Содержание
Мировой порядок и внешняя политика России в свете Кавказского кризиса 2008 г.
Дробот Г.А. Кавказский кризис 2008 г. в контексте концепции “плюралистической однополярности”……………………………………………
Дюамель Л. После августовских событий на Кавказе положение России в мире укрепилось……………………………………………………………………
Назаров З.И. Кавказский кризис в свете Концепцийнациональной безопасности России 2000 и 2008 гг………………………………………………
Кочетков В.В. Мюнхен, Косово и Южная Осетия как этапы формирования новой идентичности России……………………………………………………….
Портнягина И.И. К вопросу о характере международного порядка после Кавказского кризиса: место России……………………………………………….
Терновая Л.О. Внешние и внутренние угрозы безопасности в бесполярном мире: проблемы измерения……………………………………………………….
Цыганков П.А. После кавказского кризиса: мировой порядок и внешняя политика России……………………………………………………………………
Тенденции современного мира
Дробот Г.А. Китай в мировой политике: ресурсы, цели, проблемы, отношения с Россией…………………………………………………………
Шебло О.Д. Проблема категориального определения региональных процессов……………………………………………………………………………
Синцов Е.В., Януш О.Б. Год русского языка: политические эффекты и смыслы………………………………………………………………………
Теория и общество
Кочетков В.В., Калинкин В.Ю. Национальные диаспоры в транснациональном пространстве…………………………………………..
Гараджа В.И., Гараджа Е.В., Трофимов С.В. Социология религии: научный и образовательный потенциал…………………………………….
Мухарямов Н.М., Закамулина М.Н. Парадипломатия в языковых измерениях: к построению концептуальной модели…………………………….
Барис В.В., Народицкий Ю.О. Определение коррупции с политологической и государственно-правовой точек зрения………………………………………...
Логунова Л.Ю. Структурные характеристики семейно-родовой социальной памяти……………………………………………………………………………….
Наши публикации
Гринстайн Ф.И. Мое видение президентства (предисловие Т.Н. Самсоновой)………………………………………………………………………
Размышления над книгой
Минюшев Ф.И. Соотношение доброты и алчности человека в системе ценностей российской культуры как индикатор нормы социальной справедливости……………………………………………………………………..
Слово молодому ученому
Бережнев А.С. Нормы и стандарты как основания качественного управления.
Жарикова А.Е. Связь менталитета и корпоративной культуры в России……...
Мусаева Н.Х. Социальная справедливость как основная задача стратегии устойчивого развития социально-экономической системы общества………….
Старченко Д.В. Взаимосвязь инновационного и стратегического менеджмента………………………………………………………………………
Сюй Дзин. Новые тенденции в управлении персоналом на современных китайских предприятиях………………………………………………………..
Халилов Дж. Управление репутацией компании………………………………
Ху Бо. Управление бизнесом мобильной связи в современном Китае………...
Наши рефераты
Васильев А.А. Бюрократизм на государственной гражданской службе: факторы формирования и пути преодоления………………………………
Зиновский Ю. Роль многосторонней дипломатии в совершенствовании миротворческой деятельности………………………………………………
Марченко Ю.Г. Особенности бытия русской культуры в постсоветский период………………………………………………………………………………
Огородова О.Б. Проблемы становления среднего класса как социально-политического субъекта в современной России………………………………….
Слабский О.Д. Формы девиантного поведения и их распространенность в налоговой системе…………………………………………………………………
В номере:
Мировой порядок и внешняя политика России
в свете Кавказского кризиса 2008 г.
Китай в мировой политике:
ресурсы, цели, проблемы, отношения с Россией
Год русского языка:
политические эффекты и смыслы
Национальные диаспоры
в транснациональном пространстве
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2009. № 1
Мировой порядок и внешняя политика России в свете Кавказского кризиса 2008 г.
В начале октября 2008 г. на кафедре социологии международных отношений социологического факультета МГУ состоялся теоретический семинар, посвященный внешнеполитическим последствиям пятидневной войны на Кавказе (8–12 августа) 2008 г. Дуалистическая цель семинара состояла в попытках инвентаризации и уточнения методологического инструментария внешнеполитического анализа с учетом рассматриваемых событий и одновременно – выяснения их международно-политической значимости в свете теорий и социологии международных отношений.
Обсуждение строилось вокруг доклада, с которым выступила доктор политических наук, профессор Г.А. Дробот (кафедра СМО). В дискуссии приняли участие профессор Люк Дюамель (Монреальский университет, Канада), доктор исторических наук, профессор Л.О. Терновая (РАГС), кандидат философских наук, доцент З.И. Назаров (Госпедакадемия, Стерлитамак), доктор социологических наук, профессор В. В. Кочетков (кафедра СМО), кандидат политических наук, старший преподаватель И.И. Портнягина (кафедра СМО), доктор философских наук, профессор П.А. Цыганков (кафедра СМО).
Ниже публикуются тезисы докладов участников семинара.
Г.А. Дробот
Кавказский кризис 2008 г. в контексте концепции “плюралистической однополярности”
I. Концепция “плюралистической однополярности”, автором которой является известный российский политолог-международник А.Д. Богатуров, представляет собой один из многочисленных подходов в современной российской науке о международных отношениях к вопросу о направлениях развития мировой политики, ее определяющих чертах. По нашему мнению, данная концепция среди прочих выделяется своей обоснованностью и реалистичностью и поэтому заслуживает особого внимания в свете событий грузино-югоосетинской войны августа 2008 г. и последовавших за этим событий.
Главный вопрос, который привлекает наше внимание – насколько произошедшие события соответствуют концепции “плюралистической однополярности”, не утратила ли она свою объясняющую способность, пополнилась ли новыми подтверждениями.
Как всякая политическая теория миропорядка, концепция “плюралистической однополярности” строится на государственно-центрической основе, то есть она акцентирует внимание на характере полярности мира – количестве полюсов, образуемых наиболее влиятельными государствами и их объединениями. Как явствует из названия концепции, речь в ней идет об однополярном мире. Эта точка зрения расходится с официальной концепцией российского руководства о многополярности, особенно в контексте событий на Кавказе в августе 2008 г., и потому особо нуждается в тщательном доказательстве.
Остановимся на следующих аспектах рассматриваемой концепции – структуре группового лидерства, правилах поведения ведущих держав в современном мире, механизмах регулирования мирового порядка.
II. В концепции “плюралистической однополярности” утверждается, что коллективным центром современного мира являются наиболее развитие государства мира. Фактически структура этого центра совпадает со странами Большой Семерки (G7). Россия выступает в роли партнера очень избирательно: по некоторым вопросам она поддерживает коллективную позицию G7 (прежде всего, борьба с терроризмом), по многим другим (связанным с национальной и мировой безопасностью) – дистанцируется от него.
Встает вопрос: изменился ли мировой расклад сил после того, как Россия, вопреки позиции и интересам США и большинства стран Евросоюза, приняла участие в грузино-югоосетинском конфликте и признала независимость Южной Осетии и Абхазии? Ответ надо искать, опираясь на методологические основания, касающиеся критериев характера полярности мира. Под многополярностью понимается структура мира, для которой характерно наличие нескольких полюсов-центров, сопоставимых между собой по соответствующим потенциалам. Именно так обстояло дело, например, в период “европейского концерта” XIX в. Ситуация, для которой характерен “уход в отрыв” по показателю совокупной мощи всего одной страны (или тесно связанной между собой группы стран), должна указывать на возникновение той или иной формы однополярности.
В современном мире, где формируется “постиндустриальная” цивилизация, важнейшими показателями силы и могущества являются научно-технические ресурсы и человеческий капитал. Вот несколько данных, отражающих ситуацию в данной области в США и России. Несмотря на то, что с 2007 г. США переживают кризис ипотечного кредитования, их позиции в мировой социально-экономической системе несравненно более позитивные, чем у России. США занимают первое место в мире по объему ВВП. При гигантской величине этого показателя (более 13 трлн долл.) не столь существенным представляется отставание Америки от России по темпам экономического роста (соответственно 3,1% и 6–7%). Россия обеспечена природными ресурсами значительно лучше, чем США и многие другие страны мира, но это служит фактором односторонней сырьевой ориентации российской экономики. США – безусловный научно-технический лидер современного мира. Достаточно сказать, что 44% всех полученных в мире Нобелевских премий принадлежит американцам. В России наука все еще находится в кризисном положении. В России ситуация в социальной сфере постепенно улучшается, хотя нас трудно сравнить с США и другими развитыми странами (средний уровень заработной платы в России около 500 долл.). В мировой экономике на США приходится 10% мирового экспорта и 16% импорта. Роль России в мировой торговле неизмеримо скромнее – 2,5% экспорта и 1,4% импорта. Эти сопоставления, которые можно было бы продолжить, свидетельствуют о том, что Россия не может претендовать на роль одного из лидеров современного мира, несмотря на свою военную мощь – которая, к слову сказать, целиком и полностью зависит от экономического потенциала страны.
