Содержание
Введение 3
1. Феномен поэзии Николая Рубцова: 6
а) Биографические сведения, жизнь и творческий путь 6
б) Творчество Рубцова в литературной критике 12
в) Поэтические традиции в творчестве Рубцова. Смысл существования, бытийные вопросы, мир природы. 21
Глава 2. Элементы мифологического сознания в поэзии Рубцова: 39
а) Мифологизм в литературе ХХ века 39
б) Архетипы в поэзии Рубцова, символы, образы 43
Заключение 69
Список литературы 72
Введение
Актуальность темы исследования. Наше обращение к творчеству Николая Михайловича Рубцова обусловлено его эстетико-нравственным, духовным своеобразием и парадоксальной ситуацией в истории русской литературы и художественной культуре нашего времени. Интерес к творчеству поэта растёт не только со стороны исследователей, но и читателей без влияния образовательных учреждений и агитации СМИ, вырывается из глубины народной жизни и подтверждается рядом очевидных фактов. Появляются новые издания произведений Н.М.Рубцова, книги о жизни и творчестве поэта, публикации в периодической печати.
При всём многообразии и неоднородности характера и качества работ о поэте и его лирике их можно разделить на следующие группы: статьи и книги, освещающие собственно биографию Н. Рубцова (В. Астафьев, В. Белков, С. Куняев, В. Оботуров и др.), художественная интерпретация рубцовской биографии (Н.М. Коняев, В. Коротаев), работы о художественном мире его лирики (Вал. Дементьев, В. Кожинов, В. Бараков и др.), статьи и монографии, рассматривающие место объекта исследования в историко-литературном контексте (В. Бараков, А. Михайлов, А. Павловский и др.), работы, исследующие место стихотворений в культурной традиции и их эстетическую базу (А. Пикач, В. Бараков, В. Кожинов и др.)
На сегодняшний день можно говорить о рубцововедении как о развивающейся отрасли литературоведения. В нём можно выделить три основных этапа. Изучение лирики Н.М. Рубцова шло по пути от накопления литературоведческого материала о его наследии через анализ отдельных стихотворений и отдельных тем (1960-70-е гг.) к системному рассмотрению рубцовской поэзии в контексте литературного процесса её эпохи (1980-е гг.) в свете русской культурной, философской и православной христианской традиции (1990-е - начало 2000 гг.)
Борьба мнений в оценке основ мировосприятия Н.М. Рубцова сегодня, на пороге второго и третьего тысячелетий, особенно актуальна. Выступая против суженного понимания творчества Рубцова, А. Пикач в статье "Я люблю судьбу свою..." критикует часть рубцововедов в том, что они поспешили втиснуть его поэзию в славянофильскую модель, увидели в нём типовое лицо, тогда как на самом деле поэт непредсказуемо индивидуален и не вписывается в такие определения как "поэт патриархальной старины", "певец тишины" и покоя и т.д.
В последнее десятилетие выделяются два основные направления научного интереса к Н.М. Рубцову. Так, во-первых, исследованию православного христианского начала в творчестве поэта, опираясь на биографические факты, посвятили свои работы В.Н. Бараков, Е.В. Иванова, Н.М. Коняев, Т. Данилова, В. Белков, Л. Баранова-Гонченко.
Всесторонний анализ лирики поэта необходим в плане выявления эволюции его творчества. Поддерживая своими научными исследованиями идею о принципе целостности как основополагающем в исследовании творчества Н. Рубцова, Е.В. Иванова, В.А. Зайцев, Н.М. Коняев, возможно, закладывают основы нового этапа в развитии рубцововедения.
При всей аргументированности работ, берущих за основу целостное восприятие поэтического наследия Н.М. Рубцова, следует отметить, что идея рассмотрения его как единой жанровой формы, жанрового единства, в литературоведении ещё не учитывалась.
Лирический роман Н. Рубцова не является иллюстрацией ни к философии, ни к религии, ни к политическим идеям. Поэт перерабатывает собственные наблюдения над жизнью, создавая целостную художественную концепцию и заново открывая нравственную сторону православия.
Категоричность, нормативность, нетерпимость, стремление найти ключ ко всем проблемам и тайнам бытия - основные приметы русской религиозной философии - являются также и основой концептуального религиозно-философского и мифологического мышления Н. Рубцова.
Объект исследования – поэзия Н.М. Рубцова.
Предмет исследования - поэтические традиции в творчестве Рубцова.
Цель исследования – рассмотреть философское и мифологическое в поэзии Н.М. Рубцова.
Исходя из цели мы поставили следующие задачи:
рассмотреть феномен поэзии Н. М. Рубцова;
проанализировать творчество поэта;
охарактеризовать философские и мифологические мотивы лирики поэта.
Методы исследования: анализ, синтез и систематизация литературоведческих исследований, научной литературы по эстетике, психологии художественного творчества.
Структура работы. Дипломная работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.
1. Феномен поэзии Николая Рубцова:
Вырезано.
Для доставки полной версии работы перейдите по ссылке.
1963 — июлем этого года датирован первый вариант стихотворения «В горнице». В течение года написаны: «Я буду скакать по холмам...» и другие стихотворения, ставшие рубцовской классикой. «В моей памяти, — вспоминает Вадим Кожинов, — Николай Рубцов неразрывно связан со своего рода поэтическим кружком, в который он вошёл в 1962 году, вскоре после приезда в Москву, в Литературный институт. К кружку этому так или иначе принадлежали Станислав Куняев, Анатолий Передреев, Владимир Соколов и ряд более молодых поэтов — Эдуард Балашов, Александр Черевченко, Игорь Шкляревский и другие. Нельзя не подчеркнуть, что речь идёт именно о кружке, а не о том, что называют литературной школой, течением и т.п. Правда, позднее, к концу шестидесятых годов, на основе именно этого кружка сложилось уже собственно литературное явление, которое получило в критике название или, вернее, прозвание — «тихая лирика»[1]. Более того, течение это, вместе с глубоко родственной ему и тесно связанной с ним школой прозаиков, прозванных тогдашней критикой «деревенщиками», определило целый этап в развитии отечественной литературы».
Но к этому же периоду вхождения в литературу относятся и первые исключения Николая Рубцова из Литературного института, как значилось в приказе: «с немедленным выселением из общежития».
1964—1965 — в конце июня Николай Рубцов вновь отчислен из Литературного института, 15 января 1966 года — вновь восстановлен, но на заочном отделении, что фактически лишало его возможности иметь хоть какой-то свой «угол» в Москве.
О годах учёбы в Литинституте бытует немало легенд, связанных в основном с «недостойным поведением Рубцова Н.М.» в ЦДЛ и «нарушением общественного порядка» в общежитии. Очевидцы рассказывают, как однажды он устроил «застолье» с классиками — Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, Блоком, сняв их портреты со всех этажей и собрав у себя в комнате. Сокурсники застали его «чокающимся»: «Ваше здоровье, Александр Сергеевич!.. Ваше, Михаил Юрьевич!..» Утром, под надзором коменданта общежития, он послушно разнёс и развесил портреты, но продолжал бурчать: «Не дали раз в жизни в хорошей компании посидеть...»[2].
Не менее ощутимой была и такая административная мера, как «снятие со стипендии», которая тоже не единожды применялась к Николаю Рубцову, оставляя без средств к существованию.
Лето проводит в Николе. «Здесь за полтора месяца, — сообщает он в письме к Александру Яшину, — написал около сорока стихотворений. В основном о природе, есть и неплохие, и есть вроде бы ничего. Но писал по-другому, как мне кажется. Предпочитал использовать слова только духовного, эмоционально-образного содержания, которые звучали до нас сотни лет и столько же будут жить после нас». А в письме к другу земляку-вологжанину Сергею Викулову сообщал: «Все последние дни занимаюсь тем, что пишу повесть (впервые взялся за прозу), а также стихи, вернее, не пишу, а складываю в голове. Вообще я никогда не использую ручку и чернила и не имею их. Даже не все чистовики отпечатываю на машинке — так что умру, наверное, с целым сборником, да и большим, стихов, «напечатанных» или «записанных» только в моей беспорядочной голове»[3]
.
Вырезано.
Для доставки полной версии работы перейдите по ссылке.
1969 — вышла третья книга Николая Рубцова «Душа хранит» (Архангельск). Закончились годы скитаний, бытовой неустроенности: Николай Рубцов получил скромную, но всё-таки отдельную однокомнатную квартиру. Казалось, что налаживается и личная жизнь поэта...
1970 — вышла четвёртая книга Николая Рубцова «Сосен шум», изданная благодаря хлопотам Егора Исаева, в том же «Советском писателе». Появились публикации в «Нашем современнике», «Молодой гвардии».
