил Борис Евдокимович гвоздь. А нам его хоть зубами, но вытаскивай!»
Собрали коммунистов и провели с ними совещание — как отнестись к предложению обкома партии? Именно совещание, а не собрание. Полагали, что некоторая заорганизованность проведения и обязательность партийного решения едва ли способствовала бы искреннему и откровенному обмену мнениями. Рассуждали, советовались долго. Уходили с совещания отягощенные сомнениями и чувством ответственности. Еще бы! В нас верит обком партии, надеется на нас, выдвигает на правый фланг. А хватит ли у нас ума, терпения, сил выдержать подобное испытание? Коллектив на шахте сборный, не все проникнуты высокими стремлениями. И у нас водились люди, которым до наших идеалов ох, как далеко.
И все-таки мы решились. На торжественном предмайском собрании под звуки «Интернационала», исполняемого собравшимися, мы взвалили на себя нелегкую ношу. Как развивалось соревнование за необыкновенное и высокое звание можно рассказывать долго. Всякое бывало. Но, пожалуй, определенной оценкой можно считать то, что директор шахты впоследствии выдвинут в областной комитет партии. Разумеется, понимал, что без доверия Бориса Евдокимовича этого могло и не произойти.
Примеры подобного творческого, позитивного воздействия на процессы в экономике многочисленны и о них могут поведать иркутяне, работавшие во времена, когда экономикой занимался второй секретарь обкома КПСС Б.Е. Щербина. Любопытным, можно сказать символическим показателем результативности его деятельности стал факт открытия первого нефтяного месторождения в Иркутской области. Борис Евдокимович много вложил энергии и настойчивости в создание, становление и наращивание объемов разведочных работ геологическими организациями. Благодаря его усилиям, были созданы специализированное управление по разведке нефти и газа, мощное геофизическое предприятие, научно-исследовательские институты геологического профиля. И вот, вскоре после отъезда Бориса Евдокимовича в Тюмень — 18 марта 1961 года возле деревни Марково на реке Лене между Усть-Кутом и Киренском ударил мощный фонтан нефти. Это первое солидное подтверждение прогнозов великого геолога современности академика Трофимука А.А. о больших перспективах на нефть и газ в междуречье Енисея и Лены. Марковская нефть своего рода ободряющее напутствие иркутян Борису Евдокимовичу перед предстоящей сложной и чрезвычайно масштабной деятельностью по развитию топливно-энергетического комплекса сначала Западной Сибири, а затем всей страны.
Когда в 1951 году Б.Е. Щербина и его товарищи прибыли в Иркутскую область, по решению ЦК КПСС, перед ними предстал слабо обжитой край, где в сравнительно приличных объемах развивалось машиностроение в областном центре, прежде всего детище войны — авиационный завод. В относительно крупных размерах добывался уголь в г. Черемхово, велась добыча золота на Ленских приисках и слюды в Мамско-Чуйском районе. В остальном Иркутская область представляла промышленную целину. Между тем, потенциал, как убедились новосёлы, в области на диво уникальный. В ней сосредоточены основные запасы пресных вод на Земле, в т.ч. озеро Байкал с объемом водной массы в 23 000 кубических километров, что равно пяти Великим Американским озерам. Вытекающая из него река Ангара обладает самым мощным в мире энергетическим потенциалом. В области сосредоточено восемь миллиардов кубометров древесины, несколько миллиардов тонн высококачественных железных руд. По запасам многих цветных и редких металлов едва ли какой регион земного шара может конкурировать с иркутянами. В огромных количествах измеряются запасы каменной соли, угля, глин, строительных материалов.
Заслуга Б.Е. Щербины, как одного из руководителей Иркутской области, в том, что впечатляющие представления о запасах природных ресурсов, в результате целенаправленной повседневной и высокоэффективной организаторской деятельности коммунистов и всех трудящихся, были трансформированы в не менее внушительные объемы промышленной продукции. В те годы сооружена Иркутская ГЭС — первенец Ангарского каскада, начато строительство величайшей в мире Братской ГЭС, которая в 1961 году выдала первый ток, приступили к строительству Иркутского алюминиевого завода. После ввода в эксплуатацию Братского алюминиевого завода Иркутская область выплавляла пятую часть мирового производства крылатого металла.
