М.Я. Лемешев, А.А. Максимов, Б.С. Маслов

Мировой опыт пока ничему не учит

(О разрухе в водохозяйственном комплексе России)

Москва

2011 г.

УДК 556

ББК 28.082

Лемешев М.Я., Максимов А.А., Маслов Б.С. Мировой опыт пока ничему не учит (О разрухе в водохозяйственном комплексе России). – М., 2011. – 110 с., 5 табл.

Рассмотрены, на основе анализа мирового опыта (США, Китая, стран-членов Евросоюза, Латинской Америки, Африки, материалов международных организаций, прежде всего, системы ООН), ключевые проблемы водохозяйственного комплекса современной России, коренящиеся в разрушительной приватизации и либерализации в водном хозяйстве, особенно в сфере водоснабжения и водоотведения. Они также коренятся в ущербном характере Водной стратегии РФ до 2020г., нацеленной фактически не на обслуживание общегосударственных нужд и потребностей России, а на производство экспортно-ориентированной водоёмкой продукции в сырьевом секторе, включая топливно-энергетический комплекс, и в сельском хозяйстве. Показана неприемлемость для страны принятого Водного кодекса, ликвидирующего ключевые Права человека на воду, подрывающего суверенитет страны на водные ресурсы, создающего правовую базу для широкой экспансии транснациональных корпораций в водном хозяйстве России. В заключении сформулированы основные пути вывода водохозяйственного комплекса страны из разрухи, прежде всего, отказ от идеологии приватизации и либерализации в водном хозяйстве, акцент на повышение водной продуктивности и эффективности водопользования как основы для надёжного обеспечения услугами водного сектора населения, экономики и природоохранной деятельности.

ISB N

© Коллектив авторов: Лемешев М.Я.,

Максимов А.А., Маслов Б.С.

ВВЕДЕНИЕ

В своём распоряжении об организации в Москве в 2010 году Международного форума «Чистая вода», правительство РФ ни словом не упоминает широко рекламируемую партией «Единая Россия» Федерально-целевую программу «Чистая вода». Такой сигнал со стороны правительства РФ можно было бы только приветствовать, поскольку хорошо известно, что проект этой программы подвёргся обоснованной, уничтожающей критике со стороны научного и делового сообщества страны, прежде всего, из-за её акцента на реализацию (за счёт средств государства) сомнительных технических решений.

Однако оказалось, что правительство вовсе не дистанцировалось от неприемлемых для здоровья людей, неэффективных и очень затратных технических решений в водном хозяйстве, продвигаемых влиятельными людьми через эту программу. Подтверждением тому является распространённый Минэкономразвития РФ проект «Государственной программы «Чистая вода» на период 2009–2017 гг., где в качестве «социально значимых мероприятий по повышению качества воды в объектах социальной инфраструктуры» вновь навязываются системы водоочистки («доочистки воды»), несостоятельность которых убедительно доказана Российской Академией Наук.

В складывающейся ситуации можно надеяться, что авторитетное мнение РАН позволит не допустить торжества шарлатанства, некомпетентности и разбазаривания огромных средств в жизненно важной сфере питьевого водоснабжения России.

Вызывает глубокое беспокойство другое. Высокопоставленные организаторы Форума умалчивают или искажают другие острые проблемы водного хозяйства России. Их, как и проблемы питьевой воды, также следует рассматривать в качестве приоритетных на подобных «громких» мероприятиях. Чего только стоят проблемы, выявленные в результате катастрофы на Саяно-Шушенской ГЭС! Или проблемы орошаемого земледелия России, обнажившиеся в результате засухи 2010 года!

Указанные острые проблемы возникли из-за того, что российский водохозяйственный комплекс глубоко болен. Последние 20 лет – это не годы поступательного развития водной отрасли, а годы её разрушения, отсутствия в ней направленности на созидание, полной беспомощности, бесперспективности и ущербности мер в этой области.

Оторванными от жизни и неуместными являются некоторые ключевые заявления высокопоставленных организаторов Международного форума «Чистая вода», такие как: «Форум призван… информировать мировое сообщество о зрелой позиции России в вопросах охраны и бережного использования воды», «…продемон-стрировать предпосылки к превращению России в лидера мировой водной сферы».

Противоречит существующим реалиям такая трактовка положения и проблем водного хозяйства России, и постановка задач по их решению. Не может быть «зрелой» позиция и политика руководства России, когда не является национальным приоритетом развитие уникального водохозяйственного комплекса страны для обеспечения потребностей населения, экономики и природоохранной деятельности. Более того, эта политика заводит отрасль в стратегический тупик, ориентируя на ложные цели и задачи, не отвечающие интересам нашей страны, отвергаемые в практике других стран.

Не может быть «зрелой» политика руководства страны, которое под диктовку Евросоюза «продавливает» принятие губительного Водного кодекса РФ, закрепляющего ключевую роль частника и транснациональных корпораций в водном хозяйстве страны. Возможно, не все знают, что проект ущербного для страны Водного кодекса РФ (2006 г.) был разработан бельгийской фирмой Milieu Ltd, при методическом руководстве и финансовом обеспечении со стороны Евросоюза. Эти работы выполнялись «под крышей» Администрации президента РФ [1].

В результате принятия Водного кодекса, России навязаны противоестественные, противоречащие мировому опыту, не отвечающие нуждам страны пути функционирования водного хозяйства. Ниже рассмотрены некоторые вопросы его функционирования.

Глава 1. Мировой опыт «вопиёт» о

недопустимости приватизации воды

Во всех ключевых стратегических документах последних лет, относящихся к водному комплексу России, вопреки здравому смыслу, мировому опыту, но, следуя идеологическим установкам так называемого «Вашингтонского консенсуса» (приватизация, либерализация, уменьшение роли государства), жёстко закреплены требования приватизации деятельности в водном хозяйстве страны. Важнейшими среди таких документов являются Концепция социально-экономического развития страны на период до 2020 года, Водный кодекс РФ, Водная стратегия РФ до 2020 г.

1.1. Крах приватизационного процесса

в водном секторе за рубежом

а) Проблемы приватизации в экономически

развитых странах

Стремление любой ценой и как можно быстрее приватизировать и перевести на основу частной выгоды деятельность в водном секторе России пытаются обосновать «заботой» об улучшении положения в этом секторе, ссылаясь при этом на «передовой» опыт экономически развитых стран, в частности, США, Англии, Франции. Следует подчеркнуть, что такие заявления являются или сознательной ложью, продиктованной корыстными устремлениями, или следствием невежества, незнания реального положения дел с приватизацией воды за рубежом. Вот только некоторые факты:

По данным разных источников, например, Научного центра ООН по Социальному Развитию [2], в 2006 г. 90% населения в мире пользовались государственными услугами в секторе водоснабжения и водоотведения.

Трепетное отношение к «своим» водным ресурсам демонстрирует Евросоюз. В первом, главном пункте Рамочной Водной Директивы ЕС заявлено: «Вода является наследием Европы и несовместимым с рынком, важным для жизни основным продуктом. С ним обязаны бережно обращаться, сохранять и защищать от любого посягательства».

Услуги в водном секторе стран Евросоюза на 80% [3] обеспечиваются государством. При этом вопросы приватизации воды для стран ЕС не являются главными. Их больше беспокоят вопросы обеспечения водой высокого качества, платежей за водные услуги, качества водных услуг, засилье нескольких транснациональных корпораций (ТНК) на европейском водном рынке.

В США со времени окончания Второй Мировой Войны 86% всех услуг водоснабжения и водоотведения приходится на государственный сектор [4]. Как следует из опубликованных результатов фундаментального исследования «Приватизация водных услуг в США: оценка проблем и опыта» (Академия Наук США, 2002г.), указанное соотношение государственного и частного сектора в стране сохранится и в будущем.

Что касается Англии и Франции, несомненно, в этих странах достигнут высокий уровень развития водного сектора. Особенно это относится к обеспечению качества водных услуг и реализации природоохранной политики, связанной с управлением водными ресурсами. В Англии и Франции в ХХ веке создан значительный национальный потенциал в области водного хозяйства, включая организацию мощной инженерной водохозяйственной инфраструктуры, развитие всесторонней целостной законодательной базы и организационно-управленческой структуры. В странах обеспечен высокий уровень использования научно-технических достижений и информационных технологий в водном хозяйстве, а также достигнут высокий уровень участия потребителей в решении водохозяйственных и связанных с ними природоохранных проблем. Обе страны беспрецедентно активно используют свои преимущества в процессах глобализации в интересах собственного водного сектора.

Вместе с тем, невозможно не учитывать следующие важные обстоятельства, негативно характеризующие частный водохозяйственный сектор Британии и Франции:

1). Не все так благополучно и успешно обстоит в водном секторе этих стран. Например, в Англии и Уэльсе в 1990х годах свыше 30% воды, направляемой потребителям, терялось на протечки из водопроводной сети. Положение не улучшилось и в настоящее время [5]. Это связано с чрезвычайным старением водохозяйственной инфраструктуры в Британии. Её обновление требует капиталовложений в объеме 228 млрд. фунтов [6], которые частный сектор не смог обеспечить за 20 лет обладания этой сферой.