К этому времени относятся стихотворения — «Судьба», «Ферапонтово», «Я умру в крещенские морозы...».
1971 — гибель поэта Николая Рубцова 19 января, в крещенские морозы...
б) Творчество Рубцова в литературной критике
Творчество Николая Михайловича Рубцова неотделимо от главных путей развития русской лирической поэзии второй половины XX века, оно органично вписывается в национальную поэтическую традицию. В нем с особой — возвышенной и трагической — силой отразились существенные черты и тенденции литературного процесса, обусловленные временем.
Вырезано.
Для доставки полной версии работы перейдите по ссылке.
Развивая свою мысль и иллюстрируя ее конкретными примерами, Кожинов приходит к интересным выводам: «Свет создает глубину поэтического мира. <...> Свет в поэзии Николая Рубцова — это душа мира и в то же время истинное содержание человеческой души, "святое" в ней. В стихии света мир и человеческая душа обретают единство, говорят на одном "языке"»[4]. Не менее важны и другие наблюдения и обобщения исследователя, связанные со "стихией ветра", о которой ранее писал М. Лобанов. Говоря об этих двух составляющих, которые входят "в основу, сердцевину рубцовской поэзии", Кожинов попутно замечает: "Известно древнее представление о четырех созидающих бытие стихиях, которые располагаются в такой последовательности: огонь, воздух, вода, земля. Свет — это одно из наиболее существенных проявлений огня, а ветер — воздуха. Вода, в особенности земля (как твердое вещество, в пределе — камень) играют в поэзии Рубцова значительно меньшую роль, чем огонь (свет) и воздух (ветер)"[5].
Последнее суждение представляется не вполне основательным. Прежде всего потому, что вряд ли верно и справедливо применительно к поэзии Рубцова (да и не только его) ограничиваться в отношении "земли" только одним исходным смыслом (твердое вещество — камень). Думается, имея дело с поэтическим текстом, надо учитывать весь семантический спектр, смысловую многогранность этого слова, тогда перед нами предстанет широкий диапазон значений и смысловых оттенков — от почвы и местности до родного края и всей земли-планеты.
Стихи Рубцова дают немало примеров подобного рода: "На тревожной земле" ("Осенняя песня"), "Для всех тревожных жителей земли" ("Звезда полей"), "Огнем, враждой земля полна" ("Русский огонек"), "И немного пологой нелюдимой земли" ("На реке Сухоне"), "На землю молнии слетали" ("Во время грозы"), "На темной печальной земле" ("Прощальное"), "По всей земле" ("Привет, Россия..."), "На земле святой и древней" ("Я люблю судьбу свою"), "Из соседних явившись земель" ("Ферапонтово") и др.
Еще в большей степени это касается водной стихии, о которой Кожинов пишет: "Конечно, в поэзии Рубцова есть отдельные образы воды, но для поэта Вологодской земли (где более двухсот значительных рек и более шестисот озер) их неоправданно мало". Если говорить именно о водной стихии, то она не столь уж скудно представлена у Рубцова — от моря, в которое он был влюблен с юношеских лет (хотя и говорил в поздние годы, что он в долгу перед "стихией моря"), и до тихих и бурных рек, спокойных озер и прудов, бескрайних болот, летних ливней и гроз, осенних дождей, которых немало в его стихах. Вот примеры: "На палубу обрушивались волны" ("Первый поход"), "Играют волны в отблесках зари" ("Утро на море"), "У смутной воды" ("Видения на холме"), "осенний поток" ("Осенняя песня"), "весенние воды" ("Я буду скакать..."), "В тумане смутной воды" ("Над вечным покоем"), "болотная пленка воды" ("Ночь на перевозе"), "шум полыньи" ("Зимняя песня"), "И ломится вода через пороги..." ("Седьмые сутки дождь не умолкает..."), "много серой воды" ("На реке Сухоне"), "смутные воды" ("В святой обители природы" ("Захлебнулось поле и болото / Дождевой водою..." ("Острова свои обогреваем"), "Глубокая вода" ("Ночь на родине"), "Ледяные полынные воды" ("У размытой дороги"), "Влагой рассеянной / Озеро веет, / Полное чистой воды"! ("После грозы").
Вырезано.
Для доставки полной версии работы перейдите по ссылке.
Н.Рубцов был верен заветам и достижениям классиков русской литературы, но говорить о зависимости от них значит упрощать художественный процесс. Не только потому, что содержание его лирики заметно отличается от произведений поэтов прошлого. Он рождён иным временем. Учитывая данный факт, Е.В.Иванова рассматривает функционирование творчества Н.Рубцова в рамках «тихой лирики», верно отмечает общие для него и поэзии А.Жигулина, А.Прасолова, Н.Тряпкина, О.Фокиной, А.Яшина, а также «деревенской прозы» 60-х годов исторические и патриотические мотивы. Народная мудрость, подчеркнём это, понимается названными поэтами как высшая нравственная ценность, формирующаяся веками. У Н.Рубцова, как у поэзии и прозы о деревне, по сути, одна главная цель – сохранить, возродить великую силу любви к земле как основу жизни.
Утверждая самобытность поэта, против попыток привязать его лирику исключительно к какой-то одной линии традиций (преимущественно Ф.Тютчева и А.Фета) выступил и В.Сафонов: «Глупо было бы мастерить литературные весы и укладывать на одну их чашу эталоны с табличкой «Воздействие Есенина на Рубцова», на другую - «Воздействие Тютчева и Фета»… Какая из чаш, де-мол, перетянет?.. Николай Михайлович тем и хорош, что, к счастью, самостоятелен, оригинален был в поэзии… Круг литературных привязанностей Рубцова не ограничивался тремя названными именами. Он и Блока не чужд был – отнюдь! виртуозное мастерство Хлебникова импонировало ему. А Пушкин!А Гоголь!..»5
В совремнном рубцововедении (термин уже укрепился в критической и научной литературе) прослеживается несколько тенденций в определении линий классических традиций в творчестве поэта «Наследником» С.Есенина и «новокрестьянской» поэзии видят Н.Рубцова исследователи и критики П.Выходцев, В.Дементьев, Л.Заманский, Е.Иванова, В.Кожинов, А.Кулинич, А.Михайлов, Н.Неженец, В.Оботуров, В.Сорокин, Т.Подкорытова, В.Сафонов. Развитие блоковской поэтической системы исследуют Г.Лесная, Т.Подкорытова, М.Онуфриева. Близость лирики Н.Рубцова к русской классической поэзии Х1Х века, особенно к творчеству Ф.Тютчева, А.Фета, Н.Некрасова, прослеживают И.Ефремова, Е.Иванова, А.Науменко-Порохина, В.Оботуров, Н.Онуфриева, А.Пикач, В.Сафонов, И.Шайтанов. Народно-поэтические традиции в лирике Н.Рубцова рассматривают В.Бараков, Е.Иванова, А.Фиронов.
По мнению ряда исследователей, современная поэзия испытывает мощное влияние рубцовской традиции. Во-вторых, анализ современной русской поэзии часто бывает поверхностным из-за недостаточно глубокого анализа различных аспектов поэтики, как "науки о структурных формах художественных произведений"[6]. В связи с этим необходимо анализировать творчество поэта в аспекте исторической поэтики, больше внимания уделять стиховым уровням (ритмике, метрике, строфике, звуковой организации стиха).
Имя Николая Рубцова упоминается в большинстве обзорных статей, по русской поэзии 60-70-х годов XX века. Имеются и монографические работы о нем, посвященные общей характеристике творчества. Одним из первых исследователей творчества Н.Рубцова стал В.В.Кожинов, работы которого дают общую характеристику поэзии Н.Рубцова, раскрывают перед читателями личность самого поэта во всей её неординарности и противоречивости. В.В.Кожинов отмечает, что стихотворения Н.Рубцова далеко не всегда совершенны, но поэзия его уходит своими корнями в глубины и народного бытия.
Среди наиболее крупных исследований по творчеству Н.Рубцова можно также назвать работу В.Оботурова.
В течение 80-х годов анализ поэзии Н.Рубцова продолжает углубляться. Поэт воспринимается не только как певец русской деревни, как это было в первых статьях, посвящённых его творчеству. "Именно нравственно-философские темы, рубцовский патриотизм выведены на первый план в работах А.Павловского, Ю.Прокушева, В.Перцовского, А.Зуева, И.Шайтанова," - пишет И.Ефремова[7].
Следует отметить, что углубление анализа творчества Н.Рубцова происходит в двух направлениях. С одной стороны исследователи пытаются определить место поэзии Н.Рубцова в контексте русской лирики XX века. Этому вопросу посвящены работы "Проблемы развития русской советской поэзии 60-х годов и творчество Н.М.Рубцова" А.Науменко /1984 // 148/. и "Лирика Николая Рубцова и художественные искания советской литературы в 60-70-е годы" Т.Подкорытовой. В рамках "почвенного" направления в русской поэзии имя Н.Рубцова рассматривается в одном ряду с творчеством Ю.Кузнецова, Н.Тряпкина О.Фокиной, А.Яшина (П.Выходцев, В.Бараков).