Сложным по новизне, по масштабам, по природным и организационно-техническим трудностям стало создание в области «большой химии». В те годы начал действовать Ангарский нефтехимический комбинат (тогда он назывался комбинат № 16), вошли в строй первые гидролизные заводы.
Перечисление того, что было построено и введено в строй могло бы занять не одну страницу. Мощнейшие линии электропередачи, новые железные дороги, в их числе головной участок БАМ,а, тысячи жилых домов, школ, больниц, клубов, кинотеатров, Дворцов культуры. Появились новые города, среди них гордость не только иркутян, но и всей страны — Ангарск, где, пожалуй, впервые в советском градостроении застройка шла по единому генплану с полным комплексом инфраструктуры, обеспечивающем современное качество жизни.
Отсталая, мало обжитая территория превратилась в огромный индустриально-аграрный комплекс. Иркутская энергосистема вышла на второе место в стране (после Донбасской). По объему капиталовложений область прочно утвердилась в первой пятерке.
Вспоминая Бориса Евдокимовича и то, что он оставил после себя на Земле, нельзя не вспомнить знаменитое: »Да были люди в наше время. Могучее, лихое племя. Богатыри...»
И, кто знает, более разумные чем мы потомки, возможно, построят в Иркутске проспект С.Н. Щетинина и улицу Б.Е. Щербины, а если они окажутся еще умнее, чем предполагаем, то не исключено, что на грядущих картах Иркутской области обозначатся города, названные их славными именами. Право же, товарищи потомки, они более чем заслужили эту честь любовью и заботой об этой чудесной стране.
Не рискну утверждать, что Б.Е. Щербина был каким-то исключительным явлением в кадровом составе того времени. Признаем, что Н.С. Хрущев вступил в руководство страной и партией, получив в наследство блестящий кадровый потенциал. Как он им воспользовался разговор пойдет дальше.
НАШ ЛИ НИКИТА СЕРГЕЕВИЧ?!
(Во главе партии Н.С. Хрущёв)
Презренной чернию забытый,
И терном славы не увитый
Без имени покинул свет!
А. Пушкин
Оттепель или слякоть?
В январе 1954 года я был выдвинут на работу в аппарат Черемховского горкома партии с должности главного инженера небольшого ремонтного предприятия угольной промышленности. Для меня подобный поворот судьбы знаменательный. Еще бы! Наконец, мне — сыну «врага народа» — оказано, как считал, полное доверие. До этой поры все разговоры о служебном и партийном продвижении заканчивались, как только сообщал, что мой отец в 1937 году репрессирован. Этот факт в моей личной биографии подтверждал, что в стране происходят крупные политические перемены.
После ХХ съезда КПСС изменения приобретают глобальный характер и их темпы нарастают. На местах они заметны не только по увеличению количество людей, возвращающихся из лагерей. Помнится, как некоторые руководители шахт вели панические разговоры, что скоро, мол, шахты останутся без рабочих. Намечается отмена введенного незадолго до начала войны в 1940 году запрета на свободный переход с предприятия на предприятие. Когда же отмена совершилась, её практически никто не заметил, почти все остались на прежних рабочих местах.
Запрет на перемену места работы нравственно ощутил сразу после фронта, когда, демобилизовавшись, вернулся домой. Моя мать всю войну проработала чернорабочей на лесном складе шахты N 7. Кто видел разгрузку из углярок шестиметровых и длиннее толстых лесин, хорошо представляет, какую недюжинную силу надо для этого, а тут с ними имела дело немолодая хрупкая женщина. Вполне естественно, постарался как можно скорее избавить мать от такой маяты. Сколько пришлось затратить усилий, обойти руководящих кабинетов, чтобы мать могла, в конце концов, избавиться от непосильного труда!
В 1957 году в горком партии поступили красные брошюрки с текстом доклада Н.С. Хрущёва на закрытом заседании ХХ съезда. Меня этот документ потряс, воспринял его как лично меня, моей семьи касающийся. Нарушая все правила, тайком принес брошюру домой и прочитал некоторые отрывки из нее многострадальной матери. Её рыдания, казалось, не окончатся — сколько выпало ей бед и страданий и совершенно беспричинно! Написали в соответствующие органы письма с запросами о судьбе отца. До сих пор все обращения оставались безответными. В начале 1957 года получили ответ из судебных инстанций Забайкальского военного округа — отец скончался в 1943 году от цирроза печени, дело его пересмотрено, и он посмертно реабилитирован.