2). Около 20% из 54 млн. водопотребителей в Англии и Уэльсе не в состоянии оплачивать счета за водоснабжение и канализацию, в то время как чистая прибыль частных компаний по оперативным расходам превышает 30% [7].

3). Особенностью частного водного сектора Франции является то, что 85% рынка услуг в этом секторе страны контролируются двумя гигантскими ТНК: Suez и Veolia [3]. Более того, они доминируют на мировом рынке услуг в водном секторе, сосредоточив у себя около 70% частных водных контрактов по всему миру [2]. Их ежегодный доход составляет 58 300 млн. долларов (Suez) и 35 410 млн. долларов (Veolia) [8]. Доход этих двух компаний составляет почти четверть мирового рынка услуг в водном секторе. Вышесказанное в полной мере относится и к английским водным компаниям. По данным ЮНКТАД, семь из 10 основных водохозяйственных компаний Британии входят в число 50 крупнейших западных ТНК, на долю которых приходится 85% мирового рынка экологических товаров и услуг [9].

Вышеуказанные обстоятельства уникальны. Поэтому нет никаких оснований безоговорочно ссылаться на опыт Британии и Франции и считать его приемлемым для использования в других странах. Наоборот, необходим компетентный, многосторонний и, самое главное, честный анализ опыта управления водными ресурсами в этих странах, с целью решения вопроса о целесообразности его применения в российских условиях. По-видимому, по итогам указанного анализа должны быть получены ответы, в том числе, на следующие ключевые вопросы:

• В какой мере достижения частного предпринимательства в водном секторе Британии, Франции, а также некоторых других стран, связаны с преимуществами (если таковые имеются) частного метода предоставления услуг в водном секторе?
• В какой мере эти успехи следует отнести на счет глобализации, включая использование преимуществ этих стран на мировом рынке водохозяйственных услуг? Другими словами, в какой мере проблемы водопотребителей этих стран решаются за счет остального мира?

К сожалению, в России отсутствует такой анализ опыта этих стран.

б) Горькие плоды экспансии транснациональных

корпораций (ТНК) в «третьем мире»

Не случайно в последнее десятилетие во многих странах, где осуществляют свой бизнес Suez, Veolia и английские ТНК, участились их конфликты с населением и властями из-за несправедливых условий предоставления этими компаниями водных услуг, прежде всего, бедным слоям населения.

Зарубежная экспансия английских и французских ТНК является государственной политикой этих стран. Например, в Англии при приватизации водного сектора был принят специальный Закон о Воде 1983 г. по активизации зарубежной экспансии английских водных компаний. Несмотря на то, что существующая в стране система регулирования деятельности частных водных компаний является жесткой и всеобъемлющей, но она фактически не интересуется источниками и объёмом прибылей, получаемых от зарубежной деятельности. Главное – выполнение компаниями внутренних обязательств. Поучительным является один из аргументов необходимости активизации зарубежной экспансии: «Исчезли доходы для многих секторов британской экономики с ликвидацией колониального режима. В будущем обеспечение услуг по управлению и подготовке кадров в развивающихся странах является одним из ключевых факторов для поддержания и расширения присутствия британской индустрии в этих странах. Если мы не реализуем эту политику, то другие страны завоюют ту долю рынка, которая является нашей» [10]. При этом особое внимание в британской политике уделяется проникновению в водный сектор восточноевропейских стран, прежде всего, России. У стран не должно быть иллюзий: ТНК приходят в страну не в качестве филантропов и даже не в качестве равноправных партнёров, а для того, чтобы извлекать максимальную прибыль, частью которой они должны «делиться» для выполнения обязательств в водном секторе своих стран.

Опыт 1990х годов убедил ТНК Англии, Франции и других западных стран, что для них намного выгоднее осуществлять не прямые инвестиции за рубежом, а обеспечить своё доминирование на водном рынке ценных бумаг, обеспечивающих высокую прибыльность. Этим и объясняется то, что сейчас на водном рынке преобладают богатые «стратегические инвесторы» (такие как водные ТНК) и «финансовые инвесторы» (разного рода фонды, часто не имеющие никакого отношения к воде). В этих условиях спекулятивный характер рынка создаёт серьёзную угрозу выживанию, например, небольших водоканалов (каких в России большинство), часто вынужденных акционировать и выставлять на рынок свои предприятия. Как подчеркивается в исследовании частной инвестиционной фирмы в сфере ЖКХ “Phoenix Strategy Investments LLC” (2003 г.), при покупке водохозяйственных предприятий такими инвесторами «реализуются преимущества из низких процентных ставок и присущей покупаемой компании ЖКХ возможности использовать кредиты для биржевых спекуляций с целью повышения доходности акционерного капитала покупателя» [11]. Но такие биржевые спекуляции ущербны для реального производителя (например, водоканала) из-за рыночной нестабильности. В то же время его партнер – богатый «инвестор», формирующий тенденции на рынке и участвующий в этом «непыльном и выгодном для миллионеров бизнесе» (выражение из журнала «Секрет фирмы», №29 от 30.07.2007г.) [12], может всегда с выгодой покинуть такое «рискованное предприятие», каким обычно является сектор водоснабжения и водоотведения. Именно такой подход заложен в основу государственной политики, например, Британии [13].

в) Всемирный Банк как выразитель интересов ТНК

Мощными инструментами экспансии западных корпораций в «третьем мире» являются Всемирный Банк, Евросоюз, ВТО, и другие глобальные и региональные финансовые институты и организации.

Займы Всемирного Банка, предоставленные водному сектору стран «третьего мира», направляются, в основном, на решение двух задач: 1) приватизацию водного сектора этих стран; 2) внедрение в этих странах принципа полной оплаты услуг водного сектора самими потребителями. Именно решение указанных двух задач обеспечивает ТНК возможность проникновения и доминирования в водном секторе стран «третьего мира». По оценкам доклада «Вода в интересах всех», подготовленного исследовательской организацией США «Гражданское Общество» [14], в 2000–2004 гг. Всемирный Банк предоставил водному сектору стран «третьего мира» займы в объёме 3879 млн. долларов. Однако было поставлено условие, чтобы от 80% до 100% этих средств использовались на поощрение приватизации воды и внедрение принципа полной оплаты услуг потребителями. В основном, это займы на непроизводственные расходы.

Более того, под давлением Банка в 1995–2005 гг. страны – получатели займов предоставляли вышеуказанным ТНК – гигантам бесплатно как бы «для демонстрации приватизации» огромное количество принадлежащих государству предприятий водоснабжения и водоотведения в Аргентине, Филиппинах, Боливии, Индонезии, Южной Африке и других странах. Результаты этих «демонстрационных» проектов были катастрофическими. Непомерно повышались тарифы на воду, наступал кризис здравоохранения, переданные частнику водохозяйственные предприятия, выходили из-под контроля государственной системы регулирования. Более того, частник не выполнял обязательства по контрактам в отношении инвестиций из-за ориентации на максимальную прибыль, увеличивалась безработица, ослабевала роль профсоюзов, возрастало загрязнение окружающей среды, возрастало количество секретных сделок в секторе водоснабжения и водоотведения, усиливались социальные волнения. Социальные и экологические проблемы, связанные с приватизацией воды, повлекли за собой волны протеста в Африке, Латинской Америке и Азии, направленные против политики Всемирного Банка и стоящих за ним западных ТНК.

Указанные негативные для развивающихся стран результаты действий Всемирного Банка показали несостоятельность широко разрекламированных во всем мире заявлений о том, что только ТНК способны реализовать одобренные ООН Цели Развития Тысячелетия (MDG) в области воды. Эти цели заключаются в том, чтобы «уменьшить наполовину к 2015 году число людей в мире, не имеющих доступа к безопасной питьевой воде и удовлетворению основных санитарных потребностей, относящихся к воде». Уже сейчас ясно, что эти цели не будут достигнуты. Для их достижения необходимо в три раза увеличить объемы инвестиций в этой области, т.е. увеличить их с 30 млрд. долларов до 80–90 млрд. долларов в год. Этого не произошло [15].

Крупнейшие водные ТНК пришли к выводу, что их потенциальные прибыли от инвестиций в развивающихся странах вовсе не соответствуют тому, что они ожидали. К такому же, по сути, выводу пришел и Всемирный Банк в своей стратегии в области воды (2003 г.) [16]. В ней признается тот факт, что только за период с 1997 по 2002 гг. инвестиции частного сектора в водное хозяйство сократились более чем в 2 раза.

1.2. Тупики частного метода управления водой

Вода является необычным природным ресурсом. Британский журнал “The Economist” от 08.02.1986 г. с иронией пишет, что «если вы можете приватизировать воду, тогда вы сможете приватизировать всё, что угодно», имея в виду важность воды для самой жизни и абсурдность её приватизации.