Ряд исследователей пытается глубже раскрыть особенности индивидуально-образной системы поэта, проблему жанрово-стилевой эволюции на протяжении творческого пути, связь поэзии Н.М.Рубцова с фольклором, где намечены пути дальнейшего исследования творчества поэта на всех уровнях (проблемно-тематическом, композиционном, языковом, фонологическом, морфолого-грамматическом, лексическом). Среди работ о Н.Рубцове в 80-е - 90-е годы заслуживают внимания также статьи и книги В.Белкова, однако они в основном носят биографический характер.
Несмотря на то, что творчество Н.Рубцова было постоянным объектом внимания и полемики, в анализе его поэтического вклада в историю развития русской поэзии XX века остаётся немало белых пятен. Некоторые вопросы требуют дополнений в свете развития современной поэзии и науки.
в) Поэтические традиции в творчестве Рубцова. Смысл существования, бытийные вопросы, мир природы.
Путь Н.Рубцова в большую поэзию не был легким и гладким. Судьба не баловала Н.Рубцова: постоянное безденежье и бытовая неустроенность сопутствовали поэту всю жизнь, голодное детство, потеря матери, затем - детский дом в с Никольском /где к 60-летию со дня рождения поэта открыт первый в России Музей Н.Рубцова/. Воспоминания друзей воссоздают Н.Рубцова как человека грубоватого, резкого, но в это же время доброго и общительного. Лирический герой поэта во многом передает облик самого автора. Резкость стиля, грубоватость используется как прием, средство актуализации жизненности, достоверности описываемого. В ранней лирике поэт намеренно, а порой излишне насыщает произведения сниженной разговорной лексикой.
Что с того, что я бываю грубым,
Это потому, что жизнь груба,
- пишет Н.Рубцов в стихотворении "Товарищу" [8]
С самых первых шагов в поэзии для Н.Рубцова максимально важна четкость общественной позиции, социальная направленность творчества. "Вообще надо сказать о том, что плодотворный путь поэзии один: через глубоко личное к общему... Совершенно необходимо только, чтобы все это личное по природе своей было общественно масштабным, характерным", - скажет Рубцов в 1964 году в статье "Подснежники Ольги Фокиной". Это и определило центральную тему его лирики как патриотическую, своеобразие которой заключается в интимной автокоммуникативной позиции, в глубине тихого чувства, ибо истинное чувство всегда тихое. Сам факт того, что Н.Рубцов не присоединился к модным в 60-е годы поэтам-эстрадникам, часто писавшим произведения "на злобу дня" или по заказу, свидетельствует о серьезном и глубинном внутреннем выборе поэтом своего творческого пути, о презрении к дешевой популярности
Вырезано.
Для доставки полной версии работы перейдите по ссылке.
Но если Есенина "чужая юность, брызжущая новью на поляны и луга" однозначно пугает, то Н.Рубцов противоречив в своей поэзии по отношению наступления города на деревню с одной стороны, он испытывает гордость за индустриализацию как результат человеческого труда, с другой стороны, призывает сохранять первозданную красоту природы.
Бросаю радость полными горстями.
Любому низко кланяюсь кусту.
Выходят в поле чистое крестьяне
Трудом украсить эту красоту,
/"Прекрасно пробуждение земли!".
Проблемно-тематическое новаторство Н.Рубцова состоит в том, что он наиболее остро обнажил противоречия русской деревни конца 50-х - 60-х годов.
Наиболее показательными в этом отношении являются стихотворения "Грани" и "Добрый Филя". В "Добром Филе" перед нами предстает картина полнейшей бытовой неустроенности, нищеты и разрухи, в которой в век научно-технического прогресса, покорения космоса и атомной энергии живет простой русский крестьянин. Народное мироощущение пришло к Рубцову через собственный жизненный опыт, через нелегкий путь странствий по дорогам земным, именно поэтому оно столь мастерски и глубинно выражено в его творчестве. С любовью и пониманием выписаны у поэта образы простых людей из народа. Вслед за Н.Некрасовым, Н.Рубцов подчеркивает такую характерную черту русского национального характера как терпеливость и бескорыстие. Молчаливый Филя и угрюмый старик из стихотворения "На ночлеге" - полное подтверждение этому. Спокойствие, миролюбие русского народа подчеркивается в стихотворении "Русский огонек". Лирический герой поэта - путник и странник, путешествующий по России. Он заходит в дома незнакомых ему людей, и его встречают там как дорогого гостя, дают обогреться, приносят теплую одежду, бесплатно пускают ночевать Строками, аккумулирующими основы народной нравственности, можно назвать фразу:
За все добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью.
Как созвучна она с христианским каноном: "Возлюби ближнего своего как самого себя",
Закономерны в ранней лирике и стихотворения городской тематики. Наиболее удачное из них - произведение "В городе", в котором метафорический образ холмов, покрытых асфальтом и яркой россыпью огней подчеркивает одиночество человека в большом людском муравейнике, тоску по близости к первозданной природе
В своем творчестве Н.Рубцов не поднимается до открытого выражения политических взглядов, порой до несовместимости противоречивых. Но со всей очевидностью можно сказать, что история России у него воспринималась не только с чувством гордости и благоговения. К некоторым ее страницам со всей гражданской объективностью честного и прямолинейного человека Н.Рубцов относился с болью и недоумением.
Сталин что-то по пьянке сказал -
И раздался винтовочный залп!
Сталин что-то с похмелья сказал -
Гимны пел митингующий зал!
- восклицает Н.Рубцов в стихотворении "На кладбище" /1960/.
. У лирического героя возникает вопрос, за это ли светлое будущее умирали отцы и деды во время войны. Этот вопрос задают их надгробные памятники со звездочками. О коррупции на всех уровнях власти в брежневскую эпоху свидетельствует и экспромт "Мы сваливать не вправе", где есть строки:
Сам ехал бы
и правил,
Да мне дороги нет.
Однако при всей правдивости и злободневности политических стихотворений Н.Рубцова особой художественной ценности они не представляют, занимают весьма скромное место в творчестве поэта и интересны для исследования лишь как свидетельство, подчеркивающее активную гражданскую позицию автора.
Справедливости ради заметим, что Н.Рубцов не избежал идеологически отштампованных виршей. К ним можно, например, отнести "Рассказ о коммунисте" или "Матросскую славу", но эти произведения явно стилистически выбиваются из общего контекста лирики и являются нетипичными.
Примечательно, что у Н.Рубцова очень мало любовной лирики. Почти вся она сконцентрировалось в раннем творчестве поэта. Образ лирической героини двоится. Чаще всего она грубовата и корыстна, так как предпочла верности своему чувству мещанский быт с нелюбимым мужем /"Не пришла", "Ты просил написать о том", "Разлад", "Повесть о первой любви", "Пора любви среди полей"/.
Мотив измены кочует из стихотворения в стихотворение. Образ возлюбленной не овеян романтическим ореолом. Примечательно, что в этих произведениях почти нет портретных деталей. Лишь в некоторых из них лирическая героиня становится более зримой.
Я надолго твой
хоть и недолго
Почему-то так была близка
И нежна к моей руке с наколкой
Та, с кольцом,
прохладная рука,
/“Вредная, неверная, наверно".
Очевидно, образ навеян блоковской "Незнакомкой". А вот в стихотворении "Минута молчания" поэт склоняется больше к ранним есенинским образам:
...Уронила шелк волос
Ты на кофту синюю.
В стихотворении "В твоих глазах" желтый цвет наряда возлюбленной подчеркивается как цвет измены.
Примечательно, что лирический герой поэта всегда до конца честен в любви.
Ты хорошая очень - знаю.
Я тебе никогда не лгу.
Почему - то только скрываю,
Что любить тебя не могу,
/"Ты хорошая очень - знаю".
Вырезано.
Для доставки полной версии работы перейдите по ссылке.
Поражает музыкальная целостность стихотворения, подчиненность каждой фразы общей мелодике. Примечательно, что на эти стихи Ю.Беляевым написан один из наиболее удачных романсов.
Интересной представляется попытка проследить эволюцию сквозных мотивов лирики от сборника к сборнику. Примечательно, что каждая поэтическая книга Рубцова выстроена по определённому плану, в каждой присутствует внутренняя обобщающая мысль.