Официально позорное клеймо с меня и всей нашей семьи снято, но фактически оно продолжало осложнять мою жизнь и работу. Многие работники не могли до конца избавиться от синдрома «бдительности». Им не под силу было изменить отношение к тем, кто в свое время отнесен к «касте неприкасаемых». В подтверждение приведу эпизод, связанный с моим выдвижением в Иркутский обком партии. После бесед в ЦК КПСС в сентябре 1961 года, попал прямо с самолета на областную партконференцию, которая утвердила меня заведующим промышленно-транспортным отделом областного комитета КПСС. На другой день в новый для меня кабинет зашел начальник управления КГБ по г. Черемхово Деркач Ф.Д. Он до деталей расспросил, у кого побывал в Москве, и в конце открытым текстом выпалил:
— Как же тебя при такой биографии выдвинули в обком партии?
Переубеждать такого было бесполезно, вскоре он скончался и наверняка с твердым убеждением, что произошло непоправимое. «Враги», в борьбе с которыми прошла его вся сознательная жизнь, не только реабилитированы, но еще хуже, их дети заняли крупные руководящие посты в партии.
Думается, не трудно понять и мой поступок на собрании областного партийного актива, обсуждавшего итоги ХХ съезда КПСС.
Прослушав доклад об итогах ХХ съезда партии, отправил в президиум записку с вопросом, изменится ли отношение к детям пострадавших в годы репрессий. Первый секретарь обкома партии Борис Николаевич Кобелев в заключительном слове не обошел этот вопрос:
— Не секрет,— заявил он,— мы крайне осторожно относились к выдвижению детей репрессированных. Теперь все ограничения сняты.
Как показала жизнь, это было легко сказать, а на деле...
Перемены в стране побудили И.Г.Эренбурга написать повесть «Оттепель». В обществе новый труд знаменитого публициста встретили неоднозначно. Так, М.А. Шолохов, выступая на съезде писателей, говорил, что правильнее назвать бы эту книгу «Слякоть». Великий русский писатель уже тогда сумел разглядеть попытки известных теперь сил повернуть развитие страны в обратное, капиталистическое, прозападное направление. Под прикрытием Хрущёвских инициатив те же силы и круги почти через четверть века превратили «перестройку» в «катастройку», рьяно принялись за реставрацию буржуазных порядков, угробив замечательный эксперимент по переустройству человеческого общества.
Миллионы людей благодарили Н.С. Хрущёва за восстановление доброго имени невинно пострадавших, за прекращение репрессивной политики. Но сводить деятельность этого лидера только к развенчанию культа личности означало бы преуменьшать значение и масштабы наступивших перемен.
Хотел или не хотел Хрущёв, как личность, но его практические действия, новые моменты, вносимые им в направление и сущность политики КПСС, подтверждали, что у самой прогрессивной, у самой поддерживаемой народом партии, у самого выдающегося и чтимого народом деятеля рано или поздно исчерпывается первоначально заложенный потенциал, наступают инерционные, застойные, а то и регрессивные, реакционные явления. В этом смысле показательна политическая судьба И.В. Сталина. Отрицать огромное прогрессивное воздействие этого крупнейшего государственного и политического деятеля на развитие нашей страны, а во многих отношениях и всего мира, могут только неумные люди или злые недруги. Столетия и даже долгие тысячелетия пройдут, но имя Сталина не исчезнет из памяти человечества, будет жить вечно, как имена Перикла, Цезаря, Александра Македонского, Плутарха и Аристотеля, Наполеона, Ленина. Отпадет многое наносное, искажающее подлинный облик этой исторической личности. При всем при этом нам, его современникам и ближайшим потомкам, совершенно ясно, что к концу жизни созидательный потенциал Сталина оказался ослабленным, а по некоторым направлениям исчерпан. То, что годилось в годы индустриализации, Великой Отечественной войны требовалось заменить, модернизировать. Как люди, не видя постоянно собственного лица, не замечают происходящих на нем изменений, так и политические, государственные деятели, чаще всего, лишаются способности замечать собственное старение, непригодность в изменившихся условиях того, что давало замечательные результаты в прежние годы их правления.