Объективный анализ вышеприведенных принципиальных фактов через призму исторического процесса развития водных ресурсов в разных странах неизбежно привел бы к следующему выводу. Приватизация воды, этого особо важного для жизни человека природного ресурса, проводимая с начала 1990х гг. ХХ века по настоящее время, не является магистральным путем, по которому пойдет мир, а кратковременным в историческом масштабе результатом выполнения политических установок правительств Тэтчер в Британии и Рейгана в США. Эти установки были продиктованы нарастанием кризисной ситуации в экономиках крупнейших западных стран в 80-е годы.

Указанные факты подтверждают правильность общих выводов классиков политической экономии, например, Адама Смита и Карла Маркса (сейчас это признается в серьезных исследованиях) [17], [18], что частный сектор по определению не способен кардинально решать проблемы воды, в частности, предоставлять капиталовложения в водохозяйственную инфраструктуру – основу развития водного сектора. Не решают проблему и технологические достижения в водном секторе, призванные внести значительный вклад в решение водной проблемы. Инфраструктура водного сектора, по сравнению с другими отраслями экономики, капиталоёмкая и слабо восприимчива к технологическим достижениям. По данным доклада ОЭСР “Infrastructure to 2030: Telecom, Land Transport, Water and Electricity”, 2006 г., объём инвестиций в инфраструктуру водного сектора в 2015 и 2025 гг. может быть уменьшен только на 6,7% за счет внедрения в этот сектор технологических достижений [19], где возможны привлекательные «площадки» для частника. Поэтому остается надежда только на государство. Ему будет и далее принадлежать ключевая роль в водном секторе, особенно в решении социальных, экологических и финансовых вопросов государственной водохозяйственной политики.

Хищническая природа частного сектора в последние годы наглядно проявляется в развитии рынка бутылочной воды. Ежегодные доходы ТНК на этом рынке (100 млрд. долларов – данные ОЭСР) [19], будучи перенаправленными на развитие обычного питьевого водоснабжения (из крана), оказали бы большое содействие в решении этой проблемы, включая достижение Целей Развития Тысячелетия. На самом же деле происходит наоборот. Рынок бутылочной воды растет на 10% в год, принося сверхприбыли ТНК, в то время как, например, водохозяйственная инфраструктура в странах «третьего мира» почти не развивается, находясь в полной зависимости от внешней помощи. А в экономически развитых странах эта инфраструктура активно стареет. Выше уже упоминались необходимые расходы в Британии (около полтриллиона долларов) на поддержание этой инфраструктуры. В США затраты на инфраструктуру водоснабжения и водоотведения (по данным Бюджетного Комитета Конгресса США, 2002 г.) [20] на период до 2019 года должны составлять огромную сумму от 71,7 до 98 млрд. долларов в год. Не является это одной из причин того, что американцы, будучи людьми здравомыслящими, не торопятся приватизировать водный сектор?

1.3. Государственно-частное партнёрство (ГЧП) как

наиболее выгодный для частника, но ущербный

для государства метод получения прибыли

а) Неспособность частника и невыгодность

для него вне модели ГЧП решать ключевые

водохозяйственные проблемы

Выше уже упоминался вывод о невыгодности для ТНК осуществлять прямые инвестиции в водном секторе стран «третьего мира». Более того, частник по определению не способен кардинально решать проблемы воды. Не решают их и технологические достижения в водном секторе, где частник мог бы найти выгодное применение своим капиталам. Ещё раз следует подчеркнуть, что в этих условиях остается надежда только на государство при решении проблем водного хозяйства.

Поэтому, навязав приватизацию и либерализацию в водном секторе, западные страны стали активно продвигать модель «государственно-частного партнёрства» (ГЧП) в этом секторе. Однако до сегодняшнего дня отсутствуют убедительные примеры эффективности этой модели в интересах комплексного решения проблем водного сектора с целью, прежде всего, удовлетворения потребностей людей в водных услугах.

В последние 20 лет, следуя установкам «Вашингтонского консенсуса», в этот процесс вовлекались даже многочисленные успешно работающие предприятия водного сектора в разных странах мира, в том числе, в Британии и России. Получение частником государственного «наследства», наряду с большой прибыльностью, создавало иллюзию всеобщих преимуществ частного предоставления услуг в этом секторе. Но вскоре «снятие сливок» с государственного наследства подошло к концу. ТНК (это хорошо подтверждает опыт Британии) убедились в невыгодности для себя и неспособности решения обременительных проблем водообеспечения (особенно в поддержании и развитии водохозяйственной инфраструктуры), которые ранее были прерогативой государства. Поэтому им и понадобился новый механизм для поддержания и увеличения своих прибылей в водном секторе. Такой механизм может быть построен, прежде всего, на приобщении к государственным бюджетным средствам. Именно в этом и заключается суть модели ГЧП. Чем весьма выгодна модель ГЧП для частника – в её рамках он получает гарантии со стороны государства и страхование от политических рисков, в максимальной степени снимает с себя ответственность и риски за самый трудоёмкий и неприбыльный компонент в водном секторе, а именно, за поддержание и развитие инфраструктуры. В рамках ГЧП, как показывает мировой и российский опыт, высокие прибыли частного бизнеса поддерживаются из государственного бюджета.

Механика вышеуказанной мимикрии частника с целью поддержания сверхприбылей (в том числе, в рамках ГЧП) хорошо отражена в зарубежных исследованиях, в частности, в глубоком философском, политико-экономическом и политико-экологичес-ком анализе английского ученого К. Баккер [18]. По итогам исследования автором написана книга: «Несовместимый с рынком основной продукт. Приватизация воды в Англии и Уэльсе», 2003 г. Изучение в России зарубежного опыта «открыло бы глаза» на пороки приватизации в водной отрасли (естественно, при наличии желания «открыть глаза»).

Что касается последствий внедрения ГЧП для потребителей, возможно, «моментом истины» следует считать вынужденное признание главного покровителя частной собственности - Международного Валютного Фонда (МВФ). В своём докладе: «Государственно-частное партнерство», 12 марта 2004 г. МВФ так определил принципиальные финансовые последствия такого «партнерства»: «когда в результате государственно-частного партнёрства осуществляется переход от государственного заимствования средств для выполнения проектов, к частному заимствованию таких средств, то в большинстве случаев финансовые затраты на их выполнение возрастают» [21]. Другими словами, у частника всё дороже, а в водном секторе – намного дороже из-за высокой доли капитальных затрат, по сравнению с другими отраслями экономики. Продвигаемая МВФ модель ГЧП предусматривает, что указанный рост затрат покрывается водопотребителями. Это ложится, как показывает мировой опыт, непосильным бременем на население, особенно на бедняков.

В этом же докладе МВФ признаёт, что «несмотря на обилие публикаций в мире, пропагандирующих ГЧП, в теории много неясных сторон, а практика противоречива».

б) Бизнес «империи» Дерипаски – красноречивый

пример ГЧП в ущерб государственным интересам

О том, что высокие прибыли частного бизнеса поддерживаются из государственного бюджета, свидетельствует опыт не только в сфере водоснабжения и водоотведения. Ниже приведён только один пример ущерба стране от модели ГЧП в российской гидроэнергетике. Этот пример также наглядно показывает, как модель ГЧП, являясь неэффективной при решении реальных задач, обеспечивает частнику фактически необъятные возможности для различных манипуляций с целью «обобрать» государство и его граждан.

Сверхприбыли владельца алюминиевой отрасли России О. Дерипаски огромны: по информации газеты «Ведомости» от 24.02.2009 г., акционеры ОК «Русал» с 2001 по 2008 гг. получили только в виде дивидендов 10 млрд. долларов [22]. Однако это далеко не всё. Сверхприбыли обеспечиваются не только почти 100%-м частным экспортом алюминия, с использованием для этого толлинговых и оффшорных схем, наносящих огромный ущерб государству. Кроме уклонения от налогов при таких схемах, высокая прибыльность компании Русал обеспечивается тем, что в её руках сосредоточены уникальные и дешёвые гидроэнергетические ресурсы Сибири.

Электроэнергия имеет ключевое значение при производстве алюминия. Её доля в среднемировых расходах на выплавку металла составляет 30% [23]. Однако при выплавке алюминия расходы Русала на электроэнергию составляют всего лишь 15% от себестоимости. По оценкам экспертов, расходы Русала на производство 1 тонны алюминия составляют около 900 долларов, в то время как в среднем в мире – 1100–1200 долларов [24].

Для обслуживания потребностей Русала в дешёвой электроэнергии создана крупнейшая в России частная компания ОАО «Евросибэнерго». Она контролирует следующие энергоактивы: ОАО «Иркутскэнерго» (Усть-Илимская ГЭС, Братская ГЭС, Иркутская ГЭС, 9 теплоэлектростанций, электросети); Красноярская ГЭС (в ближайшее время «Евросибэнерго» должно получить 68,26% акций этой ГЭС); ООО «Автозаводская ТЭЦ» (Нижний Новгород); ряд сбытовых компаний, угольные активы, и т.д. Для своих нужд компания Русал использовала 70% электроэнергии, вырабатываемой Саяно-Шушенской ГЭС [25].