Изменился ли характер отношений между Россией и групповым центром мира после кавказского кризиса августа 2008 г? Да, изменился в худшую сторону. Россия отдалилась от группового центра. Не только все ведущие державы мира, но и практически все остальные страны мира не поддержали российскую инициативу по признанию независимости Южной Осетии и Абхазии. Отдавая должное оправданности позиции России в данном инциденте, хочется отметить, что имея столь слабые позиции в экономике, России не следовало бы придерживаться чересчур амбициозной внешней политики, тиражируя по всему миру, что она является одним из центров мирового могущества. Об амбициозности внешнеполитической позиции России свидетельствуют также незамедлительно последовавшие после кавказского кризиса визиты российских военных самолетов и кораблей в Венесуэлу.
III. Обратимся к вопросу о правилах поведения великих держав в современном мире. В рамках концепции «плюралистической однополярности» выделяется, среди прочих, практика гуманитарных интервенций, которую активнее всего проводят США и страны НАТО (Босния 1995 г. и сербский край Косово 1999 г.) и стремятся при этом легитимизировать ее. Проблема состоит в том, что данная практика входит в противоречие с основными принципами международного права – правом на невмешательства во внутренние дела суверенных государств. Россия в обоих названных случаях выступала оппонентом, осуждая гуманитарные интервенции, которые, будучи силовыми действиями, не подкрепились соответствующими решениями СБ ООН.
Но что мы имеет в случае с действиями России в Южной Осетии? Это тоже гуманитарная интервенция в ответ на геноцид осетинского народа на территории Грузии. Как и в случае с действиями НАТО, Россия не стала дожидаться решений ООН, которые, во-первых, были бы весьма запоздалыми, имея в виду медлительность в принятии решений в международных организациях, во-вторых, сомнительность положительного решения при имеющихся разногласиях между постоянными членами СБ ООН. Таким образом, Россия встала на тот же путь гуманитарных интервенций без согласия ООН, которым идут ее оппоненты.
Свидетельствует ли это о том, что Россия противоречит сама себе и действует вразрез с международным правом? Отчасти это так. Но только отчасти. Вопрос здесь стоит скорее о соответствии международного права современной ситуации в мире, в котором этноконфессиональные противоречия приобрели характер стихийного бедствия, вырвавшись из “тени” после десятилетий холодной войны. В условиях, когда гибнут тысячи мирных людей, необходимы экстренные меры со стороны международного сообщества (реально – индивидуально-групповые меры).
Этот вопрос рассматривается в настоящее время в ООН. Обсуждение подходов тесно переплелось с изложенной в докладе бывшего Генерального секретаря ООН К. Анана концепцией “ответственности за защиту”. Суть концепции состоит в том, что международное сообщество (реально – это отдельные государства) должно положить этот принцип в основу действий по борьбе с геноцидом, этническими чистками и преступлениями против человечности. Сторонники концепции уверяют, что “если народ ощущает себя в опасности и берется за оружие, то международное сообщество должно его поддержать, в том числе силой, и в этом случае принципы невмешательства и государственного суверенитета не должны становиться непреодолимым препятствием”. При этом “ответственность за защиту” напрямую связывают с гуманитарными интервенциями.
Можно заключить, что силовые действия России по принуждению к миру Грузии в августе 2008 г. соответствуют современным международным тенденциям в области миротворчества, обозначенным в концепции “плюралистической однополярности”, а также динамике международного права.
IV. Наконец, обратимся к вопросу, как отразился кавказский кризис на современных механизмах регулирования миропорядка. В соответствии с концепцией “плюралистической однополярности” за последние полтора десятилетия произошла реорганизация глобальных структур мироуправления таким образом, что наряду с универсальным по охвату и официальным по статусу ооновским механизмом сложились институционально-групповой (“Восьмерка” + НАТО) и индивидуально-групповой (США + те или иные великие державы) механизмы. Между ними развернулась настоящая конкуренция. Ооновский механизм явно проигрывает по целому ряду объективных причин.
Кавказский кризис 2008 г. подтвердил данные характеристики механизмов мироуправления. ООН не смогла принять ни одного решения по вопросу анализируемого кризиса, несмотря на то, что пыталась сделать это несколько раз. Заметим, что предыдущий крупный прецедент в международных отношениях, связанный с признанием независимости Косово, также оказался не по силам СБ ООН. Все это свидетельствует об углубляющемся кризисе ООН и необходимости ее реформирования.
В случае с грузино-югоосетинским кризисом подтвердил свою актуальность индивидуально-групповой механизм мирорегулирования. В данном случае речь шла об индивидуальных действиях России по предотвращению геноцида на грузинской территории. Ооновский механизм не был задействован.
Таким образом, можно заключить, что события на Кавказе августа 2008 г. подтвердили репрезентативности концепции “плюралистической однополярности” и вместе с тем внесли в нее некоторые коррективы. Принципиальных изменений в современном миропорядке данный кризис не произвел, если, конечно, не иметь в виду усилившееся в России представление о многополярности современного мира. Но это уже субъективная сторона кризиса и событий вокруг него, что выходит за рамки настоящего доклада.
Л. Дюамель
После августовских событий на Кавказе положение России в мире укрепилось
Прежде всего, я хотел бы поблагодарить профессора П.А. Цыганкова за возможность принять участие в обсуждении столь важной темы. Профессор Г.А. Дробот дала глубокий анализ недавних событий на Кавказе. Особенно хотел бы подчеркнуть ясность ее представления по столь сложной теме. В целом я согласен с тем что, она говорит о России, монополярной системе и плюралистической однополярности. Ее сравнение между поведением НАТО в Боснии и Косове и поведением России в Южной Осетии базируется на солидной и обоснованной аргументации. Я ограничусь лишь краткими комментариями, возникшими у меня в связи с несколькими из высказанных ею положениями.
Я считаю, что русско-грузинский конфликт – это проявление более общего и глубокого процесса, связанного с возвращением России после ее вытеснения из мировой политики в девяностые годы. Именно в этом контексте следует рассматривать вооруженный конфликт, развязанный Грузией при содействии, поощрении и снабжении вооружениями со стороны США.
Я не вижу в этих обстоятельствах, как можно было бы принять сторону Грузии по вопросу будущего Южной Осетии. Уступить давлению Запада, требующего, чтобы она оставалась неотъемлемой частью грузинской территории, означало бы подталкивать Грузию к подготовке новой агрессии в будущем, когда конъюнктура для этого стала бы более благоприятной.
Помимо защиты населения Южной Осетии от истребления, российское вмешательство в конфликт имеет еще один положительный эффект. Он стал своего рода сигналом для других государств региона, имеющих ревизионистские намерения. Я имею в виду Aзербайджан, который в случае успеха силовой акции Грузии, преследовавшей цель восстановления ее господства над югоосетинской территорией, получил бы своего рода прецедент для подобных же действий в Нагорном Карабахе.
Думаю, что все прошлое поведение Грузии заслуживает осуждения со стороны международного уголовного суда, который положил бы конец любым ее претензиям на доминирование по отношению к Южной Осетии. К сожалению международно-признанного трибунала, который мог бы обеспечить правосудие в спорах подобного рода, сегодня не существует.
Запад осудил вмешательство России на стороне Южной Осетии. Но я бы сказал, что с течением времени его враждебность будет смягчаться. Единодушие постепенно уступает место более нюансированной позиции некоторых кругов. Даже Кондолиза Райс уже признала, что агрессором была Грузия, так же как она признала в середине сентября и факты многочисленных жертв ранеными и убитыми среди российских граждан в ходе грузинской агрессии против Цхинвала. Это уже признак определенного изменения в позиции Вашингтона, т.к. до этого тон был гораздо более агрессивным. Некоторые из МПО, которые в последние годы часто были настроены против России, этот раз демонстрируют больше объективности. Так, генеральный секретарь ОБСЕ говорит о том, что Южная Осетия должна иметь право на самоопределение. “Судьба Южной Осетии должна решаться ее народом. Он живет в исключительно трудных условиях и то, что произошло, делает ситуацию очень сложной ” (Novosti 17 aout 2008).
Россия вышла из Кавказского кризиса окрепшей в политическом отношении, повысился и ее моральный авторитет. Ее действия вызвали определенные симпатии со стороны пацифистских, гуманитарных и даже религиозных организаций.
Что касается вопроса о силе государства, то ее измерение в терминах экономического развития, уровня жизни, научных достижений и т.д. играет важную роль в сравнении США и России. В то же время, не отрицая значения этих показателей, можно добавить и другие не менее важные, например такие, как, например, качество лидерства. С 1999 г. России имеет явное преимущество в этой области перед Америкой. По опросам общественного мнения, Буш располагает поддержкой менее 15% населения США, тогда как в России, президент и его премьер-министр очень популярны. Учитывая значимость политического лидерства в России, этот фактор нельзя недооценивать. Кроме того, помимо углеводородов, У России есть и другие несомненные преимущества – такие как накопленный финансовый капитал, позволяющий российским государственным и частным компаниям приобретать активы иностранных предприятий в разных секторах экономики. К тому же, у России, как и у других быстро развивающихся стран есть и еще одно преимущество – это возможность частично замещать рынок государством, которое выполняет функции регулирования и стабилизации в экономике.