Хрущёв, в известной мере, справедливо отверг устаревшее из сталинского, но, в свою очередь, не заметил, как к началу второго десятилетия его правления накопилось немало отрицательного, не адаптирующегося к быстро изменяющейся ситуации. Это, безусловно, сделало неизбежным его падение, как политика. Правда, люди пришедшие ему на смену, понимая неприменимость многого из Хрущёвского арсенала, не нашли ничего другого, как возвратиться в ряде моментов к сталинскому прошлому, т.е. от вчерашнего Хрущёва они пытались перевести стрелки времени на позавчерашнее сталинское. За что поплатились сами, а еще больше пострадали страна и народ.
Как непосредственный участник проведения, разумеется, на своем участке работы, Хрущёвских преобразований могу свидетельствовать, что при всех серьезных противоречиях, резких контрастах, видимой непоследовательности время было динамичное, насыщенное и чрезвычайно интересное.
Шоу по Хрущевски
Едва ли представлял Никита Сергеевич Хрущев подлинное значение ныне затасканного не русского понятия «шоу». Но устраивать шумные представления очень любил. В 1961 году он с великой помпой «запустил» в эксплуатацию первый агрегат крупнейшей в мире Братской ГЭС. В данном случае торжественное и всенародное признание тяжелого, грандиозного и героического труда десятков тысяч конструкторов, инженеров, рабочих, коллективов многих заводов и, прежде всего, многотысячного отряда Братских строителей вполне оправдано. Отгремели речи, произнесены прекрасные тосты, подняты бокалы, Никита Сергеевич нажал на указанную ему кнопку, гидроагрегат закрутился. Хрущев довольный и, как всегда подвижный, перенасыщенный новыми, часто совсем неожиданными замыслами разместился в вагоне спецпоезда и уехал…
В эти дни я находился в Бодайбинском районе, на знаменитых Ленских золотых приисках. Читал об этом уникальном районе много, но вот побывать до этого не доводилось. В Иркутском обкоме партии занимался проблемами экономики, поэтому ознакомление с состоянием золотодобывающей промышленности входило в круг моих обязанностей. Город Бодайбо и река Витим, на которой он расположен, предстал, как давно хорошо знакомое место. Очень уж все здесь — лесистые горы, приземистые домики, а, главное, суровая, даже несколько мрачная и могучая река — напоминали картины, великолепно представленные в одном из лучших произведений русской литературы, в романе Вячеслава Шишкова «Угрюм-река». Недавнего шахтера-угольщика поразила удручающая, гнетущая убогость подземных закопушек, сохранившаяся с дореволюционных времен. Зато мощные 380-литровые драги, промывающие золото на основе новейших технологий, вполне соответствовали современному уровню. Еще более впечатляющим было ознакомление с самой мощной в мире драгой с емкостью ковшей в 10000 литров. Монтаж драги-завода, размером с пятиэтажный дом, завершался и, примерно, года через полтора-два, довелось увидеть ее в действии при посещении приисков вместе с первым секретарем обкома КПСС Семеном Николаевичем Щетининым и министром цветной металлургии СССР Петром Фадеевичем Ломако.
В одно довольно прохладное утро, а была уже поздняя осень, позвонили из Иркутска и сообщили об аварии на первом агрегате Братской ГЭС. Значение этого звонка оценить не трудно. Участие в разрекламированном (современный язык здесь уместен) событии руководителя Коммунистической партии и Советского государства придавало неприятному факту несомненный политический оттенок. Аварии на вновь вводимых предприятиях явление довольно обычное. В 1951-52 годах мне, как главному механику только что сданной в эксплуатацию шахты №6 в г.Черемхово, пришлось столкнуться с непрерывными авариями оборудования — главного вентилятора, центрального водоотлива, конвейерных установок и т.п. — не лучшим образом только что смонтированного строителями и монтажниками. Хотя главным механиком не был подписан ни один акт о приеме объектов в эксплуатацию, исправлять огрехи строителей и монтажников пришлось работникам шахты. Над нами довлел государственный план добычи угля, установленный задолго до полной готовности шахтного оборудования к нормальной работе, ждать, когда доведут его до кондиции, времени не предоставлялось.