Материалы Государственного Архива Вологодской области /фонд 51/ показывают, что Н.Рубцов многократно переделывал содержание сборников: по несколько раз переставлял стихотворения, выбирал новые, снова расформировывал сборник. Это ещё раз подтверждает мысль о том, что их композиция играет большую содержательную роль. Строго говоря, сборники Н.Рубцова - не беспорядочные собрания стихотворений, а цельные поэтические книги Их названия тоже продуманы, значимы.
Известно, что Н.Рубцову предлагали изменить название сборника "Подорожники", /который вышел 5 лет спустя гибели автора, но готовился к печати им самим /, так как сборник с похожим названием есть у А.Ахматовой Но Рубцов не пошёл на это сознательно в данном повторе проявлялась приверженность к традиции - чувству пути, которое отличает как А.Ахматову, так и Н Рубцова, а с другой стороны - новаторство /у акмеистов все образы композиционно расположены вокруг центрального, а у Н.Рубцова более обострено линейное движение, отсюда образы дороги, ветра/.
Первым сборником Н.Рубцова была самодельная книга "Волны и скалы" /1953-1962/, представленная автором на конкурс при поступлении в Литературный институт. В книжку было включено 38 стихотворений разных лет, разделенных на восемь тематических циклов: 1. Салют морю. 2. Долина детства. 3. Птицы разного полета. 4. Репортаж. 5. 3вукописные миниатюры. 6. Ах, что я делаю? 7. Хочу - хохочу. 8. Ветры поэзии. Таким образом, уже в первом сборнике Н.Рубцов отчетливо подчеркнул что звукопись как прием является одним из центральных изобразительных средств в его творчестве. И действительно, ни у одного поэта его эпохи звукосмысловые связи в стихе не выражены столь сильно и рельефно.
Большинство стихотворений этого сборника было написано во время службы Н.Рубцова на Северном флоте и посвящено морю и нелёгкому труду моряков. Отсюда и название "Волны и скалы". Одновременно это и жизненные волны и скалы: преграды и невзгоды лирического героя. Стихотворения, включенные в сборник, отличаются исключительной достоверностью в изображении трудностей и радостей армейской службы. Некоторые из них и появились во время службы Н.Рубцова на Северном флоте в 1958 году в газете "На страже Заполярья", а в феврале 1959 года в альманахе "Полярное сияние". Особенно удачны морские пейзажные зарисовки. Запоминается, например, оригинальное сопоставление волн и мускулов. Очевидно, поэт считал его яркой находкой, так как настойчиво разрабатывал на протяжении всего цикла /"В океане", " В дозоре "/. Примечательно, что труд в лирике Н.Рубцова выступает не только как социальная, но и как философская категория, "святое дело", которому нужно посвятить жизнь.
Море в классической литературе символизирует жизнь. Молодой поэт стремился писать "свободно и легко", но в своем романтическом отношении к морю не избежал излишней, порой даже слащавой красивости.
Я, юный сын морских факторий,
Хочу, чтоб вечно шторм звучал.
Чтоб для отважных - вечно море.
А для уставших - свой причал…,
- пишет он в стихотворении "Я весь в мазуте, весь а тавоте... "
Подобные излишества ярко выразились в стихотворении "Утро на море", где явственно слышна перекличка с лермонтовским "Парусом" Здесь и "калейдоскопом брызг и света" бежит по морю рябь, солнце протягивает лучи, "как сотни добрых рук", "прибой бурлит под шапкой белой пены как дорогое красное вино", "застыл в восторге молчаливом настороженный северный олень". Случайные, небрежно перечисленные образы не создают гармонию пейзажной зарисовки, а лишь свидетельствуют о восторженном романтическом настроении лирического героя. Порой, пытаясь изобразить героику жизни моряка, поэт сбивается на элементарные штампы.
Вырезано.
Для доставки полной версии работы перейдите по ссылке.
"Звезда полей" /1964/ по праву считается одним из наиболее зрелых и значительных стихотворений Н.Рубцова. Звезда в данном произведении выступает как традиционный символ судьбы и вечности Заявленный в названии центральный образ стихотворения в каждой из четырех строф актуализируется повтором. Почему же Рубцов называет стихотворение "Звезда полей"? Очевидно, поле, как и купол небес, является одним из излюбленных образов, характеризующих художественное пространство в лирике Н.Рубцова. Примечательно, что в одном из программных стихотворений поэта "Зеленые цветы" лирическому герою "легче там, где поле и цветы", т. е. простор, свобода. Однако образ-символ "звезда полей" несет в стихотворении также и социальную окраску. Ведь горит она над мирно спящей родиной. Подчеркивается ощущение необъятных просторов, широта горизонтов русской земли. Судьба лирического героя и судьба родины связаны в творчестве Н Рубцова "самой жгучей и самой смертной связью" По мере развития лирического сюжета художественное пространство стихотворения значительно расширяется. Рубцовская звезда полей горит уже не только над Россией, но и "для всех тревожных жителей земли". Таким образом, счастье воспринимается героем как мир и покой всего человечества. Однако в последней строфе стихотворения художественное пространство опять композиционно сужается. Только на родине звезда "восходит ярче и полней" В заключительной строке актуализируется тема малой родины:
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей...
Над текстом этого ключевого в сборнике стихотворения поэт работал долго и тщательно. В Государственном архиве Вологодской области /фонд № 51 /существует иной вариант текста "Звезды полей":
Звезда полей горит, не угасая,
Над посветлевшей крышею моей!
Светила мне звезда родного края
Среди земель далеких и морей!
По городам чужим и по курганам,
И по волнам, блуждающим в ночи,
И по пескам пустыни ураганной
Везде ее рассеяны лучи!
Но только здесь, над родственным пределом,
Она восходит ярче и полней, -
И счастлив я, пока на свете белом
Еще горит звезда моих полей.
Как видим, в этом варианте стихотворение имеет сходную с окончательным текстом композицию, и фраза "над родственным пределом" даже в большей степени раскрывает тему сопричастности с родиной. Перед нами свидетельство того, что Н.Рубцов в своем поэтическом творчестве стремился к достижению максимальной мелодичности стиха и созданию звукосмысловых связей, в окончательном варианте произведения слова "над родственным пределом" заменены на повтор "во мгле заледенелой", одновременно подчеркивающий аллитерацию "л" и создающий кольцевую композицию всего стихотворения.
Можно полагать также, что символ звезды полей соотносится в стихотворении с символом рождественской звезды, напоминающей о том, что есть на земле место, где родился Спаситель, что усиливает оптимистическое настроение финала.
Сборник "Душа хранит" /1969/ - это книга о состоянии души лирического героя, обращение к которой так характерно для русской классической поэзии /в частности, для творчества А.Фета, Ф.Тютчева, А. Блока и др. /В начале сборника доминируют раздумия о прошлом, о славных периодах истории России. Лирический герой поэта идет по следам "давно усопших душ". Затем следует обращение к родине, но это одновременно и своеобразный взгляд внутрь себя. К концу книги усиливаются мотивы прощания /стихотворения "Посвящения другу", "В минуты музыки" /, одиночества /"Не пришла"/, завещания /"Жар-птица", "Последний пароход" /, несбыточной мечты о прекрасном /"Пальмы юга"/ В финале исповедальное начало становится доминирующим. Книгу завершает стихотворение "До конца". Поэту остаётся ещё более года плодотворной жизни, но стихотворение "До конца" звучит как итоговое ко всей жизнедеятельности Н.Рубцова.
Перед всем
Старинным белым светом
Я клянусь:
Душа моя чиста!
Вырезано.
Для доставки полной версии работы перейдите по ссылке.
Глава 2. Элементы мифологического сознания в поэзии Рубцова:
а) Мифологизм в литературе ХХ века
Подобный мифологизм в литературе и литературоведении, характерный для модернизма, но далеко к нему не сводящийся в силу разнообразия идейных и художественных устремлений писателей, пришел на смену традиционному реализму XIX в., сознательно ориентированному на правдоподобное отображение действительности, создание художественной истории своего времени и допускающему элементы мифологизма лишь имплицитно.
В литературном мифологизме на первый: план выступает идея вечной циклической повторяемости первичных мифологических прототипов под разными "масками", своеобразной замещаемости литературных и мифологических героев, делаются попытки мифологизации житейской прозы писателями и выявления скрытых мифологических основ реализма литературными критиками.
Такое "возрождение" мифа в литературе XX в. отчасти опиралось на новое апологетическое отношение к мифу как к вечно живому началу, провозглашенное "философией жизни" (Ф. Ницше, А. Бергсон), на уникальный в своем роде творческий опыт Р. Вагнера, на психоанализ 3. Фрейда и особенно К. Г. Юнга, а также на новые этнологические теории, которые и сами отдали дань модным философским увлечениям и в то же время во многом углубили понимание традиционной мифологии (Дж. Фрейзер, Б. Малиновский, Л. Леви-Брюль, Э. Кассирер и др.).