Русал участвует в долевом с государством строительстве Богучанской ГЭС на Ангаре мощностью 3млн. кВт, электроэнергия которой будет обеспечивать производство первичного алюминия на строящихся Богучанском и Тайшетском алюминиевых заводах (проект БЭМО). Эта модель ГЧП выгодна для Дерипаски, однако она очень сомнительна с точки зрения общегосударственных интересов. По состоянию на 2004 год, государство выполнило значительную часть работ по строительству БоГЭС (освоено 2 млрд. долл. из общей стоимости работ в 3,6 млрд. долл.). Более того, в 2006 г. из Госфонда выделено ещё 34,41 млрд. рублей на развитие инфраструктуры, включая БоГЭС [26].

В этих условиях энергохолдинг О. Дерипаски (ему принадлежит 50% акций БоГЭС), уже выкупил до 2028 года всю дешёвую электроэнергию, которую с 2010 г. начнёт вырабатывать ГЭС. Указанный пример характеризует паразитическую сущ-ность частника, прилипающего к создаваемой государством инфраструктуре в своих узкокорыстных интересах.

Кроме указанного ущерба для государства от использования модели ГЧП в гидроэнергетике, история строительства Богучанской ГЭС (БоГЭС) на Ангаре является также красноречивым примером того, что модель ГЧП порождает конфликты, следствием которых являются:

а) Неопределённость с потребителями электроэнергии;

б) Финансовая неразбериха, удорожание строительства объектов;

в) Срыв графиков строительства объектов;

г) Снижение надёжности объектов, в конкретном случае БоГЭС велики риски от расчленения единого технического проекта ГЭС;

д) Пренебрежение экологическими требованиями.

Кроме законтрактованной до 2028 года электроэнергии Богучанской ГЭС, ОК Русал договорилась с энергетиками о поставках электроэнергии на Братский, Красноярский и Саянский алюминиевые заводы до 2018 г. и до 2020 года. Цена электричества будет привязана к котировкам алюминия на Лондонской бирже металлов. Благодаря этому, ОК Русал, по оценке экспертов, сможет экономить на электроэнергии при работе указанных заводов до 13 млрд. рублей в год [24].

Следует подчеркнуть, что за рубежом долгосрочные соглашения в электроэнергетике считаются противоречащими принципам рынка. В частности, Евросоюз жёстко пресекает заключение долгосрочных соглашений о закупке частником продукции электроэнергетики (PPA), которые в условиях частной собственности в электроэнергетике противоречат принципам конкуренции на оптовых рынках. Евросоюз считает, что соглашения РРА являются незаконной государственной помощью тому или иному частнику - владельцу энергоактивов за счёт налогоплательщика [27].

Дерипаска воспользовался обстоятельствами, связанными с трагедией на Саяно-Шушенской ГЭС (государство выделит 40 млрд. рублей из бюджета на её восстановление). Он обратился к В.В. Путину с предложением (письмо от 05 октября 2009 г.) [28] о приватизации части активов РусГидро, в частности, о включении Русала в состав совладельцев Саяно-Шушенской ГЭС (якобы, с целью повышения её надёжности и эффективности). Однако полагаем, что принятие такого предложения обеспечит магнату исключительно выгодное использование дешёвой электроэнергии ГЭС, в том числе, для толлинговых и оффшорных операций, наносящих ущерб России. Поэтому не существует никаких оснований называть указанные отношения «партнёрством» государства и частника.

В итоге вышеуказанной «консолидации» Евросибэнерго установленная мощность этого частного объединения составит 19,5 млн. кВт и 17,57 тысячи Гкал. час тепла. В целом, сибирские заводы Русала потребляют 30% электроэнергии в этом регионе [29]

^[1].

Имеются основания полагать, что энергетические мощности, принадлежащие Дерипаске, так же, как и мощности Русала, используются по схеме, позволяющей уклоняться от уплаты налогов в российскую казну. Это подтверждается тем, что головная компания в энергетической империи Дерипаски En + Power Holdings Ltd (она приобрела 100% акций Евросибэнерго), так же, как и Русал, зарегистрирована на английском острове Джерси.

Принципиальной особенностью вышеуказанных долгосрочных договоров является то, что Дерипаска фактически перекладывает прибыль из одного кармана в другой, поскольку энергоактивы контролируются структурами олигарха. В этой связи интересны данные журнала The Wall Street Journal от 10 октября 2008 г. [31] об энергетических доходах принадлежащей О. Дерипаске компании «Базовый элемент» в 2007 г. Они составили 16,21 млрд. долларов в энергетике, 6,18 млрд. долларов в обрабатывающей промышленности и около 4 млрд. долларов в других отраслях.

Оценка указанных огромных доходов олигарха в энергетике через призму производственной и другой деятельности Русала показывает, что эта компания – не единственный крупный потребитель продукции энергетической империи Дерипаски «Базовый элемент». Выходит, правы специалисты, предполагающие следующее. Непосредственной причиной катастрофы на Саяно-Шушенской ГЭС, возможно, стали два фактора:

1) ГЭС длительное время работала в режиме недопустимой пиковой нагрузки для удовлетворения потребностей принадлежащих Дерипаске алюминиевых заводов.

2) «Избыточная электроэнергия перекачивалась в приграничные районы и продавалась более успешным представителям мировой экономики» [32].

Русал использует и другие приёмы для снижения энергетических издержек при производстве алюминия: за счёт государства или других частных энергокомпаний. Как уже отмечалось, в Сибири алюминиевые заводы Русала потребляют 30% электроэнергии в этом регионе. Её источниками являются не только генерирующие компании Русала. В этих условиях структуры Русала как крупные потребители широко манипулируют рынком электроэнергии, вынуждая генерирующие компании в разы обрушивать оптовые цены на электроэнергию [33]. Это приводит к дополнительным барышам для Русала и большим потерям для остальных участников рынка. Такие потери значительно возрастут в 2011 году, когда 100% электроэнергии будет продаваться на свободном рынке (в 2010 г. эта цифра составляет 60%).

После катастрофы на Саяно-Шушенской ГЭС в СМИ появилась информация о том, что, всяческими путями, в том числе, используя близость к Кремлю, Дерипаска добивался суперльготных тарифов на электроэнергию для своих заводов. После трагедии на Саяно-Шушенской ГЭС В.В. Путин заявил, что важно не допустить повышения цен на электроэнергию для потребителей в Сибири.

Показательны принципиальная позиция и методы работы О. Дерипаски. Вот только два примера:

1. Один из них характеризует отношение называющего себя «государственником» О. Дерипаски к тому, что выходит за пределы его конкретного бизнеса. Свою позицию по этому вопросу он недвусмысленно изложил в интервью журналу «Прямые инвестиции», 22 марта 2004 года [34]. Он заявил, что его критерии инвестирования основаны на оценке конкурентоспособности возможного объекта инвестирования и его рыночной ценности. В эти критерии также входят состояние потенциала производства товаров и услуг на этом объекте, возможности его реструктурирования и слияния с другими, принадлежащими О. Дерипаске, компаниями. Что касается неприбыльных компаний, они будут получать инвестиции только в том случае, если окажутся способными быстро стать прибыльными.

Следуя указанным критериям, одна из структур О. Дерипаски – «Российские коммунальные инвестиции» (РКИ) – дочернее предприятие группы «Базовый элемент», в 2004 году свернула вообще свою деятельность в Бурятии, т.к. не было выгодных для РКИ объектов в этой социально важной, но полуразрушенной сфере. В то же время находящийся в собственности г. Улан-Удэ «Водоканал», устойчиво функционирующий без всяких частных инвестиций, но на который компания РКИ «положила глаз» (выгодный объект!), отказался от перехода в собственность структуры олигарха. Власти г. Улан-Удэ благоразумно рассудили о негативных последствиях такого шага [35]. Таким образом, о роли олигарха в социально-экономической жизни России «судите по делам его», а не по красивым словам, как он «помогает государству». Тем более, в таких животрепещущих вопросах, как ЖКХ.

2. На сайте журнала «Северный странник» [36] утверждается, что четыре года после захвата в 1994 г. братьями Черными (компаньонами О. Дерипаски) Саянского алюминиевого завода (СаАЗ) – основного потребителя электроэнергии Саяно-Шушен-ской ГЭС, Дерипаска как Генеральный директор и акционер СаАЗа почти не платил за электроэнергию, платил только по решениям судов. Это означает, что четыре года не было реального ремонта агрегатов Саяно-Шушенской ГЭС. Этот пример наглядно характеризует то, как наносится ущерб государству от узкоэгоистических действий частника, в том числе, в рамках модели ГЧП.

Однако эта модель, направленная на создание максимально благоприятных условий для частного бизнеса, оказалась несостоятельной. Незаслуженными были многочисленные восторги о «талантливом», «эффективном менеджере» О. Дерипаске, который в 2008 году стал самым богатым миллиардером России. В том же году наступил крах «империи» Дерипаски, которая оказалась надутым и вмиг лопнувшим «пузырём», показавшим примитивность и ущербность методов и средств владения и управления богатейшими отраслями страны. Долги Русала оказались настолько велики (по подсчётам газеты «Коммерсант», 2 февраля 2009 г., они составили 30 млрд. долларов) [37] и настолько опасны для страны в экономическом, политическом и социальном отношении, что потребовалось срочное и масштабное вмешательство правительства страны для спасения компании от краха. Финансовые меры по спасению олигарха осуществлялись за счёт средств госбюджета, т.е. граждан России.