Я не вполне согласен с теми, кто критикует политику Кремля за то значение, которое им придается Южной Америке. В этом регионе очень сильно желание противостоять американскому униполярному мировому порядку. Если Россия хочет противостоять расширению НАТО, у нее не должно быть колебаний с выбором союзников. Ее политику в этом регионе следует рассматривать как ответ на действия Вашингтона, который не жалеет своих усилий в Восточной Европе, стремясь завоевать для США союзников против России. Налаживая связи с Венесуэлой, Кубой, Никарагуа, Боливией и др. странами Латинской Америки, Москва, как мне кажется, получает дополнительные преимущества и в отношениях с США. За исключением Кубы, политические режимы в этих странах опираются на поддержку со стороны народа и являются вполне легитимными: они получили власть путем демократических выборов, которые дали им мандат на проведение внешней политики, независимой от Вашингтона. Недавние тенденции в Южной Америке, кажется, указывают на то, что в данном регионе вполне возможно появление автономного центра силы. Здесь у России появляются интересные возможности для того, чтобы противостоять монополярному миру. Кремль с полным основанием подчеркивает важность этих союзников для России. При этом важно подчеркнуть, что Россия и Венесуэла заявили о своем намерении развивать сотрудничество не только в военной области, но и в сфере энергетики.
Усиливают позиции России в отношениях с Западом и ее хорошие отношения с Ираном, что также способствует продвижению к многополярному миру. События на Кавказе повысили значимость России для Ирана, а также других прибрежных государств прикаспийского региона. Если США здесь дискредитировали себя, то роль России, как соседа, с которым надо считаться, напротив, только возросла. Это еще более верно для таких, богатых углеводородами стран, как Казахстан, Туркменистан и Азербайджан. Для выработки совместной с ними политики взаимовыгодного установления цен на энергоресурсы позиции Москвы стали более прочными.
Одним из последствий кавказских событий стало обретение Россией большей уверенности в себе. Успех Кремля в отражении грузинской агрессии против Южной Осетии убедил Европу в наличии у него достаточных средств для отстаивания своих интересов и, я бы добавил, сделал ее более настроенный к компромиссам и диалогу с Россией. Некоторые наблюдатели считают, что после Грузии ближайшей страной, в отношениях с которой у России способен возникнуть серьезный кризис, могла бы стать Украина. Я думаю, что на этой стадии для России более важным является урегулирование Приднестровской проблемы. Москва могла бы показать, что если приемлемый для всех компромисс в отношении Южной Осетии и Абхазии оказался недостижимым, то он мог бы стать возможным в случае Приднестровья. Урегулирование, которое предотвратило бы отделение этого региона от Молдавии, могло бы оказаться моделью для других конфликтов в Восточной Европе. Москва могла бы быть сговорчивее с Молдавией, потому что геополитические данные там также не фундаментальны. В конце концов, между Приднестровьем и Россией не существует общей границы. Кроме того, мы имеем дело с молдавским государством, позиции которого являются намного более гибкими по сравнению с Грузией. Наконец, с Ворониным, конечно, гораздо легче договориться, чем с Саакашвили. Удовлетворяющее Запад решение в Приднестровье, а также другие уступки могли бы убедить НАТО отказаться от своего проекта дальнейшего расширения на восток.
Как с военной, так и с политической точки зрения, Москва выглядит выигравшей в своем столкновении с Тбилиси по вопросу защиты народа Южной Осетии от агрессии. Однако решение о признании Южной Осетии и Абхазию в качестве суверенных государств ослабило ее позиции на международной арене. Вооруженное столкновение в Осетии выявило также некоторые слабости России в военном плане. Технологически российская армия уступает американской в том, что касается проведения ночных операций. То же можно констатировать и в отношении авиации: боевые самолеты американского производства оказывались зачастую более высокого качества. Еще более серьезная слабость проявилась в кризисе банковской системы, хотя, следует сказать, что это имеет место не только в России. Я думаю, что сегодняшний кризис банковской системы – это серьезное предупреждение. События на Кавказе обнаруживают две вещи. Во-первых, напряженности в отношениях с Западом, в случае их доведения до крайности, всерьез задевают интересы бизнеса, акционеров и инвесторов – группы, хотя и относящейся к меньшинству населения, но все же довольно многочисленной и очень влиятельной в любой политической системе. Во-вторых, каждая страна, хотя и в разной степени, зависима от международной конъюнктуры. Драматический экономический спад в других странах может повлечь за собой ухудшение социального положения населения в России, что способно нанести сильный ущерб для политиков у власти, как бы популярны они не были сих пор.
В заключение хотел бы подчеркнуть, что последствия событий на Кавказе состоят в том, что Россия усилила свои позиции в мире плюралистической однополярности. США уже не смогут вести себя в СНГ так, как если бы мир был монополярным. Но наш мир не еще и многополярный, хотя он и движется в этом направлении. Важно то, что кризис на Кавказе обнаруживает, что мы стали ближе к достижению этой цели. Россия может извлечь выгоду из плюралистической однополярности, способствуя глубокой реформе ООН, как международного парламента со своими законами, а также увеличению количества автономных центров власти в мире. Модернизируя свои вооруженные силы, диверсифицируя экономику и совершенствуя политическую систему, Россия будет оказывать все более и более серьезное влияние на преобразование нашего плюри-монополярного мира в мультиполярный со своими законами и своими институтами. Это усилит ее позиции в мире, сделав привлекательным союз с ней для все
З.И. Назаров
Кавказский кризис в свете Концепций национальной безопасности России 2000 и 2008 гг.
Россия изменилась уже до кавказского кризиса. И то, что кавказский кризис принял именно такую форму, в которой Россия оказалась непосредственным участником конфликта, говорит именно об этом. Рассматривая вопрос о поведении России в период и после кризиса, необходимо, на наш взгляд, принимать во внимание Концепцию внешней политики Российской Федерации, утвержденную Президентом буквально за месяц до начала конфликта на Южном Кавказе 12 июля 2008 г.
Главный вопрос, с которым так или иначе связаны все вопросы дискуссии, какой теории миропорядка придерживается Россия в своей внешнеполитической деятельности?
В Концепции 2000 г. говорится об “усилении тенденции к созданию однополярной структуры мира”, но нет констатации этой однополярности как свершившегося факта. Многополярность в документе тоже не является фактом – она предстает здесь как цель, достижение которой затрудняется ограниченностью ресурсного обеспечения внешней политики России.
В Концепции внешней политики РФ 2008 г. констатируется, что эволюция международных отношений в начале XXI в. и укрепление России потребовали по-новому взглянуть общую ситуацию вокруг нее, переосмыслить приоритеты российской внешней политики с учетом возросшей роли страны в международных делах, повышения ее ответственности за происходящее в мире и открывшихся в связи с этим возможностей участвовать не только в реализации международной повестки дня, но и в ее формировании.
И в аспекте формирования международной повестки существенным в Концепции 2008 г. является тезис о том, что “новая Россия, встав на твердую почву национальных интересов, обрела полноценную роль в глобальных делах”. Подобного тезиса нет в Концепции 2000 г., равно как и следующего за ним существенного вывода о том, что внешняя политика становится одним из важнейших инструментов поступательного развития страны, обеспечения ее конкурентоспособности в глобализирующемся мире. Важно отметить, что “конкурентоспособность” в этом контексте понимается в предельно широком, а не только в узкоэкономическом смысле.
Новым по сравнению с Концепцией 2000 г. является в Концепции 2008 г. констатация того, что глобальная конкуренция впервые в новейшей истории приобретает цивилизационное измерение что предполагает конкуренцию между различными ценностными ориентирами и моделями развития в рамках универсальных принципов демократии и рыночной экономики.
Цивилизационный аспект международных отношений в современном мире в Концепции 2000 г. не упоминается ни разу, а вот в Концепции 2008 г. о нем говорится не менее восьми раз. В этом ключе и рассматривается проблема современного миропорядка, в котором противоречивость тенденций, определяющих состояние современных международных отношений, объясняется переходным периодом их развития. В Концепции подчеркивается, что это тенденции отражают различия в понимании реального значения и последствий окончания холодной войны. По мере преодоления сдерживающего влияния биополярной конфронтации все более громко заявляет о себе культурно-цивилизационное многообразие современного мира.
Очень важным является еще один тезис Концепции 2008 г.: реакция на перспективу утраты историческим Западом своей монополии на глобализационные процессы находит свое выражение, в частности, в инерции политико-психологической установки на “сдерживание” России.
В Концепции 2008 г. не говорится прямо об однополярном и многополярном мире, а коли так, то возникает вопрос, снята ли эта проблема с повестки дня международных отношений России с окружающим миром?