Близкое знакомство писателей с новейшими этнологическими теориями (в рамках характерного для XX в. сближения этнологии и литературы) не могло помешать тому, что их художественные концепции хотя и испытали явное влияние научных теорий, но в гораздо большей мере отразили кризисную культурно-историческую ситуацию в западном обществе первых десятилетий нашего века, чем свойства самой первобытной мифологии.
Миф – не жанр словесности, а комплекс представлений о мире, самая ранняя форма духовной культуры, из которой впоследствии выделяются другие формы общественного сознания: религия, наука, искусство. Таким образом, связь мифа с литературой оказывается двоякой: генетической (через фольклор) и типологической (выражение содержания в образах).
Различны виды проявлений мифологизма в литературном произведении: это включение в текст мифологических образов и мотивов, воспроизведение мифологических структурных особенностей, воспроизведение мифологического типа сознания, создание писателем собственной системы мифологем.
Вырезано.
Для доставки полной версии работы перейдите по ссылке.
Структурные особенности «неомифологического текста» могут применяться и в реалистической прозе. Например, в рассказах И.А.Бунина нередко присутствует скрытый подтекст, который создается за счет введения архетипических образов, многозначных или повторяющихся деталей, символических лейтмотивов. Взаимодействуя с пространством сюжета, он выводит конкретно-определенное повествование за фабульные рамки житейского «эпизода», позволяет ставить экзистенциальные проблемы и приближает рассказ к философской притче.
Неомифологизм, актуализировавшийся в искусстве рубежа XIX-XX веков, не исчез из литературы и в 1920-1930-е годы. В начале этого периода еще продолжали действовать эстетические закономерности, сложившиеся в предшествующую эпоху под влиянием модернизма. Так, например, отчетливо выражены неомифологические элементы в творчестве С.А.Есенина 1917-1919 годов ("библейские" поэмы о революции). В конце 1920-х годов, когда наметилась тенденция к монологизации литературного процесса под влиянием административного давления и всякое отступление от официального канона стало преследоваться, черты модернистской поэтики (в том числе, неомифологизм) сохранялись, в основном, у "запрещенных" писателей. Мифопоэтический подтекст, ориентированный, главным образом, на христианские образы и мотивы, присутствует во многих произведениях А.Платонова. Последним всплеском неомифологизма в литературе этого периода считают роман М.Булгакова "Мастер и Маргарита".
б) Архетипы в поэзии Рубцова, символы, образы
Что есть поэзия Рубцова? Что такое вообще Русская поэзия? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо оглянуться на всю многотысячелетнюю историю Русской Словесности, постичь ее образы, уверовать в ее идеалы...
Исходной точкой рубцовского поэтического мифа становится образ современной русской деревни (речь, понятно, идет о 60-70-х) - колхозной, вымирающей, разрушающейся, деградирующей. Вполне узнаваемые детали деревенского быта вплетались Рубцовым в образы, явственно окрашенные в эсхатологические и апокалиптические тона:
Седьмые сутки дождь не умолкает.
И некому его остановить.
Все чаще мысль угрюмая мелькает,
Что всю деревню может затопить.
(...)
На кладбище затоплены могилы,
Видны еще оградные столбы,
Ворочаются, словно крокодилы,
Меж зарослей затопленных гробы,
Ломаются, всплывая, и в потемки
Под резким неслабеющим дождем
Уносятся ужасные обломки,
И долго вспоминаются потом...
(1966)
Затяжной дождь в этом стихотворении превращается во Всемирный Потоп, срывающий "семейные якоря", разрушающий прошлое (размытое кладбище), рождающий чудовищ ("ворочаются, словно крокодилы, меж зарослей затопленных гробы..."). Но таков обычный эмоциональный контекст, окружающий деревенские зарисовки Рубцова. Буксующий в грязи грузовик своим воем "выматывает душу". Зимнее оцепенение вызывает такую реакцию: "Какая глушь! Я был один живой. / Один живой в бескрайнем мертвом поле!" Летняя гроза выглядит, как "зловещий праздник бытия, / смятенный вид родного края". А реальные названия вологодских деревень в этой атмосфере наполняются библейскими и метафизическими ассоциациями:
Я шел свои ноги калеча,
свои мучая тьмой...
- Куда ты?
- В деревню Предтеча.
- Откуда?
- Из Тотьмы самой...
1968)
И постоянно повторяется (с небольшими вариациями): "Весь ужас ночи за окном встает", "Весь ужас ночи - прямо за окошком", "Кто-то стонет на темном кладбище / Кто-то глухо стучится ко мне, / Кто-то пристально смотрит в жилище, / Показавшись в полночном окне"...
Ночь, тьма, разрушенное кладбище, гниющая лодка, дождь - вот устойчивые символы поэзии Рубцова, наполняющие его образ современной деревни метафизическим ужасом, чувством близости к хаосу.
При всем при том, рисуя эту, казалось бы, гибнущую деревню, автор чувствует, что в ней есть нечто такое ценное и достойное, чего нет в модернизированном мире. Это, по меньшей мере, ощущение некого, покоя или скорее - тоска по покою, жажда покоя, тяга к покою, которая пронизывает поэтический мир Рубцова. Это тоже полемика с пафосом движения и ускорения, который доминировал в поэзии "шестидесятников". Так, в стихотворении "Ночь на родине" (1967) у лирического героя, вернувшегося в родную деревню, возникает иллюзия, будто "уже не будет в жизни потрясений". Понимая условность этого упования, он тем не менее всеми силами души длит минуту покоя: "Ну что же? Пусть хоть это остается, / Продлится пусть хотя бы этот миг... И всей душой, которую не жаль / всю потопить в таинственном и милом, / Овладевает светлая печаль, / Как лунный свет овладевает миром". А центром покоя становится деревенская изба:
Сладко в избе
Коротать одиночества время,
В пору полночную
В местности этой невзрачной
Сладко мне спится
На сене под крышей невзрачной...
("Листья осенние", 1969)
Впрочем, заканчивается это стихотворение отрезвляющим: "Вот он и кончился, / Сон золотой увяданья". А знаменитое стихотворение "В горнице" (1965) с удивительно трепетной мелодикой:
В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Вырезано.
Для доставки полной версии работы перейдите по ссылке.
По логике этого стихотворения, божественное, святое заключено в самой природе ("узрела душа Феропонта что-то божье в земной красоте"). Да и сам храм рождается как природное явление - "как трава, как вода, как березы..." Но, в свою очередь, храм и особенно знаменитые фрески Дионисия вносят божественное в земную красоту, придают природе религиозный статус. Дионисий не случайно назван "небесно-земным": именно художник становится мифологическим медиатором между небом и землей. В результате творческого акта храм как таковой сливается с окружающим его деревенским пейзажем, насыщая его энергией религиозности: "И казалась мне эта деревня чем-то самым святым на земле".
Поэтический мир Рубцова, и в особенности его пейзаж, несет на себе отпечаток элегической традиции. Вообще в жанровом плане Рубцов по преимуществу элегический поэт. Рубцов сохраняет традиционные атрибуты элегии, правда, порой с неожиданно свежим эпитетом, как бы сбивающим уже привычную позолоту с образа. Но главный эстетический эффект у Рубцова образуется нагнетением подробностей и деталей элегического пейзажа, их сгущенностью в одном колорите. Показательно стихотворение "Звезда полей" (1964), опирающееся на мотивы старинных песен и романсов ("Звезда полей над отчим домом и матери моей печальная рука...", "Гори, гори, моя звезда..."):
Звезда полей во мгле заледенелой
Остановившись смотрит в полынью.
Уж на часах двенадцать прозвенело,
сон окутал Родину мою.
(...)
Но только здесь во мгле заледенелой
Она восходит ярче и полней.
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей.
В этом стихотворении создан предельно обобщенный пейзаж. Вся Родина представлена спящей в глубокой тишине. Ее освещает только одна звезда полей. С одной стороны, образ заледенелой мглы, а с другой - радость одинокого человека, которому становится тепло и ласково на душе оттого, что звезда полей горит над его головой: "И счастлив я, пока на свете белом / Горит, горит звезда моих полей". Так возникает предельно хрупкое, но все же единство между лирическим героем и всем миром вокруг него.