Итак, вышеназванные и многие другие факты свидетельствуют о том, что частные структуры олигарха О. Дерипаски, в нарушение действующего законодательства (масштабное уклонение от налогов), используя хаос в российской электроэнергетике, используя специально создаваемые для них схемы ГЧП, пренебрегая рыночными требованиями созданной в России капиталистической экономики, получают неправомерно высокие прибыли в ущерб общегосударственным интересам.

В то же время системный кризис, поразивший Россию, показал уязвимость и неэффективность управления в структурах «империи» Дерипаски, других частных и псевдогосударственных структурах, что приводят к дополнительным огромным потерям в экономике, негативным социальным последствиям. Указанные потери и невзгоды, как и пороки частной собственности и управления во всей экономике, ложатся, в конечном итоге, тяжёлым бременем на рядовых граждан России, обрушая «индекс развития человеческого потенциала». Этот показатель (уровень доходов, образования и здоровья) является ключевым и общепризнанным в мире при оценке качества жизни людей. Как свидетельствует Доклад ООН о развитии человека (2005 г.) [38], в России этот индекс резко снизился за последние два десятилетия. Он продолжает падать, уравнивая Россию с самыми отсталыми странами мира. Например, ООН подчёркивает, что катастрофически высокая смертность среди российских мужчин не имеет прецедентов в истории.

Что касается находящихся в собственности и контролируемых О. Дерипаской (в том числе, в рамках ГЧП), значительных энергетических активов, необходима незамедлительная их передача под государственный контроль, с целью использования в общегосударственных интересах. Здравому смыслу, мировому опыту и социальной справедливости противоречит система собственности и управления, при которой созданная невероятными усилиями всего народа уникальная гидроэнергетическая инфраструктура Сибири используется в узкокорыстных частных интересах, нанося ущерб обществу, экономике и природе.

1.4. Невыгодность для России долгосрочного

«партнёрства» с ТНК в водной отрасли

(некоторые примеры)

Имеются основания полагать, что и в России Всемирный Банк и ТНК диктуют условия приватизации и организации проектов в водном секторе. Так повелось ещё с 1990х годов, когда для выполнения проекта «Охрана окружающей среды» (имеющего значительную водную компоненту) Всемирный Банк предоставил России разорительный займ в 110 млн. долларов на условиях, недостойных для суверенного государства [39].

За последнее десятилетие зарубежные заёмные средства России, в целом, на цели ЖКХ (по неполным данным) составили около 1,5 млрд. долларов [40]. Из них несколько сот миллионов долларов – это займы Всемирного Банка и Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР) на цели водоснабжения и водоотведения. Условия предоставления займов не отличаются от тех, которые навязываются слаборазвитым странам: 1) приватизация сектора водоснабжения и водоотведения; 2) внедрение принципа полной оплаты услуг водного сектора потребителями; 3) Предоставляя займы, ставится условие, что они будут, в основном, реализовываться западными ТНК.

В последние годы происходит сращивание интересов и деятельности российских частных структур и ТНК с целью ускорения приватизации в водном секторе России и включения его в спекулятивный оборот на глобальном рынке, заведомо проигрышный для российского частного сектора и ущербный для страны. Такие финансовые «игры миллионеров» (и миллиардеров) наносят ущерб реальному производству.

Особенностью проектов, выполняемых в России с участием займов – их закрытость, «непрозрачность». По этой причине трудно судить об эффективности использования этих займов. В 2007 г. депутаты Госдумы пытались получить из Росстроя информацию о положении дел с выполнением таких проектов, но получили отказ со ссылкой на требования Всемирного Банка о «конфиденциальности финансовой информации», относящейся к проектам [41]. В данном случае налицо лицемерие политики Банка, который в своих директивных документах (для широкой публики) одним из ключевых условий ставит «прозрачность» реализации займов, а на самом деле, всё происходит наоборот.

Информация, которая становится общедоступной, удручает. В 2008 г. Счетная Палата РФ провела выборочную проверку эффективности использования займов ЕБРР и Банка “Nordic” для реконструкции системы водоснабжения г. Калининграда и выявила вопиющие нарушения, ущерб государству и населению города от ненадлежащего использования средств этих займов [42].

Возникают вопросы и к другим проектам в секторе водоснабжения и водоотведения, выполняемым в России с использованием внешних займов. Главный вопрос: не является ли очень высокой для России цена такого сотрудничества? Конечно, для ТНК рынок России – весьма лакомый кусок, они очень хотели бы распространить уже имеющийся, например, в Москве, негативный для России опыт на всю страну. Но выгодно ли это стране? Например, по имеющимся данным [43, 44, 45, 46, 47], эффективность средств, вложенных в строительство (с участием ТНК) станции очистки стоков в Южном Бутово г. Москвы в несколько раз ниже эффективности затрат на станции очистки стоков, строящейся китайцами совместно с компанией Suez.

Московское правительство, чтобы не увеличивать недовольство населения значительным ростом тарифов ЖКХ, возмещает инвестиционные затраты иностранных ТНК не за счет тарифов, а за счет лимитов капитальных вложений г. Москвы (доклад Мосводоканала, 2006г.) [48]. Не этим ли объясняется, в частности, уменьшение вдвое (с 500 тыс. куб.м. в сутки до 250 тыс. куб.м. в сутки) производительности Юго-Западной станции водоснабжения по сравнению с запланированной? Что же получается: раньше государство субсидировало российские предприятия водоснабжения и водоотведения, а сейчас оно субсидирует транснациональные корпорации. Не является ли ущербным для страны и водопотребителей такой подход?

3. При этом нельзя не учитывать такой факт: в Москве, где сходятся финансовые потоки со всей страны, вероятно, имеется возможность осуществлять дорогостоящие проекты без возложения полных затрат на население. Но что делать властям многочисленных российских городов и их нищим Водоканалам, у которых отсутствуют такие возможности, как у Москвы?

Примером невыгодности для потребителей и страны является деятельность шумно разрекламированной частной компании «Дон ВК Юг», получающей западный кредит для решения проблем водоснабжения и водоотведения в Ростовской области. Эта деятельность только в 2007 г. привела к повышению на 20% тарифов на эти услуги, хотя решение главной проблемы (замена водоводов и развитие инфраструктуры) всё равно остаётся за государством [49].

В постановлении Правительства Москвы № 754 – ПП от 9 сентября 2003 г. [50] подчеркивается, что российским строительным фирмам будет передано не менее 80% объема строительно-монтажных работ по Юго-Западной водопроводной станции. Однако, это, казалось бы, позитивное обстоятельство, не дает повода для радости. Все права и функции исполнителя проекта принадлежат зарубежной ТНК, которая нанимает российские субподрядные организации далеко не на тех условиях, на которых работает сама.

В нашей стране – это уже установившаяся практика, которая часто принимает уродливые формы. Россию, например, «оккупировало» множество западных так называемых «консалтинговых» фирм, прибывших к нам «на ловлю счастья и чинов» и выкачивающих из страны бесчисленные миллионы долларов. Они заключают международные контракты на предоставление экспертных и консультационных услуг российским предприятиям и учреждениям на выгодных для себя условиях, на основе международных стандартов. Но практическую работу за мизерное вознаграждение выполняют уже российские «гастарбайтеры». Как правило, это – высококвалифицированные ученые и специалисты, выпускники вузов, сотрудники НИИ и т.д. На этом фоне жирующих в России западных «консалтинговых» фирм продолжается разрушение из-за острого недофинансирования ещё недавно мощного отечественного научно-технического потенциала водной отрасли.

Глава 2. Водный кодекс РФ как навязанный

извне инструмент подрыва суверенитета

России в водной отрасли

2.1. Коренные противоречия Запада и «остального

мира» в природоресурсной сфере (провал

переговоров в ВТО)

Выше уже отмечалось, что Водный кодекс РФ разрабатывался западной фирмой при методическом руководстве и финансовой поддержке со стороны Евросоюза. О том, каковы были истинные цели ЕС в таком «руководстве», выявляется при анализе многолетнего переговорного процесса в рамках Всемирной торговой организации (ВТО) по принятию Генерального соглашения по торговле услугами (ГАТС). В переговорах ГАТС, наряду с другими вопросами, также рассматривались вопросы международной торговли экологическими товарами и услугами (основная их часть является услугами в водной отрасли). Как известно, указанный переговорный процесс (так называемый «Раунд Доха») в 2008 г. закончился полным провалом. Главной его причиной стали двойные стандарты стран Запада, которые выступали категорически против иностранного участия в судьбе «своих» водных ресурсов, отстаивая при этом «право» западных ТНК на доминирование в водохозяйственном комплексе остального мира.

В переговорный период странами Запада прилагались значительные усилия в попытках получить согласие остального мира по ключевым статьям ГАТС, навязать ему юридически обязательный, выработанный «мозговыми центрами» ТНК выгодный им механизм международной торговли экологическими товарами и услугами.