Ответ на этот вопрос помогают найти авторы книги, подготовленной известными отечественными учеными-сотрудниками ведущих институтов Российской академии наук “Россия в глобализирующемся мире: миротворческие и социокультурные аспекты” (Отв. ред. В.С. Степин, М., 2007). В сюжете, посвященном цивилизационным аспектам глобальных процессов, авторы пишут о том, что сегодня в мире конкурируют несколько концептуальных проектов общественного развития, основными из которых являются глобалистской и цивилизационной. Первый проект – это очередная претензия на мировое господство. Он направлен на построение “униформного” мира, подчиняющегося центру глобальной власти, на тотальное влияние Запада в мире, контроль над мировыми ресурсами, ослаблением и деиндивидуализацию других цивилизаций при помощи насаждения в них норм и ценностей цивилизации западной. Глобалистский проект, продвигаемый Западом во главе с США, распространяется в исключительно благоприятных условиях, поскольку сдержки и противовесы, исходившие от Советского Союза, уничтожены вместе с его носителем.
Второй – альтернативный проект – направлен на построение многополюсного мира, основу которого составляют взаимодействующие и взаимозависимые цивилизации. Этот проект отражает стремление незападных цивилизаций сохранить свою идентичность, независимое развитие в соответствии с собственными социально-историческими и культурными традициями.
Натиск Запада порождает и адекватный ответ прежде всего со стороны тех цивилизаций, которые сохранили пассионарность и способность противостоять чужому диктату. Исход противостояния зависит от многих факторов, в том числе и от того, удастся ли противоборствующим сторонам осознать, что глобальный мир XXI в. – это взаимодействие и баланс между непохожими друг на друга цивилизациями, и от того, насколько каждая из них научится сосуществовать с остальными, зависит, удастся ли человечеству преодолеть современный кризис. В связи с этим теоретическая разработка проблем глобальной социально-исторической динамики и структурирования мира приобретает уже не академическую, а реально-практическую. От идей, которые закладываются в концепцию социально-исторического процесса, зависит в конечном итоге реальная жизнь народов целых регионов планеты.
У глобализации два различных по своему содержанию аспекта. Первый – объективный, естественный. Мир действительно становится все более тесным, взаимозависимым; любое значимое (или трактуемое таковым) событие мгновенно становится всеобщим достоянием; люди, товары и капиталы активно перемещаются по всему миру.
Другой аспект – это основа манипулирования сознанием; трактовка глобализации как процесса, в результате которого утрачивает смысл понятие “государство”, “государственный суверенитет”, формируется глобальная культура, глобальная общечеловеческая цивилизация, являющаяся на самом деле артефактом, так как в реальности есть лишь сумма отдельных локальных цивилизаций.
Оба аспекта глобализации получили свое отражение в Концепции 2008 г.
Именно исходя из такого понимания мироустройства в Концепции 2008 г. трактуются приоритеты Российской Федерации в решении глобальных проблем, четко формулируется заинтересованность России в стабильной системе международных отношений, основанной на принципах равноправия, взаимного уважения и взаимовыгодного сотрудничества государств и опирающейся на международное право. В обеих Концепциях, между которыми существует преемственность, не говорится о том, что Россия является одним из центров мирового могущества или одним из лидеров современного мира. В Общих положениях Концепции 2008 г. как об одной из главных целей внешнеполитических усилий говорится о необходимости достижения прочных и авторитетных позиций в мировом сообществе, в наибольшей мере отвечающих интересам Российской Федерации как одного из влиятельных центров современного мира. В Концепции подчеркнуто стремление России способствовать созданию саморегулируемой международной системы, что требует коллективного лидерства ведущих государств мира, которое должно быть представительным в географическом и цивилизационном отношении и осуществляется при полном уважении центральной и координирующей роли ООН.
В Концепции 2008 г. вопрос о лидерстве в современном мире тесно увязывается с соблюдением международного права. Именно поэтому в III части Концепции “Приоритеты Российской Федерации в решении глобальных проблем” введен второй пункт “Верховного права в международных отношениях”. Этого пункта не было в предыдущей Концепции. Здесь особое внимание обращено на то, что в условиях глобализации вызовов и угроз безопасности и устойчивому развитию все более важной становится роль Совета Безопасности ООН как универсального механизма обеспечения международной законности.
Именно исходя из верховенства права в МО в Концепции 2008 г. проводится мысль о том, что повышение управляемости мирового развития должно осуществляться при полном уважении центральной и координирующей роли ООН. Лишь после констатации этого, в Концепции 2008 г. говорится о том, что в этих целях Россия будет наращивать взаимодействия в таких форматах, “Группа восьми” и ее диалог с традиционными партнерами, “тройка” (Россия, Индия и Китай), четверка БРИК (Бразилия, Россия, Индия и Китай), а также с использованием других неформальных структур и диалоговых площадок.
Конечно, нельзя не согласиться с тем, что в современном мире важнейшими показателями силы и могущества являются человеческие ресурсы и научно-технический потенциал. Именно поэтому в Концепции 2008 г. подчеркивается, что Российская Федерация располагает реальным потенциалом, чтобы занять достойное место в мире и указываются пути достижения этой цели.
Трудно согласиться с тем, что поведение России в Кавказском кризисе послужило причиной удаления России от группового центра. В докладе проф. Г.А. Дробот не случайно не говориться о Большой Восьмерке, а о Большой Семерке, поскольку реально “Восьмерка” функционирует по оруэлловскому принципу “есть более равные чем равные”. Лидер “Восьмерки” – США постоянно пренебрегает интересами России, в частности, по вопросу о размещении радаров и ПРО в Чехии и в Польше. Не учитывается и позиция России по вопросу о расширении НАТО на постсоветское пространство (Грузия, Украина). Более того, у российского руководства были все основания предполагать, что Грузия планомерно подталкивалась к этому конфликту своим заокеанским (и не только им) стратегическим партнером и патроном. Хотя бы для того, чтобы соответствовать, в случае достижения целей агрессии против Южной Осетии и Абхазии под предлогом “наведения конституционного порядка”, формальным критериям условий приема в НАТО.
В Концепции 2000 года говорится о том, что неприемлемы попытки внедрить в международный оборот концепции типа “гуманитарной интервенции” и “ограниченного суверенитета” акций в обход Совета Безопасности ООН. И хотя в Концепции 2008 г. выражение “гуманитарная интервенция” отсутствует, по сути Россия не признает ее и в новой Концепции. Здесь не место воспроизводить справедливую аргументацию российского руководства в обоснование законности своих действий с точки зрения международного права, которые не имеют ничего общего с практикой “гуманитарных интервенций”.
В этой связи нельзя не согласиться с проф. Г.А. Дробот в том события в Южном Кавказе свидетельствуют об углубляющемся кризисе ООН и необходимости его реформирования. Это подтверждает правильность положения Концепции 2008 г. о том, что “необходимо рациональное реформирование ООН в целях ее планомерной адаптации к меняющимся политическим и экономическим реалиям в мире; дальнейшее повышение эффективности деятельности Совета Безопасности ООН, несущего главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности, придание этому органу в процессе реформирования большей представительности при обеспечении должной оперативности в его работе”.
В.В. Кочетков
Мюнхен, Косово и Южная Осетия как этапы формирования новой идентичности России
Самые серьезные проблемы наций и национальных государств чаще всего связаны не с экономикой, политикой или обороной, а с нематериальными, неосязаемыми символами. Всякая нация и всякое государство должны ответить для себя на вопрос: “Кто мы?”, т.е. определить свою идентичность. В стабильном мире вопрос об идентичности не возникает. Всем и так понятно, кто они. Однако в смутные времена перемен идентичность выходит на передний план. В ХХ в. российскую идентичность ждали тяжелые потрясения. С крахом Российской империи, а затем Советского Союза идентичность русских, которая складывалась веками под влиянием таких исторических событий, как крещение Руси, монголо-татарское нашествие, петровские преобразования, победы в Отечественных войнах 1812 г. и 1945 г., распалась. После кризиса 1990-х гг. в настоящее время мы являемся свидетелями формирования новой российской идентичности. На наш взгляд, знаковыми событиями в этом процессе стали речь В.В. Путина 10 февраля 2007 г. в г. Мюнхене, отношение нашей страны к провозглашению независимости Косово в феврале 2008 г. и вмешательство России в грузино-южноосетинский конфликт в августе 2008 г.
Основными положениями мюнхенской речи В.В. Путина стали: 1) “для современного мира однополярная модель не только неприемлема, но и вообще невозможна” и 2) “Россия — страна с более чем тысячелетней историей, и практически всегда она пользовалась привилегией проводить независимую внешнюю политику. Мы не собираемся изменять этой традиции и сегодня”. Тем самым российским руководством была провозглашена приверженность концепции многополярного мира, в котором, не претендуя на исключительность положения сверхдержавы, Россия являлась бы одним из полюсов силы. Концепция многополярного мира подчеркивает значимость “Другого” в мировой политике, по отношению к которому международные акторы формируют и корректируют свои идентичности. Для западных стран (прежде всего для США) таким «значимым Другим» являлся СССР. Его распад привел к трансформации идентичности не только в нашей стране, но и во всем мире, (в странах СНГ, Восточной Европы, ЕС, и в первую очередь в США). Например, И. Призел отмечал, что идентичность стран Восточной Европы во время существования Советского Союза характеризовалась чувством превосходства над СССР и над Россией, а после окончания холодной войны она стала характеризоваться комплексом неполноценности перед Западом (?Prizel I. National Identity and Foreign Policy: Nationalism and Leadership in Poland, Russia and Ukraine. Cambridge, 1998). Когда существовал биполярный мир, все остальные державы формировали свою идентичность либо по отношению к СССР, либо к США. Сами сверхдержавы обладали четкой идентичностью, сформированной также по отношению друг к другу. Они боялись и уважали друг друга. В мире существовал относительный порядок.