Рубцов когда-то сказал о себе: "Я чуток как поэт, бессилен как философ". В отличие от поэтов сугубо философского склада, Рубцов ищет разрешения драмы духовного сиротства не во всеобъемлющей мысли о мире, а в эмоциональном просветлении, пускай даже крайне недолговечном. Он создает такие образы, которые всей своей семантикой, а именно семантикой древней, архаической, памятью своей способны вызывать мистическое чувство покоя, блаженства, умиления. Такое состояние возникает, например, в стихотворении "Видение на холме". Как показал А. Македонов, здесь картины трагической истории России (нашествия, разорение) неизбежно рождают вопросы о причинах этих вечных бед, об исходе из этого неизбывного рока. Но все эти вопросы снимаются чисто суггестивными образами покоя - ночных звезд и стреноженных коней на лугу:
Кресты, кресты, я больше не могу,
Я резко отниму от глаз ладони,
вдруг увижу: смирно на лугу
траву жуют стреноженные кони.
Заржут они, и где-то у осин
Подхватит эхом медленное ржанье
И надо мной бессмертных звезд Руси,
Спокойных звезд безбрежное мерцанье.
"Поэтика этой лирики стала еще одним вариантом соединения быта и бытийности, непосредственной реальности и ее дива, видения и видения на холме", - писал А. Македонов. - "Точнее говорить о некотором символизме и даже мифологизме натуры и натуральности. Ибо в этой поэтике превращается в символ и конкретный огонек русской избы, и чугунная ограда, ее копья. И эти символы вместе с тем имеют натуральное предметное и психологическое бытие, и в известной мере бытие, преодолевающее время, хотя и конкретность сегодняшнего дня и сегодняшнего движения в этом бытии участвует".
А. Македонов, в сущности, дал некую идеальную формулу поэтики Рубцова, обозначив самые устойчивые ее черты. Но эта поэтическая система находилась в состоянии динамическом, ее разрывало противоборство разных тенденций, идей, настроений. И все это получало выражение в специфике поэтической структуры, и в образе лирического героя.
Каковы же отношения лирического героя с поэтическим миром? В принципе, это ощущение полной слитности, абсолютного, кровного единения с ним - с миром, где картины умирания сочетаются с памятью о гармонии и покое. И поэтому катастрофичность существования этого мира становится состоянием души героя стихов Рубцова.
Вырезано.
Для доставки полной версии работы перейдите по ссылке.
Я уеду из этой деревни,
Будет льдом покрываться река,
Будут ночью поскрипывать двери,
Будет грязь на дворе глубока.
Мать придет и уснет без улыбки
И в безрадостном сером краю
В эту ночь у берестянной зыбки
Ты оплачешь измену мою.
Слышишь ветер гудит по сараю,
Слышишь дочка смеется во сне...
Может ангелы с нею играют
И под небо уносятся с ней...
В народном сознании сон ребенка оберегают особые мифологические существа: Сон да Дрема, а также небесные силы: ангелы, Богородица... Так сложилось на Руси издревле, что христианская культура не вытесняла дохристианскую, а вовлекала ее в свой внутрениий мир:
Именно во сне ребенок растет - обретает необходимые для будущего качества. Колыбельная - есть оберег этого средоточия Будущего, Рода, Родины. Смех во сне говорит о том, что ангелы носят душу ребенка на небеса. Дите, по невинности своей, достойно взирать на Бога и от созерцания Благодати - смеется. Взрослым такие сны не показываются (разве преподобным, которые" как дети"). Но в мире много и нечистой силы, которая топочет "по тропам", таится за спиной, имеющей погубить дите - Будущее, Родину: "Будут ночью поскрипывать двери..."- бес ходит, говорят в народе.
"Слышишь, ветер гудит по сараю..."- сарай одно из мест сосредоточия нечистых. Опасны также окно, ворота, порог, перекресток, пристань...
Функционально колыбельная является заговором, заклинанием - т.е. народной формой молитвы. Такова же по сути "Прощальная песня" Рубцова. Вслушаемся: он не поет, он молится.
Так зачем же, прищурив ресницы,
У глухого болотного пня
Спелой клюквой, как добрую птицу,
Ты с ладони кормила меня...
Это центральный образ драмы, напоминающий о библейском грехопадении "Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от древа, и я ел..." Помимо метаисторического грехопадения, здесь то, что бывает с каждым из людей... Каждый раз, отпав от Христа, человек оказывается мы "у глухого болотного пня", "на знобящем причале"... Цветущее райское древо и сладкий плод – это пень и неспелая горькая клюква (у Рубцова)
Не грусти на знобящем причале,
Парохода весною не жди.
Лучше выпьем с тобой на прощанье
За недолгую нежность в груди.
И давай разлетимся как птицы,
Что нам ждать на одном берегу.
Может быть я смогу воротиться,
Может быть - никогда не смогу.
"Парохода весною не жди..." Образ лодки-ковчега часто всплывает у Рубцова.
Народно-поэтические мотивы мы находим и в стихотворении «В Горнице».
Горница значит горнее, т.е. небесное. Представим свет реальной звезды (без солнца, без луны) - от того ли "светло в горнице"? Речь идет о Спасении и потому рядом с Лодкой другой образ - Матери. Через всю жизнь у Рубцова проходит образ матери – святой образ. "Нес я за гробом матери аленький свой цветок..." («Аленький цветок») - духовное сиротство (разрушенная церковь, ковчег). В свадебном причитании существует т.н. "сиротский причет": вне зависимости жива мать или нет - брак не может состояться без ее благословения. Невеста-сирота накануне свадьбы выходит на бугор и, обращаясь к кладбищу, причитает, призывая мать явиться и благословить. И приходит и благословляет. Это оттуда: "тень", "молча принесет", "завтра - хлопотливый день"...
Вырезано.
Для доставки полной версии работы перейдите по ссылке.
В стихотворениях "Встреча" и особенно "Ось" морские мотивы органично входят в русло целостного поэтического восприятия русского космоса – в единстве морской, сельской и природно-космической ипостасей:
За морями, полными задорами,
Я душою был нетерпелив, –
После дива сельского простора
Я открыл немало разных див.
В естественном взаимодействии народнопоэтической, разговорной – и торжественной, одической образности и стилистики осуществляется прозрение вселенской оси индивидуального и национального бытия, достигается оригинальное сращение разномасштабных сфер природно-предметного мира, пространственно-временных ориентиров пути лирического "я":
Но моя родимая землица
Надо мной удерживает власть, –
Память возвращается, как птица,
В то гнездо, в котором родилась,
И вокруг любви непобедимой
К селам, к соснам, к ягодам Руси
Жизнь моя вращается незримо,
Как Земля вокруг своей оси!..
Поэтическое прозрение тайн вселенского бытия входит у Рубцова и в контекст интимной, исповедальной лирики, ассоциируясь со сквозными темами любви, смерти, дружеских и сердечных привязанностей. В стихотворении "Букет" просветленность и одновременно драматизм любовного чувства, запечатленные в букете "скромных цветов", экстраполируются на изображение родного края "глухих лугов", а наложение различных образных планов создает сферу взаимодействия пейзажно-философской и психологической лирики:
Когда туман сгущается и грусть,
Она пройдет,
Не поднимая глаз,
Не улыбнувшись даже…
Фольклорные истоки образного параллелизма в передаче гаммы любовных, дружеских переживаний и ритмов природного мироздания проступают в "Зимней песне", родственной и по ключевым лейтмотивам, и по композиционной организации народной лирической песне [2]. Оригинальную разработку получили здесь образы света, построенные на встрече "не погашенных" деревенских огней, которые являют для лирического "я" близкое, личностно освоенное жизненное пространство, – и "тихого горения" "светлых" зимних звезд, ставших молчаливыми спутниками героя на перепутьях судьбы.
Но особенно перекликается поэзия Рубцова с поэзией Есенина.
Его образ Матери близок есенинскому образу Матери:
Разбуди меня завтра рано,
О моя терпеливая мать!
Я пойду за дорожным курганом
Дорогого гостя встречать. (Есенин)
У Есенина:
Разбуды меня завтра рано,
Засвети в нашей горнице свет.
У Рубцова:
В горнице моей светло
Тревога Рубцова за Россию перекликается с есенинской. Есенин по-своему бросает вызов «страшному миру». Он пишет стихотворение «Кобыльи корабли» (1919), полное щемящей жалости ко всему живому, мир животных становится последним прибежищем души поэта. То же самое мы ощущаем в поэзии Есенина.
Мотивы странничества, кратковременности пребывания человека на земле звучат и у того и у другого поэта.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей.
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей – пишет Есенин в своем последнем стихотворении.
Подобно Есенину Рубцов остро чувствовал приближение смерти, за год до гибели создаются пророческие стихотворения. Одно из них, написанное в 1970г. предвещает не только саму кончину, но и ее печальные подробности – отсутствие «вечности покоя» и изломанность человеческой души:
Я умру в крещенские морозы.
Я умру, когда трещат березы.
Тема смерти звучит во многих произведениях Рубцова.