Ключевыми вопросами, включенными в переговорный процесс, были, с одной стороны, предложения развитых стран об открытии рынков развивающихся стран для транснациональных корпораций, максимальном снижении импортных тарифов этими странами на товары и услуги в указанных областях, устранении различного рода нетарифных ограничений. В свою очередь, развивающиеся страны в процессе переговоров рассматривали торговые договоренности в рамках "Раунда Доха", прежде всего, как средство для решения острых социально-экономических проблем в своих странах. Эти страны делали упор на необходимость использования механизма ГАТС/ВТО для достижения одобренных ООН Целей Развития Тысячелетия, главной из которых является преодоление бедности.

Они, в целом, негативно воспринимали предложения экономически развитых стран. Развивающиеся страны обоснованно считали, что реализация этих предложений не только будет им не выгодна в экономическом отношении, но приведет к исчезновению традиционных форм сельского хозяйства, деиндустриализации, истощению природных ресурсов и деградации окружающей среды в их странах и регионах. Экономические потери развивающихся стран только от снижения тарифов на товары и услуги (в рамках соглашения Доха), могут достичь 63 млрд. долларов в год [51]. Эти потери будут значительно умножены в связи с дискриминацией со стороны экономически развитых стран, ограничивающих доступ к новым технологиям, возросшими трудностями в решении ключевых социальных проблем, таких как здравоохранение и образование, уменьшением внимания к проблемам водообеспечения, охраны окружающей среды, и т. д.

США и Евросоюз, рассматривая переговорный процесс только через призму своих интересов, предлагали остальным странам взять расширенные обязательства в секторе транспорта, в сфере экологических услуг в водном секторе, туристическом секторе, розничной продаже, и других секторах [52], [53], [54].

Что касается водного сектора, экономически развитые страны в 2002 г. предложили брать обязательства по сбору и распределению воды, однако, при этом, исключая услуги, связанные с охраной экосистем [55].

Принятие такого предложения участниками переговоров могло бы повлечь за собой обязательства стран допускать иностранных операторов к управлению водой – жизненно важным для многих стран природным ресурсом. Например, у стран вызвало неприятие предложение Евросоюза о снятии ограничений на доступ к водному рынку, прежде всего, по объему поставок. Это может привести к тому, что правительства стран потеряют суверенные права по регулированию объемов и характера водопользования и водопотребления в озерах и речных бассейнах, осуществляемого частным сектором. Наряду с политическим и экономическим ущербом, принятие предложений ЕС может привести к непредсказуемому ущербу для окружающей среды, за который ТНК не несут никакой ответственности.

Предложенные Западом требования ГАТС таковы, что при неблагоприятном для страны развитии сотрудничества с ТНК фактически будет невозможно снять с себя принятые обязательства. Об этом уже сейчас свидетельствуют многочисленные конфликты практически по всему миру между странами и ТНК.

2.2. Двойные стандарты Запада в отношении

«своих» и «чужих» водных ресурсов

Вместе с тем, внося указанные предложения, американцы и Евросоюз заявили, что предложения относятся только к другим странам, но не предполагает для США и ЕС никаких обязательств по открытию своих рынков в области производства энергии, добыче сырья, собственности на энергетические ресурсы, в водном секторе [56], [57]. Например, США считают неуместным механизм ГАТС для регулирования водных отношений и водной деятельности в своей стране. Во Франции запрещена деятельность иностранных водохозяйственных компаний [58], в то время как французские ТНК – гиганты Suez и Veolia, как уже отмечалось, контролируют более 70% контрактов водных компаний по всему миру [57], [2].

Разумеется, вышеприведённая позиция и двойные стандарты США и ЕС вызывали недоверие у многих стран и становились для них неприемлемыми. В этой связи страны-члены ВТО требовали, чтобы услуги в области воды были вообще исключены из тематики ГАТС [59].

Одним из ключевых требований при принятии обязательств ГАТС общего характера является требование о приведении («гармонизации») национального законодательства в соответствие с положениями этого Соглашения. Такое требование, как уже отмечалось, может лишить страны возможности осуществлять самостоятельное регулирование в различных отраслях экономики, социальной сферы и окружающей среды.

Итак, переговорный процесс "Раунда Доха" и был призван закрепить указанные "общие положения", а также дополнительные предложения США и Евросоюза, выдвинутые в процессе переговоров. Однако они оказались неприемлемыми для большинства стран.

Учитывая то, что более двух миллиардов человек в мире лишены Прав на воду, Верховный Комиссар ООН по правам человека в своём докладе в 2002 году выразил обеспокоенность возможным негативным влиянием Генерального соглашения по торговле услугами (ГАТС) на Права граждан на воду [60].

Следует подчеркнуть, что Водный Кодекс, принятый в РФ в 2006 г., в нарушение Конституции РФ и вопреки одобренным Россией международным конвенциям и другим соглашениям, ликвидировал существовавшее ранее законодательное закрепление Прав граждан на воду. Это хорошо видно при сравнении трёх статей: Статьи 42 Конституции РФ, Статьи 3 Водного Кодекса РФ 1995г., и Статьи 3 Водного Кодекса РФ 2006 г.

При проведении «гармонизации» российского законодательства (эта работа осуществляется после принятия Водного кодекса РФ), требуется ответ на следующий ключевой вопрос: как принятие условий ГАТС по торговле ЭТУ повлияет на государственную политику нашей страны в этих отраслях?

Анализ переговорного процесса «Раунда Доха» свидетельствует о том, что многие страны не собирались «играть в одни ворота», т.е. безропотно менять внутреннее законодательство, чтобы угодить требованиям ГАТС. Эти страны на переговорах выражали обеспокоенность размытостью и неоднозначностью требований, сформулированных в Соглашении. Такое неопределённое положение чревато непредсказуемыми последствиями, в частности, для государственного управления водным сектором стран – импортёров услуг. Например, ЕС и Япония предлагали трактовку процедур лицензирования в водном секторе страны, которая при неопределённости и размытости положений ГАТС может наносить значительный ущерб национальной системе бытового водоснабжения и охране окружающей среды [61].

Особенно важно учитывать то обстоятельство, что требования ГАТС направлены на ограничение государственного суверенитета и нарушение внутреннего законодательства стран в этой области, используя для этого механизм приватизации и либерализации торговли в сфере ЭТУ.

Переговорный процесс «Раунда Доха» показал, что западные страны навязывают развивающимся странам выгодные для себя основы национальной политики этих стран в области управления водными ресурсами. Эти действия, подкреплённые сформулированными в ГАТС требованиями, могут препятствовать проведению в странах водохозяйственной политики, направленной на решение ключевых задач социально-экономи-ческого развития. Важно в этой связи то, что переговорный процесс «Раунда Доха» сопровождался нарастанием мировой тенденции укрепления прав государственной и общественной собственности на воду [61], [62].

2.3. Либерально-рыночный капкан Евросоюза и

ВТО для водной отрасли России

Россия, приняв Водный Кодекс 2006 г. с акцентом на приватизацию воды, пошла вразрез с указанной выше тенденцией [62], фактически безоговорочно приняв требования Евросоюза.

Какова же была позиция на переговорах ГАТС истинного автора Водного кодекса РФ – Евросоюза?

Руководство ЕС в переговорном процессе «Раунда Доха» вовсе не базировалось на положениях Рамочной Водной Директивы ЕС (РВД), закрепившей трепетное отношение к «своим» водным ресурсам как водному наследию Европы, несовместимому с рынком (см. выше п.1 Преамбулы РВД). Что касается других стран, Евросоюз исходил из положений других документов, разрабатываемых в тесном закулисном взаимодействии с транснациональными корпорациями (ТНК). Многие документы навязывались в обстановке строгой секретности [63]. Можно отметить следующие документы, определяющие позицию ЕС в переговорах: The EU and services negotiations in the WTO (2003); Trade in services: conditional offer from the EC and its member states (2003); Water for life – EU Water Initiative: international cooperation – from knowledge to action (2003); Summary of the EC’s Initial Requests to Third Countries in the GATS Negotiations (2002); EC Proposal on Licensing Procedures, doc. S/WPDR/W/25, July 2003; EC, Environmental Services, S/CSS/W/38 (2000), и многие другие.

В сложившихся условиях являются пустым сотрясением воздуха часто звучащие в России рекомендации руководствоваться Рамочной Водной Директивой ЕС при «гармонизации» российского водного законодательства с требованиями ГАТС. Руководствоваться Директивой ЕС, во-первых, означает, что Российская сторона в переговорном процессе по вступлению в ВТО должна заявить (как это сделали США) [53] о неприемлемости механизма ГАТС для регулирования водных отношений и водной деятельности в России. Более того, будучи последовательными, в таком случае следует признать, что Водный Кодекс РФ требует концептуального пересмотра, прежде всего, запрета либерально-рыночных отношений в водной отрасли, поскольку, по аналогии с позицией Евросоюза, воды нашей страны так же, как и в Западной Европе, являются «наследием России…» (покажите того, кто считает иначе).