Когда один полюс биполярного мира исчез, США лишились ориентиров в своей внешней политике. Поэтому возвращение России в большую политику происходит на фоне снижения имиджа США, которые ухудшили отношения практически со всеми странами мира и даже своим ближайшим союзником ЕС. Результатом усилий американских политиков после распада СССР стало то, что в мире практически не осталось стран, в которых США в настоящее время воспринимаются положительно. В немалой степени этому способствовало то, что военные операции США в Ираке и Афганистане не принесли ожидаемых результатов.
Ответственность за финансовый кризис на фондовых рынках лежит на США, и финансисты ЕС заявляют, что финансовый порядок также должен быть многополярным. В отношениях ЕС и США открывается новая эра. Полностью зависимый от США в результате восстановления после Второй мировой войны, в настоящее время объединенный ЕС пытается освободиться от плотной опеки “старшего брата” и проводить собственную более самостоятельную политику. Другими словами, Европу также, как и Россию, больше привлекает многополярный мир, в котором ЕС безусловно являлся бы важным полюсом силы наряду с Россией, Китаем, Индией и другими странами. Поэтому сейчас ЕС пытается противостоять не столько России, сколько США.
В Мюнхене в ответ на один из вопросов Путин сказал, что Россия не поддержит решение по статусу Косово (албанское большинство которого стремится получить независимость от Сербии), которым “не будет удовлетворена одна из сторон” (т.е. Сербия, не желающая выпускать из своего состава Косово). Попытаемся рассмотреть эту ситуацию с позиций конструктивизма. В 1999 г. позиция России относительно Косово отличалась нерешительностью и непоследовательностью, что проявлялось, в том что, с одной стороны, Россия рассматривала вопрос о включении Югославии в Союз России и Белоруссии и предоставлении военной и политической помощи, а с другой, не желая портить отношения с Западом, ничего этого не сделала. Это объясняется кризисом идентичности, который переживала наша страна в трудный для себя исторический момент. Как известно, после распада СССР Россия однозначно выбрала прозападный курс. Одной из причин этого, с точки зрения идентичности, является то, что Россия, по терминологии С. Хантингтона, со времен Петра I, видевшего ее как западную державу, является “разорванной страной”. “Разорванная” страна имеет одну господствующую культуру, но ее лидеры стремятся к другой цивилизации. Одновременно Россия является “стержневой”, т.е наиболее могущественной и центральной в культурном отношении страной православной цивилизации, странами-участницами которой являются Беларусь, Украина, Молдова, Армения, Грузия, Болгария, Греция, Сербия и Кипр. Именно между цивилизационно родственные странами возможно наиболее тесное сотрудничество. Марш Российских десантников на Приштину и заявления российских политиков о необходимости поддержки “братьев–славян” являлись проявлениями стержневой православной идентичности. События в Косово явились, наряду с расширением НАТО на Восток и войной в Ираке, одной из причин, заставивших Россию изменить прозападный курс.
В поведении России во время грузино-южноосетинского конфликта наблюдается переломный момент тех изменений российской идентичности, начало которых можно наблюдать в Мюнхене и Косово. История показывает, что русский народ всегда умеет “собираться” в трудное время. Чем более трудное время, тем больше “собирается” русский народ. Такой геополитической катастрофы, которая произошла в нашей стране в конце ХХ в., не знала не только Россия, но и весь мир. Пружина сильно сжалась – тем сильнее она стала разжиматься. После десятилетий национального унижения Россия возвращается в мировую политику.
Многочисленные социологические исследования подтверждают изменения, происходящие в современной российской идентичности (Светлицкая Е.Б. Новая российская идентичность // Общественные науки и современность. 1997. № 1. С. 72–81; Семененко И.С. Формирование образа России в современном мире: социокультурные механизмы. 2007. № 12. С. 81–91). Они состоят в том, что, определившись со своими целями и интересами и более отчетливо осознав собственную идентичность, россияне больше не испытывают комплекс неполноценности по отношению к Западу. Это проявляется, в частности, в том, что значимость европейского примера для России снижается. Произошло резкое снижение порогового возраста, когда россияне проявляют наибольший интерес к Европе. Если в 2002 г. он составлял 40–45 лет, то сегодня интерес резко падает уже после 25 лет. В “ассоциативном портрете” Европы у россиян произошло увеличение числа негативных характеристик, таких, как “скука”, “моральный упадок”, “эгоизм”. Если в 1995 г. свыше 77% опрошенных положительно воспринимали США, то к 2007 г. только 37% (Андреев А.Л. Современная российская идентичность: внешнеполитическое измерение // МЭИМО. 2008. № 7. С. 61–68). Изменился в глазах россиян и образ самой России. Если в 2002 г. пять главных ассоциаций России были следующие: “кризис”, “наркотики”, “патриотизм”, “духовный мир”, “моральный упадок”, то в 2007 г. – “патриотизм”, “духовный мир”, “кризис”, “культура”, “взаимопомощь”. Сопоставляя свою страну с Западом и сознавая многочисленные и важные преимущества последнего, сегодня россияне не чувствуют себя подавленными и потерпевшими поражение. Обращает на себя внимание существенный рост всех индикаторов, характеризующих внутренний динамизм страны (“сила – энергия – воля”). Если в 2002 г. разрыв России с Западом по индикатору “сила” составлял всего 3%, то в 2007 г. уже 20%, по индикатору “энергия” – 14 и 30%, “воля” – 13 и 25%. Эти данные говорят о том, что Россия не воспринимается больше слабой.
Государственный секретарь США Кондолиза Райс заявила в интервью агентству Рейтер, что действия, которые предпринимает Россия по укреплению своей обороноспособности после событий августа 2008 г., не изменят баланс сил в мире (см.: http://news.bbc.co.uk/hi/russian/international/newsid_7638000/7638675.stm). Конечно, в настоящее время военные расходы России неизмеримо меньше США и стран НАТО. Однако еще Р. Арон, говоря о вечных целях государства, различал понятия силы и мощи. Сила, включающая определенное количество единиц боевой техники, солдат и боеголовок, ничего не значит без мощи: воли к победе, решительности. Важнейшей составной частью мощи государств в бихевиоральном понимании является идентичность. Новая формирующаяся идентичность России призвана стать, как это было неоднократно на протяжении всей ее истории, фактором мощи нашего государства.
И.И. Портнягина
К вопросу о характере международного порядка после Кавказского кризиса: место России.
Кавказский кризис августа 2008 г. лишь подчеркнул и сделал более очевидными назревавшие множественные проблемы современной системы международных отношений и места России в ней. На смену биполярной системе США – СССР приходит новый миропорядок.
Ряд экспертов считают, что мировая политика развивается в направлении становления “плюралистически однополярного” мира (А.Д. Богатуров), другие же видят в эволюции системы международных отношений признаки становления многополярного мира (през. Д.А. Медведев, П. Святенков, А. Уткин, В. Шурыгин), третьи говорят о становлении “полицентричности” (В. Кременюк), когда образуются новые центры силы и влияния (например, Китай, Индия), и в связи с этим система международных отношений также претерпевает изменения.
Можно сказать, что Россия сейчас находится на периферии многополярного мира. Наша экономика на мировом фоне незначительна. Достаточно сказать, что доля России в мировых показателях экономического развития (на 2003 г.) составляла 1,6% ВВП и 1,3% мирового экспорта услуг и товаров. Тогда, как страны ЕС имеют следующие показатели (на 2003 г.): 19,9% мирового ВВП и 40,3% мирового экспорта товаров и услуг; Индия соответственно – 4,4 и 0,7; Китай – 12,0 и 3,1; США – 20,8 и 13,8; ФРГ – 4,5 и 9,3, Франция – 3,4 и 5,7 и Япония – 7,4 и 6,5%.
При таких экономических показателях Россия является периферией одновременно как Китая, так и ЕС и она должна бороться за сохранение своей субьектности. В настоящее время существует проблема прихода на постсоветское пространство других центров силы, как то вмешательство США в дела Украины, Грузии, Средней Азии, вмешательство ЕС. Китай также имеет большие интересы в Средней Азии. И постепенно постсоветские страны начинают дрейфовать к этим центрам силы. Было бы крайне выгодно, если бы России удалось консолидировать вокруг себя Украину, Белоруссию, т.е. крупные славянские государства, наладить стабильные взаимоотношения с Казахстаном, странами Закавказья. Но Россия пока не имеет шансов стать таким глобализационным центром.