В стихотворениях "Я умру в крещенские морозы…", "Конец", "Что вспомню я?" – пронзительные раздумья о тайне смерти, но онми насыщаются чувствованием вселенской беспредельности бытия, глубин и контрастов народной жизни. В первом из названных стихотворений эта тема раскрывается в исповедальном ключе, интуиция о смерти пророчески проецируется на вслушивание в звучание природного космоса ("Я умру, когда трещат березы"), в довременной тьме мироздания постигается присутствие сил, превозмогающих власть смерти и небытия:
Из моей затопленной могилы
Гроб всплывет, забытый и унылый,
Разобьется с треском,
и в потемки
Уплывут ужасные обломки.
Сам не знаю, что это такое…
Я не верю вечности покоя!
В стихотворениях же "Конец", "Что вспомню я?" элегические раздумья о "темном устье" предсмертного порога, находящие отражение в древних слоях памяти природы ("Лишь помнят зеленые чащи // Да темный еловый лес!"), вступают во взаимодействие с элементами персонажной лирики, бытовой зарисовки крестьянской жизни – будь то контрастное наложение гибели "с горя" "пропащего мужика" на самозабвенное деревенское гуляние "под топот и свист" или, с другой стороны", мудрое приготовление деревенской старухи к своему уходу, которое психологически тонко выведено на фоне "весеннего духа" природы, предвкушающей "и свет, и звон пасхальных дней".
Единство вселенских законов и душевной жизни, почвенного мирочувствия лирического "я" нередко вырисовывается у Рубцова в образном мире философских элегий, заключающих в себе детализацию внутренних состояний героя, обозрение масштабных циклов жизненного пути.
Вырезано.
Для доставки полной версии работы перейдите по ссылке.
В стихотворении "Русский огонек" предстояние лирического "я" тайникам Вселенной, стихиям русской жизни и истории получает осмысление в динамике развернутого притчевого повествования. На изображение тревожных странствий героя по "оцепеневшим" снеговым просторам ("Один живой в бескрайнем мертвом поле") накладывается данный на грани яви и творческого воображения символический образ "тихого света" согревающего пристанища. Сердцевиной лирического сюжета становится сокровенное, врачующее душу общение героя с "хозяйкой" – носительницей архетипического материнского начала, охранительной силы русской земли. В разговоре с ней в душевном мире лирического "я" оживает пространство родовой памяти; в "желтых снимках… в такой простой и бережной оправе" и наполненных "сиротским смыслом" "семейных фотографиях" проступает ощущение трудных дорог войны, многовековых исторических перепутий не только в национальном, но и во всечеловеческом масштабе:
Огнем, враждой
Земля полным-полна,
И близких всех душа не позабудет…
Венцом этой поэтической притчи, органично сплавившей исповедальные, описательные и диалоговые элементы, становится взволнованное лирическое обращение к "русскому огоньку", являющему в антиномии "тихого света" и напряженной внутренней экзистенции ("нет тебе покоя") многогранную "душу" России, воплощение ее высокой духовно-нравственной миссии как в конкретно-историческом, так и во вселенском плане:
Спасибо, скромный русский огонек,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далек,
За то, что, с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле – и нет тебе покоя…
Итак, чувство вселенского бытия прорастает в поэтическом мире Н.Рубцова из родных, глубоко почвенных корней и обретает разнообразные пути художественного воплощения. "Космический", "звездный" колорит поэтической образности окрашивает собой и автобиографические, детские ассоциации, и мир интимной лирики, и философско-элегические раздумья о циклах жизненного пути, и стихотворения, намечающие выходы к широкому эпическому постижению народной судьбы. Синергия родного и вселенского оказала решающее влияние на жанровую систему, образный строй, метафорические ряды рубцовской поэзии, на актуализацию в ней фольклорных элементов, а также на характер лиризма, соединяющего интимно-исповедальные ноты и ярко выраженную эпическую, изобразительную стихию.
Заключение
Творчество Н.М.Рубцова — одно из удивительных и значительных явлений русской литературы второй половины XX века. Это закономерная, объективно предопределённая, ярко выраженная веха в развитии русской классической поэзии. Николай Рубцов — поэт долгожданный: «Время от времени в огромном хоре советской поэзии звучали голоса яркие, неповторимые. И все же - хотелось Рубцова.
Лирика Н.М.Рубцова опиралась на животворную литературную традицию, идущую от устного народного творчества, русской классики, опыта советской поэзии. Шумная эстрадная поэзия 60-х годов не могла удовлетворить в полной мере духовные, душевные запросы читателей России. Стихи Н.М.Рубцова были ответом на личный зов прекрасного и доброго. На фоне модных шумных поэтов он показался неожиданным: дарил сугубо своё, уникальное, неповторимое, и, одновременно, продолжал А.Кольцова, И.Никитина, Есенина. И ещё более глубокие связи русской поэзии открывал: от Ф.Тютчева, А.Фета, А.Блока. Именно продолжал и развивал, а «не употреблял рабски». Николай Рубцов соединил в своём творчестве лирическую задушевность, напомнившую есенинскую «печаль полей», и высокий строй тютчевских медитаций; «растворил в своем стихе, сделав внутренним достоянием, блоковские национально-патриотические мотивы и ораторскую публицистичность, завещанную советской поэзии Маяковским».
Лирика Н.М.Рубцова, вышедшая из народной и классической поэзии прошлого, удивительно современна, богата душевно и духовно возвышенна. В ней нет специально подобранной «крестьянской» лексики, но слышны естественная речь и голос сердца человека, народа, внутренне сращенного с широкой и подвижной речевой стихией, знающего и народное слово, и языковые богатства русской классической поэзии.
Современна душа поэта, не ищущая «островков тишины», но обращенная к зримым признакам устойчивости, прочности, незыблемости и «лада» национально-исторического бытия народа, страны, государства.
Эмоциональный акцент» поставлен в поэзии Н.М.Рубцова на извечном на том, что менее всего подвержено влиянию времени: «жизнь души», природа, Любовь, Родина, история - эти темы получили в его лирике своеобразное талантливое и личностно ценное преломление. Основа поэзии - утверждение национальной самобытности, богатого духовного мира, созидательной нравственности русского человека. Поэтический дар Н.М.Рубцова проник в ту систему восприятия и интерпретации действительности, которая близка православному мировоззрению, идее христианской соборности.
Художественному миру Поэта придавали заметную целостность именно поиски им «тишины», «лада» - Гармонии. Конкретные картины жизни - обыденной, простой, деревенской - приобретали под его пером неожиданно значительный масштаб: «народность, историчность, патриотизм его мироотношения сердечно-интимны и вместе с тем общезначимы»/ Это есть признак подлинно философской и народной поэзии. Единоборство «хаоса и гармонии» в стихах Н.Рубцова носит характер «космический».
Поэтическое своеобразие отношения Н.М.Рубцова к природе во многом заключается в том, что он тесно связывал её образы с историей народа. Поэт жил в сегодняшнем дне, и все обращения к истории были поисками твердых опор, которые должны были дать ему уверенность в жизни, веру в её лучшее завтра. Вот почему так много тревоги в его лирико исторических экскурсах, похожих на монологи нашего взволнованного современника. По существу и «Видения на холме», и родственное ему стихотворение «Я буду скакать по холмам задремавшей Отчизны...», как и многие другие, - произведения ярко выраженной гражданской позиции.
Это придаёт поэтическому наследию Н.М.Рубцова не только актуальность, но и злободневность; даёт основание утверждать, что приобщение к его творчеству особенно значимо, даже необходимо в отроческие и юношеские годы, не лишённые противоречий. Оно необходимо и продуктивно для сугубо индивидуального развития самооценки, самоопределения, в поиске своего внутреннего «я» и места в жизни. Оно ценно для анализа личных проблем и взаимоотношений человека с объективной, многогранной, сложной и противоречивой реальностью.
Основы рубцовского мира пронизывает незатихающая боль памяти и страдания, сиротства и ощущение опасной близости всего сущего к некоей грозной черте — войне или вселенской катастрофе, которым он, однако, противопоставлял мужественную силу души, человечность и бесконечную веру в будущее. Своими духовно-эстетическими исканиями Н.М.Рубцов близок современному человеку, находящемуся в постоянном, сознательном и подсознательном поиске смысла жизни, жизненных основ.
Это обусловило эмоциональную «заразительность» и значимость его произведений для самопонимания и саморазвития молодых людей, а следовательно, и целесообразность их приобщения к идеалам поэта в сложной современной социокультурной ситуации, когда интерес к отечественной истории и классической литературе заметно снижен по сравнению с ушедшими в прошлое десятилетиями.
Поэтическое наследие Н.М.Рубцова имеет всё то, что позволяет выстроить такую актуальную систему. Многое, увы, осталось в замыслах поэта. Но и то, что опубликовано — явление неисчерпаемое для развития художественного вкуса, для целостного развития гармоничной, гуманной личности, патриотически мыслящего гражданина России.