У руководителей Иркутского обкома партии, Минэнерго, достало здравого смысла и выдержки, чтобы не поднимать шум о неприятном происшествии на злополучном генераторе. Спокойно разобрались и выяснились серьезные конструктивные недоработки подпятника осевого подшипника. Плодотворный анализ случившегося помог внести в конструкцию необходимые коррективы и при последующих запусках гидроагрегатов подобных аварий не случалось.
Этот факт в известном смысле символический для оценки деятельности Н.С. Хрущева. Для меня во всяком случае. Никита Сергеевич шумно и часто очень поспешно принимался за новое дело, создавал вокруг него невероятный ажиотаж, но затем остывал, не всегда доводил до полного завершения, также торопливо включался в новый «прожект». Он явно жаждал всенародной, чуть ли не всемирной славы. Лавры его великого предшественника, заслуженные напряженной и самоотверженной деятельностью на благо Советского государства и нашего народа, не давали честолюбивому преемнику покоя.
Триединство интересов
Иркутская область постоянно приковывала внимание Никиты Сергеевича. Интерес понятен. Область расположена как раз посредине между Москвой и Владивостоком — примерно по пять тысяч километров от Иркутска в ту и другую сторону. Неподалеку от областного центра железнодорожная станция на Транссибе так и называется — Половина. На базе огромных запасов минерального сырья и энергетических ресурсов здесь в грандиозных масштабах развернулась работа по созданию мощных энергетических и промышленных комплексов.
Каждый приезд Н.С. Хрущёва в область был своеобразен. Так, в 1956 году вместе с Н.А. Булганиным, Д.Т. Шепиловым и другими, возвращаясь из Китая, он очутился на Иркутском вокзале. Этот момент нашел весьма красочное отражение в Записке по итогам этой поездки. На Иркутском вокзале, отмечалось в Записке, было нестерпимое зловоние от станционных сортиров. «А иркутские руководители принюхались к этому зловонью». Конечно, реакция на постыдное для иркутского руководства замечание была оперативной.
Зато Иркутская и Братская ГЭС восхищали и вдохновляли Никиту Сергеевича. Он даже, как уже сказано, специально приезжал для пуска первого агрегата величайшей в мире гидроэлектростанции. Из Братска разносился его страстный призыв к молодежи, особенно к девушкам, принять участие в освоении природных богатств Сибири.
Коварная штука цифры. Взглянешь на них — все, вроде, хорошо, спокойно, повсюду рост и увеличение. Действительно, первые послевоенные годы советская экономика развивалась поразительно высокими темпами. Для этого нет нужды забираться в статистические дебри. К 1949 году (на четвёртый год после войны!) восстановлен довоенный уровень производства. И это после опустошающей гитлеровской тактики «выжженной земли»!
В 1955 году впервые в жизни попал в Крым. По дороге от Москвы до Симферополя не переставал удивляться — всего десять лет назад, возвращаясь с войны, видел здесь одни руины, а сейчас бурлила жизнь, действовали заводы, по точности движения поездов можно сверять часы. Правда, на многих станциях вокзалы и другие железнодорожные службы еще размещались в вагончиках-теплушках, но рядом близки к завершению новые кирпичные здания. Многие новые жилые и производственные дома из силикатного кирпича. У нас в Восточной Сибири его производство не налажено. Плакаты в восстанавливаемых регионах заманивали людей на «великие стройки коммунизма», среди которых были и объекты на земле Иркутской.
На таком фоне всеобщего экономического подъема почти сразу после смерти И.В. Сталина на страницы газет и журналов, в разговорах выплеснулось — в экономике не все в порядке. Высокие цифры экономического роста не отражали некоторые реальные негативные процессы.
Публично и наиболее развернуто проблемы и противоречия в экономике были обозначены Н.С. Хрущёвым на сентябрьском Пленуме ЦК КПСС в 1953 году. Именно обозначены, но не дополнены глубоким анализом, конструктивными выводами и предложениями. Но свое дело доклад Н.С. Хрущёва сделал — он показал, что в стране накапливались серьезные экономические проблемы, с разрешением их нельзя медлить, необходим поиск новых, нетрадиционных способов управления народным хозяйством. Одним из примеров поиска можно считать большую статью в «Правде» харьковского профессора Либермана.