В нашей стране пока не сложился устойчивый бюрократический механизм по отработке направлений и целей национальной стратегии (в отличие от США, например). Понятно, что Россия хочет изменить свой международный статус и заявить о своей значимости. Россия выступает против сложившегося статус-кво, когда многие решения принимаются, невзирая на мнение России и даже вопреки ему (в вопросе расширения НАТО, действиях по размещению элементов ПРО и т.д.). Нужно отметить, что с 1960-х гг. у СССР уже не было стратегии, а была лишь тактика. И поход, который совершили наши самолеты и корабли в Венесуэлу, по сути, был и практическим, и демонстрационным.
Впервые за 17 лет наши корабли ушли столь далеко. Это показатель того, что Россия перестала сидеть, так сказать, в “подвале” Европы и заявила о себе. Нужно, однако, отметить, что такой поход военной техники – абсолютно нормальная практика: через четыре дня после событий в Цхинвали к нам на Дальний Восток прибыл на учения французский эсминец. Конечно, в контексте современной международной напряженности венесуэльский поход был для нас не только визитом вежливости, но и коммерческой презентацией своей военной техники. Речь идет о восстановлении российской военной базы на Кубе.
Поэтому в сегодняшних условиях, когда Россия не может претендовать на роль центра мировой силы, у нее есть несколько вариантов. Первый - попытаться объединиться с Украиной и Белоруссией и создать экономический союз с населением 200 млн человек, модернизировать экономику и выступить в качестве такого глобализирующего центра.
Однако мы граничим с другими глобализационными центрами, такими, как Китай и ЕС. И та же Украина дрейфует к ЕС, так как экономика Европейского Союза мощнее российской. В этих условиях Украина становится скорее периферией Европейского Союза, чем России.
Второй проект – это сделать ставку на собственные силы. То есть постараться стать государством “полного цикла”: заняться развитием собственной экономики, отойти от сырьевой специализации, которая преобладает на сегодняшний день, постараться модернизировать свои вооруженные силы, попытаться удержать влияние на постсоветские республики. Современный путь России, скорее, ближе к этому второму сценарию. Россия позиционирует себя как держава, с которой другие мировые центры должны считаться. Однако тормозом в этом процессе является все еще недостаточно сильная экономика страны.
В последнее время много говорят о многополярности, плюралистической однополярности. Однако сам по себе многополярный мир невозможен, в виду анархичности международных отношений. Всегда в истории международных отношений выстраивалась некая иерархия государств – лидер и реципиент.
Сейчас, когда факт ослабевания позиций США как сверхдержавы не подлежит сомнению встает вопрос о том, какой миропорядок придет ему на смену. В настоящее время существуют, пожалуй, два центра, способные заменить США в качестве мирового лидера. Это Китай и ЕС.
Однако Китай все-таки пока еще относится к развивающимся странам. Его экономика еще недостаточно развита. Также Китай не имеет первоклассных вооруженных сил, способных представлять страну в любом уголке мира.
ЕС способен, пожалуй, заменить США, но его проблема заключается в отсутствии внутреннего политического единства.
Таким образом, Россия становится частью мировой экономики и политики, и на каких условиях она будет выступать в новом миропорядке и каким он будет, – именно за это сейчас и идет борьба.
Л.О. Терновая
Внешние и внутренние угрозы безопасности в бесполярном мире: проблемы измерения
1. С начала существования Вестфальской системы МО и у политиков, и у ученых обнаруживается не только стремление, но и потребность в ранжировании государств по самым различным признакам. Данные глобальных рейтингов являются своеобразным научным или общественным сертификатом надежности государства с точки зрения эффективности развития с ним взаимовыгодных контактов, инвестиций, выбора его территории как места отдыха, а учебных заведений – места учебы и т.д. В случае низкого рейтинга международное сообщество, его члены получают информацию, предупреждающую о тех рисках, которые таят в себе связи с этой страной.
2. Интерес к подобным измерениям миропорядка проявляется и в России. МГИМО (У) совместно с Институтом общественного проектирования и при поддержке журнала “Эксперт” организовал инновационный научно-исследовательский проект “Политический атлас современности: Опыт многомерного социологического исследования” (2007). В рамках проекта проводилось глобальное сравнительное исследование 192 суверенных государств, были разработаны типологии, позволяющие классифицировать государства на основании сравнения индексов государственности, внешних и внутренних угроз, потенциала международного влияния, качества жизни и институциональных основ демократии.
3. В условиях кризиса системы международной безопасности наибольшее внимание привлекает методика выявления и ранжирования внешних и внутренних угроз. Авторы проекта разделили все компоненты таких угроз на четыре группы компонентов риска: угрозы территориальной целостности и политическому порядку государства; экономические угрозы; угрозы безопасности человека (социально-экономические, социально-демографические угрозы); экологические угрозы и угрозы природных катастроф. Разнородность индикаторов делает сложным их сравнение. Одна и та же страна может находиться в зоне риска по какому-либо параметру, например, по наличию терроризма, но быть абсолютно неуязвимой по многим другим.
Государства, соприкасающиеся территориально со странами группы риска или имеющие с ними различные формы международных контактов, должны учитывать вероятное обострение ситуации в случае повышения уровня любой из имеющихся угроз. Это могут быть сепаратистские выступления, акции террористов, природные катастрофы и др. Безусловно, реагирование на возникшую угрозу может быть различным: от закрытия границы до оказания гуманитарной помощи. В то же время важнейшей задачей остается защита и обеспечение безопасности собственных граждан, оказавшихся в стране с повышенным уровнем рисков. Можно вспомнить то, как четко был организован вывоз российских граждан из Ливана в период обострения израильско-ливанского конфликта летом 2007 г.
4. Кавказский кризис стал свидетельством того, что мир входит в эпоху неопределенности. Вернее, неопределенность, существующая в системе международных отношений с момента окончания холодной войны, не стала меньше и не обнаружила даже признаков уменьшения. В отличие от своих предшественниц, имевших помимо хронологических или идеологических четкие характеристики (либо по месту объявления, либо по вдохновителю), система, в которую мир вошел в 1990-е гг., так и осталась системой “после холодной войны” (post cold war system). Факты упрямо доказывают, что однополярный мир не сложился. Были иллюзии возвращения к биполярности, но в другой, непохожей на времена холодной войны, форме. Выстраивались и более сложные, многоярусные модели системы или выражались надежды на формирование многополярного мира.
6. После августовских событий 2008 г. стало очевидным, что все эти модели оказались нереализуемы в международной жизни. Нельзя не согласиться с выводом, который делает директор российских и азиатских программ Института мировой безопасности (США, Вашингтон) Николай Злобин. Он пишет: “Мир вступил в эпоху международной дезинтеграции и быстро движется от так и не сложившейся однополярной структуры к структуре бесполярной, в которой будут отсутствовать доминирующие центры силы, а значение больших держав будет гораздо меньшим, чем все привыкли. Дезинтеграция мира становится основным содержанием эпохи и важнейшей качественной характеристикой нового миропорядка” (Злобин Н. Возможности дезинтеграции // Ведомости. 2008. 16 сентября).
Крупные и сильные державы сейчас оказываются заложниками политики малых держав и региональных конфликтов. Даже та повестка дня, которая пока согласуется странами-лидерами, например, G8 все больше отражает интересы наименее развитых стран Африки и других государств, имеющих высокий уровень внешних и внутренних угроз. Существенное внимание уделяется дискуссиям “на полях”, а не в узком, по сути, протокольном формате G8. О тенденции бесполярости, а не многополярности можно было судить и на основании сравнительного анализа мировых центров силы в области финансов, энергетики, производства, инфраструктуры, армии, новой экономики, демографии, который составил на основании открытых источников журнал “РБК” (См.: Попов А., Чернов М. Кто круче? // РБК. 2006. № 10). Этот рейтинг показывал, что США не в состоянии нести бремя глобального лидерства, но и другие страны, как традиционные игроки, так и новые динамично развивающиеся государства, не могут претендовать на лидирующую роль в мире.
7. Означает ли переход к новому качеству международной системы одновременный крах глобального управления? По-видимому, и глобальное управление должно претерпеть качественную трансформацию. Оно ведь возникло как ответ на глобальные вызовы. Таких вызовов или рисков не стало меньше. Что же касается внешних и внутренних угроз безопасности государств, то и здесь не видно положительных тенденций. В условиях бесполярности и усиления связей между крупными странами и более мелкими, находящимися в различной степени зависимости от крупных, такие связи будут обосновываться необходимостью минимизации внешних и внутренних угроз. Тогда и задача сохраняющихся или рождающихся институтов глобального управления будет заключаться в выявлении наиболее эффективных способов борьбы с угрозами, имеющими трансграничный характер, а также координации связей внутри самой системы международных отношений.