Список литературы
- Аладьин Н. «Звезда полей» Дружба народов. 1968. №4. 271.
- Бараков В.Н. Лирика Н.Рубцова: опыт сравнительно-типологического анализа. Учебное пособие по спецкурсу. Вологда: ВГПИ,1993.
- Бараков В.Н. Н.Рубцов и русская советская поэзия 60 80 х годов. М. Вологда: Русь, 1990.
- Бараков В.Н. Стихотворения Николая Рубцова для детей Детская литература. 2002. №4.
- Бараков В.Н. Творчество Н.Рубцова и идейно-эстетические искания в советской поэзии 60-80-х гг.: Диссертация на соискание учёной степени канд. фил. наук (10.01.02). М., 1991.
- Бахтин М.М. Вопросы литературы различных лет. - М.: Наука, 1975.
- Белков B.C. Жизнь Рубцова. Вологда: ТОО «Андрогин», 1993.
- Белков B.C. Сто историй о Вологде. Сто историй о Рубцове. Вологда: Б.И., 1991.
- Бондаренко М.А. Поэзия Н.Рубцова в школе Литература в школе. 1998. №8. с.99-104, 1999. №1. с.60-65; Белков B.C. Звездный год Николая Рубцова
- Бондаренко М.А. Поэзия Н.Рубцова в школе Литература в школе. 1998. №8. 99-104; 1999. №1. бО-бб.
- Волгин И. «Звезда полей» Октябрь. 1967. №9. 223.
- Данилова Т.В. Духовные традиции в творчестве Николая Рубцова Родные просторы. СПб, 2002. №1(51). 9-11.
- Дементьев Вал. Предвечернее Н.Рубцова Москва. 1973. №3. 208-213.
- Дербина Л. О Рубцове Слово. 1993. №5-6. 68-74; 1994. №1-6. -С.70-81.
- Ефремова И.Л. Поэзия Н.Рубцова: вопросы жанра и стиля: Диссертация на соискание учёной степени канд. фил. наук (10.01.01). Калинин, 1987
- Зайцев В.А. Николай Рубцов. В помощь преподавателям, старшеклассникам и студентам. М.: Изд-во МГУ, 2002.
- Зуев Н.Н. Поэзия Николая Рубцова Литература в школе. 1984. №1.-С.27-30.
- Зуев Н.Н. Рубцов и национальная поэтическая традиция Литература в школе. 1996. №1;
- Зуев Н.Н. Рубцов и национальная поэтическая традиция Литература в школе. 1996. №1.
- Иванова Е.В. «Мне не найти зелёные цветы...» (Размышления о поэзии Н.Рубцова). М.: «Прометей», 1997.
- Иванова Е.В. Традиции и новаторство в поэзии Н.М.Рубцова. Диссертация на соискание учёной степени канд. фил. наук. /10.01.02/ М., 1996.
- Иванова Е.В; Звуковые повторы в творчестве Н.М.Рубцова. Рукопись депонирована в ИНИОН РАН №49843. М., 1994.
- Кириенко-Малюгин Ю.И. «Я бегу от помрачений...» Наш современник. 2003 1.-С.251-253.
- Кириенко-Малюгин Ю.И. Николай Рубцов: «И пусть стихов серебряные струны...». М МГО СП, 2002.
- Кириенко-Малюгин Ю.И. Тайна гибели Николая Рубцова. М.: МГО СП, 2001.
- Кожинов В.В. Николай Рубцов. Заметки о жизни и творчестве поэта. М Советская Россия, 1976.
- Коняев Н.М. Николай Рубцов. М.: Молодая гвардия, 2001.
- Коротаев В.В. Козырная дама. Вологда: ИЧП «КрисКричфалуший, 1991. 143. Коротаев В.В. Н.Рубцов Вологодский комсомолец. 20.01.1974.
- Косарева Л.А. Великая Отечественная война в лирике Н.Рубцова Иваново,. Рукопись депонирована в ИНИОН РАН 21393.
- Котюков Л. Демоны и бесы Николая Рубцова. М.: Мое. орг. Союза Писателей России, 1998.
- Любенко Э. «Звезда полей горит, не угасая...» Российский писатель. 2003. №13. 9.
- Малинина В.И. Психология восприятия художественной литературы. Учебное пособие по спецкурсу. Челябинский ГИК, 1986.
- Науменко А.В. Проблемы развития русской советской поэзии 60-х тт. и творчество Н.М.Рубцова: Диссертация на соискание учёной степени канд. фил. наук (10.01.02). Киев, 1984.
- Новиков В. Смердяков русской поэзии (о Н.Рубцове) Столица. 1994.-№33.-С.58-60.
- Оботуров В.А. В поисках гармонии Вологодский комсомолец. 20.01.1974.
- Овчинникова Л.Н. В литературной гостиной: композиция по творчеству Н.Рубцова Литература в школе. 1996. №1. с.104-111;
- Овчинникова Л.Н. В литературной гостиной: композиция по творчеству Н.Рубцова Литература в школе. 1996. №1. 104-111.
- Павловский А.И. Время и родина в поэзии Н.Рубцова Русская литература. 1986. №1. 67-80.
- Перцовский В. Слово о поэзии Н.Рубцова Север. 1971. №3. 123-128.
- Пикач А. «я люблю судьбу свою...»: (О поэзии Николая Рубцова). Вопросы литературы, 1977. 9. с.
- Подкорытова Т.И. Лирика Н.Рубцова и художественные искания советской литературы в 60-70-е годы: Диссертация на соискание учёной степени канд. фил. наук (10.01.01).-Ленинград, 1987.
- Рубцов Н.М. Звезда полей. Собр. соч. в 1 т. Сост., подгот. текстов, приложения и комментарии Л.А.Мелкова, Н.Л.Мелковой. Воскресенье, 1999.
- Рубцов Н.М. Россия, Русь! Храни себя: Стихи. М.: Воениздат, 1992. М.:
- Рубцов Н.М. Собрание сочинений: В 3 т. Сост., вступ. ст., примеч. В.Д.Зинченко. М.: ТЕРРА, 2000.
- Рубцов Н.М. Стихотворения. В.В.Кожинова. М.: Профиздат, 1 Сост., вступ. ст., примеч.
- Русская литература XX века: Учеб. пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений: В 2-х т. Т. 2: 1940-1990-е годы Л.П.Кременцов, Л.Ф.Алексеева, Н.М.Малыгина и др.; Под редакцией Л.П.Кременцова М.: Издательский центр «Академия», 2002.
- Сафонов В. Николай Рубцов. Повесть памяти Рубцов Н.М. Россия, Русь! Храни себя: стихи. М,: Воениздат, 1992.
- Сорокин В.В. Крест поэта: Криминальные были. Изд. 2-е, дополненное. М.: Советский писатель, 2000.
- Старичкова Н.А. Наедине с Рубцовым. Вологда: Б.и., 2001.
- Трунин А.В. Диалог художественных миров. Николай Рубцов и Виктор Попков Литература в школе. 2001. №
- Федунова Л.П. Слово-образ «душа» в поэзии Николая Рубцова. «И буду жить в своём народе»: Сборник Б-ка им. Н.Рубцова, лит. музей «Николай Рубцов: стихи и судьба». СПб.: Авангард, 2003. 20-37.
- Федунова Л.П. Тайна «Зелёных цветов» поэзии Николая Рубцова. «И буду жить в своём народе»: Сборник Б-ка им. Н.Рубцова, лит. музей «Николай Рубцов: стихи и судьба». СПб.: Авангард, 2003. 38-47.
- Чалмаев В.А. «Горница» Николая Рубцова. Темы преодоления бездомности растущей беды России в XXI веке Литература в школе. -2003. №10. 16-20.
[1] Кожинов В.В. Николай Рубцов. Заметки о жизни и творчестве поэта. М Советская Россия, 1976. – С. 83
[2] Науменко А.В. Проблемы развития русской советской поэзии 60-х тт. и творчество Н.М.Рубцова: Диссертация на соискание учёной степени канд. фил. наук (10.01.02). Киев, 1984. – С. 94
[3] Кожинов В.В. Николай Рубцов. Заметки о жизни и творчестве поэта. М Советская Россия, 1976. – С. 195
[4] Там же. С. 70-71.
[5] Там же. С. 77-78.
[6] Квятковский А.П. Поэтический словарь, с. 122
[7] Ефремова И.Л. Поэзия Н.Рубцова: вопросы жанра и стиля: Диссертация на соискание учёной степени канд. фил. наук (10.01.01). Калинин, 1987 – С. 44
[8] Рубцов Н.М. Русский огонек. - Вологда: КИФ "Вестник", 1994. – C.248