Водный Кодекс РФ в полной мере отвечает требованиям ГАТС/ВТО о приватизации и либерализации торговли в водном секторе. В этом отношении Водный Кодекс – уникальный документ. Он является «подарком» Евросоюзу, ВТО и транснациональным корпорациям от российской прозападной «вертикали власти». Водный Кодекс, вопреки своей функции «законодательных рамок» для водного сектора России, фактически является ничем иным, как законодательным механизмом приватизации в этом секторе

^[2].

Именно приватизации в водном секторе добивались в своих интересах указанные западные структуры от своих «агентов влияния» в России. Особенно велика была роль и давление Евросоюза. Раскрытые в процессе «Раунда Доха», двойные стандарты ЕС также наглядно проявились в процессе принятия Водного Кодекса РФ.

Евросоюз делит народы Европы на «своих» и «чужих». Свои – это народы региона ЕС, для которых вода (согласно РВД ЕС) является наследием Европы и несовместимым с рынком, важным для жизни основным продуктом. С ним обязаны бережно обращаться, сохранять и защищать от любого посягательства.

Однако такое требование уже никак не применимо к «чужим» народам, включая Россию и остальной мир. Это следует из «Водной Инициативы ЕС» (ВИЕС), с которой Евросоюз впервые выступил на Всемирной Встрече в Верхах по Устойчивому Развитию (Иоганнесбург, 2002 г.).

В дальнейшем Евросоюз конкретизировал свою позицию, в частности, в Заявлении по «Стратегическому партнёрству по воде в целях устойчивого развития в рамках ВИЕС для стран Восточной Европы, Кавказа и Центральной Азии (ВЕКЦА)». Это Заявление сделано Правительством Дании от имени Евросоюза на 5-й Конференции Министров «Окружающая среда для Европы» (Киев, 21–23 мая 2003 г.), организованной Европейской Экономической Комиссией ООН. В Заявлении прямо сказано: «Идея заключается в том, чтобы использовать средства, предоставляемые донорами (международными кредитными организациями) для создания в странах ВЕКЦА потенциала, который позволит привлекать в водный сектор этих стран частное финансирование» [65]. Далее в документах ВИЕС – ВЕКЦА уточняется: «Деятельность будет направлена на улучшение условий для привлечения национальных и зарубежных частных компаний в секторе городского водоснабжения и водоотведения».

Эта позиция, которая распространяется практически на всю сферу ЭТУ, недвусмысленно лоббирующая интересы западноевропейских транснациональных корпораций, также целенаправленно и последовательно продвигалась Евросоюзом в ВТО в течение всего переговорного процесса «Раунда Доха». Именно эта позиция Евросоюза стала одной из ключевых причин провала соглашения ГАТС.

Таким образом, российскому водному сектору Евросоюз определил (в отличие от отношения к воде в Западной Европе, закреплённого в РВД ЕС) следующую участь: вода в России – уже не всеобщее благо, несовместимое с рынком, а товар, который продаётся. Обеспечение Прав человека на воду больше не является ключевой обязанностью государства: российские граждане должны покупать услуги в водном секторе.

Только в самых отсталых и зависимых от внешней «помощи» странах приняты похожие на российский Водный Кодекс законы, декларирующие доступность к воде, но на самом деле лоббирующие интересы частного сектора, в том числе, ТНК. Они приняты под давлением ТНК, Всемирного Банка и других аналогичных структур [39].

Однако парадокс в том, что, по оценке аналитиков ООН, такие законы в указанных странах фактически существуют только на бумаге [3]. В действительности, они не выполняются. Причина – в этих странах отсутствует необходимый национальный потенциал для реализации государственной водохозяйственной, природоресурсной и природоохранной политики, важной составной частью которой должно быть регулирование деятельности частного сектора в этих областях. ТНК хорошо понимают этот парадокс и используют его в своих интересах. Наличие указанных недостатков и трудностей в законодательстве и управлении облегчает доминирование западных корпораций в водном секторе развивающихся стран.

Способность стран к достижению приоритетных целей в водном секторе определяется совокупностью трех основных составляющих: наличием ресурсов пресных вод, уровнем развития водохозяйственной инфраструктуры, и наличием системы управления водным хозяйством.

Показателями развития национального потенциала в природоресурсной (включая водные ресурсы) и природоохранной сферах, по оценке Программы Развития ООН [66], являются:

• Способность научно обосновать и сформулировать национальную политику, законодательство, стратегии и программы в этой области.
• Способность реализовать указанные политику, законы, стратегии и программы.
• Способность достичь согласия в обществе по выполнению этих задач.
• Способность информационного и кадрового обеспечения выполнения этих задач.
• Способность оценки и контроля выполнения этих задач.

Непредвзятая оценка природоресурсного сектора и природоохранной деятельности в России неизбежно приводит к выводу, что в нашей стране ни один из этих показателей не достигнут. Таким образом, через призму опыта развивающихся стран становится очевидным, что Водный кодекс РФ (представляющий собой механизм приватизации в водном секторе) [64], также не способен играть роль законодательных рамок для создания, укрепления и реализации национального потенциала России в рассматриваемых областях. Имеются многочисленные свидетельства несостоятельности и ущербности этого законодательного документа. Например, Прокуратура Пермского края в 2007 г. выявила 531 серьёзное нарушение Водного Кодекса, а в первой половине 2008 г. там выявлено уже 440 таких нарушений [67]. Указанные нарушения говорят не только об уровне законопослушности граждан и организаций, но и о качестве Водного Кодекса РФ. Засуха 2010 г. подтвердила его ущербность, равно как вопиющую ущербность Лесного и Земельного кодексов.

2.4. Ущерб безопасности России от принятия

Водного кодекса РФ

Водный Кодекс не только наносит ущерб, но он неприемлем с точки зрения безопасности России. И не только тем, что он создан для обслуживания интересов незначительной части российского общества, в ущерб интересам большинства населения и природы страны. Опасность в том, что положения Водного Кодекса РФ уже находятся в «гармонии» с требованиями ГАТС/ВТО, несмотря на то, что это Соглашение отвергнуто другими странами из-за многочисленных непредсказуемых негативных последствий его принятия. Приняв сомнительный с точки зрения мировой практики Водный кодекс, власть поставила водную отрасль страны в уязвимое положение в системе международного водохозяйственного сотрудничества. Давайте рассудим, опираясь на принятый Водный кодекс РФ и требования ГАТС:

Всемирный Банк и другие «инвесторы» предоставляют кредиты на развитие частного сектора в водном хозяйстве. В рамках этого процесса страна может неожиданно обнаружить, что услуги приватизированных предприятий водной отрасли уже автоматически перешли в сферу её обязательств в ГАТС, в том числе, обязательств по доступу иностранных компаний в эту отрасль и предоставления им национального режима. Это предполагает ограничения в действиях Правительства по реализации внутренней водохозяйственной политики.

Никакие ограничительные условия по предоставлению частных услуг, изложенные страной при принятии обязательств в ГАТС, не могут предусмотреть всё разнообразие экономической жизни, водохозяйственной деятельности и экологических изменений. Никакая самая совершенная система государственного регулирования не способна отразить всё разнообразие последствий проводимой приватизации и отразить их в ограничительных условиях в ГАТС. Может сложиться такая ситуация, когда иностранная ТНК станет предъявлять свои законные (с точки зрения ГАТС) права в любой стране на использование всего или части речного бассейна, водоёма, права предоставления (на своих условиях) услуг в секторе водоснабжения и водоотведения, и т.д. Как уже отмечалось, ТНК имеет право на такие требования вне зависимости, например, от государственных долгосрочных планов развития бассейна, планов развития водоснабжения в системе ЖКХ, природоохранных мер, и т.д.

До настоящего времени в мире ещё не было международного соглашения, сравнимого с ГАТС, которое предполагает такое широкомасштабное и значительное вмешательство в прерогативу Правительства в водном секторе. В этом отношении, говоря простым языком: «ВТО хуже НАТО». При организации мероприятий НАТО, например, в Новосибирске, Киеве или Ташкенте (НАТО уже и туда добралась) [68], люди подсознательно (на «генетическом» уровне) знают истинные цели этой организации. Что касается ГАТС, его требования, как раковые метастазы, могут проявляться повсеместно, неожиданно и неизлечимо.

Ситуация будет усугубляться тем, что, в соответствии с ГАТС, процесс передачи в частный сектор, автоматически означающий и передачу в сферу требований ГАТС тех или иных видов деятельности, станет необратимым. Повернуть его вспять чревато жёсткими и неотвратимыми санкциями со стороны трибунала ВТО. Например, уже стало бы невозможно свободно «размахивать шашкой» и грозить в адрес ТНК санкциями, как это делал известный PR-эколог О. Митволь в районе месторождения «Сахалин–2», поскольку в случае принятия ГАТС, на защиту ТНК против таких «нетарифных ограничений» как требования охраны природы, станет вся судебная машина ВТО!

Водный Кодекс РФ далеко не исчерпывают список российских законодательных актов и других имеющих отношение к теме документов, содержание которых подвергается воздействию в случае вступления России в ВТО. Даже в области охраны окружающей среды список таких документов очень широк.