8. Перечень внешних и внутренних угроз должен быть конкретизирован. При этом нельзя не согласиться с авторами рассматриваемого проекта, что для глобального сравнительного анализа необходимо отбирать не единичные, по-своему уникальные угрозы, например, пиратство, а такие, которые характеризуют взаимодействие значительного числа международных акторов или внутреннее состояние суверенных участников международных отношений. “Вес” угроз может определяться не только степенью их распространения, но и спецификой пространства, на котором они проявляются, общим числом факторов политической нестабильности или природной уязвимости в регионе. Например, угроза голода в стране с высоким конфликтным сепаратистским потенциалом только добавит “веток в костер” нестабильности. Точно также водный дефицит в совокупности с коррупцией, в том числе в вопросах обеспечения населения водой, способен стать фактором бурно разрастающейся угрозы безопасности государства. Поэтому необходим дополнительный индекс, позволяющий учитывать не только сами факторы угроз, но и их взаимовлияние. Этот индекс может выводиться на основании суммы рисков и вызовов, обнаруживаемых в данной стране.
9. Необходимо учитывать и региональную специфику уязвимости. О ней можно судить не столько по ситуации в сложившихся на основе различных процессов регионов, сколько в зонах их соприкосновения, где длительный период формировались конфликтные кластеры. Такие кластеры могут представлять собой территории, где сосредоточились так называемые “замороженные” конфликты. Попытка “разморозить” такой конфликт с одной из сторон, граничащей с подобной “замороженной” зоной, не только является внешней угрозой этому пространству, часто оформленному как самопровозглашенное государство, но и вызовом стабильности в более широких геополитических пределах. Пример такой политики продемонстрировала Грузия в августе 2008 г. Таким образом, для выявления возможности того, насколько велика вероятность распространения имеющихся внутренних и внешних угроз в сопредельные регионы, можно предложить индекс, отражающий состояние региональной безопасности.
10. Большинство внешних и внутренних угроз имеют объективные причины и их проявления и последствия могли быть прогнозируемыми. Следует заметить, что многие прогнозы мирового развития носят если не апокалипсический, то пессимистический характер. Но некоторые угрозы возникают настолько быстро, а порой и внезапно, что не находят отражения в сценариях. Речь идет не о природных катастрофах или террористических актах, а об угрозах, связанных с изменениями политического курса или экономической ситуации. Риск внезапности рождения новой угрозы напоминает эпидемию болезни, с которой знают, как надо бороться, но не озаботились тем, чтобы запастись необходимым количеством вакцин.
С предложенными корреляциями карта внешних и внутренних угроз может быть приближена к реальной картине состояния безопасности в мире, в котором происходит перестройка системы международных отношений, и требуются новые стратегии международного взаимодействия по парированию внешних угроз с тем, чтобы они не оказывали стимулирующего воздействия на угрозы внутренние.
П.А. Цыганков
После кавказского кризиса: мировой порядок и внешняя политика России
Коснусь двух вопросов поставленной проблемы: мировой порядок и внешняя политика России после кавказского кризиса августа 2008 г.
- Как меняется миропорядок после кавказского кризиса?
Если отвечать на этот вопрос совсем кратко, то ответ состоит в том, что становится более зримой тенденция к многополярности мира, а вернее – к многостороннему мировому порядку.
Во-первых, стала ясно, что “плюралистическая однополярность” не состоялась в обоих смысла. Как однополярность, поскольку США не удалось выполнить ни одной из задач своего лидерства: остановить распространение ОМУ, установить порядок в Ираке, заставить выполнять свои ультиматумы Иран, принудить отказаться от создания ядерного оружия Северную Корею, добиться победы над талибами в Афганистане, ликвидировать Аль Каиду и ее главаря. И как плюрализм, поскольку обнажился тот факт, что после войны в Заливе мир скорее напоминал биполярную структуру в том смысле, какой ей придавал С. Хантингтон: the West and the Rest (Запад и все остальные).
Действительно, так называемый групповой центр глобальных решений отстаивал западные ценности и интересы по всему миру, и теперь уже ясно, что в этом качестве он дискредитировал себя. Тем, что способствовал формированию агрессора, можно сказать, “выращивал” его (непосредственно, как это делали США, или более опосредованно, как это делали ЕС) поблизости от границ с РФ, снабжая оружием, финансовой и моральной поддержкой. Тем, что в первые дни грузинской агрессии хранил молчание, явно надеясь на ее “удачное” завершение. Тем, что отказывается признавать факты геноцида в Южной Осетии. Тем, что пытался защищать “грузинскую демократию” в глазах общественного мнения. Тем, что способствует восстановлению наступательного потенциала его вооруженных сил. Наконец, тем, что пытается организовать осуждение РФ, остановившей уничтожение югоосетинского народа за признание независимости Абхазии и ЮО.
Во-вторых, возросла роль Евросоюза в мировой политике. Несмотря на декларируемую солидарность Европы с политикой США, ЕС еще больше отдалился от Америки. Дав понять устами министра иностранных дел Франции Б.Кушнера, что США, наряду с Грузией, являются стороной конфликта, ЕС закрепил свою посредническую миссию в его урегулировании. Вопреки давлению США, страны “старой Европы” решили, по словам итальянского министра иностранных дел Ф. Фраттини, искусственно ни ускорять, ни замедлять процесс приема в Альянс Грузии и Украины.
Конечно, как справедливо отмечает А. Богатуров, Европа не является консолидированным полюсом мировой политики. В самом деле, при всех демонстрациях единства стран ЕС, его общая внешняя и оборонная политика остается все еще недостижимой мечтой, тем более, что поспешное расширение на восток, имеющее явный геополитический характер, породило в его рядах новые противоречия и обострило проблему единства. Претензии ЕС на роль мирового культурного центра, продуцирующего универсальные ценностные стандарты международного взаимодействия, вызывают энтузиазм далеко не у всех. Кроме того, они подрываются нередкими фактами лицемерия и политики двойных стандартов – касается ли это расширения ЕС, отношений с НАТО и США, взаимодействий с РФ или агрессии Грузии против ЮО и ее последствий.
Важно, однако, что крупнейшие континентальные страны Евросоюза достаточно определенно высказываются за мультиполярный миропорядок и стремятся внести свой вклад в его построение. Выступая за многосторонность в международных делах, лидеры западноевропейских стран подчеркивают нежелательность ссоры с Россией, признавая ее возросшую роль в европейской и мировой политике.
В-третьих, и это главное, в мирополитику как полноправная великая держава вернулась Российская Федерация. Защита южноосетинского народа от уничтожения, решительный отпор агрессору, признание независимости Абхазии и Южной Осетии, помощь в восстановлении Цхинвала показали, что современная Россия способна на активную роль в отстаивании основ международного порядка в своем ближайшем окружении и на активизацию деятельности по защите своих интересов на мировой политической арене. Тем самым Россия впервые за много лет заставила Запад, в том числе и США, считаться с собой. Это вызвало раздражение и угрозы ее изоляции. Но чем больше во времени мы отдаляемся от кавказского конфликта, тем очевиднее становится несостоятельность этих угроз. Россия, конечно, слабее США и по военным расходам, и по доле в мировой экономике, и по многим другим показателям. Но как нам известно из теории (об этом писали не только такие реалисты, как Р. Арон и Г. Моргентау, но и либералы), во-первых, ни одно государство никогда не обладало абсолютной силой, а во-вторых, его силу невозможно точно измерить, в противном случае всякая война была бы излишней. Можно измерить материальные ресурсы: население, количество вооружений, численность и состав армии, ВВП, уровень потребления, степень технологического превосходства и т.п. И все это, безусловно, очень важно. Но не менее важны и т.н. неосязаемые ресурсы, которые выходят за рамки материальных и лишь отчасти совпадают с тем, что Дж. Най называет мягкой силой. История знает примеры, когда государство, слабое с точки зрения материальных ресурсов, успешно противостояло более сильному в этом отношении (Алжир, Вьетнам, Афганистан). Не случайно Моргентау в споре с модернистами утверждал, что власть, как основа и содержание политики, не поддается измерению, поэтому при анализе политических процессов математические расчеты должны дополняться и корректироваться интуицией, историческими аналогиями, психологическими категориями…
Россия обладает не только энергоресурсами, но и потенциалом влияния в тех регионах, где у США слабые позиции (Афганистан, Ближний восток, Иран, Северная Корея, большинство стран СНГ). Но самое важное, с точки зрения “неосязаемых ресурсов” – это то, что акция России по принуждению Грузии к миру стала показателем политической воли, необходимой для того, чтобы остановить сползание к глобальному беспорядку, вызванное односторонней политикой Америки. Тем самым – что бы об этом ни говорила Кондолиза Райс, и как бы это ни маскировали многие европейские политики – эта акция резко повысила авторитет и вес нашей страны в мире, который нуждается в организации и управлении на новых, многосторонних началах. Мир (как действительно глобальное сообщество, в совокупности которого Западные страны составляют меньшинство) признал легитимность действий России (вопреки вербальной демагогии о несоразмерности применения силы), ибо он получил надежду на возможность подобного переустройства. Об этом говорит и то, что Западу впервые за последние годы не удалось добиться безоговорочной победы в медийной войне против России.
II. Что касается вопроса внешней политики России после кавказского кризиса, то прежде всего, следует подчеркнуть несостоятельность иллюзий, согласно которым Россия сможет модернизироваться и беспрепятственно развивать свою экономику, если будет “вести себя тихо и не высовываться”, не проявляя никаких великодержавных амбиций. Уже 1990-е гг. показали, что такая политика не только не приносит плодов, но и чревата риском распада страны. Ослабленная в международном плане Россия быстро теряет импульсы экономического роста, ухудшаются условия для обеспечения благосостояния населения, становятся недостижимыми построение демократии и гражданского общества; государство утрачивает геополитические преимущества, подвергаются риску его внутренняя и внешняя безопасность.
Россия “по определению” не может не быть великой державой: это вопрос самого ее существования как суверенного государства. Россия все еще занимает огромное географическое пространство, которое включает в себя значительные части двух континентов. Поэтому под угрозой превратиться не более, чем в пресловутый “мост” между Европой и Азией она не может не играть активную роль во взаимодействии соответствующих стран. Не позволяют “расслабляться” и огромные запасы природных ресурсов при возрастании их дефицита в мире: как известно, претензии на то, чтобы заставить Россию “поделиться” ими, высказывались нашими партнерами уже не раз. Наконец, нельзя просто игнорировать, а тем более принимать как должное, политику Запада, постоянно испытывающего Россию на прочность. Достаточно указать на то упорство, с которым уже не первый век проводится в жизнь стратегия окружения России – независимо от господствующего в стране политического режима и уровня демократии – военными инфраструктурами. Все это, наряду с внутренними экономическими, социокультурными и политическими обстоятельствами, формирует объективные основы неизбежности и вынужденности великодержавной роли России в мировой политике. Как любил повторять Путин в годы своего президентства: “Мы же знаем, в каком мире мы живем”.
Наступательность внешней политики России, заявленная в Мюнхенской речи Путина (февраль 2007 г.), переходит в новую фазу. Ее не следует путать с агрессивностью, приписываемой ей некоторыми западными политиками и известными российскими радикальными либералами. Не случайно российский президент постоянно подчеркивает, что Россия заинтересована в многостороннем мировом порядке, основанном не на конфронтации, а на взаимовыгодном сотрудничестве в сферах безопасности, экономики, финансов и гуманитарных вопросов.
Нет и удаления России от “центра”, ибо, во-первых, как уже было показано выше, “центр” (т.е. Запад во главе с США и поддерживаемые ими институты) дискредитировал себя в роли мирового управляющего. Во-вторых, реальный центр международных отношений, определяющий будущее развитие мира, явно перемещается в Азию. А, в-третьих, то, что ни удаления, ни изоляции России не происходит, становится очевидным в свете интенсивности ее внешнеполитических контактов после признания суверенитета Абхазии и Южной Осетии. В последнее время в связи с мировым финансовым кризисом эта интенсивность еще более возросла. Россия и сегодня, и завтра – это полноправный и незаменимый член международного сообщества.
Что касается уступок и компромиссов, то, разумеется, без них невозможна никакая эффективная внешняя политика. В то же время, во-первых, уступки и компромиссы имеют свои пределы, и грузинская агрессия против ЮО, сопровождавшаяся нападением на российских миротворцев стала именно таким пределом. Во-вторых, уступки и компромиссы должны быть взаимными, а как показывает опыт российских уступок Североатлантическому альянсу, они не помешали дальнейшей экспансии НАТО на восток.
Разумеется, вышесказанное не означает, что для российской внешней политики наступило безоблачное время. Более того, возникло множество новых проблем. Назову только часть из них.
Первая группа таких проблем связана с вопросами безопасности. Принуждение Грузии к миру далось России дорогой ценой: ценой жизней российских миротворцев, ее сограждан и военнослужащих, материальных и финансовых потерь. Вместе с тем оно было неизбежным и потому оправданным и в моральном плане, и в плане безопасности. В обстановке, развивавшейся по сценарию, в котором Россия уже не имела бы никакого отношения к тому, что происходит на ее южных границах, РФ закрепила свое военное присутствие на Кавказе, важное с точки зрения как национальной, так и региональной безопасности. Однако сразу же после завершения военной фазы конфликта и особенно после выведения из Грузии российских войск, учащаются случаи грузинских вооруженных провокаций против Абхазии и ЮО. Возникает устойчивое впечатление о том, что Саакашвили готовит свой реванш в этом регионе. К сожалению, Запад (прежде всего, в лице США) усиленно способствует этому как своей финансовой помощью (по некоторым оценкам она достигает около 5 млрд долл.), так и поставками вооружений. В свою очередь, наблюдатели от Евросоюза, по всем признакам, становятся “стороной конфликта”, поскольку закрывают глаза на грузинские провокации.
Еще дна группа проблем связана с необходимостью продвижения не только интересов, но и ценностей. Как показывают опросы Левада-центра, большинство россиян поддержало действия России на Кавказе, интерпретировав их не только и даже не столько как защиту национальных интересов, а как защиту соотечественников, помощь в сохранении идентичности югоосетинских граждан, подвергшихся геноциду и угрозе полного уничтожения. При этом с новой очевидностью встает вопрос о таких ценностях, как сохранение русского языка и прав российских сограждан за рубежом.
В таком контексте возрождается комплекс вопросов, связанных с Черноморском флотом, статусом Севастополя и Крыма в целом. Во всяком случае, эти сложнейшие вопросы надо обсуждать уже сейчас. Между тем они осложняются еще больше фактическим отсутствием государства на Украине, где ситуация очень напоминает грузинскую, при несоизмеримости масштабов и потенциала двух стран и русофобской политике украинского руководства.
Еще одна группа проблем вытекает из тех параллелей, которые существуют между Южной Осетией и Косово. Как сочетать признание независимости Абхазии и Южной Осетии и косовскую проблему? В контексте рассматриваемого конфликта внешняя политика России нередко воспринимается как дипломатия двойных стандартов, что лишает ее прежних преимуществ юридического плана, которые она имела в споре с Западом по вопросу о Косово. Не исключено, что России придется признавать суверенитет Косова в обмен на признание Западом независимости Южной Осетии и Абхазии.
Наконец, разумеется, не снимается с повестки дня и проблема материальных ресурсов российской внешней политики. Это стало особенно очевидным в свете как уже упомянутого “вливания” Западом в саакашвилевскую Грузию колоссальных финансовых средств, так и глобализации экономического и финансового кризиса. Подтвердив относительно большую устойчивость российской экономики, он в то же время заставил принять ряд мер, которые не могут не отразиться на будущем внутреннего развития страны, а значит и на ее внешней политике. Здесь приходят на память основные императивы в реализации внешнеполитической стратегии: умеренность и осторожность.
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2009. № 1
Тенденции современного мира
Г.А. Дробот
Китай в мировой политике: ресурсы, цели, проблемы, отношения с Россией
The purpose of present article consists in analyzing a place and a role of China as the new world giant in modern international relations. The author allocates such aspects of a problem as factors of foreign policy influence of China, its foreign policy priorities, problems of internal development. The special attention is given to relations of China and Russia.
Возникнув в 1949 г., современная Китайская Народная Республика (КНР) прошла через ряд драматических этапов в своей истории, включая разрушительную “культурную революцию”, чтобы в конце 1970-х гг. начать внутренние социально-экономические реформы, которые вывели страну в начале 2000-х гг. на траекторию одного из лидеров мирового экономического развития. Стремительный экономический рост Китая, его ускоренная интеграция в мировую экономику и, как следстивие, настоящее и будущее влияние на международные отношения сделали анализ роли КНР в мировой политике и экономике в последние годы весьма актуальной исследовательской темой. Китай (наряду с Индией) меняет мировую конфигурацию соотношения сил, сложившуюся политическую и экономическую иерархию стран. В нашей стране Китай воспринимается почти исключительно как страна, в высшей степени удачно проводящая рыночные реформы и демонстрирующая выдающийся пример динамичного развития. То, что проблем у этой страны достаточно много, покажет настоящая статья.
Внешнеполитические ресурсы Китая (факторы внешнеполитического влияния)
Экономические ресурсы. К 2005 г. китайская экономика заняла второе место в мире по объему ВВП (14,4% от мирового по сравнению с 20,42% у США). По внешней торговле (объем экспорта и импорта), а также объему привлеченнных прямых инстранных инвестиций китайская экономика также на втором месте в мире. КНР вышла на первое место в мире по величине валютных резервов, которые к началу 2007 г. составили 1066 млрд долл., или 11% мировых валютных резервов, и, по оценкам, увеличит их до 2 трлн долл. к концу нынешнего десятилетия. Часть этих средств размещается за рубежом в ценных бумагах казначейства США. В 2006 г. рост ВВП Китая превысил 10%, промышленности – 14,9%, инфляция составила всего 2,1%[1]. Приток прямых иностранных инвестиций в Китай существенно опережает другие развивающиеся страны. А если представить себе, что произошло «экономическое воссоединение» материкового Китая и Тайваня, то картина окажется еще более впечатляющей.