Анализ воздействия требований ГАТС, а также предложений, выдвинутых в переговорном процессе «Раунда Доха» в секторе водоснабжения и водоотведения (т.е. в сфере обеспечения Прав человека на воду), возможен при включении в рассмотрение таких законодательных документов, как: Налоговый Кодекс РФ; ФЗ «О концессионных соглашениях»; ФЗ «О санитарно-эпидемиологическом благополучии населения»; ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ»; ФЗ «Об основах регулирования тарифов организаций коммунального комплекса», и т.д.

В принятии Водного кодекса РФ, включении в него требований ВТО, отвергнутых другими странами, ключевую роль сыграл Проект: «Реформирование водного законодательства РФ», результаты которого фактически определили содержание и характер Кодекса, «гармонизировали» его с требованиями ГАТС/ВТО. Проект был инициирован Администрацией Президента РФ и выполнен Правительством Дании, предоставившей от имени Евросоюза финансовые средства на реализацию Проекта [1].

Непосредственный исполнитель работ – бельгийская фирма Milieu Ltd. [69] в период реализации Проекта выполнила следующие работы:

– «подготовила предложения и приняла участие в обсуждении проекта нового Водного Кодекса РФ»;

– подготовила проекты федеральных законов – Технических Регламентов: «О водоснабжении»; «О водоотведении»; «О питьевой воде и питьевом водоснабжении». См. книгу: «Проект: «Реформирование водного законодательства РФ», Ред. Зиберов В.Е., 2005 г., а также отчёты фирмы Milieu Ltd. [1], [69].

Выполнение вышеуказанного Проекта пришлось на тот период, когда вариант Водного Кодекса, подготовленный в Минприроды России, был отклонён, а функции его разработчика переданы Минэкономразвития России.

В результате, в феврале 2004 г. в Правительстве РФ рассматривалась совершенно иная редакция проекта Водного Кодекса [70], которая затем была передана в Госдуму.

Основным элементом Проекта: «Реформирование водного законодательства РФ» являлось «обеспечение соответствия российского водного законодательства торговым принципам и требованиям ГАТС/ВТО» [69]. Фирма Milieu Ltd. уделяла особое внимание такой направленности Проекта. Она откровенно признавала, что её конечная цель в Проекте – не только привести российское водное законодательство в соответствие с торговыми принципами ВТО, но и помочь «протолкнуть» разработанные в рамках Проекта и отвечающие требованиям ГАТС законопроекты в российском Парламенте, а также помочь в их дальнейшей реализации. К настоящему времени эта цель почти достигнута. Принят Водный Кодекс РФ, с изменениями, отражающими интересы Евросоюза и стоящих за ним ТНК; проекты других важных законодательных документов (Технических Регламентов), разработанных в рамках Проекта, находятся на рассмотрении в разных инстанциях. Цель их разработки – заменить «строгие» нормы предельно допустимых концентраций загрязнения (ПДК) и предельно допустимых сбросов загрязнения (ПДС) на «экономически реальные и экологически оправданные мероприятия» в водном хозяйстве [69].

Следует подчеркнуть, что внедрение системы Технических Регламентов тесно связано с «встраиванием» водного сектора России в систему ГАТС/ВТО. Принятие Регламентов удовлетворяет общему требованию Статьи VI ГАТС в том, что национальные «процедуры» и «технические стандарты» не должны быть «более обременительными, чем это необходимо».

Однако не случайно это требование подверглось жёсткой критике и было отвергнуто в переговорном процессе «Раунда Доха». Его принятие, с одной стороны, может ущемлять суверенное право государства принимать меры по защите здоровья людей и окружающей среды, а с другой – предоставлять транснациональным корпорациям дополнительные преимущества в конкуренции на рынках этих стран.

Вышеуказанные опасения актуальны и для России. В кризисных условиях в водном секторе страны (отсутствие единой политики и острое недофинансирование) основным результатом принятия Регламентов может стать только улучшение условий для экспансии и доминирования западных компаний в российском природоресурсном секторе.

Ни система Регламентов, ни система ПДК/ПДС при отсутствии политической воли и соответствующего финансирования не способны решить водные и экологические проблемы страны.

Глава 3. Тупики «Водной стратегии РФ

до 2020 года»

3.1. Расширение обслуживания сырьевого сектора –

ключевой ущербный элемент Водной стратегии

РФ до 2020 года

Одной из особенностей одобренной в августе 2009 г. «Водной стратегии РФ на период до 2020 года» является переориентация водохозяйственной деятельности в России на обслуживание сырьевого сектора. В основу такой переориентации заложены следующие фундаментальные установки Концепции социально-экономического развития России на период до 2020 года (Концепция 2020):

– Закрепление и расширение глобальных конкурентных преимуществ России в традиционных сферах (энергетика, транспорт, аграрный сектор, переработка природных ресурсов).

– Переход к новой модели пространственного развития российской экономики через создание сети территориально-производственных кластеров, реализующих конкурентный потенциал территорий. Под «реализацией конкурентного потенциала территорий» Концепция 2020 подразумевает, прежде всего, активизацию поставок российского сырья, продукции зернового хозяйства и энергоресурсов за границу. Другими словами, в рамках этих направлений предполагается расширение производства (с целью экспорта) водоёмкой продукции. Обслуживание этой деятельности, согласно Концепции 2020 и Водной стратегии РФ, станет приоритетной задачей водного хозяйства страны.

С обывательской точки зрения, на фоне широко распространённых алармистских заявлений о глобальной нехватке водных ресурсов, воинственно «передовой» подход «расширения торговли водоёмкой продукцией» привлекателен и как бы заслуживает поддержки: водообильная Россия, якобы, сможет повысить свою конкурентоспособность на мировом рынке водоёмкой продукции и внести существенный вклад в преодоление глобального вододефицита. Такое понимание роли водного хозяйства России, в действительности, основано на идее торговли «виртуальной водой»

^[3], продвигаемой некоторыми зарубежными учёными при поддержке транснациональных корпораций.

В основу такой позиции заложены следующие утверждения [71]:

1. Доступные водные ресурсы в ближайшие десятилетия достигнут своего «потолка», что приведёт к острейшему глобальному водному кризису.

2. В условиях глобальной нехватки воды водообеспеченные страны окажутся в исключительно благоприятных условиях («аналогично благоденствию некоторых нынешних экспортёров нефти»), за счёт экспорта «водоёмкой продукции», т.е. продукции, для производства которой используются значительные объёмы воды. Более того, концепция торговли водоёмкой продукцией предполагает, что её реализация вносит вклад в устранение нехватки воды на национальном, региональном и глобальном уровнях.

3. Маловероятно, заявляют сторонники расширения торговли водоёмкой продукцией, что Россия сможет в течение двух-трёх десятилетий преодолеть научно-техническое отставание от развитых стран. Поэтому, применительно к водному сектору только эти страны будут способны продавать на мировом рынке технологии, основанные «на использовании широкого спектра веществ «высокой химии» и управляющих информационно-вычислительных систем, обладать патентами, лицензиями, ноу-хау и прочей интеллектуальной собственностью, квалифицированными кадрами, передовыми высокоэффективными производствами».

4. По вышеуказанным причинам Россия, как водообеспеченная страна, с учётом своей технологической отсталости, должна целенаправленно развивать для поставок на мировой рынок производство такой продукции, как электроэнергия, чёрные и цветные металлы, химическое сырьё. Другими словами, мало того, что экономика РФ уже стала преобладающе сырьевой, теперь это положение предполагается закрепить под флагом расширения экспорта водоёмкой продукции.

5. Необходимо увеличить масштабы выращивания зерна (по ошибочному мнению авторов идеи торговли российской водоёмкой продукцией, зерновые являются одним из основных потребителей продукции водного сектора России), для целенаправленных поставок его на экспорт. Для обоснования этого подхода используются несостоятельные, на наш взгляд, ссылки на сельское хозяйство царской России.

Ниже будет показано, что вышеуказанная идея расширения торговли водоёмкой продукцией является бессмысленной и вредной. Будучи несостоятельной в научном отношении, она противоречит мировой практике. Неприемлема эта идея для России.

Для оценки масштаба проблемы приведены некоторые цифры водопотребления в мире и в России.

Самые последние и наиболее надёжные данные по водопотреблению в экономике приведены в Монографии «Водные ресурсы России и их использование», вышедшей в 2008г. под редакцией проф. И.А. Шикломанова – директора Государственного Гидрологического Института (ГГИ) Росгидромета [72]. ГГИ в течение 45 лет проводит для ЮНЕСКО исследования в этой области.

ЮНЕСКО и ГГИ пришли к выводу, что «возобновляемых ресурсов речного стока на Земле в целом вполне достаточно для удовлетворения нужд водопотребления на многие десятки и сотни лет». Возобновляемые водные ресурсов всех природно-экономических регионов мира оцениваются в 42780 куб. км/год, с потенциальной водообеспеченностью населения в 7600 куб. м/год на 1 жителя планеты. Такой, казалось бы, обнадёживающий вывод подтверждается и результатами расчётов водопотребления по разработанному в ГГИ Сценарию Устойчивого Развития (СУР), как следует из таблицы 1.

Таблица 1. Динамика водопотребления в мире

по секторам экономики, км3 в год